Двадцать восьмое декабря. Вторая половина дня…
Двери долго не открывали, и Ждановы совсем было собрались уйти, как услышали, что в квартире раздались какие-то звуки шорохов, шарканья ног и постанывания. — Кто там? — спросил старушечий голос, и Андрей вздрогнул, испугавшись, что с Еленой Александровной случилось самое страшное, и квартиру Пушкаревых теперь занимают совершенно чужие люди. — Елена Александровна, откройте, пожалуйста, — вежливо, даже ласково попросила Марго. — Что вы хотели? — створка двери приоткрылась, и женщина исподлобья взглянула на пришедших. Несомненно, это была Елена Александровна Пушкарева, но встреть ее Палыч в другом месте, он ни за что бы не узнал в этой толстой, обрюзгшей, мрачной старухе, одетой в не очень чистые обноски, ту полнокровную, жизнерадостную, гостеприимную хозяйку дома, которая так настойчиво угощала его своими кулинарными шедеврами. — Елена Александровна, это я, Андрей Жданов, помните меня? — Не помню, — отмахнулась старуха и начала закрывать дверь, но передумала, подозрительно посмотрела на пришедших и буркнула: — Катя здесь больше не живет. — А мы пришли к вам, а не к Кате, — ответила Маргарита и успела просунуть ногу в щель проема, не давая закрыть створку. — Можно нам войти? — Входите, — равнодушно позволила хозяйка, повернулась спиной к пришедшим и пошла вглубь квартиры. Одного взгляда на стены Андрею хватило, чтобы понять бесперспективность их визита. Даже в прихожей весело четыре портрета Валерия Сергеевича, а уж на кухне, куда Ждановы зашли вслед за хозяйкой, Пушкарев смотрел на них не только со стен, но и с комода, и с полочки, да и на круглом обеденном столе стояла его фотография, как раз на том месте, где раньше сидел он сам. Все! Все в доме говорило о культе покойного: стопка с водкой у карточки, тарелка с кусочком черного хлеба там же, его тапочки, под пустым стулом… Казалось, со дня смерти Валерия, время в доме остановилось. — Елена Александровна, я… — начал Андрей, но горло сдавило спазмом и ему потребовалось немного времени, чтобы продолжить. — Простите меня, пожалуйста, простите. — За что вы просите извинение, Андрей Павлович, — удивилась Пушкарева. — Несколько дней назад я узнал, что у Кати есть дочь… — Вы-то тут при чем? — перебила хозяйка дома, изогнув брови дугой. Но вот в ее глазах промелькнула тень понимания, она прищурилась, пристально посмотрела на Жданова-младшего и судорожно выдохнула: — Ты? — Да, Юлиана моя дочь. И если вам надо кого-то винить в смерти Валерия Сергеевича, меня вините, меня. Катя очень страдает от… — Уходите, — очень тихо сказала Елена и закрыла уши руками. — Слышите? Уходите! Немедленно! — голос ее становился все громче, в нем появились нотки истерики. — Уходите! — она уже кричала. Павел налил воду в стакан, подал хозяйке, но она только замотала головой, зажмурилась и из-под век ее покатились слезы. И как не убеждал ее Жданов-старший, как не уговаривал, как не объяснял, что Катю нельзя винить в случившемся, она осталась глуха ко всем его словам. Эстафету отца перехватил Андрей. Показал заключение патологоанатома, «посыпал свою голову пеплом», просил прощения для себя и милости для дочки и внучки, но и он потерпел неудачу. Ему Елена вообще твердила одно: — Уходи! Вот тут и вступила в игру Маргарита. — Нет, вы только посмотрите на эту праведницу, — зло и жестко припечатала Жданова-старшая, неожиданно переходя на базарный тон и «ты». — Мы тут перед ней «выпардониваемся», а она еще носом крутит. Да это ты должна перед нами извиняться, а не мы перед тобой, ясно? — Мама, я просил тебя помочь. Это что, помощь? — побледнел Андрей. — Мам, ты что?! — Скажешь, я не права? — Марго подмигнула сыну, но так, чтобы Елена не видела. — Права! Сама подложила дочку под успешного богатого парня, а теперь строит из себя праведницу. Все у нее виноваты! Все, кроме нее самой. — Я подложила Катю? Я? — А кто? Я, что ли? Нет! Ты! — Что ты мелешь? — Пушкарева тоже перешла на «ты», и Палыч увидел живую реакцию в ее глазах. Пусть это был только гнев, но все же не пустой взгляд. Самым страшным для него были мертвые глаза Катиной матери, остающиеся равнодушными даже когда она истерила. — Когда это я свою дочь под него… — она махнула рукой в сторону Жданова-младшего и мужественно продолжила: — подкладывала? — В день ее рождения! Ты же не думала, что они куличи лепить в песочнице будут, когда отправляла их на ночь глядя в ресторан, правда? И не нужно мне говорить, что ты надеялась на порядочность Андрея, я в это не поверю никогда, не такая уж ты наивная. Небось думала, что нашла дурака? А когда не по твоему вышло, то виновата стала Катюша, так? — Господи, какая нелепость, какая чушь! — всплеснув руками, Пушкарева горько заплакала. — Как можно меня обвинять в том, что я… — Милая, добрая, замечательная наша, Елена Александровна, вы правы, — вклинился в разговор Павел. — Все, в чем обвинила вас сейчас моя жена, это чушь и нелепость. — Такая же глупость, как ваши обвинения в адрес Катюши, — подхватил Андрей. — Вы видите, что при желании можно любого обвинить в чем угодно, и вас тоже. Но вас же никто не обвиняет, просто мама довела ситуацию до абсурда, поставив тем самым зеркало перед вами. Как ни странно, но Пушкарева больше не спорила, смирно сидела, тихо плакала, вытирала слезы и едва-едва покачивала головой. Маргарита долго смотрела на нее, потом присела рядом, достала фотографии Кати и Юленьки и протянула их будущей сватье. — Ты посмотри какая у нас внучка. Умница, красавица, на тебя, кстати, похожа, — польстила Жданова, — нам теперь жить и радоваться, на нее глядя. Слышишь, Лен? — Я их видела. Два-три раза в год я езжу в Санкт-Петербург, останавливаюсь у родственников и смотрю на них издалека, — все еще всхлипывая, сказала Елена Александровна. — Ну, и дура, — констатировала Марго. — Себя лишала радости общения, да и их тоже. — Дура, говоришь? — Ага, дура. — Чай пить будете? — неожиданно улыбнулась хозяйка…Достучаться до...
11 января 2020 г. в 20:17
Честно говоря, Андрей не очень-то верил в «сказку, которую можно сделать былью». Если Елена Александровна до сих пор не смирилась со смертью Валерия Сергеевича, и даже внучка не растопила лёд в её сердце, не примирила с единственной дочерью, то вряд ли ему удастся убедить ее в том, что дочь непричастна к смерти отца. Не поможет даже заключение патологоанатома, за которым Жданов специально съездил в архив больницы, и получить которое ему стоило огромного труда и больших денег. И плевать ей будет, что там черным по белому написано, что аорта его была больше похожа на решето, чем хотя бы на условно-здоровую артерию, что он не первый месяц страдал расслаивающей аневризмой аорты, что два из трех слоев были разрушены до того, как он узнал о беременности Кати, и было только вопросом времени, когда расслоение прорвет третий, последний слой. Через час, через минуту, через сутки. Хотя даже суток патологоанатом Валерию Сергеевичу не давал. Все было предрешено, Катин отец был обречен на смерть в любом случае. И совершенно никакой роли в этом процессе не играл стресс.
А тогда зачем? Зачем Андрей шел к Елене Александровне, если не верил в успех операции?
Ну, во-первых, стоило хотя бы попытаться, а во-вторых… вызвать огонь на себя. Ведь это он соблазнил Катюшу, он сделал все возможное и невозможное, чтобы она ушла, ни слова не сказав о беременности, значит он один и виновен. И пусть Елена Александровна лучше ненавидит его, чем дочку, если ей так уж надо ненавидеть кого-то. Тещи часто зятьев ненавидят.
И все равно ничего бы у Андрея не получилось, даже вмешательство Павла Олеговича не помогло бы, если бы Маргарита танком не пошла на будущую сватью…