Двадцать восьмое декабря. Вечер…
Санкт-Петербург…
Ирину несколько насторожил Катин веселый тон. Обычно она приходила с работы уставшая, безразличная, оживала только когда общалась и играла с Юленькой, а потом снова сникала. Нет-нет, она не была угрюмой или апатичной беседуя с няней, она искренне любила свою вторую мать, как она ее называла, и всегда разговаривала с ней тепло и участливо. Но веселой бывала редко. Пожалуй, даже крайне редко. — Садись за стол и рассказывай, что у тебя случилось, — попросила Ирина Игнатьевна. — С чего вы взяли, что у меня что-то случилось? — Катюша немного помолчала, затем улыбнулась. — Хотя, вы правы. Случилось! И за это я должна вас поблагодарить, Ирина Игнатьевна. Вы просто Ангел-хранитель для нас с Юлькой. — И снова замолчала. — Катя, выходи из прострации и рассказывай. — День рождения, понимаете? Это было так здорово, что я вдруг почувствовала себя живой, мне было интересно, мне было весело. Знаете, я ведь на какой-то миг стала маленькой девочкой, ровесницей Юльки, поверившей в чудо, мне даже показалось, что все еще будет. И любовь, и сказка, и счастливая интересная жизнь. Представляете? Зато потом ревела всю ночь. — Почему, Катенька? — Ну, как почему? Потому что я уже не девочка, потому что чудес не бывает, потому что любовь — это сказка. — Ты не права, милая. Не права. — Не перебивайте меня, пожалуйста, Ириша, у меня и так мысли путаются. Мммм… В общем, утром я уже не верила ни в Дедов Морозов, ни в Фей, но что-то внутри проснулось, и я решила, что вы правы, я должна жить, а не существовать. В конце концов любовь — это мираж. Тысячи семей живут без любви и ничего, счастливы. Почему и мне не попробовать? Тем более, что Юленьке нужен отец. — Катюша, ты решила позвонить Андрею и рассказать о дочке? — Ирина всплеснула руками, явно обрадовавшись. Рано радовалась! Услышав имя Жданова, Катя вздрогнула, и нахмурилась, по лицу ее пробежала тень. — Эта тема закрыта раз и навсегда. При чем здесь Андрей? Его для меня не существует, — сухо ответила она. — Как? Погоди, ты ведь сама сказала, что Юленька нужен папа. И потом, он так хорошо пел для тебя… — Ирина Игнатьевна растерялась, запуталась в словах и даже всхлипнула. — О, да! Что-что, а песни петь он умеет! И сказки сочинять о неземной любви он тоже умеет. И все для того, чтобы использовать доверчивых дур. Только я давно уже не дура. И все! Закрыли тему. Я пойду спать. Катя резко встала со стула, собрала со стола посуду, вымыла ее, и пошла к двери, и все это молча, стараясь даже не поднимать глаз. Правда у порога остановилась, обернулась и сказала: — Спокойной ночи, Ирина Игнатьевна. — Погоди, мы не договорили, — остановила ее няня. — Ты закрыла одну тему, это твое право, но услышать, что у тебя сегодня случилась, это мое право. — Ваше право? — Конечно! Ты же не хочешь поутру найти хладный труп своего Ангела-хранителя, как ты сама меня назвала. Я скончаюсь от любопытства, если ты мне немедленно все не расскажешь. — Умеете вы убеждать, — рассмеялась Катюша и вернулась к столу. — Ириша, вы помните Шепелева? — Генку-то? А что его помнить? Я раз в месяц вижу его, он же мне отчеты привозит. Хороший мальчик, щепетильный до ужаса, хочет чтобы я своими глазами видела все доходы компании, и была уверена, что никто меня не обманывает. — А Леонида Сергеевича помните? — Ленечку? Как не помнить. Это же он после гибели сына занимался похоронами и завещанием, и вообще всеми бумагами. Он очень помог мне тогда. А к чему ты ведешь? — Они оба за мной ухаживали. — Когда? — ахнула няня. — Практически с первого дня моей работы. Геннадию Матвеевичу я сразу сказала, что романов с начальниками не завожу. Он быстро понял, что со мной у него ничего не получится, и отстал. А вот Леонид Сергеевич… Он всегда спрашивал меня о Юльке, нет-нет, да приносил мне цветы, или куда-нибудь приглашал, хоть я всегда отказывалась и цветы принимать, и ходить на свидание. — Катя помолчала немного. — А сегодня Леня пригласил меня на ужин в «Art-Caviar», и я согласилась! Простите, что не спросила у вас сможете ли вы завтра вечером посидеть с Юляшей. Сможете? — Смогу, конечно, но… — растерялась Ирина. — Думаете, ничего у нас не получится? — Не в этом дело. — А в чем? — Ммм… — Ирина Игнатьевна смутилась, замялась и вдруг выпалила: — Ты же любишь другого. Я видела твое лицо, когда Андрей для тебя пел. И вот еще что! Прежде, чем предлагать чужому мужчине стать отцом Юленьки, может стоит это предложить ее родному отцу? Ты по какому праву за них обоих все решила? Катерина резко побледнела, сжала губы, встала и гордо выпрямила спину, но пошатнулась. «Мой дорогой друг и президент… В некотором смысле ты даже герой. Потому, что спать с такой женщиной, как Пушкарёва нормальный мужчина может только под наркозом…», — вихрем пронеслась у нее в голове инструкция, которую она когда-то выучила наизусть, которую и хотела бы забыть, да не могла. Усилием воли Катя заставила себя не вспоминать хотя бы разговор Андрея со свои дружком в день Совета директоров, в день, когда он снова ее предал. — Простите, что побеспокоила просьбой. — Ты неверно меня поняла, посижу я Юлианой, это не обсуждается… — А другое я обсуждать не собираюсь. Спокойной ночи.Двадцать девятое декабря. Поздний вечер…
Москва…
Как Андрей не убеждал Елену Александровну, как не уговаривал ее выехать в Питер, не заезжая домой к родителям, она уперлась и ни в какую. «Мы должны отвезти Павла с Марго», — и все тут. И только потом, когда она вышла к машине с двумя дорожными сумками в руках, он понял истинную причину ее желания непременно вернуться и только потом ехать к дочери с внучкой. — Лен Санна, неужели мы не купили бы вам новые наряды на месте? А пирожки? Ну, зачем вы взяли с собой пирожки? Я бы куп… — Ты бы купил, — перебила Пушкарева. — Ты бы все купил, да не все продается. Это Катины любимые пирожки и рогалики, я их сегодня впервые пекла с тех пор, как Валерик умер. Про наряды даже говорить не хочу. Неужто не понимаешь, что я не побирушка? За эти наряды я смогу расплатиться с твоими родителями, а если еще покупать, то у меня таких денег нет. «Надо же, оживает, хочет побаловать пирожками Катюшу и Юленьку, — подумал Андрей и его затопило волной жалости, любви и умиления. — Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо, раз так. Мы все оживем — это точно».Двадцать девятое декабря. Шесть-пятьдесят вечера…
Санкт-Петербург…
— Мамочка, ты такая прекрасная, — хлопнула в ладошки Юлиана. — Ты хотела сказать красивая? — переспросила Катюша. Она действительно была чертовски хороша в новом бирюзовом платье, в черных туфлях на высоком каблуке, с красиво уложенными волосами и ярким вечерним макияжем. — Нет, ты не просто красивая, ты больше — прекрасная, как королевна. — Если я королева, то ты принцесса. — Я тоже красивая?! — Очень! Ты будешь себя хорошо вести? — Да, честно-честно. — Юлька помахала матери рукой и побежала в детскую. — Ириша… — Катя замялась. — Мы поужинаем, и я вернусь. В одиннадцать я буду дома, не поздно? — Делай, что хочешь, это твоя жизнь, — сказала няня в сердцах, и пошла на кухню. Однако, услышав щелчок замка, тут же достала мобильный и набрала номер…