Тридцатое-тридцать первое декабря. Ночь. Кафе «Matisse»…
Роман достал из дипломата какие-то бумаги и протянул их Пушкаревой. Она долго смотрела то на листы, то в глаза Малиновскому, отчего-то не решаясь взять документы, видно ждала какого-то подвоха, но все же в какой-то момент подумала, что ничего не теряет, если посмотрит и забрала. Долго изучала первые три листа, даже слишком долго, за это время официант успел подойти еще раз. — Наступил последний день этого года, надо бы счетчик включить. — Что? — Катя оторвала взгляд от бумаг. — Двенадцать уже, — парень показал на часы. — Пора закрываться, — он хмыкнул, — или продлить абонемент. — Еще раз подойдешь, — нахмурился Малина, доставая из кармана довольно увесистую пачку денег и передавая халдею очередной транш, — вернешь все, что уже получил. — Роман Дмитриевич, не понимаю, как выписка из больницы может подтвердить правдивость ваших слов? — Так это же моя выписка, видите, тут написано: «Малиновский Р. Д.». — И что? — Как это что? Вот, читайте: ушибы мягких тканей лица со значительным отеком, многочисленные гематомы, перелом нижней челюсти справа, пере… — Не понимаю, — перебила Катя. — Что вы этим хотите мне доказать? — Что Андрей меня избил, действительно избил. Очень сильно! За то, что я его на складе замкнул, понимаете? Мне даже операцию делали. Вот дата, видите? — Ромка ткнул пальцем внизу третьей страницы. — Вижу. Только тут нигде не написано, что вас избил именно Андрей Павлович, и за что избил здесь тоже не написано. — Ммм… — Малиновский настолько растерялся, что на время потерял способность говорить связно. — Катерина Валерьевна, а дата поступления в больницу? Это же было назавтра после вашего увольнения. — Ну, допустим. Хотя… После того Совета директоров вы со Ждановым вполне могли отправиться в первое попавшееся питейное заведение и там получить свои травмы. Нет, не убедительно. — Ладно, хорошо, — Роман завелся. — А это? Это вас тоже не убеждает? — он протянул трудовую книжку. — Вот посмотрите, я с тех пор работаю в Питере. Мы с Андреем даже ни разу не виделись, он вычеркнул меня из своей жизни, это что, тоже не доказательство? — Роман Дмитриевич, ну, вы же взрослый человек, правда? Я вроде бы, тоже, так зачем вы кормите меня сказками для детей? Я же камня на камне сейчас не оставлю от этого вашего «доказательства». Хотите? — Хочу! — в запале воскликнул Малина, совершенно забыв, что имеет дело с той самой Пушкаревой, которую сам же называл «Катькой-мега мозгом». — Скорее всего, вас просто уволили после того, как афера вскрылась. Сына Ждановы-старшие пожалели, не выгнали, все-таки родная кровь, а вас, как впрочем и меня, жалеть не стали. Да еще, небось, такую репутацию вам создали, что вы в Москве устроиться на приличную работу не смогли, вот и переехали в Питер. — Чушь, но допустим, вы… ты права, а что ты на это скажешь? Этого я никак не мог бы сфальсифицировать. — Ромка протянул Катерине журнал «Гламурные новости». — Вот здесь, посмотри, — и начал читать вслух: — «О причинах расторжения помолвки Андрея Жданова и Киры Воропаевой мы можем только догадываться». Дату видите?.. Видишь? — Вижу, но, во-первых, я думаю, что помолвку расторгла Кира после того, как увидела твою инструкцию, а во-вторых, я читала, и о их бракосочетании, так что расторжение помолвки никак не помешало им пожениться. Кира его простила, как прощала всегда и… — Андрей тогда был в таком состоянии, — вскричал Малиновский, перебивая, — что его можно было не только женить, но и в гроб уложить, он все равно не заметил бы. — Да и развелись они через две недели, Катенька. — Серьезно? Так может, представишь мне копию свидетельства о расторжении брака? — Ты… Ты… — Роман резко побледнел, а над верхней губой появилась почти белая полоса. — Ты теперь никому и ничему не веришь. Даже правде, — он резко, со свистом втянул в себя воздух. — Чтобы я не говорил, какие бы доказательства не приводил, вы… Ты же все равно все вывернешь так, что от них останется только пепел. У меня еще очень много документов, подтверждающих правдивость каждого моего слова, но я уже понял — все бесполезно. И в этом виновен только я, это я сломал твою душу. Я писал ту проклятую инструкцию, я издевался, я вел себя, как последний подонок. Я! А Андрей тут при чем? — Он следовал твоей инструкции шаг за шагом. Он… Она и не заметила, что тоже перешла на «ты», что уже не делает ему одолжение, и не поддается шантажу, а просто разговаривает с Романом. Что ей никуда не хочется уходить, и что она сама жаждет каждого нового доказательства, что она ошибалась, а на самом деле Андрей ее не использовал, не насмехался над ней, что она не была противна любимому человеку, что Юлька… Господи, сколько раз Катя думала, что ее девочка была зачата, когда Жданов преодолевал отвращение к ней, к ее матери. Эта мысль сводила ее с ума. И теперь ей так хотелось, чтобы Малиновский сумел переубедить ее. — Андрей же любит тебя, всегда любил, даже когда еще не осознавал этого, — со скрытой завистью сказал Ромка. — Я так любить не умею. Вот, держи, — он протянул Катерине флешку. — Что здесь? — недоверчиво спросила она. — В тот день… — В какой день? — не поняла Пушкарева. — В день Совета директоров и твоего увольнения. — Понятно. И что здесь? — Здесь мое последнее доказательство, если ты и этому не поверишь, то я умываю руки. — Что здесь? — упрямо переспросила Катерина. — Здесь наш с Андреем разговор, тот самый, который ты подслушала. Только ты ни хрена не поняла, потому что ты слышала только часть, а здесь он целиком. — Ты хочешь сказать, что записывал ваш разговор? — А ты уже заранее подозреваешь фальшивку. Но это не фальшивка. В тот день я дурачился, ходил повсюду с диктофоном, делал вид, что беру интервью. Помнишь? — Нет. — Не важно. Короче, Андрей мне сказал, что он отменяет свадьбу, и я настолько офонарел, что машинально нажал кнопку «запись». Держи флешку, можешь даже отдать ее на экспертизу, я ничего не склеивал и не подделывал. Послушай внимательно, может, поверишь. — Я дома послушаю, ладно? — Ладно. Пойдем, я тебя провожу. К ночи похолодало, кашеобразный, набрякший влагой снег, прихватило морозцем, и Кате пришлось ухватить Ромку под руку, чтобы удержать равновесие и не упасть. — Не возражаешь? — Не возражаю. — Что у тебя за приступ был? — неожиданно спросила Катюша. — И вообще, почему ты так плохо выглядишь? Болеешь? — Я не болею и не наркоман. А выгляжу так потому, что… Пить меньше надо, — тоскливо сказал Малиновский. — Ладно, давай обо мне не будем. — Как хочешь. Дальше шли молча, и только у самого подъезда Роман не выдержал: — Катя, прости ты меня, Бога ради, прости. Нет сил больше эту вину таскать. А не сможешь меня, так хоть Андрея прости. Позвони ему, он же не живет все эти годы. Он доживает. — А ты откуда это знаешь? — Пушкарева вмиг напряглась, стала подозрительной. — Ты же его с того дня, как он тебя избил, не видел. Что, снова ложь? — Мне Кира рассказывала, а ей — Марго. Иди уже домой, Фома неверующий. — Ромка устало махнул рукой, развернулся и пошел со двора. И только скрывшись под аркой, вытер рукою тоненькую струйку пота, стекающую со лба. — Штирлиц был на грани провала, — пробормотал он и усмехнулся.Тридцатое-тридцать первое декабря. Ночь. Квартира Ирины Игнатьевны…
Устроившись на кровати поудобнее, Катя вставила флешку в портал ноутбука, надела наушники, кликнула по файлу и даже вздрогнула, так осязаемо-близко раздался голос Андрея… — Да, Малиновский, будет дикий скандал, будут даже будут жертвы. Но ты не представляешь, какое это счастье. Я наконец, избавлюсь от этих бесконечных Кириных звонков, от этой бесконечной слежки, от которой я безумно устал. Ты не представляешь, как я себя чувствую последнее время, ты не знаешь, кем я себя чувствую, — экспрессивно сказал Жданов. — Ну, выглядишь ты как, персонаж из книги «Идиот» под редакцией нашего Федьки Короткова, — хмыкнул Роман. — Я просто устал чувствовать себя участником реалити шоу. Все постоянно за мной наблюдают и делают ставки: женит Кира меня на себе, или я раньше рехнусь. Я устал от такой жизни. — Жданов послушай меня последний раз. Твоя жизнь — это «Zimaletto», впрочем, как Кирина, Сашкина и твоих родителей. Они, между прочим, отчисления получают. Да-да, — тон Малины был напористо-убедительным. — А ты, ради своей прихоти, хочешь их финансовое благополучие под воду спустить. Прекрасно! А чем они жить-то будут? Дворников сейчас… — Если бы у меня была возможность прожить эту жизнь хотя бы дважды, — перебил Андрей, — я бы принес себя в жертву. Но у меня такой возможности нет. А знать, что совершаешь ошибку и не попытаться ее исправить, это глупо. — Но жениться-то всё равно когда-нибудь придется. — Кто бы говорил… — А Кира… ммм… какая женщина! Любой другой полжизни отдал, чтобы только рядом с ней находиться. — Да я был бы счастлив, если бы нашелся другой. Я пожелал бы им от себя лично огромного человеческого счастья и детишек побольше. — А сам бы ты, конечно, никогда не женился? Или пустился в кругосветное путешествие на поиски подходящей замены? — Зачем? Зачем, Малиновский? Этот вопрос уже решен. Она рядом. — В смысле? Жданов, ты меня сейчас очень… Вот сейчас ты меня реально напугал, учитывая, что кроме меня никого рядом нет. У-у-у-у-у-у… Послышался заразительный смех Андрея, и Катя, неожиданно даже для себя, тоже захохотала, представив растерянное лицо Малиновского. — Её зовут Катя, — меж тем продолжал Андрей. — Какое замечательное простое имя… Катя. — Главное редкое, — ехидно заметил Ромка. — Знаешь, я только сейчас понял насколько она мне дорога. А впрочем, ты не поймёшь, ты — циник. — Катя… Катя… Катя… Катя… Катя… А, это блондинка что ли? Из этой фирмы как её… — Нет, Малиновский, это не она. — Не она? Тогда это… Это… Ты её на презентации подцепил, да? — Ну, хватит уже выдумывать несуществующие романы, она значительно ближе. — Соседка, что-ли, по лестничной площадке? — И этому идиоту я плачу зарплату. — Ну тогда я сдаюсь. Хотя… Имя действительно какое-то близкое. Катя… Катя… — последовала очень длинная пауза. Видно, Малиновский никак не мог поверить своей догадке. — Жданов… — пауза. — Не может быть. — Может. Может, Ромка, может. — Андрей надолго замолчал, а потом сказал, чеканя каждое слово: — Я! Люблю! Екатерину Пушкареву! — Во дурак-то, — не то простонал, не то просипел Малина. — Вот дура-то, что же я наделала? — выдохнула Катюша и заплакала…