Тридцать первое декабря. Девять тридцать утра. Аэропорт Пулково…
На всякий случай Павел оглядел зал прилета, Андрея нигде не было, значит, он не смог их встретить, как и предупреждал. Марго заметила, что муж несколько разочарован и тут же грудью встала на защиту сына. — Пашка, Андрюша же говорил, что оформил нам трансфер, так что лучше давай искать того или тех, кто нас встречает. — Господа Ждановы? — раздался откуда-то сбоку густой бас, чем-то удивительно знакомый обоим, и перед ними, словно из-под земли, возник Дед Мороз с молодыми зелеными глазами. — Да? А вы?.. — А я уполномочен поздравить вас с наступающим Новым Годом, подарить вам, — тут встречающий, будто фокусник, материализовал из воздуха и преподнес Маргарите Рудольфовне темно-вишневую бархатную розу на длинной ножке, затем так же ловко извлек неизвестно откуда и протянул Павлу Олеговичу сто двадцати пяти граммовую бутылочку «Hardy Perfection», чрезвычайно редкого коньяка, который, имеет вкус кофе, шоколада и дуба, — эти маленькие подарочки, и препроводить вас в отель «Кемпински». Ангажированный Дед Мороз подхватил сразу оба небольших чемодана Ждановых и, весело мотнув им головой, мол, прошу за мной, направился к выходу из аэропорта. Ошеломленные таким необычным сервисом, Павел и Маргарита поспешили за ним. Не лишним будет добавить, что всю дорогу сопровождающий развлекал пассажиров, он оказался прекрасным гидом и вначале, пока ехали по ничем особенным не примечательному Московскому шоссе, очень увлекательно рассказывал историю города, а как только миновали набережную Обводного канала, стал и вовсе велеречиво расписывать каждое мало-мальски историческое место и каждое, представляющее хоть какую-то художественную ценность, здание. Хорошо хоть ехать было не так долго, всего каких-то три четверти часа, и уставшие от перелета Андрюшины родители, не успели окончательно размякнуть и уснуть. И, только доведя Ждановых до номера гостиницы, Дед Мороз дождался пока за ними закроется дверь, сказал: — Фух, — резко снял парик и бороду, и достал мобильный из кармана халата. — Встретил? — раздалось в трубке вместо «Алло». — Да. — Не узнали? — Никак нет. Только я взмок в этом костюме насквозь. — Ты мне это брось, немедленно в номер, и вывеси костюм на балкон на проветривание, а то будешь вечером тот еще аромат источать. — Слушаю и повинуюсь. А ты где? — Я задерживаюсь по делам. — По каким таким делам? — Подарки для всех покупаю, — после непродолжительной паузы ответил Андрей, и Ромка сразу понял, что тот врет. Вначале немного обиделся, но потом подумал, что он не может от друга требовать такого же доверия, как было раньше. Простил, подпустил к своей жизни и то хлеб. И обижаться тут не на что, боль может быть, а обида… Разве что на себя. — Для всех? — Для всех. — Значит, и для меня? — спросил вроде как между прочим, но сам понял, что прозвучало это по-детски, словно хотел получить подтверждение, что Андрей его действительно простил. — А для тебя я готовлю особый подарок, Ромио. И хватит об этом. Твое дело сознаться предкам, получить небольших люлей, потом накормить их завтраком, может, провести какую-нибудь небольшую экскурсию. Только недолго, родителям нужно отдохнуть. — Хм, сознаться, — хмыкнул Роман, — думаешь, это так просто? — Да не съедят они тебя! Ну, может, поворчат немного, так это ты переживешь. Все, иди, и не звони мне больше, я занят. Малиновский весь извелся, пытаясь вычислить, чем же занят Андрей и где его носит, но в голову ничего умного не приходило. Заказом меню занимался он сам, транспортом тоже, и даже развлекать своих родителей Жданов поручил ему, а между тем, еще вчера Палыч сам собирался ехать в аэропорт. Что же произошло? Почему сегодня с утра все планы переменились? И что за особый подарок готовит ему друг?Тридцать первого декабря. Восемь утра. Угол Литейного проспекта и улицы Жуковского.
Почти у самого тротуара, покрытого прихваченным утренним морозцем льдом, Жданов успел подхватить ребенка, не дал ему набить шишку, а ведь все к тому шло. Андрей метров сто шел за высокой стройной женщиной, тянущей за руку довольно крупного, похожего на плюшевого медвежонка, ребенка. — Я не пойду! — кричал мальчик. — Надо, мой маленький. Давай знаешь что сделаем? Ты не будешь капризничать и пойдешь в садик, а мамочка за это купит тебе пожарную машину, такую, как ты хотел. — Не пойду! — заорал пацаненок еще громче. — Весь в отца! Такой же гадкий, — женщина в сердцах дернула малыша за руку, он заплакал. — Прости. Прости, маленький. Я не хотела. Пойдем. Марина Григорьевна тебя ждет, пойдем, не упрямься. — Не пойду! Не хочу! Пусти меня! — вырывался пацан. — Все детки тебя ждут… — Не ждут! Не ждут! Они смеются. Тут мальчику удалось вырвать свою руку из руки матери, он развернулся и побежал, видно, в сторону дома, но сразу же подскользнулся, нелепо дернулся и начал падать прямо лицом на асфальт. Хорошо Андрей оказался проворней, подхватил мальчонку у самой земли, взял на руки и крепко к себе прижал. — Спасибо вам большое, — поблагодарила подбежавшая женщина, подняла глаза на спасителя и сразу же узнала его. — Андрей Павлович, вы? — Да. А вы откуда меня знаете? — удивился Жданов. — Я? Я была моделью, — загадочно и кокетливо ответила она. — Вряд ли в России есть хоть одна модель, пусть и бывшая, которая не знала бы президента «Zimaletto». — Мы лично знакомы? — Нет, но что нам мешает знакомиться? Меня зовут Татьяна, а вас я прекрасно знаю, у меня полно журналов, с вашими фотографиями на разных презентациях, да и бывший муж… — Ты кто? — недовольный, что мама с дядей разговаривают между собой и не обращают на него внимания, перебил мальчик, обеими руками повернув голову Андрея к себе. — Я? Андрей! — Нет! Это я Андгей, — засмеялся ребенок. — А ты кто? — Я тоже — Андрей. — Так не бувает! — Бывает, маленький. Мы оба с тобой Андреи. — Ух ты! — глаза у ребенка засияли и он, на секунду смутившись, обнял за шею Жданова. — Ты эту машину купил своему сыночку? — спросил мальчик, показывая на большую красную пожарную машину, зажатую Андреем под другой рукой. — Ты хогоший папа, — тут же сделал он вывод, не слушая даже ответа, и тяжело вздохнул. — Я тоже такую хотев. А мой папа гад. Он нас бгосил. И деньгав совсем не дает. Мой папа меня совсем не юбит. Жданов резко повернул голову к Татьяне и посмотрел ей прямо в глаза. Побледнели оба. Он — от гнева, она… Она почему-то страшно испугалась его пронзительного пристального взгляда. — Андрюшка, ты уже такой взрослый, а говоришь глупости, — проглотив комок в горле, сказал Палыч, прижимая мальчишку к себе. — Папа тебя очень любит. Эту машину купил тебе твой папа в подарок на новый год. Держи. — Это мне? От папы? Чесна? А где он? Он пгидет? — ребенок, перевозбудившись, трещал без умолку. — Мамочка, мне папа подагок пгислал! — Вы не смеете! — закричала Таня, опомнившись, и попыталась вырвать машину из рук сына, не получилось, тогда она попыталась забрать у Жданова ребенка, но он не давался. — Ма-а-а-ма! Пусти! Я хочу с дядей Андгеем! — Хорошо, — сдалась мать, — пусть дядя Андрей несет тебя в садик, раз он такой добрый. — Отнесешь? — не веря своему счастью, спросил мальчик. — Отнесу. — А папа пгидет? Мама сказава, что он гад. Он не гад? — У тебя самый лучший папа, Андрюшка, ты просто неправильно маму понял. И он обязательно придет, ты слышишь, маленький? — Я большой, я свышу. — Конечно, большой. Ты верь мне, твой папа тебя очень любит. — Папа меня любит, да, мамочка? — Андрюше необходимо было подтверждение матери. Татьяна устало кивнула головой. А что ей оставалось, если Жданов смотрел на нее так, что казалось, не подтверди она его слова, он придушит ее на месте. Между тем, они подошли к калитке детского сада, Палыч начал спускать мальчика с рук, но тот, выронив машинку, вцепился в дядю и зарыдал: — Не хочу, там дети, они смеются, а ты бойше не пгидешь, я знаю, не пгидешь. И папа не пгидет. — Андрей Романович, — строго, но вместе с тем очень мягко сказал Жданов, — отставить слезы. Ты же мужик. И я мужик! И слово свое я держу. Понял? Твой папа придет, я тебе обещаю. — Чесна? — Честно-пречестно… Он мгновенно вспомнил это «честно-пречестно», гостиницу, Катеньку, их первую ночь, Юльку, рожденную от этой любви, но не знающую отца, Ромку, тоскующего по сыну, и толстый маленький мальчик, удивительно похожий на большого плюшевого медвежонка начал расплываться у него перед глазами. — Андрюша пришел. Ух, какая у тебя красивая машина, — констатировала Марина Григорьевна, беря ребенка за руку и он, понурив голову, поплелся внутрь, но несколько раз оглядывался и судорожно всхлипывал. — Довольны? — истерично выкрикнула Татьяна. — Теперь вы довольны? А что мне сказать ребенку, когда его алкоголик-отец и не поду… — Прекратите истерику, — перебил ее Жданов и пребольно взял за локоть. — Давайте зайдем в кафе, выпьем кофе и поговорим. — Мне не о чем с вами разговаривать. — Это вы так думаете. Но я бы вам очень советовал все же со мной поговорить. — Это угроза? — Да, это угроза. — И что вы мне сделаете? Ну, что? Что? Татьяна подскакивала на месте и сжимала кулачки, так яростно и так испуганно, что Андрею безумно стало жалко и ее тоже, и он не стал угрожать, заговорил устало и проникновенно: — Таня, зачем вы врете Андрюше? Зачем настраиваете его против Ромки? Вы же знаете, что Роман любит сына и очень хочет его навещать. А уж сказать, что папа денег не дает, это вообще подло. Вы же не работаете, и вас и ребенка содержит Малиновский, а вы так бессовестно лжете. — Вы его защищаете? Вы? Его? Он же и вашу жизнь разрушил. Он сам говорил мне, что… — она заплакала. — Я думала, что вы не общаетесь, думала, что вы его никогда не простите. Он же подонок, он разрушает все, к чему прикасается. — Он изменился, поверьте мне. Я его простил, Танечка, и вам его придется простить. Хотя бы ради сына. Пойдемте в кафе, я прошу вас...