Просыпался Эрмаль весьма неохотно после ночи, наполненной мирным отдыхом и снами о пляже. Он все ещё не открывал глаз, раздумывая, не попытаться ли ему снова заснуть на некоторое время, ведь здесь было так уютно. Минутку... Что-то было не так с подушкой, с мягким одеялом, со всем остальным, и ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что именно.
Запах. Что-то вроде безопасности, дома, например... глаза Эрмаля распахнулись, и он резко выпрямился.
Хорошо, это определенно не его спальня. Но музыкант, безусловно, догадывался, чей это дом, и, оглядевшись вокруг, убедился, что его догадка была верна, потому что он узнал рубашку, брошенную на стул, гитару, прислоненную к окну, а также узнал детей на фотографии с полки. Хорошо. Итак, он, очевидно, был в спальне Фабрицио.
Эрмаль глубоко вздохнул и задался вопросом, как же он мог сюда попасть, но ответа у него не было. Мужчина вспомнил, как летел в Рим, как Фабрицио встречал его в аэропорту, как они обнимались, как разговаривали в доме друга, как начали писать музыку. И, боже, как же он устал! Хм, значит, это вполне объясняет, почему он не помнит, как заснул, но он до сих пор не был уверен, как именно мог оказаться в спальне Фабрицио. Особенно с тех пор, как он узнал, что в доме есть замечательная комната для гостей прямо на первом этаже.
Когда Эрмаль всё же встал, то заметил, что на нём была всё та же одежда, что и вчера, только ботинки отсутствовали. Поскольку их нигде не было видно, Мета покинул комнату в одних носках, оглядываясь по сторонам.
– Бицио? – позвал кудрявый, но ответа не получил.
Он продолжил свой путь на кухню и там, наконец, увидел своего друга. Моро стоял перед кофеваркой – спиной к Эрмалю – и тихо подпевал какой-то песне, игравшей по радио.
– Фабрицио? – младший повторил свой вопрос, и на этот раз его услышали.
Мужчина обернулся с улыбкой на лице, подошел к другу и крепко обнял его за плечи.
– Доброе утро, соня! – пробормотал Моро, и Эрмаль понял по интонации, что он все еще улыбается.
– Почему я спал в твоей постели? – поинтересовался кудрявый, и Фабрицио отпустил его, чтобы сделать шаг назад. (Мужчина старался не слишком расстраиваться по этому поводу).
– О, Эрмаль, мне очень жаль – ты так устал вчера, что чуть не заснул у меня на плече, а я слишком поздно вспомнил, что еще не приготовил комнату для гостей. Мы… с Анитой построили там крепость из одеял, так что это была полностью спонтанная идея – позволить тебе спать в моей постели. Надеюсь, ты не слишком возражаешь?
Моро, похоже, действительно беспокоился по этому поводу, и Эрмаль не мог найти подходящих слов. Он знал, что должен что-то сказать, но не был уверен в том, что именно; то, что он мог бы произнести, не сказав случайно слишком много. Так что, в конце концов, он ограничился простой благодарностью.
– Всё в порядке, никаких проблем, правда. И спасибо тебе.
Младший обрадовался, увидев, что Фабрицио снова улыбается, ведь эта улыбка, возможно, была для него одной из самых любимых вещей на свете.
***
После чашки кофе в саду, когда они вдвоем остались наедине со своими мыслями, голубым небом и легким ветерком, Эрмаль и Фабрицио пришли к выводу о том, что им, пожалуй, стоит провести один день дома, просто расслабившись и продолжив работать над тем, что могло бы стать новой песней.
– Кстати, что бы ты хотел заказать на обед? – в какой-то момент спросил старший.
– Я не знаю, как ты думаешь, мы можем что-нибудь приготовить?
– Эрмаль, ты уверен, что это хорошая идея..?
– Нет? – удивлённо спросил музыкант и захихикал, Моро тут же подхватил его смех.
– Ладно, мы двое взрослых мужчин, и я уверен, что мы сможем приготовить что-нибудь приличное. Как насчет пасты? Кажется, у меня еще остались свежие помидоры.
Эрмаль кивнул, и они приступили к приготовлению обеда.
***
Фабрицио улыбнулся, запуская макароны в кипящую воду, и Мета вдруг понял, что эта затея с готовкой, возможно, была не самой хорошей идеей. Потому что это было так по-домашнему, когда они стояли рядом друг с другом на кухне, деля уютное молчание и улыбку. Это было так хорошо и в то же время как будто недостаточно, и Эрмаль старался не думать о том, сколько бы он мог отдать за то, чтобы сохранить это. И, о боже, как солнечный свет отражался в волосах Фабрицио…
– Вот дерьмо! – вскрикнул младший, когда внезапно почувствовал острую боль в одном из пальцев.
Он отвлекся, глядя на друга, когда резал помидоры, и, к несчастью, фарфоровый нож порезал ему палец.
– Эрмаль? – спросил Фабрицио смущенно, и, когда кудрявый всё же повернулся к нему, взгляд его друга остановился на кровоточащем пальце.
Паника промелькнула в глазах старшего, когда он бросился вперед, нежно взяв раненую руку Эрмаля в свою. Он уставился на кровь, и младший буквально почувствовал глубокую потребность утешить его; боль в пальце на мгновение забылась.
– Эй, это не так уж плохо, просто дайте мне пластырь, и я буду в полном порядке, – сказал он, слегка улыбнувшись.
Фабрицио, казалось, не поверил ни единому слову и настоял на том, чтобы Эрмаль сел на один из кухонных стульев, а сам отправился в ванную. Вернувшись, он осмотрел палец – кровотечение уже почти прекратилось – и обработал его антисептическим лосьоном. Мета не смог сдержать дрожи, но виноватый взгляд Фабрицио заставил его сердце сжаться.
Затем он наклеил пластырь, и когда кудрявый взглянул на него, на лице его появилась яркая улыбка.
– Это очень мило, – произнёс Эрмаль, глядя на маленьких разноцветных динозавриков, украшающих пластырь.
– Анита выбрала их, и она очень гордится тем, что в последнее время может выговорить «стегозавр», – ответил Фабрицио, и впервые с тех пор, как друг получил порез, легкая улыбка тронула его губы.
– Спасибо, – прошептал младший и не получил ответа. Моро просто посмотрел ему в глаза, а потом сделал то, чего музыкант никак не ожидал.
Он поднес к губам руку Эрмаля, которую всё еще держал своей, и нежно поцеловал её поверх пластыря с динозаврами.
