Теперь ты мой пленник

— Медис, ты ничего не забыл? Мы скоро уходим, — звонкий женский голос прозвучал где-то справа. Юноша, не поднимаясь на ноги, слегка повернулся корпусом к источнику звука, — и улыбнулся, заверяя ее, что уже собрал все необходимые инструменты и поделки в дорожную сумку. Он учился работать с деревом с детства, оттачивая свои умения и повторяя каждое движение десятки, а то и сотни раз. Его пальцы были удивительно чувствительными, что позволяло молодому мастеру создавать надежные и красивые изделия, которые можно было выгодно продать на ярмарке. На одну из таких его семья вот-вот должна была уйти. — Я готов, мама, — юноша надел сумку через плечо и поднялся с пола, вздыхая. Это будет уже вторая его ярмарка, куда он идет, как настоящий ремесленник, потому мастерство сына Аматасов успели признать не только в здешних краях. А в этом году он планировал поразить иных торговцев и покупателей искусными фигурками-игрушками да дивными резными ложками. Полезных изделий хватало и у его соплеменников, тогда как Медис жаждал творить и создавать что-нибудь поистине прекрасное. — Тогда пойдем скорее, отец уже заждался, — женщина средних лет протянула руку, тут же натыкаясь на подставленную ладонь сына и, ухватившись за нее, вышла вместе с ним из домика. Солнце нежно мазнуло их по щекам своим теплом, а ветер нетерпеливо подгонял поскорее отправиться в путь. Отовсюду слышались десятки веселых голосов, несмотря на слова прощания. В тот день уходили многие, достаточно взрослые, чтобы выдержать дальнюю дорогу, оставляя самых маленьких и старых в покоях родного дома. И все же в воздухе витали спокойствие и воодушевление. Этими же эмоциями заряжался и Медис, не испытывая и капли дурных предчувствий. Он бодро шагал, переговариваясь с родителями и друзьями все время, что они шли от деревни до леса. Им предстояло пройти по тропе под горами. Местные вершины и склоны были слишком опасными, так что такие, как его клан, старались селиться ниже. Однако самой короткой дорогой оставался путь через чащу, мимо горных вершин, а затем по долине и прямиком оттуда к месту сбора. Туда, где стекались люди со всех окрестностей, чтобы провести большой праздник и обменяться ценными товарами. От столь приятных дум о предстоящем празднестве даже многодневная дорога не отдавалась сильной усталостью в ногах и спине. И похоже, не только светлоокий плотник так считал. Все шло ровно до тех пор, пока в середине очередного дня, когда путники почти вышли из леса, по всей шеренге не прокатилась волна тревоги. Слухачи заставили людей остановиться и замолчать, прислушиваясь к странному гулу, что шел будто из-под земли; его слышали и раньше, но он был тише, и до сего времени его списывали на «дыхание земли». Вот только сейчас все было иначе. Шум усиливался, лошади беспокойно ржали и топтались на месте, никак не желая успокаиваться. Увы, они почувствовали угрозу гораздо раньше своих хозяев и рвались покинуть это место. Стоило догадке оформиться в полноценное убеждение, крик: «Осторожно!» прорезал окружающее пространство, но было поздно. Земля задрожала и двинулась с места, словно живая. Люди кричали в панике, бросали свои вещи и телеги, стараясь бежать быстрее катаклизма, лишь бы спасти самое главное — свои жизни и жизни своих близких. — Медис! — голос матери был совсем рядом, юноша еще секунду назад держал ее за руку, но вот отзвук отдаляется, и он уже ничего не слышит, кроме какофонии из визгов, криков и жуткого скрежета. Это было так громко, что сбивало с толку. Он совсем не знал, куда ему направиться, чтобы найти родных. — Мама! Устоять на ногах было невозможно. Огромная груда земли сходила со своего места вниз по склону, сметая все на своем пути и погребая под грудой камней и почвы. Кто-то погибал сразу, кого-то тащило до самого низа, пока он не отключался от боли и страха. Медис ощущал влагу, грязь и пыль на своем лице, но продолжал во весь срывавшийся голос звать родителей. Его и самого тянуло вниз, пару раз парень даже врезался в деревья, тщетно пытаясь за них удержаться, а в итоге он оказался придавленным одной из телег и на время все-таки потерял сознание. А когда пришел в себя, тишина вокруг была такой нереалистичной и оглушающей, что внутри все холодело от ужаса. Казалось, еще несколько мгновений назад отовсюду слышались плач, стоны боли, мольбы и призывы о помощи, а тут вдруг — ничего. Абсолютное молчание, которое, казалось, даже птицы не смели нарушить. — Мама! Папа! Кто-нибудь, пожалуйста! — Медису было страшно. Он звал на помощь всех, кого помнил, но особенно родителей, и плакал. Горько и громко, не принимая даже мысли о том, что остался один. Пальцы еще помнили прикосновения теплых рук, а уши — родные, любимые голоса, что всю жизнь вели его по миру, где никогда не было света, но было что-то гораздо ценнее… Но больше этого не было. Не было вообще ничего, окромя страданий и невыносимой боли, что разрывала каждую клеточку тела. Юноша был весь в синяках и ссадинах, потрепанный и грязный. Тяжелая конструкция давила ему на ноги так сильно, что он едва их чувствовал. И, что хуже всего, не имел вообще никаких сил, чтобы хоть немного сдвинуть ее с себя и освободиться. Да и был ли смысл, если все, кого он знал, погибли? А те соплеменники, что остались в деревне, еще не ведали о трагедии и напрасно ждали их возвращения. — Мамочка… Он не знал, сколько пролежал так. Одинокий, раненый и обреченный. Медис думал о том, что его ждет, хорошо понимая, что рано или поздно на запах крови придут хищники и другие падальщики. Ему повезет, если он умрет без еды и воды, или же от боли, что уже испытывал, до того, как дикие звери станут его жрать. Так глубоко погрузившись в угрюмые размышления, юноша не сразу услышал чьи-то шаги. Далековато, но, если постараться, можно было услышать осторожную поступь и тихий хруст под ногами шедшего. Недолго думая, парень решился и закричал, привлекая к себе внимание. Возможно, это место осматривал кто-то из ближайшего поселения, ища выживших. Вот одним из таких «счастливчиков» оказался Медис и он звал «кого-то» хрипло и отчаянно, умоляя спасти. Оползни в этой местности были явлением редким. За все двенадцать лет, что Юст прожил здесь, обосновавшись после десяти лет скитания по земле, они случались лишь несколько раз. И каждый раз это была ужасающая картина. В такие моменты мужчина сожалел, что способен видеть, однако, долго не раздумывал никогда. Каждый раз он приходил к месту природного явления ради наживы. Животные, которые сойдут в пищу, вещи людей, что могли бы пригодится — он искал и выкапывал из завала всё, что мог. Всё, что видел. В мире слепых зрение было и даром, и проклятьем. Ужасный вирус поразил людей сотни лет назад после глобальной катастрофы. Юст с детства вынужден был скрывать свои умения, будучи сообразительным ребенком, надеясь, что когда-нибудь встретит себе подобных. Но годы шли, мальчик рос и все больше сталкивался с насилием и враждебностью этого мира. Если слепые узнавали, что Юст способен видеть, то едва ли не убить его пытались, боясь и ненавидя. За что? Мужчина смог ответить на этот вопрос лишь спустя десятки лет. Просто люди боятся тех, кто на них не похож, а страх порождает ненависть. Но унывать он не собирался. Уйдя из своего племени больше двадцати лет назад, он исследовал мир, учился читать, познавал науки, которые были ему под силу, и в конце концов создал своё племя. В долгих странствованиях он встретил ещё одного «видящего», что поделился с ним знаниями, объяснил те вещи, которые даже с книгами сам Юст понять не смог. Но их пути вскоре разошлись. Тот человек, как считал мужчина, мыслил правильно, задаваясь целью создать новый мир зрячих. Вернувшись в родные земли, найдя безопасное место на вершине гор, куда слепому не пробраться никогда, Юст принялся строить дом. Для себя и своего будущего племени. Место было прекрасным и почти сказочным: с двух сторон огромное плато окружали горы, с третьей был обрыв, с которого открывался невероятный пейзаж на долину и леса. Иногда Юсту казалось, что раньше здесь было три горы, но что-то срезало верхушку той, что посередине, а после обильно засыпало землей. Почва была богатая и плодородная. Даже без стараний человека на ней росло несколько плодовых деревьев и трава, мягкая и душистая. Идеальное место для создания своего мира, отдаленного и скрытого ото всех. Спустя пару лет, когда был готов большой дом, создана библиотека из различных книг, которые мужчине попадались, и сделаны первые попытки получить электричество через медный и цинковые стержни, погруженные в землю, Юст наконец поверил полностью в свои силы. Он способен был построить дом, обеспечить себя едой и даже слабым светом, а значит, способен и создать своё племя. Но где взять женщин? Ответ пришел неожиданно. Так же неожиданно, как крик охрипшего парня, что заставил мужчину вынырнуть из воспоминаний. Он был уже близко и видел, что сделал очередной оползень. Парнишка был жив, но надолго ли? Юст никогда не приводил в своё племя посторонних. Только женщин, способных рожать, и только тех, что готовы были отказаться от всего мира ради жизни в сытости. Покидать деревню мог только Юст, а в будущем его видящие взрослые дети. И только они. Приводить чужаков было опасно, ведь они бы сразу сообразили, что здесь есть зрячие. Именно по этой причине мужчина колебался. Он помог, конечно же, юноше, узнавая в нём того мальчика, которого видел много лет назад на ярмарке, но что делать дальше — оставалось загадкой. Парень обмяк в руках спасителя ещё в первые минуты, потеряв слишком много крови и испытав ужасную боль. Его тело было покрыто сотней ссадин, порезов и более крупных ран. Благо кости были целы, но до ближайшей деревни нужно было идти еще несколько дней… Мужчина усиленно раздумывал, пока его взгляд не наткнулся на старого ремесленника, а затем ещё на одного, и ещё. Все были мертвы. Не нужно было долго размышлять, чтобы осознать — здесь племя ремесленников, и этот мальчишка потерял всех. Юст поднял юношу на руки и понес к себе.

***

Следующую неделю незнакомца выхаживали, поили, лечили. У него было все: и горячка, и слабость, и десятки часов беспробудного сна. В те минуты, когда он был в сознании, его кормили и успокаивали. — Тебе придется подождать, пока Юст вернется. Он ушел в поход и приказал тебя лечить, — говорили окружавшие паренька женщины. Они были добры и понимали, что тот ещё очень юн и слаб. Они успокаивали его, разделяя горечь от потери родных, но никогда не отвечали на вопросы об этом племени. — Ты не знаешь нас. О нас ещё не слышали. Мы женщины Юста, а он наш мужчина. За дверьми небольшого домика, где теперь жил гость, слышались детский смех и разговоры женщин, но не было ни единого голоса взрослого мужчины. Это место казалось странным и необычным. В помещении было тепло, но нигде не ощущался жар от огня. В комнате вообще ничего не было кроме постели, очень мягкой и пахнущей полевыми цветами, и прикроватного столика. Когда пришло время и мужчина вернулся, тихо проходя внутрь помещения, он застал парня за изучением окна. — Здравствуй. Меня зовут Юст, — начал вождь с порога. У него был негромкий бас, сильные руки и достаточно натренированное тело, чтобы независимо от высокого роста и массы тела шагать легко и едва слышно. Подойдя к небольшому столику у кровати, он поставил тарелку с легким пудингом и присел. — А тебя как зовут? Ты из племени ремесленников? Присядь. Женщины приготовили сладость… Ты должен попробовать. Новый голос отвлек юношу от ощупывания странной выемки в стене. Он уже несколько минут водил руками по добротной деревянной раме, ощущая легкий ветерок на лице и шее, и силился понять, что же это такое. Зачем в доме еще один выход, в который едва только ребенок мог протиснуться? Ответа не нашлось, поэтому Медис медленно развернулся в сторону говорившего и пошел к нему. — Мое имя Медис, да, я был из ремесленников, моя семья… — он судорожно вздохнул и, упершись коленями в кровать, повернулся и сел. Больно было от всего: и от страшной потери, которую с трудом можно было восполнить, и от ран, что получило его тело. Только благодаря Юсту и его женщинам мальчик выжил и мог чувствовать себя лучше. Правда, он все еще не знал, как поступить дальше и куда идти… — Мы были плотниками, работали с деревом. Почему-то от мысли о возможном возвращении в родную деревню ему становилось не по себе. Будто то, что он жив, а остальные — нет, было несправедливо; будто он должен был остаться там, со всеми. И ведь действительно, стали бы старики и осиротевшие дети радоваться ему каждый день, зная, что юноша ничем не помог, чтобы спасти их родных? Медису было неловко и страшно от такого, но переубедить себя в обратном не получалось. — Где мы? Я никогда раньше не слышал о племени, состоящем только из женщин… — он придерживал рукой израненный бок и поворачивал голову одним ухом к мужчине. Они сидели рядом, и было отчетливо слышно каждое его движение и вздох. Голос выдавал солидный возраст, возможно, они были ровесниками с его отцом. От такой ассоциации захотелось вернуться в то время, когда все было еще хорошо, и когда он, совсем маленький, прижимался к отцу, а тот его крепко обнимал. Юноша сжал руки в кулаки, сделав несколько резких вздохов. Нужно было успокоиться и поговорить с Юстом нормально, без слез. Может, хотя бы он даст ответы на все вопросы. Но пока что хозяин дома лишь настоял на том, чтобы невольный гость съел угощение, а все разговоры будут потом. Медис смирился и принял в руки мисочку. От нее шел приятный, но совершенно незнакомый аромат, потому сначала мальчишка обнюхал предложенное блюдо и на пробу лизнул. На языке ничего не осталось, кроме странного ощущения чего-то мягкого и упругого одновременно. Возникшее любопытство подтолкнуло его все-таки попробовать и он не пожалел — было непривычно и очень сладко. Прежде ему не доводилось есть ничего подобного, даже самые спелые ягоды не шли ни в какое сравнение. Против воли даже настроение стало подниматься, и он робко улыбнулся. — Спасибо, Вы так добры, — его бледно-голубые глаза, лишенные зрачков, смотрели словно сквозь собеседника, но это не было проблемой. Он привык к такой жизни и не думал о том, как важен порой свет зрения. — Вы спасли меня и выходили, я вечно буду у Вас в долгу… И снова легкая улыбка. Медис съел угощение полностью и теперь по-детски облизывался и вытирал рот ладонью, чувствуя, как на душе немного посветлело от чужой доброты и участия. — Медис… — мужчина проговорил новое имя, запоминая его и вглядываясь в черты лица юноши. Тот был красив. По-настоящему красив, приковывая взгляд. Такая красота встречалась Юсту редко. Особенно среди мужчин. В нём не было жеманности и не было юношеской угловатости. И была улыбка: милая и теплая. — Красивое имя у тебя. Понравилось? Хочешь прогуляться? Мужчина словно нарочно не говорил о племени. Уходил от вопросов парня, помогая тому выйти наружу. Раньше его не выпускали из комнаты, говоря, что там дождь. Да и парня самого было глупо выпускать, нужен был кто-то, кто поддержит его. Мужчина для этих целей подходил гораздо лучше. Горный воздух был свеж и чист. Он врезался в юношу мягким вихрем и, словно играясь, уносился прочь. Пахло дождем, но под ногами не было грязи, лишь камень с ровной поверхностью. — Я начал жить здесь очень давно. Сам строил дома и приводил женщин, готовых уйти со мной. В деревне нет мужчин, потому что я запрещаю им здесь появляться, — придерживая юношу за локоть, Юст пошел неспешно гулять по территории плато, — Если бы ты не был в столь плачевном состоянии, в котором я тебя нашел, то будь уверен, ты не оказался бы здесь. Вдали слышался детский смех. Юст и правда выстроил целую деревню, отводя для детей безопасное место для игр. У них была настоящая детская площадка, с качелями, турниками, поверхностью для скалолазания, сотней веревок и канатов. Мужчина видел такие в старом журнале с выцветшими страницами и потратил много лет, чтобы всё построить, ведь дерево само на гору не приходит. — Должен предупредить тебя сразу, сам спуститься ты не сможешь. Мы находимся на горе. Поэтому не рискуй, если не хочешь умереть. Там, — Юст взял руку парня и направил в сторону, — большой обрыв. Он, конечно, огорожен высоким забором, но перелезать не советую… — Юст, - их прервал женский голос позади, — холодильник опять не работает. Мясо нужно перенести в другое место или оно начнет размораживаться! — Я понял тебя, но сейчас я с нашим гостем. Алана, сделай лучше праздничный ужин. Я принес вино. Женщина радостно улыбнулась и что-то прошептала, удаляясь в дом, а Юст продолжил, подводя Медиса к тому самому забору, о котором говорил. — С Аланой ты уже знаком. Она моя первая жена. И главная здесь, после меня. То, что ты ел — её работа. Она очень вкусно готовит… Кстати, о талантах. Тебя я помню. Лет пять назад была ярмарка, и ты был там. Молодой ремесленник, что удивлял всех своей резьбой. Не хочешь мне помочь? Мои дома и качели для детей из дерева, но им не хватает красоты. Возьмешься за работу? Сначала юноша даже расстроился, что вместо ожидаемых ответов получил прогулку, однако, стоило им немного пройтись, мужчина все же поведал ему кое-что. И от такого количества новой информации у Медиса слегка закружилась голова… Он неподвижно стоял около Юста, вслушиваясь в его разговор с женой, и пытался все осмыслить. — Вы тоже были на той ярмарке?.. — переспросил он вместо того, чтобы сразу согласиться, после того, как женщина ушла. Работа и дом были ему нужны, и все-таки что-то было странным в этом человеке. Особенно, то, что тот его помнил. — Ладно, я… я согласен. И сделаю для ваших детей все самое лучшее. Детский смех лился буквально отовсюду. Это наполняло пространство и воздух вокруг покоем и воспоминаниями о доме. Он немного замечтался, из-за чего даже дернулся, услышав тонкие и веселые голоса совсем рядом. — Папа! Папа вернулся! — несколько ребятишек подбежали ближе, горячо и радостно приветствуя родителя, а уж потом обратили внимание на новенького. — У-ух ты! А кто это? Он будет с нами жить? — любопытничала Кит, на что ее брат дернул за рукав, «громко» шепча, как умеют только дети: — Ты что! Это же тот мальчик, которого папа принес, его лечили в главном доме… — Ой, тебе-то откуда знать? — возмутилась девочка. — А я подглядывал! — гордо заявил Пит, а после оба в один голос заявили: «Пошли играть!» и за обе руки потащили Медиса к площадке, где его сразу же обступили другие маленькие члены этого странного племени. Конечно, активно взаимодействовать с ними парень не мог, зато, усевшись на низкую лавку, с улыбкой отвечал на все их вопросы. А спрашивали много, наперебой. Кто о том, откуда он родом, кто о том, что он «видел» за пределами гор, о семье и много о чем еще. Сын Аматасов старался запомнить каждого ребенка по голосу, когда как они говорили ему совершенно удивительные вещи, навроде того, знал ли он, что у него голубые глаза, светлая кожа или волосы цвета каштана. К концу дня он только и успел, что загрузить голову еще сотней собственных нерешенных вопросов, да изучить руками лишь пару «качель», как называли это дети. Многие пытались затащить его туда, чтоб тоже покатался, но едва зажившие раны не особо сочетались с детскими играми. Наконец, окончательно устав, юноша попросил провести его к Юсту в дом. Правда, пришлось пообещать за это детям, что он еще погуляет с ними, когда окончательно поправится. — Юст, — он медленно шел по комнате, выставив руки чуть вперед, чтобы не наткнуться на что-нибудь и не упасть, и пытался вспомнить странное слово, что услышал днем, — а что такое холо…холодильник? — Холодильник? Ну…место, где очень холодно. Отлично подходит для хранения мяса. Я потом тебе подробнее объясню, если захочешь. — А ваши дети, они говорили мне, что знают, как я выгляжу, и какое на цвет небо… Они что, — тут он понизил голос в благоговейном страхе, — зрячие? Пожалуй, это было единственным объяснением происходящему, но такая правда не так уж легко укладывалась в голове того, кто всю жизнь жил во тьме. И кто с малых лет слушал о том, что Свет есть проклятие, а не дар, потому как именно зрение однажды уже погубило людей. — Но как это возможно? Чтобы все они… видели. Я не понимаю… Медис остановился, как он полагал, совсем рядом с мужчиной, стараясь держать лицо по направлению к нему, ожидая слов Юста. Юст сидел за семейным столом и слушал парня. Его первые две жены были заняты готовкой, остальные семь — делами по дому. В комнате пахло свежестью и чем-то сладким, что доносилось с кухни. Встав из-за стола, мужчина приблизился к говорившему и осторожно взяв за руку, усадил на просторный диван, сооруженный так же, своими руками из дерева и с мягкими ручными подушками, в которых утопаешь. — Дети… Вот поэтому и не выпускаю их. Сразу растрезвонили, хотя говорить с чужаками всегда было запрещено. Ты правильно всё понял, Медис. Я зрячий. Именно поэтому я давно покинул своё племя. Именно поэтому обосновался здесь и усиленно делаю детей. Но они не все…такие… Трое родились «обычными»…Ну что ты так напрягся? Они всего лишь дети и не покусают тебя. Как и я. Мы милыми юношами не питаемся. Мужчина мягко улыбнулся. Ему не хотелось пугать парня, не хотелось быть с ним жестоким. Юст принял решение ещё в первые минуты, когда нес его на гору, что он станет членом их племени. Впрочем, у мальчишки вариантов не много. Или это, или смерть. — На твой вопрос о том, как это возможно — я не отвечу. Я не знаю. Я родился таким и всё. Такими рождаются мои дети. Не все, конечно. Это не делает незрячих здесь…рабами. Не бойся. К тебе будут относится хорошо. К тому же все мои жены такие, как и ты. Просто… Юст встал с дивана и подошел к окну, где стоял небольшой столик с глиняным кувшином. Даже лишившись зрения, мастера на ярмарках продавали великолепные вещи. Налив в две чаши сок, мужчина вернулся к парню, вручив ему одну. — Просто во всём мире мы изгои. Я знал, что когда придет время продолжать свой род, то у меня могут родится зрячие дети. Не выйдет ведь скрывать это вечно. Меня самого спасало лишь то, что люди в моей деревне слишком сильно были зависимы от моей матери-лекаря. Иначе бы и меня сожгли. Но за что, Медис? За то, что я вижу? Это ведь неправильно, нет? Юноша вцепился пальцами в поданную чашу, понимая, что от всего услышанного за день голова только сильнее разболелась. Его спасли и приняли в новое племя. В племя, где были зрячие. Неужели Бог решил так подшутить над ним? Или же благословил, дав возможность начать новую жизнь? Совсем непохожую на прежнюю. — Осуждать Вас или… бояться я не стану, — наконец произнес Медис, — я не из тех фанатиков, что сразу хватаются за факелы. Просто это… так непривычно. Всю жизнь я слушал проповеди о том, как опасен Свет, но Вы и ваша семья.... Вы сделали для меня куда больше добра, чем те проповедники… Да, эта простая мысль стала пером, упавшим на чашу весов, и определившим его отношение ко всему этому. Юст был добр, его женщины и дети тоже. Поэтому и мальчик тоже хотел им отплатить добротой и пользой. — Я хочу сделать для детей что-то действительно красивое, — улыбка озарила юное лицо, даже черты его разгладились, знаменуя то, что первый страх ушел, — только мне нужны инструменты. Свои я потерял, когда… ох. Плечи опустились, а брови Меда жалобно изогнулись. Он ужасно тосковал по своей семье, по соплеменникам и друзьям. Пусть теперь у него появилась новая община, эта рана была еще слишком свежа, чтобы так скоро затянуться и перестать беспокоить. Юноша тихонько всхлипывал, вытирая слезы ладонями и уже мало беспокоясь о том, что подумает мужчина. Ему было больно, но отныне хотя бы не так одиноко, как тогда, когда он лежал под грудой обломков и земли… Что делать с хныкающим парнем, Юст не знал. Потому просто приобнял за плечи, забирая чашу и отставляя её на столик. Он пытался того подбодрить, но все слова звучали глупо и молчание было лучшим вариантом. Вскоре в комнату начали входить дети, и Медису пришлось быстро успокаиваться. Мужчина пригласил всех за стол, но первым усадил гостя, начиная его знакомить со всеми. — Это мои первенцы, Ноэ и его брат Арзу. К Медису подошло двое десятилетних мальчишек, один из которых был слеп, что выяснилось минутой позже. — Я бы хотел, если ты не против, чтобы Арзу стал твоим учеником, — в комнату вошли, осторожно ступая по знакомому маршруту, женщины. Одни несли тарелки, другие просто рассаживались за столом, прислушиваясь к происходящему. — Алану ты уже знаешь, вторая Моа, мать Тахен, ей девять. Хорошая девочка, бойкая. Вся в мать. Её схватили работорговцы, и пока она не оторвала ухо одному из них — не успокоилась. Послышался смущенный женский голос, просящий перестать Юста вспоминать эту давнюю историю. — А после она подарила мне ещё одного сына, Сурена, ему восемь. Это Рагве. С её детьми ты уже знаком, Кит и Пит, им по семь. Это Марит, у нас с ней только одно дитя, Аким. Ему шесть, и он тоже слеп. Это Берта, наша целительница. Юма, наша дочь, уже обучается всему, что знает мать. И хоть ей всего пять, уже оказывает первую помощь. Так что, если будет легкий недуг — обращайся смело и к ней. Это Церен, у неё тоже девочка, на год младше. И тоже роды были тяжелые. У нас родилась Сэра. Её ты тоже уже знаешь, — Юст называл каждого по имени, и в ответ слышались приветствия. - Это Игни, ответственная за хозяйство. Если что-то необходимо — сразу к ней. А это Хильда. У нас с ней два близнеца, Камо и Като. Последний тоже, видимо слеп. Зато Хильда очень красиво поёт и играет на флейте. Это Элен. Она самая молодая из присутствующих женщин. Ей девятнадцать. У неё первенец — Синди, которому два года и который будит всех ночами. Вот, пока всё. — Но ты на этом не остановишься, да? — послышался женский голос, а затем и тихий совместный смех. Юст лишь вздохнул, садясь рядом с гостем. — Нас ещё мало. Пока Ноэ и Арзу не приведут по женщине в племя, я буду и дальше выполнять свой супружеский долг. Дети, что имели зрение и были старше семи, быстро принесли к столу ужин. Запах жареного мяса и овощей. Немного рыбы и всё тот же пудинг, который Медис уже ел. Юст открыл бутылку вина, что нашел в старых руинах и разлил по чашам. Налили всем, кто был старше пятнадцати. — Выпьем же за нашего гостя. Он обещал сделать моим детям красивые вещи, но думаю не обойдет вниманием и жен. Медис почти не переставая, улыбался, кивая на каждое названное имя, выражая тем свое уважение и радость от знакомства. Женщин и детей было действительно много, но он был уверен, что вскоре запомнит всех и сможет различать по голосу, дыханию, походке… Нужно было просто влиться в новую семью и постараться стать ее частью. Так что ужин в тепле и душевном спокойствии был очень кстати. Юноша с аппетитом ел, слушал разговоры и иногда отвечал что-то сам, пока не ощутил сильную усталость. День был долгим и полным впечатлений, поэтому стоило пойти отдыхать, что все и сделали. Его самого пока ничем не нагружали, отправив спать. Вся его работа предстояла лишь после того, как он поправиться и будет чувствовать себя хорошо. А для этого ему еще понадобилось немного времени, когда он отсыпался, сытно питался и проводил время в играх и общении с детьми. Совсем скоро Юст принес ему инструменты. Хорошие и привычные его рукам. Медис тщательно изучил все, с чем ему предстояло иметь дело, в том числе и строения на детской площадке, потихоньку начиная воплощать идеи в жизнь. Порой ему все еще было трудно запоминать необычные слова для неведомых ранее предметов и устройств, но он старался. А дети, которые редко видели кого-то нового, с радостью помогали и крутились вокруг, то развлекая, то отвлекая от работы. Но это тоже вносило свой уют. Как и обещал, Мед взял Арзу в ученики, вспоминая, что и сам примерно в его возрасте начинал быть подмастерьем у отца. Это накладывало большую ответственность на то, чтобы тщательно передать мальчику свои знания и обучить его чему-то полезному. — Ты должен чувствовать дерево, понимать его структуру, пластичность и ломкость, — частенько они сидели вдвоем чуть в стороне, ощупывая поленья и бруски разной древесины. До настоящей работы с потенциально опасными инструментами было еще далеко, но парню уже было что рассказать сыну Юста. И, кажется, ребенок отлично все усваивал, схватывая все буквально на лету. В еще больший восторг он и его сестры с братьями пришли в день, когда Медис подарил им по деревянной игрушке. Каждая была уникальной, имея свою форму и особенные узоры. Все они имели значение и делались не просто так: что на удачу и здоровье, а что на острый ум и благополучие, но у всех было главное — защита от злых духов и нечистых помыслами людей. Он успел полюбить этих детей, узнать и принять каждого так же искренне, как это делали они. Юноше действительно казалось, что он отыскал верное место в мире, о чем и поспешил сообщить Юсту в один из вечеров, когда они отдыхали. — Мне и словами не передать, как я Вам благодарен, — пылко говорил он, сидя на диване рядом с мужчиной. Они снова пили сок, сделанный самостоятельно, и обсуждали прошедший день. — Вряд ли кто-то еще стал бы спасать, а тем более брать к себе сироту, но Вы… Я Вами восхищен! Не знаю даже, смогу ли когда-нибудь своим трудом отплатить Вам за такое. Мужчина лишь устало улыбался, рассматривая парня. Юст приступал к работе с самого утра, когда солнце еще не всходило: что-то собирал, чинил, изобретал, строил. Работы было полно. Раз в месяц он уходил во внешний мир, на поиски необходимых для племени вещей. Пару раз он уже брал с собой и старшего сына, но это были только начальные шаги. Нужно было детей ещё многому обучить. Пока Ноэ и Тахён обучали чтению и письму младших, как когда-то их самих обучал Юст, Моа и Марит учили детей защищаться и охотиться, полагаясь не только на зрение. Были и негласные законы: Умей защитить себя и никому не говори о племени. Первому дети обучались сразу, второго должны были придерживаться, как только покинут деревню. Не говоря уже о том, что от каждого своего ребенка Юст ожидал не меньше двух видящих внуков. Но это были «рабочие дни». Вечерами же, когда солнце пряталось за горизонт, а женщины уводили детей спать и сами валились с ног, мужчина смывал с себя грязь и пот от работы и с удовольствием отдыхал на большом диване. В теплое время года он нередко выходил на улицу, а в прохладное предпочитал греться у камина. Вот и сейчас, отдыхая с ещё одним мужчиной, пусть и совсем юным, Юст потягивал сок и слушал веселое щебетание. — Не думай об этом. Особенно перед сном. Ты закончил с площадкой. Мне нравится. Очень красиво. Да и дети в восторге. Умело переведя тему разговора на работу, мужчина отвлек парня от грустных размышлений, а после и вовсе сопроводил спать. Для Медиса так же делался отдельный дом, в который он переедет, стоит Юсту закончить. Правда, сам парень ещё не знал об этом и через неделю должен был удивиться. Ну, или обрадоваться, как надеялся мужчина. Он строил небольшие дома из нескольких комнат для каждой из своих женщин. Одна комната была спальней для женщины, другая для ребенка. Редко он достраивал, по просьбам самих женщин, комнатки поменьше, для их нужд. Отдельно был дом для ванных процедур женщин, отдельно для мужчин. Пока дети были маленькими, вторым домом пользовался только Юст, но Ноэ и Тахён уже следовали примеру отца, раздельно купаясь. Была общая кухня и общий зал, где помимо дивана был и стол, за которым всегда все собирались. В большом доме были комнаты со столами для детей, где они обучались, и, конечно же, сама спальня мужчины. С женами он спал редко, хоть супружеский долг выполнял с завидной регулярностью. И вот, закончив работу и подготовив всё, вечером мужчина отвел парня к его дому, захватив бутылку вина. Внутри было всего несколько комнат. Небольшая мастерская, где Медис мог продолжать работать, и маленькая спальня с отдельным углублением, которое было полностью занято кроватью, от стенки до стенки, над которой было окно. — Видел такое в каком-то журнале. Подумал, что будет интересно построить, — Юст дал время юноше всё изучить в первой комнате, зачем провел во вторую. Сначала рука Медиса наткнулась на шкуры животных. — Рагве сделала для тебя теплую одежду. Зима здесь наступает рано и длится очень долго… Кровать здесь не такая, как обычно… Мужчина подошел к прямоугольному углублению. — Я сделал деревянное основание, на котором ты и будешь спать. Тут хорошая подстилка, пышная. Нашел в руинах древних, а рядом в стене есть отапливаемый элемент. Я ещё не очень хорошо разобрался в науке наших предков, но если будет холодно, скажи, буду пытаться сделать лучше. Или верну печь… Парнишка слушал, но на первых порах не верил своим ушам — целый дом, уютный и теплый, только для него. И все это сделано руками самого Юста. Такой щедрости сирота никак не мог ожидать, а потому рассыпался в благодарностях и восторге по поводу такого «подарка», ощупывая пальцами все, что попадалось по пути, пока ему показывали его новое место жительства. — Как тут хорошо, — они обошли все комнаты и остановились в спальне с большой, по сравнению с тем, что у него было раньше, удобной кроватью. Медис, недолго думая, уселся на нее, поражаясь мягкости. — Придется привыкать, конечно, раньше мой дом был намного меньше… Да и и жили мы вместе с родителями. Но я все равно очень признателен. Юст принес вино и предложил отметить окончание работы как над жилищем, так и над площадкой, которую юноша закончил совсем недавно. И тот ничего не имел против, принимая чашу с пряным напитком, и делая несколько глотков. — Знаете, Вы порой напоминаете мне моего отца, такой же сильный и благородный, — выпив, он расслабился и мог говорить более откровенно о том, о чем размышлял, пока никого не было рядом. — Я скучаю по нему и маме, но тут мне хорошо, со всеми вами… Они сидели совсем близко, и когда мальчик повернулся к мужчине, чтобы улыбнуться и в очередной раз сказать «спасибо» за то, что тот его приютил, произошло кое-что непредвиденное. Ориентироваться в пространстве без зрения было нелегко (хотя он и жил так всю жизнь), а тут еще и алкоголь… Юношу слегка повело, и он в буквальном смысле столкнулся с Юстом лицом к лицу. Вернее, губами. Его нежные, не целованные еще уста уткнулись прямо в чужой рот. Медис не сразу это понял, только когда ощутил дыхание на своем подбородке, и резко отпрянул. — Ох, я… Юст, простите, — его бледные щеки окрасил яркий румянец от неловкости ситуации. Пожалуй, для зрячего это выглядело еще более нелепо, и он не знал, как теперь оправдаться. Его рука нашарила в темноте ладонь мужчины, аккуратно ее сжимая. — Я не хотел, я… случайно. Вам не больно? Это было неожиданно. И Юст правда думал, что парень сейчас начнет…бояться? Извиняться? Да, извиняться, но никак не за «боль». От милости происходящего мужчина не смог сдержать улыбки, а секунду спустя и мягкого смеха. Отставив свободной рукой полупустую чашу, вождь повернулся всем телом к юноше, касаясь его волос рукой. Мягкие поглаживания слегка успокоили его. — Никогда столь невинные поцелуи не смогут принести боли. Ты ведь ещё юн. Не присутствовал на Летнем Празднике, так? Время, известное всем мужчинам и женщинам. Время, когда ты вырываешься из-под крыла родителей и познаешь нечто иное, взрослое и доселе запрещенное. Время, когда каждый юноша и девушка расстаются с невинностью, а впоследствии продолжают род. Медиса так и не отвели родители на Летний праздник. Не успели. —Не переживай, — мужчина постарался быть более серьезным, но оторвать взгляда от мягких губ и красных щек не смог. — У меня здесь достаточно женщин, чтобы обучить тебя всему. Хочешь, Элен придет к тебе? Хотя, она ещё вся в заботах… Или Игни? Её роды принесли всем лишь боль, а мне пришлось впервые хоронить мертвое дитя. Со мной ей больше не комфортно, зато ты ей нравишься… Сильная рука ещё раз прошлась по волосам парня, сгоняя последние следы встревоженности. Медис был рад, что мужчина не стал на него ругаться; облегченно выдохнув, резчик чуть обмяк под ласковым, почти отеческим жестом, и смущенно согласился на предложение. Он и правда был уже в том возрасте, когда его ровесники впервые познают близость, находят партнеров и создают семьи. Рано или поздно ему тоже пришлось бы это сделать. И раз уж теперь он живет здесь, его первой вполне могла бы стать одна из женщин Юста. — Да, хорошо, — тихо пробормотал мальчик. За окном стремительно стемнело, дети и часть взрослых уже спали. Пора было отдыхать и мужчинам. Попрощавшись с Юстом, юноша устроился в своей постели, осмысливая то, что, возможно, скоро произойдет, — ритуал зачатия, — и долго не мог уснуть от этого.