***
Брайан. Кит, когда они не одни, всегда произносит его имя быстро; оно слетает с губ небрежно, слетает, как самое обычное слово — «хлеб», «бассейн», «автомобиль» или еще что-нибудь, привычное уху. Слетает так скомканно, что насладиться всей его тонкой красотой и глубиной не могут, не успевают ни сам Ричардс, ни его душа. Но вот когда наедине… Короткий, резковатый, сухой «Брайан» неизменно растягивается до «Бра-а-а-а-йана», с хитрющим взглядом и широкой улыбкой в адрес краснеющего и легонько отталкивающего Кита от себя блондина. Кит прижимает Джонса к стене и перемещает ладонь на его лицо, откидывает жесткие сухие волосы с глаз. Наконец-то. Пустая пыльная комнатка за сценой, типа гримерки. — Бра-а-а-а-йан, — медовым голосом тянет Ричардс, а Джонс всегда смущается и прячет взгляд. Кит находит это безумно красивым — красные горячие щеки, опущенные веки и взгляд куда-то вниз и наискосок, растянутые в невольной улыбке губы срывают Ричардсу крышу. Вернее, последнюю черепицу. Ему нравится, когда Брайан не корчит из себя сценического модника-интеллигента, такого представительно-холодного гламурного типа, презрительно взирающего на мир из-под жесткой пшеничной челки, а показывает себя настоящего — мягкого, теплого, все понимающего и такого смущенного этим «Бра-а-а-а-йаном», ведь так его не зовет никто, кроме Ричардса. Ему нравится Брайан, дающий Киту активничать в их отношениях, пусть сам и является более старшим и опытным. — Вот почему ты такой, а? Джонс тихонько смеется, накрывая ладонь Кита своей, но не пытаясь отнять ее от лица. Кит снова произносит имя Джонса, задумчиво, словно пробует на вкус. Оно грубоватое, но и мягкое за счет «й». Имя будто оказывается разломанным на две части, разлом заполняется мягкими пузырьками, пеной (шампанского или джакузи? Кит еще не решил). И брюнет компенсирует резкое, сухое и неприятное «Брайан» этим растягиванием, вкушая образ любимого человека, вкушая его имя и перестраивая отношение к нему. Если его тянуть, то оно напоминает мед, патоку — горячую, липкую, обволакивающую всего с головы до пят… Вот с Ричардсом так не прокатывает — сколько не тяни, ничего даже отдаленно похожего не вызывает. А еще оно непостоянное. Ненадежное. То есть произносишь «Кит» — и будто улетаешь с буквы «и» и не приземляешься, а «Брайан» твердо стоит на земле, лишь слегка отрываясь на «-рай-», а на «-ан» — снова возвращаясь. Брайан ластится к Ричардсу, улыбаясь, устраивает голову на его груди; слушая глухое биение сердца, перебирает пряди жестких черных волос. Киту нравится, когда его гладят по голове — он вжимает голову в плечи и блаженно жмурится, от этого лицо покрывается глубокими морщинками, которые, в свою очередь, обожает Джонс. — Вот что ты такой? — выдыхает Ричардс и наклоняет голову, его губы почти касаются губ блондина. — Ты уже третий раз за сегодня спрашиваешь, — Брайан пожимает плечами и сильнее зарывается в волосы Кита, надеясь наконец поцеловать его, но тот накрывает руки Джонса своими, аккуратно перемещая и устраивая их на своих ягодицах. Брайан пытается поднять руки, но останавливается после многозначительного шепотка Кита: — Нет, Брайан, не здесь. Джонс прикрывает глаза и тянется к лицу гитариста, пока до него не доносится звук легких, но довольно громких и быстрых шагов. — Нет, Кит, не здесь, — блондин толкает Ричардса за ближайшее кресло, через три секунды дверь распахивается и взгляду серо-голубых глаз Мика Джаггера предстает красный и растрепанный Брайан, деловито шарящий по карманам. Сердце стучит гулко, быстро-быстро, приятный туман в голове мгновенно рассеивается. Больно, досадно… Чертов Джаггер. — Опа, Брай! — каркает вокалист и оглядывает помещение. — А где Кит? — Ты нашел травку, мой сладкий? — на спинке кресла появляется худая рука со следами от уколов, предусмотрительно спрятанных за всякими браслетами и фенечками, а за ней высовывается лохматая черная голова. Брайан под пристальным взглядом вокалиста приглаживает дрожащими руками волосы (хоть бы не спалился!) и выуживает пачку сигарет. — Ясно все с вами, обдолбыши, — Мик разворачивается и уходит. — Если завалитесь невменяемыми, я жалеть не стану. Хлопает дверь. Сигареты летят на пол. Кит мгновенно выскакивает из-за кресла, но Брайан поднимает ладонь: тише. Через минуту блондин кивает и ощущает влажные губы Ричардса на своих. Кит целует настойчиво, грубо, Брайан кожей ощущает прямо-таки льющуюся из брюнета страсть и оттеняющую ее горечь. Адреналин бежит по венам, под бешено бьющимися сердцами неприятный холодок; они, как два школьника, что разрисовывают доску почета, а из-за угла на них идет учитель. И возможно, что кого-то это заводит и он специально ищет такие места… но не Джонса и Ричардса. Пока есть время, пока есть возможность, они должны показать любовь друг к другу, дабы убедиться в ее существовании, насладиться ею, пока можно. А времени мало, возможностей — еще меньше, поэтому каждый раз они вываливают все накопившееся без остатка, а потом говорят ребятам, что подрались из-за косяка, поэтому лохматые и в помятой одежде, или Джонс случайно прижег губу сигаретой (его укусил Кит). Да, Кит, здесь и сейчас, пока можно.***
В холодном серебристом тумане над поверхностью озера его хрупкая фигура выглядит абсолютно невинно. Нереально. Кита, как магнитом, притягивают его полные слез глаза, и он делает шаг вперед, не замечая, что глаза эти — две белесые пустые дыры, что отросшие светлые волосы грязны и спутаны, что он стоит по колено в воде, полубоком, вытянув шею и не мигая… Что это — не Брайан.Джонси рассказывал ему сказки и истории на ночь — когда не было туров со всем прилагающимся к ним комплектом в виде усталости, рек алкоголя, гор наркотиков и визжащего стада девчонок, когда им хватало времени не только на неловкий минет в туалете, они приходили ночевать друг к другу. Открывали окна спальни на втором этаже настежь, не боясь замерзнуть, ласкали друг друга до фейерверков в глазах, до неощущения собственных костей, до физической опустошенности, ибо души были заполнены этой волшебной, горячей, легкой любовью и сейчас парили где-то высоко, пребывали в полном блаженстве, будто слитые одна в одну… А потом — вымотанные, но довольные, — ложились на пол, закутывались в клетчатый плед, Джонс устраивал голову на мокрой, все еще тяжело вздымающейся груди Кита и начинал рассказывать про свое детство, про детство его родителей, про мифических животных, про мансийского мальчика Эква-Пырись и журавля… — Почему мы не слушаем их на кровати? — Ричардс тер шею после очередного пробуждения на полу. — На кровати мы, увы, будем слушать только стоны друг друга. Хотя я не против.
Ричардс протягивает руку и касается теплой морды лошади. Она тяжело вздыхает и прижимается лбом к груди брюнета… как когда-то прижимался Брайан. Наверное, это он и есть. Кит перебирает спутанную гриву, вычищает ил и листики и ощущает этот пронзительный взгляд белесых глаз. Не спереди, а вокруг — будто за ним следят отовсюду, с жадным любопытством ожидая, каков же будет следующий шаг Кита. Это напрягает, но Ричардс не двигается с места — если это реально Брайан, то Кит не сможет его предать и в третий раз. Теперь он останется с ним, даже если и не услышит никогда его голоса, заготовок песен и не увидит любимого взгляда ласково-насмешливых голубых глаз. В голове такой же молочный туман, как и на озере. Кит почти не соображает, что делает — с потерянным видом гладит лошадь по морде, треплет по шее и за ушами, видя в ней настоящего, живого Брайана, хоть и понимает, что тот утонул буквально неделю назад. Ричардс горько улыбается, даже скорее морщится — почти сразу и пошел слух, что это он подговорил неких людей убить блондина. В такие моменты в Ките всегда что-то ломалось. Будто высокие, тонкие стеклянные колонны поддерживали его отношение к Брайану, а после всех ссор из-за наркотиков, после увольнения и истории с Анитой начали трескаться, и вот, наконец, рассыпались. Душевный Брайан летел вниз, моля о помощи, рыдая и истошно визжа, а Кит не мог ничего сделать, если только в горьком отчаянии сжимать зубы и ожидать, пока это кислое, едкое и разрывающее чувство наконец-то сойдет на нет. Он перестанет любить Брайана?.. Лошадь замирает. Влажный глаз смотрит на Кита. Последнему уже совершенно точно не по себе — как бы он не прятал взгляд, это вызывающее тревогу жжение в груди никуда не исчезает. Ричардс робко поднимает глаза и внезапно понимает, что глаза вовсе не голубые и слезящиеся, а белесые, даже какого-то гнойного цвета, светящиеся непонятным, страшным огнем и источающие липкую прозрачную слизь, что уже стекает по руке брюнета. Попытка отдернуться так и остается попыткой. Кит дергает рукой, которая, кажется, погружается в тело лошади, с каждым движением немного выходя и тут же погружаясь обратно с противным хлюпающим звуком. Страх ледяной железной иглой пронзает сердце и одновременно обжигает мозг; покрытый липким потом, со слезами на глазах и яростно-беспомощным криком Кит отшатывается, пытаясь выдернуть руку из начинающего темнеть лошадиного тела. На него по-прежнему глядят пустые страшные глаза, сковывая движения, подчиняя волю. Лошадь… или что бы это ни было, делает стремительный шаг вперед. На глубину. Кит теряет равновесие и падает, ощущая щекой липкую, скользкую кожу потусторонней твари. Холодная плотная вода принимает тело Ричардса.Кит приходит в себя. Перед ним стоит Брайан, ласково улыбается и протягивает руки. Блеклые глаза его слезятся. Ричардс по привычке тянется к Джонсу, неуверенно улыбаясь, но тут же чувствует щелчок где-то в горле: разум и израненные разрывом с Брайаном чувства, больше не поддающиеся этим уловкам. Не вдохнуть. Кит толкает бывшего возлюбленного в грудь и почти без боли смотрит, как он погружается в синюю глубину, испуганно заглядывая в его лицо и просяще протягивая вперед руки. Из широко открытого рта вылетают крупные сероватые пузыри. — Я люблю Аниту. Джонси…
Кит приходит в себя. Он лежит на траве, окутанный туманом. Бледно-желтый диск луны на темном звездном небе освещает чернильную гладь озера. Ричардс подрывается и, спотыкаясь и не оглядываясь, бежит прочь, не обращая внимания на боль в руке, ил в волосах и холод внутри, мешающий вдохнуть. Весь недавно пережитый страх заставляет нестись, мчаться, сломя голову, не думая ни о чем, кроме как никогда не возвращаться в это проклятое место. — Но я всегда буду помнить время с тобой, как лучшее в моей жизни, — тихо произносит Ричардс, стоя на холме. Внизу стоит его дом. Брюнет ежится и обнимает себя руками. По зеркальной поверхности озера идут пузырьки. Через пару мгновений раздается жалобный, душераздирающий вой.