Светлый огонь. Ход королевой

Глава 12. Третья держава Джослинн приходила в себя долго. У нее было время оплакать Хранителя и подумать, почему Бранн к ней так и не пришел. Видимо, эта та странная часть магии, что почему-то отняла ту яркость чувств, что она испытывала к неблагому, рикошетом зацепила и самого Бранна. Джослинн очень хотелось бы разобраться в себе, понять, что изменилось и изменилось ли вообще, а может быть, ей только кажется? Воспоминания раскручивались, в прошлом она видела себя, и видела огонь любви, горевший в собственном сердце, но почему-то все казалось каким-то ненастоящим, словно все происходило за стеклом. Все происходило с ней, конечно, с ней, но она будто смотрела на себя со стороны. А это все-таки не одно и тоже. Время тянулось отчаянно медленно. Джослинн вздыхала, переживая как смерть своего учителя, так и непонятное состояние души. Вновь перебирала воспоминания, и с ужасом осознавала — они словно подернулись пеплом. Словно она видела все, что было, но никак не могла полностью ощутить собственные эмоции. Да и собственной магии не ощущалось совершенно. Лекари приходили и уходили, но не говорили ни слова. И когда наконец ее навестил советник, она не выдержала. — Джослинн, она здорова? — Восстанавливается, как и вы. Тут нужны только силы и время. — А Бранн? Он покинул нас, да? Вернулся к себе? Звездочет пристально вглядывалась в Джареда, пытаясь отыскать ответы на его худом, измученном лице. Советник прятал от нее взгляд! Внезапно ей стало холодно, мороз прокрался изнутри и никак не отпускал. — Джаред, не щади меня, пожалуйста. Что с Бранном, он… — Джослинн сглотнула, сжала простыню, потом осторожно выпустила порвавшуюся под ее напором ткань. — Бранн не приходил к вам, госпожа звездочет, потому что его нет в замке. Неожиданно сегодня манера советника начинать издалека отозвалась откровенной болью. — Ты всегда был добр ко мне, но не сегодня. Он в дозоре, я понимаю. Он… — Он сопровождает Дея, моя госпожа, — кратко ответил советник. — Так, это хорошо, очень хорошо, — продолжала Джослинн. — Главное, чтобы он держался подальше от воды. Дело в том, что его третья смерть… Что, Джаред, что?! — встрепенулась она. — Они у фоморов, Джослинн. Они все. Айджиан не смог разобрать, кто есть кто, и забрал и Дея, и Ниса. А Бранн… он просто не смог оставить друга. Все пережитое с Бранном, вся ее безумная, невозможная любовь, ее чувства, ее эмоции навалились на Джослинн, и ледяная корка, которой покрылась ее душа, истаяла вмиг. Но не с кем было поделиться этой радостью, не с кем было разделить ее чуть было не потерянную и вновь обретенную любовь. — Они вернутся? — кусая губы, тихо спросила Джослинн. — Я не знаю, — честно ответил советник. — Я не знаю, когда! — поправился он, когда Джослинн уже подавилась рыданиями. — Но я уверен, они вернутся. И вы верьте. *** Сидеть на плече Дея и привычно, и непривычно одновременно. Я так долго был неживым — или нарисованным, это как посмотреть — символом Дома Солнца так привык к неге и спокойствию! А потом нас — вернее, мою госпожу — сослали в этот мрачный Дом к этим противным волкам. Ну ладно, мой Дей, он оказался не таким уж и мрачным, а «эти противные волки» — не такими уж и противными. Особенно один, особенно когда мы путешествовали. Ох, мой Дей, что это были за времена! Ага, тебе тоже снится… Кстати, а что тебе снится? Фу, гадость какая! И зачем тебе сейчас видеть именно этот момент? Загрызать косулю — дело нехитрое! Да, благие ёлки радуют своей морозной зеленью. О, Хрустальное море, пески Забвения! Тут ты сделал мне подарок, который не забудешь. Ты подарил мне себя. Да, это всего лишь имя, но с ним я стал кем-то другим, не просто принадлежностью Дома Солнца, как скипетр или шестигранник. Мэя видеть хорошо, мне нравится. Он опять поминает свои маргаритки. А почему в окружении фоморов? Ага, ты его видел когда-то и, похоже, даже спас. Не спас в этот раз? Хм… Знаешь, Алиенну выкинуло туда, где она больше всего нужна в этот момент. Когда мы узнали о фоморах, она кричала очень громко. Мысленно, разумеется. Звала тебя, советника, хоть кого-то, а дозвалась только до Гвенн. Эти девчонки еще хуже, чем вы, мальчишки! Они вместе смогли открыть Окно. Ага, в иное место, где нет ни зовущего, ни принимающего. Знаю, что это невозможно! Не знаю, как у них получилось. А потом потянул на себя кто-то другой, наверное, Нис. Потому что холод был зверским, у меня даже хвостик замерз. Почему замерз? Ну, я его подставил под синий хлыст! Советник доверил мне защищать нашу госпожу, вот так и вышло, что в Окно под стены цитадели выкинуло меня. Гвенн и Лили — где-то подле Черного замка. Нет, Нис до нее не дотянулся. Лапки коротки! Ну, или плавники там. И вовсе я тебе не мерещусь! И черно-синий окиян вокруг — именно океан. Ну, потому что вы как бы под водой… Как, как? А я знаю? Папка Ниса не смог различить вас, я вот тоже не смог — вы были все перемазаны кровью и грязью, поди разбери. И шлемы на вас обоих волчьи! А посему морской царь забрал всех, кто там был. Ага, мы в тюрьме. Жив ли Нис? Ты будешь рад или загрустишь, если помер? Вроде жив был. Нет, сидим мы в каменном мешке с мелкой решеткой. Я проскальзываю, ты — нет, вряд ли. Пока и не можешь? Ну и лежи давай. Одежка на тебе из водорослей, но так ничего себе. Хочешь свою? Твоей нет, будешь голым шастать? Вот и я думаю, что нет. Конечно, я погулял, но не слишком далеко. Ходят тут ши-саа как посуху, а мне бегать не очень удобно. И еще есть одна доставучая мурена, которая решила… Ладно, об этом после. Фоморские темницы не зря зовутся самыми непреодолимыми, мой Дей, кругом решетки, решетки, решетки… Чуждая сила давит на плечи и грудь, мешая дышать. К слову, про «дышать»: рядом слышится непонятное «гх-ха, гх-ха» — похожее одновременно на вздох и на что-то безумно знакомое. Как будто… Нет, это звук нашего мира, мой Дей, но звук необычный, он исказился под водой! — Гх-ха-а… Я бы тоже сказал, что это похоже на вздох обычного замученного пленника, стоит ли удивляться? Что, у Айджиана не может быть других пленников? Мой Дей, но есть в этом звуке ещё что-то. Что-то знакомое. — Гх-ха-а… О! Я понял! Это похоже на воронье карканье, только вовсе странное. Смотри, за очертанием решетки темная фигура! Лежит на полу, как ты, мой Дей, только лицом вниз. Опять этот звук! О, мой Дей! Голос! Бранн! Не вскакивай так, мой Дей! Но откуда ему тут взяться? Просто откуда? Оттуда, что он прилетел за тобой и даже спорил с Айджианом! Да, ты возле решетки. И даже можно попробовать до него дотянуться сквозь прутья. Ах, нет, не достать! Далеко! Опять этот грай! Не надо так скрежетать зубами, мой Дей, лучше попробуй его позвать! — Бра-а-анн! Да Бр-р-ранн же! Ответь мне! Шорох и скрип, это плохо, мой Дей. Ну и еще плохо, что ты охрипнешь, так орать! — Ты, гх-х, жив, Дх-хей? Тебя так-х т-хащили! У него обеспокоенный голос, но хриплый, такой бывает или со сна, или… да, мой волк, или если голос сорван. Обычно — от крика. — Я в порядке! Почему ты так дышишь?! Почему ты так говоришь?! — Я… почт-хи в п-хорядке, — Дей рычит. — Ну, почт-хи-почт-хи в п-хорядке. В неблагом порядке или в благом, кх-х-сказать труд… но-о-о… Скрежет повторяется, похоже, скребет по полу цепь. Фигура шевелится, пытается сесть, но неестественно застывает на середине движения и мягко, будто вовсе без костей, падает обратно и растягивается плашмя. И никакого больше ответа. И даже не стонет. И невозможно понять — дышит ли вообще. Ох, мой Дей, если выберемся, я помогу тебе оторвать его безмозглую голову. — Эй, есть тут кто? Если и есть, мой Дей, то очень далеко. — Я хочу говорить с морским цар-р-рем! — Дей рычит и трясет решетку так, что по воде вокруг нас расходятся волны. — И он обязан мне ответить! Охо-хо, водо-воздух вокруг нас сворачивается кольцами, и вот я опять лицезрею Айджиана. — Что? Надо? — и воздух сотрясается от его слов. — Если вы не выпустите нас немедленно, то я обещаю вам неприятности со стороны всего Благого мира! Все наши стычки покажутся только мелочью, если мы пойдем на вас войной! — Хгм, — отвечает Айджиан. И хмурит черные брови. И качает громадными рогами. — С вами сейчас говорит не просто Дей, а владыка Светлых земель! Я требую выпустить нас отсюда! Можете… — Дей продолжает хрипло: — отпустить одного Бранна. Он даже не благой! — голос Дея срывается, но он снова твердит: — Он принц правящей династии Неблагого мира, он родня самого темного из неблагих! — Кого? — черная бровь Айджиана заинтересованно вздергивается. — Он внук самого Лорканна! Это же не пустой звук! Неблагим крайне дороги их семьи! И я обещаю вам межмировые неприятности! Выпустите его не-ме-длен-но! — Дей вновь трясет решетку. — Он птица, ему и без того тяжко под водой! — Ты. Неблагой? — оборачивается владыка четырех морей и океанов без числа к Вороне. Тянет фоморской магией так, что у меня поднимается гребешок и сворачивается хвост. Ворона, скажи, что ты неблагой! — Х-г-м… Я — королевский волк Бранн, — неожиданно разборчиво выговаривает тот, зевает и поворачивается набок, прикрывая голову лоскутной курткой. — Фомор тебя раздер-р-ри! — злится Дей. — Это. Возможно, — роняет Айджиан и растворяется в густой и такой тяжелой сини океана, из которой доносится звук, крайне похожий на хмык. — Он полечил твоего друга, — раздается из дальней камеры. — Эй! Кто тут? Кто это тут? — спрашивает Дей. — Я, — скупо отвечает еще один пленник. Дей, подожди. Дей, это же… Что значит: «помолчи»?! Да я же… Да я не… Да это же… Ах так! Я вообще ни слова не скажу! Ни полсловечка! Сам разбирайся с этим… фомором! — Давно сидишь? — спрашивает Дей.  — Столько же, сколько и ты… *** Гвенн с трудом подняла голову. С таким трудом, словно вновь находилась на грани жизни и смерти, уверившись в собственной вине и предательстве. Но теперь усталость была какой-то странной, не телесной, но и не душевной. Разлепить веки оказалось еще сильнее, но Гвенн ничего не увидела, кроме белого, плотного и крайне холодного тумана, обнимавшего волчью принцессу сверху и по бокам. Бок промерз, и Гвенн пошарила руками вокруг, но не нащупала ничего, кроме ледяного снега, на котором она лежала. Ей, что проводила ночи в открытом всем ветрам снежной пустыне, неожиданно стало холодно. Может, после вечной золотой осени прекрасных лесов, где она провела не одну неделю? Где почти влюбилась в Тайру и внимала ей, открыв рот, пока не оказалось, что оставить у себя волчью принцессу — замечательный повод женить ее на собственном отпрыске. Благо, что кольцо на пальце Гвенн. То самое, что она никак не могла снять — признак принадлежности Дома Леса. Разочарование в Тайре оказалось мучительным, и волчьей принцессе опять пришлось рассчитывать только на себя. Посаженная в тюрьму за непослушание, она так разозлилась, что смогла услышать призыв Алиенны… Волчица мотнула головой. В отбитом боку закололо, голова будто острыми железками наполнилась, и самое неприятное: она не понимала, где находилась. Что вообще произошло и как она здесь оказалась? Вроде они собирались — и ведь открыли! — проход к Черному замку, туда, где они жаждали оказаться. Ответил Гвенн только новый виток головной боли, явление еще более редкое и еще более неприятное. Волчица прихватила губами полурастаявший снег у щеки и прислушалась. На грани слышимости прокатывался отдаленный прерывистый грохот, как порой бывало зимой, во время схода лавины или чего-то ещё. Этот переменчивый гул всегда вызывал у Гвенн странную тревогу, даже тоску, словно где-то вдали шла настоящая жизнь, бродили ручные драконы, или единороги, или иные волшебные создания, но не здесь, не рядом с Гвенн. Там можно было жить полной жизнью или отдать ее ради великой цели… — Гвенн, ты как? Дорогая, ты жива? — прерывая мысли Гвенн, раздался знакомый красивый голос, слишком тревожный, не слишком радостный, как прекрасное утро чудесного дня, в котором надо бы жить, но хочется умереть. Ах, да, Алиенна. — Да, моя королева, — откашлявшись и проморгавшись, прошептала Гвенн. — Я чудесно, просто чудесно. Только ничего не вижу. Не хватало еще и мне ослепнуть! Лили… ты как сама? — с легким трепетом спросила волчица, зная, как ее подруга не любит говорить о собственных бедах. — Со мной все в порядке, я ведь упала на тебя, прости… А не видишь ты, потому что вокруг туман ши-саа, или мара. Он плотен и дает им возможность продвигаться по земле крайне быстро и незаметно. Кто-то застонал очень тихо, безнадежно, в противоречие сказанному. Ступни одеревенели, пальцы перестали гнуться. — Если в порядке, почему ты так стонешь? — Ты тоже слышишь? Нет, не я. Кто-то тут есть, надо проверить. Стон раздался вновь, но словно бы дальше и тише, заглушаемый чем-то или кем-то. Гвенн повернулась на звук — и не смогла более даже пошевелиться. Мороз доходил до самого сердца, и к земле притягивало неимоверно. — Может, знаешь, и отчего так тяжело? — Это усталость от открытия Окна. Скоро пройдет. И мара пройдет, чувствуешь, как ее стягивает? — Нет. Это ты у нас гений магической науки, не я. Я чувствую лишь, что зверски замерзла. Эй, не тр-р-рать магию! Совсем без сил останешься! Но Алиенна готова была мерзнуть сама, но не дать умереть ей. Как обычно! Гвенн сначала согрелась бы сама, а потом уж занималась другими, пусть и близкими. Остро чувствуя собственную ущербность, Гвенн, ощущая тепло вокруг и внутри себя, пошевелила плечами, распахнула все еще смерзшиеся веки, подскочила с земли на корточки — и увидела рядом очень бледную Алиенну, невдалеке — застывшую фигуру лежащего волка, и в десятке локтей, в завихрениях молочного тумана — три темные рогатые фигуры, одна другой выше. — Алиенна, не шевелись, — прошептала Гвенн, вытаскивая кинжал. — Нет, Гвенн, подожди! — Алиенна вытянула руку к волчице, а затем проговорила мягко, солнечно: — Добрые господа ши-саа, прошу вас, помогите двум девушкам, попавшим в беду! Гвенн усмехнулась, но усмешка сползла с лица: фоморы переглянулись! Они не кинулись сразу убивать беспомощных, беззащитных ши. Ого! Из Алиенны выйдет прекрасная королева — ей будут повиноваться не ради ее силы, а ради ее любви, а это сила куда сильнее, а, возможно, и страшнее всего, то есть в благом мире. Однако порой любви недостаточно. Гвенн глянула на руку, держащую слишком малый вес, и застонала, что не потребовало особых усилий. И из-за слепой доброты Алиенны, и из-за того, что ее кинжал — ее любимый именной, более того, фамильный клинок был сломан! Это практически невозможно, ни кинжалы не ломаются просто так! К тому же ребра на вдохе кололи так, что стало понятно — боец из нее сейчас никакой. Повеяло холодом, и фоморы приблизились на пару-тройку метров, словно бы не шагали по земле, а перемещались над ней, как друиды. Гвенн перекатилась вперед, оказавшись перед Алиенной — что бы то ли было, но опасность встречать лучше ей. Гвенн застонала еще раз, потянув магию изо всех сил и поняв — бесполезно. Ни крошки, ни песчинки, ни капли из клепсидры — ничего, ноль, тьма и пустота. Неважно, что послужило причиной — магический переход, мара фоморов или телесные потери — магия перестала повиноваться Гвенн. За ее спиной была Алиенна и какой-то незнакомый волк, переставший подавать признаки жизни, но еще цепляющийся за нее всеми силами своего душевного огонька. Один из троих, повыше и с более крутыми рогами, переместился вперед и оказался еще ближе. Высокий, в сине-стальных доспехах, с белыми глазами и ярко-синей кожей на лице и кистях. Перчаток не было, ни кожаных, ни кольчужных, зато серебристым серпом горел в его руке кривой кинжал. Ятаган? Неважно, как называется то, что скоро пересечет ее жизнь. — Гвенн, погоди, я с ними поговорю, и они… — Конечно, моя королева. Что же делать? Магии нет, обычная сила — и та на исходе. Чем обороняться? Где взять силы? Как быстро приготовиться к бою? Гвенн чуть было не рассмеялась от острой, как бритва, догадки. Есть то, что не магия и не обычная телесная мощь, что невместно использовать днем, но какое ей дело до правил? Да, обернуться днем можно лишь ненадолго, но ей и надо много времени. Фоморы замерли в ошеломлении, когда с того места, где стонала беззащитная жертва, на них из черноты прыгнул огромный черный зверь. На грудь первому, рванул зубами оголенную синюю шею, оттолкнулся от начавшего падать бездыханного тела, прыгнул на левого. Бритвенной остроты когти прорвали фоморский доспех как бумагу, разорвали грудную клетку, остановили сердце. Зверь обернулся к третьему, пошатнулся, зарычал — и синий воин из рода, славящегося тем, что он никогда не отступает, рванул обратно в белый плотный туман. Зверь обернулся, подошел к лежащей девушке в черной одежде рода волков. — Гвенн, ты такая смешная! Ты испачкалась, — пробормотала Алиенна, вытирая окровавленную морду серебристым платком. Зверь фыркнул, улыбнулся, медленно отошел к лежащему воину-волку и притих, свернувшись калачиком рядом. Алиенна подползла к ним, вгляделась в мужчину и вскрикнула: — Мэй! Очнись, Мэй! — перевела взгляд на волчицу в облике зверя. — И ты очнись, Гвенн! Нельзя тебе долго быть зверем днем, ты можешь не вернуться. Гвенн, дорогая, ты слышишь меня? Вернись ко мне! У меня не так много подруг, вернее, только одна, и я не хочу потерять тебя, Гве-е-е-енн! Гвенн хотела отдернуться, хотела сказать, что это очень смешно, но тело ей не повиновалось, а из горла вырвался лишь хриплый рык. Она жаждала предупредить Алиенну, что теперь она не защитник, а врагов ещё много, но и этого не вышло. Она грела волчьим телом умирающего ши, а Алиенна безо всякого страха прижимала к груди ее звериную морду. Враги были далеко, но они приближались. Они знали, кого ищут. «Пропусти нас к ней, — позвал чей-то голос. — Не ты нужна нам, а королева». Голос смолк оскорбленно, когда Гвенн в уме сложила очень неприличный и просто грубый ответ. Теперь — все, трезво оценила она ситуацию. Все закончится здесь, от рук синих демонов моря, и жизнь ее королевы, и этого ши, и ее собственная. Способность оборачиваться дала ей силы на краткий миг, но сторицей забрала обратно. Да ещё, в дополнении к фоморскому зову, продолжала лить в уши отраву — убей эту женщину, она тебе не подруга, а соперница, и ты станешь королевой. Ты достойна этого. Кто, как не ты, дочь владыки Благого мира, заслуживаешь этого? И Гвенн чуть было не поддалась этим уговорам. Вот так и случается, так и платят ши за магию собственной душой! Но Алиенна не выказывала страха. Перейти обратно в человеческое тело не удавалось, и Гвенн, вся в зверином восприятии мира — по волнам, запахам, оттенкам и теням — осторожно ткнула Алиенну в плечо. Та обернулась, вскрикнула, прижала Гвенн до боли, и вновь стало тепло и уютно. Солнце на миг выглянуло из-за темно-серых комьев облаков и спряталось обратно, но теперь светили персиково-розовым светом сами облака, и на душе тоже посветлело. Как же быстро черное отчаяние отогнал луч надежды! Фоморы, показавшиеся вдалеке, пытались пробиться через солнечный щит, но не могли этого сделать. Гвенн стало еще смешнее, но потом она посерьезнела. Позади простых воинов моря стояла темная фигура, а от каждого удара золотистое полушарие пусть немного, но уменьшалось в размерах. А затем, а ещё дальше и выше с серого неба слетела тенью птица. Нет, слишком большая она была для птицы и слишком мягко летела. — Дракон? — пробормотал Гвенн, от неожиданности оборачиваясь обратно в ши. Белый огромный зверь фыркнул в сторону фоморов, легко преодолел солнечный щит, приземлился неожиданно мягко, и когда снежные тучи осели, Гвенн увидела соскочившего с серебристого зверя, взволнованного Флинна. Волки. Те, кто никогда не бросают в беде, кто всегда поддержат и помогут. — Моя королева, моя госпожа, — церемонно раскланялся лесной и почесал затылок. — Как бы вас всех увезти-то… — а затем разглядел, кто лежит рядом с Гвенн и Алиенной, бросился к лежащему, проверить дыхание и пульс. — Жив, только очень слаб, — тихим голосом произнесла Алиенна. — Ох, и достанется вам от советника, — укоризненно покачал головой Флинн, а дракон позади него раскрыл крылья, напоминая огромную летучую мышь. Гвенн посмотрела на Алиенну, нервно хихикнула, и затем они засмеялись в голос. — Милый Флинн, — откашлявшись, начала Алиенна, не обращая внимания на саркастический смешок Гвенн, — что бы не приказал тебе советник, нам нужно как можно скорее попасть к Черному замку, и ты не сможешь помешать нам. Дей в опасности! Наш король дорог всем, но никому столь сильно, как его жене и его сестре. И Мэю надо помочь — сейчас я с огромным трудом лишь поддерживаю в нем жизнь. Поэтому, будь добр, оседлай свое чудовище и перевези нас к Черному замку! — вышло не слишком-то вежливо, даже снег вокруг стаял, а на ближайшей ветке, качающейся под легким ветром, показался крохотный огонек. Алиенна шагнула к нему, потушила, повернувшись спиной. — Это невозможно, моя королева, — потупившись, произнес Флинн. — Что за ерунда! — вспылила Гвенн, подпрыгнула — и зашипела, схватившись за бок. — Это невозможно не потому, что я этого не хочу, и даже не потому, что это запретил советник… — потерянно сказал Флинн. — О, нет! — застонала Гвенн. — Вот не надо так отвратно начинать! — Ой, — щеки Флинна заалели. — Наш король жив и почти здоров, то есть был, когда мы его видели в последний раз! В горле у Алиенны пересохло. — Флинн, если ты немедленно не расскажешь нам все, я убью тебя прямо сейчас! — рыкнула Гвенн, опираясь на колено. — Флинн, ты, как все лесные, любишь говорить длинно и беречь чувства окружающих. Но сейчас просто отвечай кратно и точно. Скажи, фоморы уже напали на замок? — Да. — Дей дрался с Нисом? — Да. — Кто победил? — Никто. Они оба… Да что с вами?! — испугался Флинн. — Не надо так бледнеть! Сами говорите, что готовы ко всему, но ожидаете услышать худшее! — Флинн, — зловеще протянула Гвенн. — Они живы оба! — торопливо произнес Флинн. — Они дрались, долго, оба были ранены. Никто не вмешивался, пока не явился царь морской. Тогда Джаред отправил Бранна, а Айджиан забрал их всех троих. — Да зачем ему Дей? Наш Дей? — изумленно просила Алиенна. — Для того, чтобы иметь рычаг давления, — процедила Гвенн. — Не уверен. Джаред говорит, Айджиан держит нейтралитет уже много веков, это Нис хулиганит. Они похожи, очень похожи, вот и… Айджиан не смог разобрать. Вот так. Не увидеть, не обнять, не прижать к себе. И зачем они разъехались? Чтобы расстаться навсегда?! — Как я ненавижу этого фомора! Голову бы ему откусила! — фыркнула Гвенн, поднялась к колена и подошла к дракону. — Кисонька, отвезешь нас к цитатели? — Осторожно! — кинулся к своему зверю Флинн. — Он, вообще-то злой и… почему-то слушает тебя, — огорошенно закончил он. Гвенн почесала под острым ухом, и дракон прижмурился от удовольствия. — Ла-а-апонька, — протянула она. — Чур, я спереди! А как мы понесем Мэя? — Флисс сможет взять кого-то лапами. Кого-то одного, а трое сверху поместятся запросто. Сидеть на нем одно удовольствие. — Вот и славно, — заключила Гвенн. — Славно? — вздохнула Алиенна. — Дей ранен и неизвестно где, Мэй при смерти, фоморы шастают по нашим лесам, как у себя дома, и это — славненько? — Фоморы уходят так быстро, как могут, — ответил Флинн. — Ну вот! Моя королева, не время отчаиваться. Я тут ясно поняла одно — пока все живы, судьба дает нам шанс все исправить, — Гвенн подошла к Мэю, подозвала Флинна, и они завернули офицера в подбитый мехом плащ. Лететь на драконе оказалось одно удовольствие — воздух огибает седоков очень естественно, как было задумано, наверное, еще старыми богами, ветер не мешает, не режет легкие и не путает волосы. Как и прочие магические создания, Флисс создает вокруг себя магическую защиту как от ветра, так и от нападения. Это легко, ведь воздух — родная стихия для этого красавца. Беспокойство за любимого отступает, и не только потому, что Алиенна знает: Дей жив. Просто знает. Не потому, что иначе она была бы мертва, как сказывают легенды. Нет, смерть любимого стала бы шоком, ударом, но не лишила бы ее жизни. Слишком велика ответственность не только за еще не рожденных детей, но и за весь благой мир, и за оставленный дом, за престол, который мог опять оказаться в опасности или обрушиться-таки на Гвенн или Джареда. А вот беспокойство за офицера Мэя растет с каждым полетом стрелы, приближающим их к Черному замку. Они и правда могут не успеть! Алиенна зажмурилась и потянулась к Мэю не разумом, но сердцем и цветком, увидев его как вживую и очень близко. Голубовато-бледное лицо, засохшую в уголках губ кровь, проломленную голову, и подхватила тонкую ниточку, которая не дает сорваться в мир теней его серебристо-белой искорке. Ниточка тянется из намертво сомкнутого кулака, вокруг которого намотана явно не благая цепочка. Фоморская цепочка с жемчужиной! Алиенна от удивления чуть было не потеряла связь, но тут же зажмурилась, вновь поймав и утолщив тонкую ниточку, поддерживающую его жизнь. Перед глазами мелькнули маргаритки, что было еще страннее, но Алиенна ухватилась за это воспоминание: чтобы оно ни значило, это был якорь, который держал офицера в мире живых. А что фоморский якорь? Какая разница! — Ну наконец! — раздается голос Гвенн. — Моя королева, мы подлетаем! Внизу хаос и безумие, там раненые и убитые, негодующая земля взрыта от снарядов и копыт коней, от пеших и вершников, от нападавших и обороняющихся. Алиенна зла, очень зла, но ей нельзя отрываться. Правильно сказала Гвенн, не время впадать в уныние! Дракон мерно взмахивает крыльями, и земля приближается ощутимо. — Ого, первый раз вижу Алана за пределами Черного замка, — доносится до Алиенны удивленный голос Гвенн. Алиенне нельзя отвлекаться, никак нельзя, но она удивляется. При дворе поговаривают, Алан проклят, покидать Черный замок ему смертельно опасно, но яркий, будто даже бьющийся, пульсирующий алый свет его искры перепутать невозможно. Это действительно Алан. Ах да, Мэй вырос на руках не только своей великолепной матушки. Но и одного полуседого волка. Волка, который так торопится навстречу Мэю, позабыв о проклятьи или презрев его, что становится ясно — привязанность обоюдная и очень семейная. И очень сильная. Дорога возле замка, как и везде во владениях Дома, вымощена на славу, однако торопящийся Алан отчего-то запинается. Он останавливается, будто силы оставили его, судорожно переводит дыхание, но упрямо идет вперед, наперекор всему яростно желая убедиться — офицер Мэй до сих пор жив. Алан всегда вызывал у Алиенны безотчетное доверие, не в той степени, как советник, и слишком смутное, но для волка — очень большое. Второй в королевстве волк с пятью вышитыми серебряными полосами на груди тем временем вовсе встает, и не иначе как от сочувствия и беспокойства, но Алиенна ощущает: то, что давит его грудь, никак не относится к бегу. Еще немного — и Алан упадет в мир теней, а поддержать сейчас Алиенна может лишь одного. Земля тянет к себе… Нет, это дракон внезапно поворачивает вверх. — Флинн, срочно вниз! — сквозь сжатые зубы выговаривает Алиенна, но дракон продолжает тянуть в небо. — Эй, ты слышишь меня? — Я-то слышу, а вот Флисс — нет! — кричит Флинн. — Тррр, да останавливайся ты! — отчаянно просит он. — Да куда ты! Но, бестия! Флисс, не смей, кому говорю! — Лапонька, помягче. Спасибо тебе, потом еще полетаем, — неожиданно мягко, невероятно чаруще звучит голос Гвенн, — а сейчас вниз, прямо сейчас, дорогуша, — и дракон плавно опускается на землю прямо у опущенного подъемного моста. — Знаешь, лесовичок, а ему не нравится его имя. — Надо же, — ворчит Флинн. — Мне, может, тоже свое не нравится! Флисс очень осторожно разжимает лапы, опуская на мокрый снег неподвижного Мэя. Алиенну тянут вниз, она отмахивается: — Не могу, Гвенн, не сейчас. Я еле удерживаю его огонек. Волчица кивает, торопится к лежащему, помогая Флинну поднять Мэя. — Эй, волки! Кто нибудь! Эй, честь и сила! Помогите же нам! — кричит Гвенн. Подводы с ранеными только тянутся к Черному замку, вокруг — никого, но из ворот следом за начальником стражи выбегает советник. Джаред хватает за локоть Алана, алая искорка бьется на границе тьмы и света. Седина, и без того отвоевавшая волосы Алана почти до самых корней, опускается на всю длину. Наблюдать того, кого можешь называть сыном, в столь разбитом состоянии — истинная пытка. Неудивительно, что Алан не обращает внимания на свое сорванное дыхание. Удивительно, что советник не отпускает его локоть. — Мы справимся. Послушай меня, Алан. Да Алан же! Вернись немедля в Черный замок. Мертвым ты не поможешь сыну ничем, — ледяным голосом приказывает Джаред. Алиенна прикрывает глаза. — Я помогу ему, Алан. Обещаю. Вернитесь в цитадель, мой добрый волк, — просит она, Джаред хлопает его по плечу, и Алан уходит обратно в замок. Слышны стоны и плач — раненых много, очень много, много и фоморов — тех, кого не забрали уходящие. По всей видимости, сочтя мертвыми. Алиенна оглядывает поле боя. Как сильно все поменялось, пока ее не было! Слезы текут по щекам, и она вытирает их измазанной грязью ладонью. Как много скорби и боли, и все из-за нее! Никто не обвиняет ее, но этого и не надо. Она сама винит себя! И если хоть чем-то может помочь… — Гвенн, — сухим голосом говорит Алиенна. — У многих раны очень серьезны. Лекарей не хватит на всех. Я не шучу. Я ощущаю очень много тех, кто на грани, тех, кто может покинуть этот мир. — Зачем ты говоришь мне это? — Потому что мне нужна твоя помощь, пока еще светит солнце. Ты поможешь мне? — Прикажи, моя королева, — еще более сухо отвечает Гвенн. — Я прошу тебя. — Я в твоем распоряжении. Что делать? — Стоять рядом. Просто стоять рядом. — И ничего больше? — И верить в меня. Если это возможно. Можно ли это? Вот-вот стемнеет. Солнце касается зубьев деревьев и, кажется, сейчас весь мир погрузится в вечную ночь. — Да, моя королева… — Алиенна мрачнеет, и Гвенн торопливо договаривает: — Да, Алиенна. Я верю в тебя. Желтый диск словно замирает на мгновение, которое растягивается в бесконечность. Алиенна протягивает руки вперед, шепчет что-то свое, давнее, древнее, что пришло от памяти предков, что не может разобрать даже Гвенн. Из открытых ладоней вырывается свет, ярче солнечного, теплее света души. Волосы Алиенны полыхают огненно, золотисто, освещая все вокруг. Умиротворение спускается на всех — на суровых воинов, на лекарей, на тех, кто близко и далеко. Вспыхивая золотом, затягиваются раны, как телесные, так и душевные… Советник подбегает к Алиенне, подхватывает под руки, шепчет на ухо: — Вы сейчас спасли много жизней, но вам нельзя надрываться, моя королева. — Я знаю. Но я не могу иначе. Алиенна, прикрывшая веки, распахивает глаза от странного шума. Советник задвигает ее за спину, а Гвенн, защипев, становится прямо перед Мэем. Прямо на них несутся странные звери, виденные только на картинке. Похожие на громадных куриц или на бескрылых драконов. — Не может быть. Они же все были мертвы, — Джаред поднимает руки, между его ладонями постреливают голубые молнии. — Нет, Джаред! — восклицает Алиенна. — Нет! Не надо вновь убивать их! Прислушайся! Теперь они не несут зла! Джаред очень осторожно и медленно опускает руки. Виверны останавливаются, поводят жвалами, пофыркивают, но не двигаются с места. — Ах вы мои миленькие, а я уж думал, что потерял вас! Проголодались небось? Пойдемте-ка, покормлю вас. Ах вы, мои касаточки! Это, кажется, Родни. Он уводит притихших виверн, Гвенн фыркает, а ши… Волки, лесные и небесные опускаются на колени. «Сердце мира. С нами — Сердце мира!» — проносится над полем. — Ну что же, Алиенна. Похоже, тебя признали, как никогда ранее, — произносит Гвенн. — Ты будешь править, пока не вернется наш король. — Нет, Гвенн. Сейчас я должна помочь Мэю, — отвечает Алиенна, смиряя боль в сердце. — А потом мы придумаем, как вытащить Дея. — Да как?! — Луг пропал. — Раз твоей наседки нет с тобой… — обрадованно выговорила Гвенн. — Значит, он с Нисом! То есть с Деем! — Вот только не надо путать этих двоих! Подумаешь, братья! Они даже не родные, и вообще, ши, сменяя имя, меняют все! Это все твоя доброта, Лили. Я уверена, они даже поговорить друг с другом не смогут! Советник подхватывает под левую руку Алиенну, а под правую — Гвенн, и ведет их обеих через подъемный мост, следом за волками, крайне бережно несущими Мэя. Теперь Алиенне не нужно ежесекундно поддергивать за ниточку его огонек, и страшная рана на затылке почти затянулась, но все же до выздоровления еще очень далеко. И она может понять, что Гвенн без сил. Совершенно. Волчица храбрится, но еле идет, будто бы делая одолжение Джареду. — А как же дракон? Надеюсь, вы не убьете его? Он хороший, и я ему нравлюсь, а я мало кому нравлюсь. А Флинн идет рядом с Мэем! — О Флиссе позаботятся, — отвечает советник. — Называйте его Флиссандр. Ему не очень нравится имя Флисс, слишком много шипящих на конце, он воспринимает это как агрессию. — О, моя принцесса, вы набрались опыта во время странствий! Но сейчас вам обеим нужен лишь отдых. Надо бы поговорить с Гвенн, со всеми надо бы поговорить, но Алиенна приказывает советнику: — Джаред, мне нужно к Мэю. Я знаю, что вы желаете оградить нас с Гвенн, но не сейчас. Не время. Он крайне слаб, и, боюсь, кроме меня, ему сейчас не поможет никто. — Кроме вас? — Еще — близкие. Позовите его близких. *** Все-таки мой Дей исключительный. Не знаю, как, но он располагает к себе. Нет, наверное, знаю-знаю: искренностью во всем, интересом ко всему и, особенно, заинтересованностью в собеседнике и… А, вспомнил! Советник называет это цельностью. Не прошло и нескольких часов, а они с Нисом болтают как лучшие друзья. — Ну и что ты трясешь решетку? Разбудишь своего слугу, — говорит Нис. — Он не слуга мне, а друг! — рявкает Дей, но сразу стихает: Бранн спит, и это хорошо. Сон всегда шел на пользу неблагому, это не благой ши, у которого сон может обернуться смертью. — Да сколько вообще нас тут продержат? — шепотом спрашивает Дей. — А я почем знаю. Айджиан недоволен. Я видишь ли, превысил пределы отпущенной мне власти и проявил некую э… самодеятельность. К тому же ему не нравится та, кого я хочу сделать своей женой. — Ага! То есть явиться под стены Черного замка, забрать мою жену и бросить вызов, желая забрать трон Благих земель — это называется самодеятельность? О светлый Луг и темный Ллир! Так ты знал, с кем разговариваешь! Мой Дей, нельзя так обманывать старого ящера! — Ты знал! Ты знал и подслушивал! — не выдерживает Нис. — А ты знал и молчал! — еще более запальчиво бросает Дей. — Ты, мой синий брат, можешь сидеть тут сколько угодно, а я нет. — Что, боишься за Алиенну? — Боюсь за Бранна. У тебя есть друг, Нис? — Ты будешь удивлен, но есть. — Что бы ты сделал, если бы он умирал? — Пожалуй, почти все. — А я — просто все. Что? Что ты смеешься? — Да ничего. Мне обидно знаешь почему? Отец говорил с тобой на равных. — И что? Что это значит, Нис? А?! Что ты молчишь, синяя зараза? — Зато ты орешь за двоих. Кому-то можно и помолчать. Они правда похожи более, чем хотели бы признаться самим себе. Но первым заговаривает Нис. — И ты не удивлен, что мой оте… отец наш морской Айджиан держит здесь не только тебя, но и меня? — Мой бы наказал куда строже, — Дей откидывается на спину, трет руками лицо. — Да что ты все время делаешь? — Глаза чешутся. — Айджиан так махнул магией, что ее хватило бы оживить мертвого. Так что не прикидывайся, у тебя давно восстановилось бы все. Снимай свою повязку, давно мечтал увидеть твои глаза. — Ты их вырвать мечтал! — смеется Дей. — Что? И что смешного? — То, что нельзя вырвать то, чего нет. Ты опоздал на годик. Нис молчит: благой маг не может обманывать, не имеет права лгать. Вода словно бы темнеет. Спрашивает очень тихо: — Я сражался со слепым? Как это возможно?! — Я вижу магически. Это не то, что зрение, но порой куда сильнее… Долго рассказывать. — Да у нас времени навалом! — Ты не удивлен, отчего вы вообще смогли ходить по земле так долго? — Магия когда-то бы да восстановилась. — Что ты знаешь обо мне и Алиенне? — Что ты, тварь, взял ее силой, а она впала в сон-жизнь. — Я давно перестал спорить об этом со своим и даже неблагим двором, но скажу тебе в этой третьей державе: я виноват во многом, и да, я хотел взять ее силой. Когда уверился, что она выбрала не меня. Но отпустил. А она не ушла. Она осталась со мной, сказала, что любит меня… И мы разделили эту ночь. — А наутро заснула? Что-то не верится. — Можешь не верить, сколько хочешь. Можешь не верить даже собственным глазам, хотя… Дей стягивает перчатку, и в темно-синем океане на его пальце загорается Кольцо. Черное пламя и бело-золотистый огонь, восьмерки, обозначающие истинную любовь, которую нельзя завоевать и нельзя взять силой. — Она беременна, Нис. У нас будет двойня. Все мечтают об Алиенне, но подумай, кого ты хотешь получить в жены. Женщину, которая всю свою бесконечную жизнь будет любить другого. Даже если будет обнимать тебя в постели. — Как ты лишился зрения? — после долгого молчания спрашивает Нис. — Так сильно, что оно все еще не восстановилось? И почему тогда Алиенна все же заснула, если у вас все было по любви? — Она усомнилась во мне наутро. Бранн уверен, что тут вмешались друиды. Они же заверили меня, что Алиенну вернет к жизни ветка вереска, цвет жизни, который когда-то Мидир подарил Лорканну. — И неблагие вот так взяли и отдали его? — с сомнением в голосе спрашивает Нис. — Не отдали. Я потерял все, надежду, любимую. Ты знаешь неблагих королей? — Джоков? Так, слышал немного, что доносится из новостей мира. — Есть третья принцесса. Она слепа. Была слепа, — Дей вздыхает. — Я отдал ей свои глаза. Мир посчитал это достаточной платой за проступок Мидира, и магия вернулась. — И ты попросил взамен цветок? — Нет, Нис. Я был на грани отчаяния и отдал зрение просто так. Чтобы хоть кто-то был счастлив. Мне очень долго казалось, что я потерял все… — Все, Дей, все! Хватит, помолчи. Мне нужно обдумать твои слова, — Нис уходит вглубь камеры и заворачивается в собственный плащ, ставя магическую защиту.