***
Гермиона сидела в больничном кафе и быстро проглядывала небольшое письмо, которое ей принесла утром маленькая ушастая сова. Это был ответ на ее послание, отправленное в министерство магии пару дней назад. Она уведомила руководство, что задержится с выходом из отпуска ввиду форс-мажорных обстоятельств. Начальник отдела магического правопорядка, Октавиус Одли, выражал искреннюю надежду на то, что его заместительница не пострадала и что в течение двух недель он увидит ее в министерстве в полном здравии и благополучии. Девушка задумалась. Две недели — ничтожно малый срок для того, чтобы Драко успел подготовиться к переезду. Конечно, им в любом случае пришлось бы лететь самолётом, так как для череды длительных трансгрессий Малфой ещё слишком нездоров. Она не хотела пока даже заговаривать об этом, особенно учитывая то, как плохо в настоящий момент было Орсино Корелли. Луизу похоронили в один день с Карло Фортанези, спустя несколько дней после трагедии. В последний путь их провожала вся деревушка. Жители Кастельмолы любили приветливую старушку и молодого винодела, поэтому скорбь собравшихся была неподдельной. Тихо всхлипывали мать и сестра Карло, приехавшие на похороны из Чефалу. Гермиона держалась от всех немного в стороне, хотя именно она искала в доме Корелли необходимые документы и подбирала Луизе погребальное платье. Невыплаканные слезы сдавливали горло, но она знала, что если разрыдается, то просто не сможет остановиться. Истерика была невозможна — Драко находился в реанимации, Орсино тоже. Отец Франческо попал в психиатрическое отделение с тяжелейшим нервным срывом. Других знакомых в Кастельмоле у Грейнджер не было, и временами, впадая в лёгкий ступор, она думала, что это обычный ночной кошмар, который вот-вот закончится. Она проснется, учует в комнате вкусный аромат свежей выпечки и крепкого кофе, а синьора Корелли радостно улыбнется при виде заспанной постоялицы, прервав свои хлопоты на кухне. Но кошмар не заканчивался, и возвращение к реальности каждый раз было жестоким. К ее огромному облегчению, и Драко, и Орсино вскоре стало лучше, и их обоих перевели из интенсивной терапии в обычные палаты. Она заглядывала к мальчику несколько раз на дню, но каждый раз натыкалась на его безучастный, тусклый взгляд. Он напоминал Гермионе сломанную куклу своим серым, безжизненным лицом и запавшими глазами, сфокусированными на одной точке. Он похудел, и задорный румянец исчез с его смуглых скул, на которых теперь отчётливо выделялись только бурые ссадины. Иногда она присаживалась и принималась ему что-то рассказывать, например, что почтенный пекарь Алонсо передает Орсино привет и пожелания здоровья вместе с теплыми кукурузными булочками. Что чета Грациоли вызвалась подстригать газон и следить за огородиком Луизы, пока Орсино не поправится и не сможет сам этим заняться. Что Луиджи Базиле со своей роскошной женой Аллегрой привезли однажды вечером в подарок Орсино новый горный велосипед с кучей скоростей и непременным условием, что он приедет к ним на пиццу, как только выпишется из больницы. Орсино лишь молчал в ответ, становясь день ото дня все худее и бледнее. Драко выглядел немногим лучше, но зато его лицо вспыхивало неподдельным счастьем, когда она осторожно заглядывала в палату, беспокоясь, чтобы не потревожить его сон. Две недели в данной ситуации — мгновение. Слишком много потрясений, чтобы поднимать тему переезда. Но Гермиона не могла не спросить — ей нужно было возвращаться в Англию, и она не представляла, что сделает это без Драко. Она скомкала письмо и сунула его в сумочку, подхватила со столика бумажный стакан с кофе и поспешила в палату. Драко стоял у окна. Жалюзи были подняты, горячее солнце нещадно светило ему в лицо. — Эй, ты чего? — Гермиона сделала несколько шагов и тронула его за плечо. Он оглянулся, и Грейнджер увидела в серых глазах столько невысказанного отчаяния и странной болезненной решимости, что у неё мгновенно сдавило горло. — Я ждал тебя. — Что… что случилось? Драко очень медленно отошёл от окна, добрел до кровати и устало сел. С каждой секундой тишина в палате становилась все более звенящей. — Меня недавно навестил епископ. Из моей епархии. Он сказал, что сейчас в Таормине и Кастельмоле не осталось действующих священников. Гермиона нервно пожала плечами. — Я слышала про Франческо. Его пока нельзя навещать, но я очень надеюсь, что он скоро поправится. Им придётся искать кого-то в его приход? Драко прикрыл глаза. — Им не нужно никого искать, Гермиона. Ведь есть я. Она оторопело посмотрела куда-то сквозь него, пытаясь осмыслить услышанное. — Но ведь ты… ты подал прошение об отставке! — Я вынужден изменить свое решение. Гермиона вскинулась: — Тебя кто-то вынудил? Что изменилось? Его лицо внезапно посуровело. — Все изменилось, Гермиона. Я не могу просто взять и уехать, не могу оставить людей, которые мне верили и помогали все годы, что я здесь жил. А то, что случилось с Луизой и Орсино… — Орсино в ужасном состоянии, ему требуется серьезная врачебная помощь. — А как он будет жить потом? Луиза была его единственным опекуном, и ему прямая дорога в приют. — Я уверена, что здешние жители его не бросят! Даже сейчас они постоянно его навещают. И мы его не оставим, можно ведь приезжать… — Гермиона, не будь наивной. Навещать и привозить подарки — не одно и то же, что предоставить кров и растить как члена семьи. — Но… что ты можешь сделать в этой ситуации? Произошедшее ужасно, но… это не исправить! Ты ведь не можешь пожертвовать своей жизнью, чтобы облегчить участь других людей! Драко вдруг скривился, и Гермиона вздрогнула от выражения его лица, когда-то хорошо ей знакомого. — Я и не ожидал, что ты поймешь, — отрывисто бросил он. — Но я солгу, если скажу, что не надеялся на это. Гермиона невольно сжала кулаки и, подавшись ему навстречу, выпалила: — Пусть я эгоистична! Но что я должна понять? Ты не можешь служить религии и дальше, ведь ты уже нарушил кучу запретов, разве нет? Это было твое решение — отказаться от сана, уехать со мной! Ты просто прикрываешься этой ситуацией, признайся, что струсил! Стальной блеск в глазах Малфоя усилился, он стиснул челюсть, но его голос остался отчужденным. — Скажи мне, ты называла Поттера трусом, когда он собирался погибнуть, чтобы спасти людей от гнева Темного Лорда? — Мерлин, что за сравнения! Я… я пыталась его отговорить, Гарри склонен к крайностям, и я… — Ты сейчас очень расстроена, и, думаю, воспринимаешь все слишком буквально. Я не боюсь перемен, Гермиона, я ведь мечтал о них. Будь справедлива. Я просто хочу сказать, что если сейчас уеду в Англию, сделав вид, что не оставляю позади ничего ценного, по-настоящему важного, то навсегда схороню надежду когда-либо относиться к себе с уважением. — А-а, — с саркастичным облегчением выдохнула она, не желая быть справедливой. — Значит, дело только в этом!.. — Да, — улыбнулся он, и эта улыбка придала его лицу по-настоящему ледяное выражение. — Только в этом. Речь идет всего лишь о моей мужской гордости, о моем уважении к себе и, если угодно, о моей бессмертной душе. Гермиона смотрела на него с нарастающей тоской. Разговор закончился, и ей нечего было ответить на его слова. Собственные аргументы казались ей жалкими, ведь даже самый главный из них — их чувства — сейчас выглядел попросту неуместным. Внезапно ослабев от осознания этой неуместности, страшного напряжения прошедших дней, от горя и постигшего ее разочарования, она почувствовала, что нервы у нее сдают. До крови закусив губу, Гермиона медленно повернулась и пошла к выходу из палаты. Она ощутила легкий отголосок его магии — встречное дуновение прохладного воздуха в лицо, будто порыв остановить её, — но Драко промолчал, и она не замедлила шаг. Грейнджер неслышно скользнула за дверь, и в коридоре раздались её удаляющиеся неровные шаги.***
Малфой сидел в своем маленьком дворике на старом садовом стуле из темного ротанга и смотрел в небо. Август в этом году выдался на редкость теплым и сухим, бесконечная высь была усыпана звездами, и Драко впитывал ночное затишье всей кожей, разглядывая мигающие искры над своей головой. После того разговора с Гермионой прошло три дня, и он ровным счетом ничего не знал о том, где она и что с ней. Аэропорт в Катании открыли только сегодня с утра, и, может быть, она уже в Лондоне… Он вернулся из больницы Таормины в два часа пополудни, настояв на выписке, потому что не мог больше находиться в сводящей с ума тишине палаты. Перед уходом он хотел было наведаться к Орсино, но старшая медсестра не пустила его, объяснив это тем, что мальчик спит. Она показалась Драко встревоженной, и он подумал про себя, что непременно должен зайти к нему завтра. Когда он вернулся, у собора собрались все жители Кастельмолы. Луиджи Базиле громко сетовал на то, что падре не предупредил их о выписке заранее и не позволил привезти его домой на машине. Драко отнекивался, ссылаясь на то, что прогулка пошла ему на пользу. По правде говоря, он поначалу думал зайти в дом Корелли, но в последние минуты передумал и зашагал от развилки к собору. Слишком больно сейчас ему было видеть небольшой коттедж персикового цвета, стоявший особняком в тени оливковых деревьев. Он усиленно гнал прочь свои мысли про осиротевший дом и его застывшие комнаты, поэтому надвинул канотье на глаза и поспешил в другую сторону. Участие и радость прихожан приятно согрели его измученное сердце. К местным добавились люди из прихода церкви Святой Катарины, оставшиеся без священника. Женщины и мужчины, старики и дети спешили повидать молодого пастора и несли с собой бесконечные корзины, блюда и горшочки с едой; каждый хотел обнять его, приложиться к руке, и все без исключения ждали благословения. Они горячо благодарили его — за что, он и сам не понимал. Будто бы за сам факт его существования. Лишь одна пожилая леди, которую Малфой раньше часто встречал на мессах отца Франческо, подошла к нему и прошептала, крепко сжав в своих пальцах его руки выше локтя: — Спасибо вам, святой отец, что не бросили нас. Я знаю… это решение далось вам непросто… Простите мне мою осведомленность. Но людям сейчас необходимо сплотиться. Мэр не сможет помочь нам в этом так, как сумеете вы. Эта уверенность немного сбивала с толку, так как поначалу Драко все еще сомневался в том, чем конкретно он может помочь людям, многие из которых лишились дома или имущества. Но ясность пришла сама собой, когда они принялись рассказывать о пережитом. Не нашлось ни одного человека, кто не горевал бы о Луизе Корелли и не сочувствовал бы юному Орсино, кто не вспоминал бы добрым словом молодого винодела Фортанези. Случившееся объединило местных жителей, а молодой пастор, про которого последнее время ходили разные слухи и небылицы, тем не менее вернулся после трагедии в свой приход и послужил своеобразным ориентиром для горстки растерянных прихожан, чьи раны были ещё слишком свежи. Людям были напуганы, и им хотелось поделиться своими страхами с кем-то, кто примет в них искреннее участие, сумеет найти нужные слова и прочтет знакомый с детства респонсорий успокаивающим, мягким голосом. Худощавая фигура высокого светловолосого молодого священника в маленьком соборном садике внушала удивительное, монументальное умиротворение — ведь что-то должно было остаться незыблемым, нетронутым. Измученные пережитым люди тянулись к нему, как к уютным, мерцающим в полумраке огонькам церковных свечей. Федерика Микеле пришла вместе с матерью. Они притащили громадную лазанью, на запах которой тут же слетелась стайка вечно голодных мальчишек. Тогда Малфой предложил вынести несколько лавок из церковной кладовой и выставить на них всю принесенную снедь. Идея нашла самый горячий отклик среди молодежи, и скоро все орудовали вилками, а кое-где даже слышался первый осторожный смех. Люди разошлись, когда на небе уже начали зажигаться первые звезды. Женщины обещали прийти на следующий день, чтобы помочь с уборкой и украшением собора к воскресной мессе, мужчины обсуждали, сколько стройматериалов и рабочих рук понадобится, чтобы восстановить то, что разрушил безжалостный вулкан. Драко невольно подивился тому, что стихия не заставила людей покинуть родные места. Раньше он не осознавал этого в полной мере — ему казалось, что столкнись он с реальной опасностью извержения вулкана, то сразу же сбежал бы из этих мест без оглядки. Сейчас эти мысли представлялись чем-то настолько далёким и расплывчатым. Нереальным. Как поцелуи Гермионы Грейнджер и её нежная, душистая кожа. Малфой тяжело вздохнул и растер лицо ладонями. Его сердце отказывалось принимать то, что они, скорее всего, больше никогда не увидятся. Но разум тем не менее был уверен в правильности принятого решения. Он не мог уйти сейчас, после случившегося. Все, во что он верил раньше, живя в магическом мире, обратилось в пыль. Его идеалы, ориентиры прежней жизни оказались пшиком, дутой пустышкой, защищать и поддерживать иллюзию важности которой, тем более ценой собственной жизни, не имело смысла. И вот судьба — вместе с мамой — предоставили ему новый шанс, которым он воспользовался. Он вытащил новую карту из колоды во время своей проигрышной партии и остался на плаву. Научился довольствоваться простыми радостями жизни, узнал, что значит настоящее, а не подобострастное уважение, бескорыстная поддержка, искренность и честность. Маглы оказались намного лучше, чем он мог себе представить, — вообще-то они практически ничем не отличались от волшебников. Он окунулся в их мир, ища спасения, и этот мир его принял, выделив Драко собственное место. Дон Витторио помог ему, как только мог помочь человек. Даже горько всеми оплакиваемый Дамблдор был отнюдь не столь же бескорыстен по отношению к Поттеру, своей призовой лошадке. Но стоило Драко лишь задуматься о том, что такой жизни ему недостаточно, что и этот шанс для него вовсе не шанс, а очередной капкан, который замкнул его свободу, — как судьба нанесла ему очередной упреждающий удар. Новый урок был только для него одного, он не мог втягивать в это Гермиону. Он бесконечно виноват перед ней, но лучше пусть теперь она его ненавидит… пусть считает трусом и обманщиком. Ей будет лучше без него. Пройдёт немного времени, и она забудет все, что было. Две недели вместе — слишком малый срок, чтобы долго горевать. Одна из звезд подмигнула ему и резко сорвалась вниз, мазнув на прощание по небосводу сверкающим хвостом. Драко захотелось кричать. — Бог! — прошептал он в ночное небо, судорожно сжимая подлокотники старого стула. — Бог, ты меня слышишь? Я делаю это не для себя. Я плохой человек, я слаб и ничтожен — и как волшебник, и как священник. Но я могу это сделать… хочу поступить по совести. Я чувствую, что так будет правильно. Соленая влага обожгла его веки, и Драко зажмурился. Ему было жаль себя. Ему было больно. Но иного пути он не видел. Он откинулся на спинку, прикрыв глаза. Из-под опущенных век по его щекам заструились слезы, и Малфой ощущал их так, будто они исходили из самого центра его разбитого, страдающего сердца. Неожиданно он услышал шорох шагов по траве и резко распахнул глаза. В неверном свете единственной уцелевшей садовой лампы напротив него стояла Грейнджер. Он впился в нее взглядом, всматриваясь так, словно она призрак, который сейчас растворится в ночной мгле. Но она подняла руку и прижала её ко рту, сдерживая подступившие рыдания. До него долетело лишь тихое «Драко», и он вскочил на ноги и кинулся к ней. Это была Гермиона: родная, теплая, с ароматным облаком своих непослушных кудрей. И она обнимала его в ответ, вжавшись в его плечо и заливаясь слезами. — Прости меня, прости, — бормотал он, беспорядочно покрывая поцелуями её мокрые щеки и опухшие губы. — Нет, не прощай… я сам себя не прощу, никогда, но я не могу… не могу иначе. Ноги подломились, и он упал на колени, вцепившись в её юбку и утыкаясь лицом во вздрагивающий от плача живот. У него не было сил — хотелось просто прижимать её к себе, пока она здесь, не отпускать, пока она сама не захочет уйти. Сейчас ничто в мире не имело значения, кроме её тела в кольце его рук и обволакивающей, словно молоко, августовской ночи.***
— Мне пора… Тихий голос Гермионы рассеял тишину его спальни, разрушая прекрасную иллюзию. Она слегка пошевелилась, но не подняла голову с его груди. — Я люблю тебя. Его слова прозвучали обреченно, и она вздрогнула, услышав их, будто он сообщил ей о своей ненависти. — Не надо… — Я люблю тебя, — твердо повторил он. — Ничто не изменит этого факта, Гермиона. — И ничто не изменит твоего решения… В её голосе не прозвучало даже слабого вопроса. Они лежали, обнявшись, ещё какое-то время, впитывая эти утекающие сквозь пальцы минуты, прежде чем Гермиона наконец высвободилась из его объятий и медленно села на постели. В лунном свете её кожа казалась серебряной. Драко протянул руку и провёл тыльной стороной ладони по тонкому предплечью. Украденные у вечности мгновения. Если счастье возможно отмерить, то сколько положено одному человеку? Как быстро и безвозвратно все может измениться… Как если бы в бокал лучшего вина плеснуть унцию уксуса… Грейнджер накинула платье и принялась застегивать пуговицы. Они оба молчали — все чувства, вся боль предстоящей разлуки вылились в бешеную страсть, которая владела ими полчаса назад. — Мне нужно идти. Она посмотрела на Драко, и взгляд ее смягчился. Он мог только догадываться, что было написано на его лице, так как она тихо добавила: — Утром у меня самолет из Катании в Лондон. Он приподнялся на локтях. — Где ты жила… все это время? Гермиона грустно улыбнулась. — Попросилась после случившегося в тот отель, куда должна была заселиться изначально, как только приехала сюда. Хозяин хорошо знал Луизу, такой добродушный, милый толстяк… — А, «Tenerezza», — догадался Драко, опускаясь обратно на подушку. — Сандро действительно отличный парень, знает свое дело. Они опять замолчали. Драко смотрел на ее руку, которой она опиралась на постель. Не сумев удержаться, он накрыл её своей ладонью. — Гермиона… — Не надо, — с внезапной яростью сказала она и опустила голову, будто устыдясь собственной вспышки. — Я провожу тебя. Она отрицательно помотала головой, но Малфой уже отпустил ее пальцы и, встав с кровати, принялся одеваться. — Говорю же… — Гермиона, — строго сказал он, — я никуда не отпущу тебя ночью одну. Мне все равно не уснуть. Так я хотя бы буду уверен, что с тобой все в порядке. — Наткнувшись на ее пронзительный взгляд, обжегший его до глубины сердца, он исправился: — Что ты в безопасности. Они вышли в лунную ночь, держась рядом, но не взявшись за руки. Деревушка слабо освещалась, так как ещё не все линии электропередач были приведены в порядок после произошедшего. Лежавшая внизу Таормина выглядела куда приветливее, мигая в ночи золотистыми огоньками. Под ногами хрустели мелкие камешки, которыми отсыпали дорогу, сровняв небольшие трещины и разломы. — Сегодня даже цикад не слышно, — прошептала Гермиона, вскинув лицо навстречу свежему ветру с моря. Драко кивнул. — Удивительно тихая ночь. Он не представлял, как будет возвращаться назад в одиночестве. — Можно я тебе напишу? — Грейнджер вдруг остановилась и посмотрела на него, чуть морща нос. — Я сам хотел попросить, чтобы ты сообщила, как доберешься. Я буду рад твоему письму… Она снова побрела по дороге, опустив голову. Драко двинулся следом, и ему показалось, что она едва сдерживает слезы. Он догнал ее и взял за руку. Гермиона взглянула на него блестящими глазами и тихо произнесла: — …Что это горе всех невзгод больнее, Что нет невзгод, а есть одна беда — твоей любви лишиться навсегда. Малфой в смятении посмотрел на нее, и Гермиона печально сказала: — Это Шекспир. Магловский поэт, он… — Я знаю, кто такой Шекспир, Гермиона. — Почему это случилось с нами? — прошептала она. У Драко не было ответов. Но он поймал себя на мысли, что хочет взглянуть на небо и адресовать этот молчаливый вопрос туда. Впрочем, теперь он будет проводить в разговорах с Ним много времени… Спешить некуда. Они шли по пустой темной дороге, и каждый миг приближал их расставание. Вывеска отеля была ясно видна ещё в начале улицы, благодаря тонкой красной гирлянде, окаймлявшей крупные раскосые буквы. Гермиона и Драко старались замедлить шаг, но горящая алым цветом надпись неумолимо надвигалась на них, предвещая скорую разлуку. Внезапно послышались раздраженные мужские возгласы. Учитывая, что час был уже довольно поздний, это казалось подозрительным. Кто-то вскрикнул, раздался хриплый голос, который что-то лихорадочно тараторил по-итальянски. Гермиона взглянула на Малфоя. Он приложил палец к губам, отвечая на взгляд, и увлек её в тень плотно прижатых друг к другу домов. Они медленно продвигались к отелю, пока им не открылась развернувшаяся прямо под светящейся вывеской сцена. Маленький хозяин отеля «Tenerezza», заламывая руки, что-то объяснял двум мужчинам, которые смотрели на него с явно угрожающим видом. Один из них, повыше ростом и шире в плечах, то и дело переминался с ноги на ногу, словно в нетерпении. Второй был ниже ростом и заметно сухощавее. Он вел себя гораздо спокойнее. Алая вывеска отчётливо подсвечивала его лицо, и Малфой еле слышно присвистнул, когда они подошли ближе. — Это Альберто Буджардини, — еле слышно проговорил он. — Владелец крупной отельной сети по всему побережью. Гермиона вопросительно округлила глаза, и Малфой пожал плечами в ответ. — Я не знаю, что ему нужно от Сандро в такое время. Но на дружеское общение это не похоже. Гермиона вытянула шею, прислушиваясь. Бедный пожилой итальянец говорил очень испуганно, умоляющим тоном и отчаянно жестикулируя. Драко тихо прошептал: — Речь идет о каком-то долге. О том, что в отеле проблемы с водой, и он надеялся после ремонта рассчитаться с Буджардини. Видимо, тот ссудил его деньгами, а теперь из-за вулкана прибыли совсем нет, и Сандро не может с ним расплатиться. Гермиона обеспокоенно схватила его за руку. — Они могут причинить ему вред? — напряженно спросила она. Малфой сощурился. — Не думаю. Скорее всего, хотят припугнуть. Альберто безраздельно властвует в своей отрасли, не стоило Сандро с ним связываться. Что он, что его сын… одного поля ягоды. — Он раздраженно покачал головой. — Может быть, нам следует вмешаться? — спросила Гермиона. Драко не успел ей ответить, так как здоровяк, сопровождающий Буджардини, толкнул Сандро в грудь, из-за чего тот отлетел ко входу в гостиницу, сильно ударившись спиной о большую дверную ручку. — О боже! — Гермиона подалась вперёд и горячо выпалила: — Мы должны вмешаться! Они не рискнут с ним ничего сделать при таком количестве свидетелей. Малфой шикнул на нее, выставив локоть вперёд, чтобы ее удержать. — Оставайся на месте! — сердито прошипел он. — У них обоих есть оружие, Гермиона, — обрати внимание, как топорщатся пиджаки на груди! А я даже не взял волшебную палочку! Гермиона изумленно охнула. — Но почему?! Ведь ты волшебник, она всегда должна быть при тебе! — Я жил без палочки восемь лет… И мне нет нужды использовать её снова. Больше нет. Тем временем охранник Буджардини поднял Сандро за грудки и встряхнул его, как тряпичную куклу. Синьор Грасси беспомощно извивался в крепких руках, стараясь вырваться, впрочем, без особого успеха. Альберто, довольно усмехаясь, достал из кармана портсигар, собираясь закурить. — Ну, а у меня палочка есть, и отказываться от неё я не собираюсь! Как не собираюсь и терпеть этот беспредел! — процедила Гермиона. — Эти люди должны немедленно оставить его в покое и убраться. И, не дав Драко возможности вставить ни слова, она шагнула на тускло освещенный тротуар.***
Марио Майале озирался по сторонам и нервно кусал и без того обгрызенную до крови губу. Сегодня вечером он не планировал выходить из дома, потому что у него предполагался выходной и старина Лучо привез ему ни много ни мало двадцать грамм отборного снега. Предвкушая приятный вечерок, Марио уже собрался приготовить для себя пару дорожек, как вдруг в его нагрудном кармане завибрировал мобильный телефон. Когда шеф звонил поздно вечером и говорил приехать побыстрее, игнорировать это было нельзя. По спине и рукам мужчины бегали противные мурашки. Пришлось всё делать на бегу, а он терпеть не мог спешку, когда дело касалось кайфа. Марио принял две крошечные порции, рассчитывая, что, вернувшись домой, сполна нырнет в пучину наркотического угара, а сейчас он всего лишь придал себе немного бодрости. Марчетти постоянно подозрительно косился на него, пока они ехали за шефом, но помалкивал. Только вылезая из машины рядом с гостиницей этого идиота Сандро Грасси, Леон окликнул Майале своим скрипучим, как старая дверь, голосом: — Марио, утырок чертов, ты опять обдолбался?! — Спокойно, Лео, — протянул Марио, больше думая о том, как зудят его ноздри, чем о том, что Марчетти недоволен. — Мне это дерьмо не нужно. Ты знаешь правила в семье. Единственная причина, по которой капо еще не знает про тебя, так это то, что когда-то ты меня выручил. Но не забывай, что свой должок я уже вернул. — Успокойся. — Майале изобразил вялую улыбку, всеми силами стараясь отвлечься от своего носа. — Все под контролем, приятель. Марчетти с отвращением оглядел его, видимо, смекнув, что сейчас не лучший момент для разъяснительной работы. — Пройдись вокруг, посмотри, всё ли тихо. В другой раз Марио бы непременно огрызнулся, что он не пешка, но, глянув на босса, который уже был занят толстяком, предпочел последовать совету Леона. — Недоразумение, мать твою, — услышал он вслед себе бурчание второго охранника. — В расход пойдет скоро со своим коксом, кретин угашенный. Марио яростно сплюнул, но промолчал. Леон не раз прикрывал ему задницу, так что пускай бухтит. Собака лает, а караван идет. Ночь была на удивление безмолвной и спокойной. Рядом с гостиницей этого дуралея Сандро обычно постоянно отирались люди, но сейчас все будто вымерли. Разгоряченный принятой дозой, Марио чувствовал в себе нарастающее желание преобразовать полученную энергию в действие. Все равно какое. Например, трахнуть какую-нибудь девку или пристрелить кого-нибудь… Он уже два года как солдат у Буджардини, а его «беретта» до сих пор девственно чиста. Конечно, он не единственный, кто еще не пролил чужой крови, но насмешки от Марчетти и даже гребаных водил его уже достали. Неспешно обойдя вокруг гостиницы и не заметив ничего подозрительного, он двинулся назад. Ого. Сандро-то, похоже, получил подмогу. Марио увидел, как в их с боссом разговор вмешались двое — молодой блондин и какая-то девчонка. Несмотря на то, что они были к нему спиной, парень показался Марио знакомым. Но он никак не мог вспомнить, где его раньше видел. А девушка… Она говорила по-английски, очень возмущенно. Значит, туристка. Марио знал из этого языка только несколько общих фраз. В школе учить английский ему было лень. Как лень вмешиваться и в эту ситуацию. Он решил понаблюдать со стороны, но на всякий случай запустил руку внутрь пиджака и, нащупав холодную сталь семидесятой «беретты», взвел курок. Марчетти резко махнул рукой, чтобы он подошёл ближе. Девчонка оглянулась и, увидев, что сзади есть кто-то еще, достала оружие. Во всяком случае так показалось Марио. Ее наполовину скрывала тень, но он был абсолютно уверен, что ни с чем не перепутает ствол пистолета. Кто-то закричал. Босс поднял руки, пытаясь успокоить начавшийся гомон, но тут Леон вытащил свою пушку, и Марио решил, что этот шанс заработать очки и спасти Альберто он ни за что не упустит. Наркотик вкупе с куражом сделали своё дело. Через секунду в его руках появился пистолет, и без всякого предупреждения Майале открыл огонь на поражение.