***
Дюк Моррети имел итальянские корни. Дед-итальянец подарил своим детям и внукам прекрасную внешность метиса. Сестра Дюка пользовалась этим на всю катушку и в свои двадцать два успела выиграть местный конкурс красоты и теперь проходила кастинг на следующий этап. Сам же Дюк неожиданно загорелся желанием летать. Со штурвалом удалось подружиться сразу, юноша с азартом постигал азы непростой профессии и через некоторое время благодаря своим умениям и внешности он уже был вторым пилотом на одном из самых частых рейсов, что было очень хорошо, учитывая, что в Америке зарплата пилотов почасовая. Жизнь Дюка устраивала. Получал он достаточно много денег, чтобы хватало и на себя любимого, и на многочисленных любовниц. Дюк крутил романы со всеми красотками, которые только ему нравились. Известный бабник, он однако покорял своим обаянием любую девушку, которую только хотел. Стюардессы, работницы аэропортов, милые сотрудницы кафе или просто кто-то, кого он встретил в клубе — все они приходили и уходили из жизни красавца-пилота. Была только одна девушка, с которой он пробыл дольше всех. Милая стюардесса Амелия Джонс с их рейса. Небольшого роста, она едва-едва дотянула до того, чтобы беспрепятственно работать с багажниками. Хрупкая, белокурая и голубоглазая австралийка Амелия притягивала взгляды всех. Когда она гордо шла к самолёту в своей форме стюардессы, пассажиры останавливались, глядя ей вслед. Конечно же, Дюк хотел добавить и её в свой список покорённых сердец. Однако милашка-стюардесса поддаваться чарам красавца-пилота не спешила. Дюку пришлось сильно постараться, чтобы Амелия хотя бы согласилась кофе с ним попить. Дальше — больше. Одержимый желанием овладеть этим сердцем, Моррети начал подстраивать её расписание так, чтобы она оказывалась с ним на одном рейсе. Мисс Джонс начала работать стюардессой только недавно и влиять на своё расписание никак не могла. Спустя бесконечные кофе, цветы и конфеты, Амелия, наконец, согласилась с ним встречаться и подарила ему такую ночь, что стало понятно — не зря он взялся за эту авантюру. Девушка оказалась интересной, доброй и отзывчивой. А ещё страстной, что Дюк оценил по достоинству. Она умела слушать и в то же время твёрдо отстаивала своё мнение. Не считала зазорным и извиниться, если была не права. Они встречались почти полгода и коллеги начали даже шептаться про скорую свадьбу. Никто из девушек не находился рядом с местным казановой больше двух месяцев. Амелия, слыша слухи про свадьбу, только вздыхала и с надеждой смотрела на своего партнёра, но Моррети делал вид, что глух. Связывать себя узами брака он не собирался. Так и было сказано Амелии, когда девушка пришла с новостью о заветных двух полосках. — Я могу дать тебе денег на аборт, пока ещё есть возможность, — буднично предложил он. — А если ты успеешь сделать это за две недели, то мы с тобой поедем на Мальдивы вместе, я уже и путёвку присмотрел, что ты на это скажешь, м? Дюк боялся ответственности. Ему уже несколько раз предлагали место первого пилота, но Моррети отказывался, зная, что в случае чего, первый пилот отвечал за всё сам. Так же легко он отказался от ребёнка, от супружества и даже родителей скинул на свою сестру, вполне уже успешную модель, сославшись на плотный график перелётов. На Мальдивы он всё-таки полетел в срок, правда с Кристин, что недавно устроилась работать стюардессой и попала на их рейс. В свой последний рейс он летел почти через год после этого, предвкушая прекрасный отдых после перелёта. Аманда предлагала ему зайти в один из ресторанов, которым, оказывается, владел её отец. Зная, что обычно отцы не скупятся на своих дочерей, Дюк уже готовился вкушать изысканные блюда и пить дороге вино. Когда машину затрясло, пилоты недоумённо переглянулись. Самолёты всегда вовремя проходили техническое обслуживание и своевременно вставали на ремонт, поэтому поломки были исключены. Однако то, что происходило сейчас турбулентностью назвать было сложно и выравниваться самолёт не желал несмотря на все старания мужчин. Надрывно запищали приборы, самолёт накренило вниз. Кажется при очередной встряске Дюк ударился обо что-то головой, потому как потерял сознание. В общей панике салона спокойно сидел только смуглый и светловолосый мужчина в костюме-тройке, молча цедя вино из бокала и почти лениво глядя в иллюминатор, чтобы подгадать время, когда спрыгнуть.***
М-21 нахмурился, глядя на биографию товарища. В конце стояла приписка «1/7». Что это могло значить? — Скорее всего, им было невыгодно уничтожать целый самолёт только для Дюка, — задумчиво коснулся пальцем подбородка Франкенштейн. — Ты хочешь сказать, что они намеренно уничтожили этот самолёт только для того, чтобы получить этих семерых? — ужаснулся Такео. — Вполне возможно. Скорее всего, народу на том рейсе было немного, — учёный всё ещё хмурился. — Я припоминаю ту аварию, много шуму наделала. Самолёт не только разбился, но и загорелся, так, что потушить его не могли долгое время. Никто не выжил, и по ДНК опознать смогли не всех. Семеро, включая двух пилотов, пропали без вести. — Но почему они тогда просто не всех забрали? — Джеймс не понимал этих ненужных жертв. — Ведь они могли!.. — Когда пропадает семеро человек из всего салона во время авиакатастрофы — это одно, — перебил его Франкенштейн. — Когда пропадают все люди из самолёта, который находился в полёте — совершенно другое. Они просто заметали следы таким вот грязным способом. Помолчали немного, переваривая информацию. Затем Двадцать Первый чуть шевельнулся, хмурясь. — Мы дружили с Дюком, — признался он. — Не так, как с Первым, Двадцать Четвёртым или Трёшкой, но всё-таки дружили. Несмотря на стёртую память, мы находили темы для разговоров, просто помогали друг другу. А потом... Я не могу его винить в том, что произошло. Я тогда ослаб очень после предыдущей операции, потом наложилась ещё одна. Идти почти не мог, Тридцать третий вызвался помочь.***
— М-21, давай, постарайся, отстаём же! — прошипел Тридцать третий. — Если учёные увидят, не только тебе попадёт, но и мне. — Да... Да, я стараюсь. М-33 огляделся, отмечая, что они уже почти в конце толпы. Ещё немного, и скрыть слабость Двадцать первого будет невозможно. — Два-Один! — Успеем, не бойся, — прохрипел М-21. — Ребята, видишь, не торопятся. Товарищи действительно старались идти как можно медленнее, держась за стены и прижимая руки к животам, позволяя М-Двадцать Первому добраться до комнаты, но и не поднимая голов. Всё так же все смотрели только в пол, только лишь бросая короткие взгляды. Они уже давно научились осматриваться вот так: коротким взглядом. Как оказалось, когда надо, то и этого вполне достаточно. Сзади скрипнул стул, учёные начали переговариваться, что давало понять: они закончили проверки и теперь могут увидеть непозволенное. Те, кто медленно шёл, бросили быстрый взгляд на Двадцать Первого и отлепились от стен, немного закрывая его со спины. М-33 глухо выругался, понимая, что и этого не достаточно. — Слушай, — начал он. — Ты прости, Два-Один. Но ты уже был там... на утилизации, а я нет. И не очень-то хочется. Не обессудь, ага? А тебе может ещё и повезёт. И выпустил, заставив грохнуться на колени, увлекаемого собственным весом и слабостью Двадцать Первого. Остальные идущие тоже уже не могли приостановиться, слишком заметно было падение. В таких ситуациях была договорённость — не трогать. Если уже заметили, то за собой тянуть товарищей было не принято. — Ублюдок, — едва слышно прошипел Двадцать первый, слыша позади себя быстрые шаги. Выдохнув, мужчина переставил ногу, опираясь на собственное колено. Надо подняться. Надо. Подняться. Сил не хватало, чтобы подтянуть вторую конечность, но около самого входа встревоженно приостановилась Трёшка, прижимая к себе Семнадцатую, М-1 так же приостановился, пытаясь понять, успеет ли помочь? Не успеет. Медбратья уже спешат к нему. И если М-21 не хочет снова пройти все муки утилизации, ему надо подняться. Выдохнув, мужчина с тихим стоном потянул своё тело наверх. Выпрямился, чуть пошатнувшись, но на подоспевших медбратьев отреагировал наигранным смущением. — Плитка у вас приподнялась, — хрипло проговорил он. К счастью, это правда, — Не заметил, — чуть пожал плечами, пытаясь сдержать нервный смех, уже рвущийся наружу. Медбратья смотрели так пристально, что Двадцать первому казалось — его обман раскрыт, они видели всё и сейчас слышат его бьющееся в панике сердце. Заберут? Надо что-то делать! М-21 ничего не делал, ждал, не скрывая дрожи в руках. Это может быть побочным эффектом, и на такое внимания не обращали — если стоит, можно не трогать. — Мы передадим работникам, — наконец кивнул один из подошедших. Оба ушли. М-21 пошёл вперед. Надо только дойти, и всё. Вон, впереди, дверь. Осталось только преодолеть пару метров. У самого порога снова споткнулся, но с другой стороны его уже поджидал Первый. Подхватил, затащил внутрь, сразу усаживая около стены. — Напугал, — ругался мужчина. — Не смей больше! Идиота кусок. М-33 выдохнул с облегчением, но не подошёл. — Мы как-то и не общались после этого особо, — снова пожал плечами М-21. — Я не злился. Понимал, что каждый в такой ситуации будет действовать по своим силам. М-33 боялся за свою жизнь. Это нормально. — Но он же мог помочь тебе! — не сдержался Регис. — Я бы помог! Обязательно! Он же... Он же твой товарищ! — Регис... — Джеймс немного помолчал, пытаясь понять, как объяснить этому ребёнку правду. — Ты не был в той ситуации. Мы же каждый день сражались за жизнь и спустя некоторое время это не просто вошло в привычку, но стало какой-то... навязчивой идеей. Мы словно молитву повторяли себе: «Выжить. Выжить. Выжить». Тут... сложно объяснить. И глядя в глаза юноши, ярко-красные из-за сдерживаемого гнева, полные решимости, М-21 вдруг почувствовал себя настолько взрослым по сравнению с ним, что становилось страшно. И появилось острое желание защитить этого ребёнка с ярко выраженным юношеским максимализмом. Сделать всё, чтобы он так и не понял, что именно имеет ввиду Джеймс. — Я уверен, что ты поступил бы именно так, как говоришь, если бы попал в серию «М» сейчас, с твоим складом ума и воспитанием, — продолжил мужчина. — Однако представь, что ты забыл всё, что учил до этого, всё, чем жил, что знал. Вместо всего этого — чистый лист. А потом тебе говорят, что ты должен выжить. Назло всем, в любой ситуации. Выжить и баста. Сначала «Выжить», а потом «Помочь». Это... сложно, Регис. Благородный некоторое время молчал, пытаясь поставить себя на место всех подопытных серии «М». Он хмурился, но никто не мешал юноше. — Ты прав, — через некоторое время проговорил Регис. — Это сложно понять. Мне кажется, я осознаю, но не могу принять это. М-Джи скупо улыбнулся. Регис не позволил себе того же, сразу хмуря брови, уже привычно, не обдумывая это действие. Всю жизнь его учили ненавидеть таких, как Джеймс. Ошибка человечества, насмешка для природы — они зло, всё, точка. Регис моргнул. А ведь это похоже на то, что говорит М-Джи! Его с рождения — с чистого листа памяти — учили именно этому также, как и Джеймса заставляли выживать! И поэтому первым желанием благородного было именно напасть. Физически, словесно, неважно! Главное — напасть, задеть, унизить, показать, что он — ничто. И так же, как Джеймс постепенно менял свои установки после освобождения от Союза, сам Регис так же менял — свои. — Регис? Благородный снова моргнул, осознав, что уже некоторое время в упор таращится на модифицированного, явно заставляя того нервничать. — Да, — Регис помолчал немного, а потом продолжил. — Просто я вдруг понял, что понимаю тебя больше, чем думал до этого. Я уже не уверен, что поступил бы в той ситуации так, как хочу сейчас. М-21 чуть дёрнул уголком рта в попытке улыбнуться. Взрослеет мальчик.