POV Диадема
Когда я сажусь на стул, приготовленный специально для меня, ноги не дрожат. Когда Цезарь начинает шутить, ноги не дрожат. Когда меня вызывают в центр сцены, ноги не дрожат. Когда я, под оглушительные аплодисменты, сажусь в кресло, ноги не дрожат. Как только я слышу первый вопрос Цезаря, земля уходит из-под ног. - Ну что, Диадема, ты готова? - Да, Цезарь, я готова ко всему! – пытаюсь обольстительно улыбнуться, но, скорее всего, это похоже на вымученный оскал. - Это мне нравится. Такая уверенность. Скорее, самоуверенность, - он смеется, я лишь слегка прищуриваюсь: если ты первый, то должен запомниться надолго. Запомниться так, чтобы никто в середине шоу не спросил, а был ли ты здесь, на сцене. - Ну что, Диадема, попытаемся без шуток? Как тебе наш Капитолий? - Кажется, что я у папы на заводе. Вокруг все блестит, так переливается, будто везде драгоценные камни, - о, ужас, что я несу? Никому не понравится мой бред, все подумают, что я глупая блондинка. Цезарь, пожалуйста, засмейся. Когда ты доволен – счастливы все. - Драгоценные камни? – он начинает смеяться, а я спокойно выдыхаю. Мои три минуты начались довольно-таки неплохо, я думала, что ситуация будет куда опаснее. Бросаю взгляд на Марвела, тот, в своих нелепых шароварах, смотрит не на меня, а в сторону. Это придает сил: если я оплошаю, так хотя бы не перед ним. – Твой отец тот-самый-мистер-из-Первого-который-дает-нам-все-деньги? - О, да, - довольно улыбаюсь, поправляю юбку. Она прозрачная и золотистая, полностью открывающая ноги. Цезарь замечает мое, как будто случайное, движение. Его глаза опускаются вниз, но он мгновенно берет себя в руки. - Тогда, я могу быть уверен, что ты дойдешь до финальной шестерки. - Цезарь, чего мелочиться? Разве деньги не решают в этом мире все? – кто я там? Маленькая избалованная девочка, которая не знает ничего о мире? - Ты так уверена в этом, Диадема? Я думал, что красотой мы все спасемся, - он мне подмигивает, я хихикаю в ответ. Улыбка не может стать еще шире, я готова кричать от избытка эмоций. - Можно спастись и красотой, отдать вам немного моей? – неси бред, дорогая, неси бред. - Так это накладные волосы? – зрители начинают смеяться, я закусываю губу. Взгляд на Марвела: тот хохочет, закрывая лицо руками. Я качаю головой, мол, что же ты, Цезарь, как не стыдно? Зачем раскрывать мой секрет на всю страну? Он все правильно понимает. – Да, господа, я так и знал – волосы настоящие. А вы что, поверили? - А я-то уж хотела на вас наброситься, - чересчур волнуюсь, не слышу собственный голос. Хочу перевести тему, но вот только как? - Хорошо, с красотой разобрались. Что ты скажешь мне про свою восьмерку? Для тебя это хорошо или плохо? - Это довольно-таки средний результат, - расстроено пожимаю плечами. – Я ожидала большего от судей, хотя и не могу сказать, что не рада. Я не показала все, что могла. - Оставила на потом? - Да, Цезарь, я люблю сюрпризы. - Так какой козырь у тебя в рукаве? - Даже вам я этого не скажу. Могу лишь намекнуть, что зрители будут довольны, - игриво улыбаюсь, прищуриваюсь, взмахиваю головой. Давайте, ребята, смотрите на меня. Запомните меня такой, какой я выгляжу. Думайте о том, что я глупа, красива, никчемна. Мне будет проще победить вас. - Ну, хорошо. Мне очень нравится твое платье, покажешь его нам? - Да, почему бы и нет? – вскакиваю с кресла, втягиваю живот до боли, мои ребра проступают сквозь ткань. - Ты такая худенькая, это поражает, - Цезарь проводит руками по моей талии, показывая всем, насколько она тонка. Я в который раз благодарю мать, ведь это именно она заставляла меня поддерживать форму и не набирать лишний вес. - Да не особо я и худенькая, это все гены, - шепчу ему на ухо, но так громко, чтобы слышали все. Мы находимся на шоу, каждый должен чувствовать себя особенным. Я знаю: рассказывай одному все, что происходит с тобой, но старайся выбрать такого человека, который донесет информацию до всех. Кто лучше Цезаря справится с этим? - О, дорогая, не надо прибедняться. Я-то знаю, как трудно не набирать лишние килограммы. Посмотрите на меня, видите складку около носа? Это все пятая пластическая операция! – Цезарь стыдливо подносит ладонь ко рту, замирая в нелепой позе. Я смотрю на ведущего в шоке, стараясь передать, как сильно удивлена. Все внутри меня готово рассмеяться, но я кусаю свои губы, не выдавая себя. - Какой ужас, Цезарь. Я польщена, что ты решил раскрыть свой самый ужасный секрет на моем интервью. Теперь все запомнят меня как девушку, из-за которой Цезарь Фликерман стал популярнее самих Голодных Игр, - улыбаюсь, мечтая о том, что пошутила хотя бы чуточку удачно. Цезарь кивает мне, давая понять, что я была не очень плоха. Выдыхаю, когда мои три минуты заканчиваются. - Вот и все, Диадема. Спасибо за интервью! Я надеюсь, что не стану популярней Голодных Игр, а то вдруг их отменят, а меня посадят в золотую клетку? Я весело хохочу, удаляясь со сцены. Когда выступления оканчиваются, мы обязаны вернуться к прежним местам. Сажусь на стул, вдыхаю и выдыхаю в секунду раз по десять. Марвел улыбается мне, встает со своего места. Я хочу его удержать, но вовремя понимаю, что все идет так, как нужно. Пришла пора его интервью; отрывайся, дорогой.POV Марвел
- Марвел, как ты? - Глупый вопрос, тебе так не кажется? – я разваливаюсь в кресле, где еще минуту назад сидела Диадема. Моя девочка смотрит на меня с укором, приходится срочно менять поведение. – Я пошутил, Цезарь. Просто не хотелось начинать разговор тогда, когда моя пятая точка находится в воздухе. - О да, я сам не люблю говорить, когда не все жизненно-важные органы находятся под моим контролем. - Согласен с тобой, - моя попытка показать, насколько я хорош, провалилась. Во мне нет ни грамма грации Диадемы, напора Катона, злости Мирты. Я просто Марвел, парень, который ничем особенным не отличается. Я лишь могу читать мысли моей Ди, но она бессильна в данной ситуации. - Марвел, каждый из нас помнит, как ты опоздал на шоу с колесницами. Скажи нам, где ты был? - Ох, Цезарь, я бы мог сказать вам это, но ведь правила запрещают. - Ты дрался с Диадемой? Бедная девочка, а я-то думаю, почему она такая напуганная! – Цезарь смеется, я лишь краснею. Я пытался быть остроумным, но в результате меня никто не понял. - Конечно, нет. Диадема мое прикрытие. Знал бы ты, Цезарь, что я делал, ту же секунду захотел бы повторить, – говорю самым вкрадчивым голосом, которым только могу. Моя Ди смотрит на меня, слегка приоткрыв рот. Я улыбаюсь ей, она в ответ надменно поднимает левую бровь. От Цезаря это не ускользает: - Неужели Диадема ревнует? Я мог бы спросить, что она чувствует, но, думаю, слегка опоздал. Мы не имеем права просить трибута подняться на сцену во второй раз. Диадема расстроено надувает губки, бровки ставит домиком. Я посылаю ей воздушный поцелуй, сводя тем самым толпу с ума. Все орут, кричат, пытаются докинуть до сцены цветы. Я улыбаюсь, чувствуя, как напряжение медленно спадает. - Что ж, твой поцелуй нам все объясняет. Диадема, дорогая, прости, но я вынужден напомнить, что встречаться трибутам нельзя. Да-да, друзья, вот такие вот у нас правила! - А мы и не встречаемся. Говорю же, это мое прикрытие, - я прикрыл рот ладошкой, но взгляд направлен строго на зрителей. Толпа просто визжит, передние ряды тянут ко мне руки. Странно, на моей памяти это первый раз, когда они так возбуждены. - Да, Марвел, я все понимаю. Чувствую, что если я не попрошу тебя уйти, нашу сцену разрушат, - Цезарь улыбается, махая рукой всем зрителям. Я повторяю за ним, будто отражение. В результате мы как последние глупцы секунд пятнадцать махали руками и улыбались. - Марвел, а что будет, если Диадема умрет? Я замираю. Даже не думал о том, что будет, если моя Ди умрет. Я не готов ее отпустить, но только сейчас, именно в этот момент, осознал, что правда могу потерять ее. И не важно, кто из нас умрет: она или я, все равно оба с Арены выбраться не смогут. Я плюхаюсь в кресло, морщусь. - Не знаю, Цезарь. Я не могу потерять ее, и она не потеряет меня. Если умрет один, то умрет и второй. Знаешь, как говорится, ни один не будет счастлив, пока мертв другой, - я глухо смеюсь, бросая взгляд на Диадему. Моя девочка упрямо смотрит вниз, на свое платье. Ее костяшки побелели, губа вся искусана в кровь. - Значит, ты уверен, что вы оба проиграете? - Я не говорил такого, - в ужасе дергаю плечами. – То, что оба умрем, это худший вариант. Я дождусь ее везде, понимаете? Она мой лучший друг, я не хочу, чтобы она умирала. - Лучший друг?- Цезарь смотрит на меня с некой усмешкой. – По тому, что ты говорил, а самое главное, как ты говорил, я подумал, что вы больше, чем друзья. - Ты ошибся, Цезарь, – я лишь нервно дергаю носом, больше ничем не выдавая свое напряжение. Никто не должен знать, что я чувствую к Диадеме. Голодные Игры не самое подходящее место для любви. Для Панема любовь вообще является чем-то неприятным, все пытаются скрыть ее. Чем дальше от Капитолия, тем чаще можно встретить это чувство, чем ближе – тем реже оно встречается. - Знаешь, Марвел, я тебе не верю. Не верю, не верю, не верю! Скажите, а вы верите этому наглому парню? Толпа начинает кричать, я слышу только обрывки фраз, но этого оказывается достаточно для того, чтобы понять: мне не верят. - Но ведь это правда, - я улыбаюсь. Поднимаюсь из кресла, заметив, что время подходит к концу. Цезарь подходит ко мне, цепляется за запястье. Смотрю на него, пытаясь понять, что он задумал. - Ваши бурные аплодисменты! Я не знаю, что на меня нашло. То ли то, что смотрят все, то ли то, что все кричат, но я перестал себя контролировать. Резко поднимаю руку вверх, подпрыгиваю на месте, кричу нечто похожее на «Уаааааааау». Цезарь громко смеется, хлопая меня по плечу. Кажется, это интервью окажется одним из самых успешных на этих Играх.POV Мирта
- Мирта, - говорит Цезарь, а я теряю дар речи. Могу только улыбаться, как идиотка, и молиться, чтобы интервью скорее закончилось. Я никогда не думала, что могу растеряться от большой толпы. Даже на экзамене при выпуске из средней школы было менее страшно, чем сейчас. Но я ведь не боюсь, правда? Я же просто волнуюсь. – Я думаю, сложно представлять такой дистрикт, как твой? - Почему же? – сажусь в кресло. Губы поджаты, брови нахмурены. Да, я девушка, но я ведь еще и боец. - Второй славится своими мастерами по убийству, а ты, уж извини, больше похожа на хрупкую школьницу, только не обижайся, ладно? - Конечно, Цезарь, даже и не думала, - усмешка исчезает с моего лица полностью. Становится обидно, ведь я пыталась стать куда агрессивней, чем на самом деле. – Ты действительно думаешь, что я слаба? Внешний вид обманчив, не так ли? Я смогу покорить эти Игры, мне даже не придется особо напрягаться, - фыркаю. Цезарь смотрит на меня с неким подобием улыбки: он мне не верит. Злость самозарождается, но я пытаюсь ее контролировать. Если сейчас поведу себя, как избалованная девчонка, то такой и запомнюсь спонсорам. - Я уверен, что ты покоришь их. Но уверена ли ты сама в этом? – Цезарь прищуривается, я прикусываю губу. Что происходит? Интервью без юмора и смеха? Что такое с Цезарем? Отравился? Не выспался? - Конечно, да, - презрительно морщу нос. Не хочу даже смотреть на эти синие волосы. Отпусти меня, Цезарь, я устала. - Хорошо, я вижу, тебя не очень устраивает данная тема. Может, поменяем ее? Тебе нравится Капитолий? – Цезарь повторяется, но я его не виню. Столько различных интервью всегда дают о себе знать в конце карьеры: вопрос одинаковы, эмоции тоже. - Он изумителен. Я не Диадема, поэтому не вижу тут папин завод, - шпилька в адрес Первой. Она до сих пор должна мне за Катона. Пусть не думает, что я так легко уступлю. Даже если кажется, что шансов нет – они есть всегда. – Мне кажется, что это самое прекрасное место, которое можно представить. Я даже в своих самых бесстыдных снах не могла предугадать такую красоту. - Рад это слышать. Ты так рассказываешь про наши улицы, будто гуляла по ним. Разве это возможно? - Я была в Капитолии, когда мне было шесть. Я не помню ничего из того, что сейчас представляет собой наша столица. Гулять нам не позволили, само собой, но я люблю смотреть в окна. Здесь все не так, как дома, но именно это и восхищает, - сама не заметила, как расправила платье, перестала хмуриться. На лице появилась улыбка, стала спокойней дышать. Злость, как и волнение, испарилась. - Когда тебя было шесть? – Цезарь заинтересованно смотрит на меня. – Это была запланированная экскурсия? Я думал, уже лет десять никто не принимал в ней участие. - А наш дистрикт тогда принял. Я помню, как была маленькой-премаленькой, а ходила, рот раскрыв. Я мечтала побывать в Капитолии. - Но не на Играх? - Не на Играх, - шепчу вслед за Цезарем. Голос садится, горло саднит. Я не кричала, не повышала голос, не нервничала, но такое чувство, что через мои трахеи наружу пытается выбраться какой-то демон. - Я не хочу тебя мучить, Мирта, но у нас есть еще минута. Не хочешь поговорить о своих девяти баллах? – Цезарь смотрит на меня, на лице нет обычной улыбки. В его глазах, как мне кажется, даже отражается грусть. Однако, она исчезает через пару секунд, и Цезарь становится Цезарем – обычным, веселым, чересчур громким. - А разве у меня не десятка? – закусываю губу, как бы вспоминая. – Ах да, точно, девять. Думаю, Руководители не очень всматривались в то, что я делаю. Их куда больше интересовали свои беседы, - грустно заключаю я. Бросаю взгляд на Руководителей, они даже не шелохнулись в мою сторону: считают, что я проиграю? Поставили на меня крест с самого начала? - Думаешь, на других они смотрели более заинтересовано? – Цезарь снисходительно улыбается. Замечательно, как я ни старалась, все же сделала из себя маленькую барышню. Как теперь это исправить? - Почему же? – повторяю эту фразу второй раз за три минуты. Оглядываюсь: заметил ли кто-нибудь этого. Вдруг спонсоры решат, что у меня малый словарный запас? Вдруг решат, что меня ненужно вытаскивать, ведь я не принесу пользы после Игр? - Я так подумал по твоим словам. Выходит, ошибся. Что ж, Мирта, наше время окончено. Не хочешь ничего сказать на прощание?POV Катон
Мне не нравится интервью Мирты. Как она злобно смотрит на Диадему, как пытается ее уколоть в прямом эфире. Бросаю взгляд на Первую, она не обращает внимания на выпады Мирты: весело болтает с Марвелом, игриво закусывает губу, бегло поправляет волосы. Не могу поверить в то, что она так скоро переключилась на другого парня: еще вчера рыдала, что не может разлюбить второго меня, как сегодня даже не вспоминает обо мне. Ух, девчонки, какие они ненормальные. - Катон! Под громкие аплодисменты выхожу на сцену, слегка киваю. Я не буду вести себя, как Марвел: никакой развязности, никакой громоздкости. Только грубая сила, злое поведение: как себя покажешь, то о тебе и будут думать. - Добро пожаловать! - Представлять свой дистрикт – огромная честь. Я не мог даже представить, чтобы кто-нибудь занял мое место. Я бы не позволил. Думаю, перегрыз бы шею любому, кто полез бы добровольцем. - Вообще-то, ты сам доброволец. Я думал, ты хотел защитить того мальчика. - Я даже не знаю его, - еле заметный смешок. – Все, о чем я думал - что это мой последний год, а до этого удача была явно не на моей стороне. Я и решил рискнуть. - Ты воин? - Ах, да. Я боец, я жесток, я готов к Играм. Никто не сможет меня остановить. И ничто, конечно. - Даже Мирта? – Цезарь лукаво улыбается, но я думаю явно не о Мирте. Я мечтаю защитить некую блондиночку, которая, видимо, совсем не ценит нашу связь. - А причем здесь она? – бросаю взгляд на напарницу. Она смотрит в пол, тарабанит пальцами по спинке стула. Я не хочу причинять ей боль, но что поделать? – Мы с ней напарники по дистрикту, ни больше ни меньше. - Выходит, ты тот парень, которого ничто не остановит ни в какой ситуации? - Конечно, Цезарь. А что может меня остановить? Точнее, кто может? - Девушка с одиннадцатью баллами? – Цезарь бросает взгляд на Двенадцатую. Та еле дышит, не слышит, что он говорит про нее. Я хмыкаю: - Нет никого, кого я не смог бы одолеть. Я думаю, меня не остановит даже конец Света. Я его пережду и выйду на волю – победителем. - Самоуверенно. - По-моему, в самый раз. Если ты знаешь себе цену, то тебя уважают все, не так ли, Цезарь? – время моего интервью подходит к концу. Я не успел заметить, как это произошло. Кажется, что вышел лишь секунду назад, а уже пора прощаться. Я ухожу по-английски, не дождавшись разрешения ведущего. Меня догоняет его громкий смех и запоздалая фраза: - Бурные аплодисменты, друзья! Катооооооооон!