Кладбище надежды

      Её дешевенькие каблуки стучат по дорогому паркету в поместье Роджерсов. Стучат так, что эхом отзываются где-то глубоко в душе; там же что-то отчаянно скребётся, просясь выйти наружу. Натали знает, что это, но предпочитает не думать.       Она не думать о неправильном не умеет; голова забита ломаными мыслями, ежесекундно скребущими черепную коробку.       Дом Роджерса встречает её незапертой дверью и абсолютной пустотой. Романофф хочется осмотреться, потому что думает, что возможности оказаться тут у неё больше может и не быть. Стив никогда не приглашает к себе; дом — запретная территория, на которую посторонних не пускает свора охранников с каменными лицами. Наташа — посторонняя. Наташа улыбается и делает вид, что её это не волнует.       Она удивляется внезапному приглашению Стива, которое получает в два часа ночи в коротком тексте сообщения. Она говорит себе не делать этого, но тихо встаёт с постели, стараясь не разбудить будущего мужа. Вызывает такси до дома Роджерса, опасаясь, что могло случиться что-то серьёзное. Подсознание кричит, что она проваливается в тёмную дыру лжи и обмана, но Наташа упорно продолжает всё отрицать. Равно как и тот факт, что она готова сделать всё, о чём просит Стив.       Она стоит в большом тёмном холле, не зная, куда себя деть, сжимает в руках сумочку. Потом замечает поток света, льющийся из арки справа. Чем ближе подходит к ней, тем лучше начинает различать голоса.       Входит в светлую гостиную слишком быстро с нервным взглядом, когда, слыша стоны и хрипы, начинает думать, что что-то не так. Она видит по пояс обнаженного Стива, лежащего на белом диване, над которым сидит Стрэндж — личный доктор их семьи. Диван заляпан кровью, а рядом на стеклянном столике лежат хирургические инструменты и окровавленные бинты.       Наташа тихо стоит в проходе, пытаясь понять, что происходит. На неё не обращают внимания, но она замечает на себе расфокусированный взгляд голубых глаз Стива, который даже пытается поднять руку в знак приветствия. У него ничего не выходит, а Стрэндж на него ругается и оборачивается на неё.       — Зрителей позвал? — интересуется он, возвращаясь к Стиву, почти не удостаивая её вниманием, и Наташа замечает у дока в руках иглу с ниткой.       Стив пытается что-то ответить, но резко замолкает, зажмуриваясь от боли, когда она наконец понимает, что происходит. Наташа на негнущихся ногах медленно подходит ближе, крепко вцепляясь в свою сумочку. Видит на столике окровавленную пулю и переводит взгляд на раненное плечо Стива, которое уже зашивает Стрэндж.       — Что это? — у неё голос хрипит, когда она еле выдавливает из себя эти слова, неотрывно наблюдая, как умело работает док.       — Нужна твоя помощь, — сквозь сжатые зубы шипит Стив, когда тонкая игла выпивается в кожу.       — С чем? С домашней операцией?! — Наташа взрывается, взмахивая руками и повышая голос. Стрэндж делает последние стежки и складывает инструменты на столик, переводит на неё осуждающий взгляд, пока снимает перчатки.       — С этим я уже сам справился, — говорит он спокойно, не обращая внимания на её всплеск эмоций. Закрывает швы Стива большим пластырем и поднимается, подходит к ней вплотную, смотря в глаза, укоризненно сообщает: — Я говорил, чтобы он не звал тебя.       Док уходит, оставляя её наедине со Стивом, который находится в полубессознательном состоянии. Наташа смотрит на него и понимает, что первый раз видит таким беззащитным. Он слабо дышит, лежит слишком бледный с закрытыми глазами и не шевелится. Ей кажется, он засыпает от обезболивающего, которое Стрэндж ему вкалывает — Романофф видит на столике шприцы и ампулы буторфанола.       Она медленно и тихо подходит к Стиву, садится на столик рядом с окровавленными инструментами и бинтами. Хочет взять его за руку, но не решается, потому что думает, что не имеет права. Когда слабый голос Стива неожиданно разносится в тишине большой гостиной, Наташа пугается и вздрагивает; сумка из рук валится на пол.       — Ты должна помочь с этим делом.       Она сжимает губы в тонкую линию. Ее разрывает на части от непонимания, но Наташа молчит, не позволяет себе завалить Стива расспросами, потому то помнит, что он не любит слишком любопытных людей. Она смотрит на него, заламывая пальцы, выжидающе, как послушная собачка, ожидающая приказа.       — Каким, Стив? — всё же спрашивает после продолжительного молчания, касаясь горячей руки Роджерса, после чего он снова открывает полусонные глаза. — Ты ранен. Какие, к чёрту, дела? Почему ты не в больнице?       Поток вопросов сыпется из неё против её воли. Она замолкает внезапно, и шумно выдыхает, осознавая, что нарушает правила. Никаких вопросов. Он всего лишь просил её обойтись без лишних вопросов, но даже этого она не может.       Стив глухо смеётся и тут же хватается за больное плечо левой рукой. Взгляд Наташи невольно падает на сверкающее кольцо на безымянном пальце. Она отворачивается сразу, глотая непонятные эмоции от воспоминаний о его жене.       — О чём ты? — прикрывая глаза, устало спрашивает он. — У меня же шикарный личный доктор. Смотри, как подлатал. Уверен, и шрамов не останется.       Наташа смотрит на него исподлобья со скрываемой лёгкой злостью, чего Стив не замечает. Она нервно потирает ладонями свои колени, решая промолчать.       — Нат, в больницу нельзя, — вмиг становясь слишком серьёзным, говорит он. Наташа чувствует, как её бросает в холод, понимая, что это снова нелегальные дела Стива, которые на этот раз приводят к пуле в плече. — Будут задавать вопросы. Я не отвечу, почему у Капитана полиции в его выходной оказалось прострелено плечо.       — Даже мне не ответишь?       Стив усмехается и отрицательно мотает головой. Она даже не удивляется его ответу — понимает, что он никогда не позволит узнать ей о своих делах. Наташа напоминает себе, чем Стив занимается на самом деле, и тогда все вопросы сразу отпадают.       Иногда ей становится страшно за себя. Не потому что работает адвокатом, спасая настоящих преступников от тюрьмы — они её не тронут, только спасибо скажут. Но она связывается с Роджерсом, который варится в криминальном мире больше восьми лет, сотрудничая и покрывая самых опасных людей. У него бизнес, и у Наташи он не вызывает ничего, кроме отвращения и ненависти. Она думает, что будь немного ближе Стиву, чем на самом деле является, она бы попросила его завязать. Но знает, что ему, конечно, плевать на её мнение.       — Контакты своего бывшего дружка сможешь дать? — его вопрос разносится громом в её сознании. Наташа перестаёт дышать, не моргая смотрит на Стива испуганным взглядом, потому что понимает, о ком он говорит. Она не вспоминает его долгое время; напоминанием о нём служат только выцветшие шрамы на теле, но Стив заставляет вернуться на годы назад, нарушая её спокойную жизнь. — Его рук дело, — добавляет он, кивая на своё перевязанное плечо.       — Я не видела его десять лет, — откашливаясь, чтобы голос звучал громче, отвечает Наташа. Не смотрит на Роджерса, который теперь не отводит от неё взгляда; она понимает, кого пытается обмануть, и от этого спокойно сидеть здесь перед ним становится сложно. Она ёрзает на столике, на котором сидит, а потом резко поднимается с него и отходит от Стива к мраморному камину, где его подозрительный взгляд до неё не дотягивается.       — Напомнил о плохих временах? — издевательски интересуется он; Наташа бросает на него хмурый взгляд, думая, что зря приходит в этот дом. — Прости.       Она обнимает себя ледяными руками, всё также стоя у неработающего камина. Она видит Клинта последний раз два года назад — когда только начинает свою адвокатскую деятельность. Случайно замечает его в баре, куда приходит по делу, и старается убраться оттуда при первой же возможности, пытаясь остаться незамеченной для бывшего. Это единственный раз за десять лет после того, как Натали сбегает от Клинта и его тронутой по всем статьям группировки.       Стив знает всю её историю с Бартоном и Щитом — нарывает на неё всё, что может, когда между ними завязывается то, что сейчас происходит, будто это она преступница. Ей остаётся только делать вид, что её не задевает, что Роджерс знает о ней всё, а она о нём — кроме того, что он продажный коп и ни капли не любит свою жену — ничего.       — Где Шерон? — тихий вопрос, мучающий её, повисает в воздухе; Наташа смотрит на затылок Стива, переминаясь с ноги на ногу. Она чуть склоняет голову, когда не получает ответа, и обходит диван, чтобы посмотреть на Роджерса. У него умиротворенное спокойное лицо, ресницы чуть подрагивают, а дыхание становится ровнее; она понимает, что он всё же засыпает.       Романофф тяжело вздыхает, поднимая голову к потолку и пялится на красивую хрустальную люстру. Устало опирается на спинку дивана руками и хочет посмотреть на Стива ещё раз, но взгляд останавливается на собственных руках. Её сердце уже успокаивается и отбивает норму ударов в минуту, а мысли о чёртовом Клинте выветриваются из головы, когда она начинает прожигать взглядом своё дорогое кольцо с красивым камнем, которое Брюс дарит ей на Рождество. Оно в который раз словно начинает обжигать безымянный палец, и Наташе кажется, что стоит его снять и можно будет увидеть красный круг от ожога до мяса.       Она задаётся вопросом, как приходит ко всему этому и почему ночью тайком выбирается из дома вместо того, чтобы греться в объятиях Брюса, который через три месяца должен стать её мужем. Пытается понять, в какой именно момент позволяет снова повернуть свою жизнь на грязную тропу лжи и ошибок.       Наташа знает ответы на все вопросы, но произносить вслух их боится. Не хочет признаваться самой себе, что становится одной из тех лживых изменщиц, которые, смотря прямо в глаза своим мужьям, врут им, при этом сверкая фальшивой улыбкой. Она мотает головой, пытаясь отогнать от себя эти мысли; опускает взгляд на спящего уязвимого Стива, и в голове набатом, прогоняя остатки здравого смысла, стучит неправильная мысль, что она единственная, кроме безразличной ему жены, кому он доверяет настолько, что позволяет находиться с собой рядом, когда спит.       Со стороны арки слышится грохот, звуки бьющегося стекла и громкая ругань, пугая Наташу, когда она думает о том, что ей стоит уйти и не возвращаться, пока ещё может уберечь себя от большой ошибки. Она идёт к холлу, надеясь, что не встретится там с Шерон; останавливается как вкопанная, когда видит у входа в особняк две фигуры, в одной из которых узнаёт Ванду — младшую приёмную сестру Стива. Она сидит на тумбе, облокотившись спиной о стену, и часто-часто моргает. Рядом валяются осколки битой вазы, наверняка очень дорогой.       Мужская фигура стоит над Вандой к Наташе спиной и не замечает её. Даже без этого она понимает, кто перед ней. Баки Барнс поворачивается к ней, проследив за расфокусированным взглядом Ванды; у него хмурое лицо и подбит правый глаз, её присутствию он не удивляется. Наташа слабо ему улыбается и поднимает руку, молча приветствуя. Баки ей кивает и возвращает внимание к Ванде, которая чуть не сваливается с тумбы, когда пытается встать.       Наташа знает, что у сестры Стива проблемы с наркотиками, но до этого момента она ни разу не видит её в таком плохом состоянии. Ванда что-то невнятно бормочет, когда Баки пытается поднять её на ноги, но она не поддаётся. Он устало проводит ладонью по лицу, когда Романофф решает уточнить:       — Она в порядке?       — Ты знаешь, Наташа, — он испускает полный отчаяния вздох, бросая на неё измученный взгляд. — Что ты здесь делаешь?       Она мнётся, складывая руки на груди, желая поскорее убраться из этого дома и скрыться с глаз Барнса. Она знает, что ему, по сути, плевать; Баки не станет задавать вопросов, но Наташе всё равно не по себе из-за того, что попадается на глаза лучшему другу Стива. Будто теперь всё становится безвозвратно испорченным, потому что их разоблачают, замечают вместе. Будто теперь ей уже не оправдать себя. Даже если оправдываться придётся перед Баки, который, она уверена, уже давно что-то подозревает.       Повисает тишина, нарушаемая только громкими вдохами-выдохами Ванды, которая сидит на низкой тумбе, не шевелясь. Наташа не отвечает, начинает заламывать пальцы.       — Помощь нужна? — она переводит тему, кидая на Ванду жалостливый взгляд. Баки поворачивается на Максимову, всё также удерживая её одной рукой, задерживается на ней взглядом, который Наташе хорошо удаётся прочитать. Она поджимает губы, думая, что является третьей лишней.       У Барнса тоже есть секреты. Наташа знакома с ним около пяти лет — намного дольше, чем со Стивом — и даже могла бы назвать его своим другом, встречайся они чаще, чем раз в несколько месяцев. Она ещё пару лет назад понимает, что у Баки какие-то проблемы в личной жизни, а чуть позже узнаёт о его связи с несовершеннолетней. Когда Наташа знакомится со Стивом и Вандой, она начинает понимать. Сейчас Ванде уже двадцать, но Романофф до сих пор не уверена в том, что происходит между ней и Барнсом. Она только знает, что Стив ни о чём не догадывается.       — Я сам, — возражает Баки. Наташа согласно ему кивает, понимая, что нужно уходить, и направляется к выходу, у которого Барнс её останавливает. — Слушай... Стиву не надо об этом знать.       — Конечно, — кивая, словно китайский болванчик, отвечает она ему, даже не задумываясь, потому что понимает, что Роджерс может разнести всё в прах. Наташа кидает беглый взгляд в сторону зала, где он спит, надеясь, что не проснётся, и снова смотрит на Баки. — Вы только осторожней, вдруг он проснётся, — предупреждает она и замечает, как взгляд у Барнса меняется с замученного на непонимающий.       — Не проснётся, — доносится до них с другой стороны уверенный голос доктора. Наташа поворачивается на Стрэнджа, который стоит с большой чашкой горячего напитка и пытается разглядеть Ванду, спрятанную за Баки. — Должен проспать до завтрашнего дня. Хотя, с мисс Максимовой всё равно стоит быть аккуратней. Что на этот раз? — он вопросительно приподнимает брови, смотря на Барнса, и отпивает из чашки.       — Метадон, — чеканит он, желваки начинают ходить. Стрэндж знающе кивает, пока Наташа бегает между мужчинами взглядом. Она начинает осознавать, что у сестры Стива дела обстоят хуже, чем она думает.       — Разберёмся, давай её в комнату, — док ведёт рукой, указывая на лестницу, ведущую на второй этаж, которую Наташа замечает только сейчас. Мимо проходит Баки, подхватив Ванду, продолжающую что-то тихо бубнить, на руки. Он скрывается за стенами второго этажа, даже не попрощавшись.       — Я тоже пойду, — потупив взгляд, сообщает Натали скорее самой себе, чем Стрэнджу, который стоит, опираясь плечом о стену, и прожигает её взглядом, попивая свой напиток. Он ей лишь кивает, и она выходит, тихо закрывая за собой массивную дверь.       Холодный воздух, сразу же встречающий её снаружи, обжигает кожу, но от этого становится только легче. Мысли начинают становиться по полочкам. Наташа решает пройтись пешком, чтобы разобраться во всём произошедшем в доме Роджерса.       Она хранит столько секретов — своих, чужих, — что её уже разрывает от того давления, которое тайны оказывают на неё. Ей хочется избавиться от этого, рассказать обо всём, лишь бы перестать носить это в себе. Только остатки здравого смысла не позволяют сделать это. Она должна молчать о Ванде и Баки. Она не может сказать Стиву о Клинте. Она не может рассказать всё Брюсу.       Наташа идёт домой, стуча каблуками полусапожек по ровному асфальту, и обнимает себя за плечи. Она думает о том, что Брюс обязательно её простит, если она сейчас прекратит общение со Стивом. Сейчас, пока это не зашло слишком далеко, признается ему, что чуть не совершила ошибку. Расскажет ему всё и попросит прощения. Она ничего не сделала, он должен простить. Это же Брюс.       Она решает, что когда вернётся домой, скажет Брюсу, что ходила на встречу со свидетелем, который пожелал поделиться очень важной для дела информацией. Задумывается, какую ложь обычно придумывает Роджерс для своей жены после встреч с любовницами; останавливается как вкопанная посреди улицы, когда осознаёт: она оставляет свою сумочку в гостиной Шерон.       Наташа заходит в квартиру абсолютно убитая и уставшая, когда часы показывают почти пять утра. Дверь, как всегда, у них с Брюсом не заперта, и она радуется, потому что не приходится его будить. В мыслях крутится только одно: хоть бы Стив спрятал сумку до прихода жены. Всё остальное внезапно перестаёт волновать.       Она оставляет куртку и обувь прямо на пороге, не включая свет, тихо шагает в спальню. Раздевается и ныряет под одеяло, обнимает Брюса, утыкается носом ему в спину, шумно выдыхает. Ей больно — режет где-то в области груди, — а ещё стыдно так, что она считает, будто лежать сейчас рядом с этим мужчиной и обнимать его не имеет права.       Брюс шевелится и поворачивается к Наташе лицом. Даже в темноте она может увидеть его удивлённый взгляд. Он смотрит чуть выше, а потом возвращается к её лицу и тёплой ладонью проводит по её волосам. Она прикрывает глаза.       — Пять утра, — сонным голосом тихо говорит он. — Ты только что легла? — Романофф начинает кусать губы.       — Это по работе, — говорит она тихо, стараясь не разрыдаться. — Со мной захотели поделиться важной информацией.       Но это почти правда.       И Брюс верит.