***
Утро нового дня прошло в томливом ожидании. Вчерашний вечер и ночь Кагеяма не запомнил, как и не запомнил того, как вернулся к башне. Единственной уликой к содеянному оставались ещё не затянувшиеся раны на костяшках и выбитый указательный палец левой руки. Похоже, что вчера он всё-таки обезумел от горя и потерял контроль, выплеснув всю свою злость, обиду и боль на башню, единственную комнату которой разнёс без зазрения совести и уважения к чужим трудам. В крыше появилась дырка, несколько камней выскочили из насиженных гнёзд старой кладки, устлав своими безжизненными телами вышарканную траву у подножия башни. Кагеяма сидел на крыше, небрежно уложив ногу на каменную горгулью, утром почему-то оказавшуюся без головы ― наверное, тоже его работа. Он смотрел в сторону деревни, прищуривался, принюхивался, пытаясь понять как там он. Добрался ли? Цел ли? Поел ли этих смешных мягких булок, которые так любил? Ненавидит ли его?.. Кагеяма хотел, чтобы Хината ненавидел его, чтобы боялся, чтобы зарёкся не приходить, даже и не думал о нём и о своих чувствах, которое вряд ли исчезнут с лёгкостью и без боли. Но так было нужно, так было безопасно, пусть и нестерпимо для них обоих. С лёгким дуновением ветра с запада Кагеяма почуял чужое присутствие ― идут. Он сел, виновато похлопал по когтистой лапе обезглавленную горгулью и спрыгнул вниз, заскрежетав от боли. Последние несколько дней он восстанавливался до ужасного медленно, вон даже рассечённая кожа на костяшках так толком и не затянулась, хотя обычно это минутное дело. Тело будто бы противилось ему, вместе с разумом страдало из-за всего навалившегося: усталости, гнёта ненужных ему обязательств, расставания. Немаловажным было и то, что он отказался от людской крови, лишив себя этим большого количества энергии, которая раньше и не нужна была ему вовсе ― он не ранился, магию использовал лишь чуть, а потому и чувствовал себя отлично, зато теперь, когда предстояла серьёзная стычка, Кагеяма начинал думать, что крепко сглупил. Они появились перед ним с новым дуновением ветра, возникли прямо из воздуха. Молча стояли, пялились: кто с интересом, кто с отвращением, кто с предвкушением. Тсукишима смотрел на него как-то странно. Он впервые за всё то время, что Кагеяма был с ним знаком, выглядел тревожно ― взгляд бегал, брови нахмурены, длинные когтистые пальцы всё время разжимаются и сжимаются. Кагеяма бы обязательно поддел его этим, огрызнулся, а Тсукишима оскалился в ответ. Они, может, даже подрались бы, как в старые времена, может, нашли какое-то другое занятие, но вампир молчал, как и молчали явившиеся по его душу подданные отца. ― Привет, Король, ― решив, что всё-таки стоит что-то сказать, коротко усмехнулся Тсукишима. ― Неважно выглядишь. Кагеяма быстро кивнул. ― И что, это всё? ― сухо сказал он. ― Всего десять? И ты, ― одиннадцатый, ― Тсукишима. Этот старый хрен меня вообще ни во что не ставит? На самом деле и этого было вдвое больше, чем он сейчас смог бы одолеть. Присланные отцом вампиры отличались от него или Тсукишимы: они были кем-то вроде бросового и расходного материала, которого попросту не жаль. Их бросали в свору голодных нищих и те терзали их, резали, выпивали их кровь, больше похожую на гниль; их пускали сотнями, тысячами на борьбу с мятежниками, не считая потерь; их отправляли добывать артефакты, тайные тексты, не заботясь о том, сколько проклятий они вынесут из глубоких пещер, как блох, на своём загривке. Они ― пушечное мясо, пешки отца, но, как ни крути, они были очень сильны и сыты, в отличие от Кагеямы. Тсукишима растёкся в неприятной улыбке, когда заметил, как Кагеяма рассматривает его спутников, как подсчитывает то, скольких сможет убить сразу. «Зря стараешься, Король, тебе не уйти», ― бросил он мысленную волну в его сторону, но Кагеяма даже не смог поймать её. Неужели, настолько ослабел? ― Да ну что ты, ваше величество, ― Тсукишима поклонился ему, окатив, как кипятком, подобострастной ухмылкой. — Это ещё не попытка тебя забрать. Это пока что вежливое приглашение отправиться обратно с личным эскортом, так сказать, чтобы добрался с комфортом. Ты можешь принять его, и мы уйдём все вместе, тихо и мирно, но если откажешься, то… ― Тсукишима гадко оскалился, отвёл глаза в сторону, крепко стиснув кулаки. ― То ты сам догадываешься, что произойдёт. По правде говоря, я думаю, что тебе будет уже плевать на то, что станется после ― для того, чтобы надеть корону, достаточно и одной головы. Кагеяма скрыть удивления не смог. Вот, значит, как? От угроз он перешёл к действиям? Понятно почему Тсукишима сам не свой: одно дело без конца сыпать пустыми разговорами, калечить или измываться, а другое ― иметь на руках вполне чёткий приказ от Верховного Короля, призывающий в случае сопротивления расчленению собственного наследника. ― Не очень-то ты рад, ― позволил себе нервную усмешку Кагеяма, в одно быстрое движение подцепляя единственную застёжку плаща, снимая его и откидывая в сторону. ― Я думал, что ты пустишься в пляс, если узнаешь, что мне предрёк тот старый хрыч. «Не хочет идти, так принесите его голову, всё равно не сдохнет» ― так, да? Тсукишима низко опустил голову. Вампиры за его спиной заинтересованно зашумели. Болтовня им надоела, но напасть без прямого приказа вышестоящего они не могли. ― Так. Было бы чему радоваться. Ты готов? ― он поправил очки, отошёл в сторону, освобождая путь для остальных. Кагеяма оскалился, расстегнул запонки, закатал рукава рубашки, хищно растопырил пальцы и выпустил когти. От локтя к запястьям заструился багрово-красный свет, скапливаясь в его ладонях в мельтешащий крошечными искорками шар. ― Кто спрашивает врага готов ли он к битве? ― гаркнул Кагеяма, поводя плечами. Тсукишима внимательно посмотрел на него, качнул головой и дал короткий знак рукой, разрешая нападение. ― Не строй добренького, Дурошима! Не нужно мне этого сочувствия, я разделаюсь сперва с ними, а потом и с тобой. Нападайте! — Это не сочувствие, дурак. А жалость, ― шепнул Тсукишима, прикрывая глаза, чтобы не видеть, как Кагеяма с яростным рыком бросается на первую пешку, разрывая её на две половины. Они нападали то всем скопом, то по одному: копили силы остальные, пока Кагеяма дрался с самым слабым, отрывая голову или конечности, оттесняли его от башни к лесу, когда все оставшиеся по очереди наносили удары во всё хуже уворачивающегося «павшего» Принца. ― Отродье, позор Короля! ― шипели они, брызжа слюной, сверкая глазами. Кагеяма зло рычал в ответ, контратаковал, метил в самые болезненные места, пытался делать всё точно, чётко, потому что сил оставалось всё меньше. Ему приходилось отскакивать далеко от них, переводить дыхание, считанные секунды тратить на заживление самых опасных или мешающихся больше остальных ран: рассекли бровь и кровь заливала глаза, мешая нормально видеть; третий, которому он свернул шею и оторвал голову, испепелив её, успел сломать рёбра ― осколки вошли в лёгкие, разодрав внутренности; пятый, оставшийся без рук и ног, вцепился в голень правой ноги зубами, прокусил сапог и вырвал значительный кусок мяса, порвав сухожилие. Их оставалось ещё много, шесть или пять, Кагеяма не мог толком сосчитать ― перед глазами всё плыло, от запаха крови и вида раскуроченных тел его тошнило, и силы стремительно покидали. Он не мог больше пользоваться магией для борьбы, оставил последние крохи для того, чтобы исцелить себя, если получит ещё какое-то серьёзное ранение. Нужно было что-то предпринять. Найти в себе силы, победить, выжить! А потом с позором бежать, затаиться на десятилетия там, где его никто не найдёт, где его смогут оставить наедине со своей болью, одиночеством и тоской по Хинате. Кагеяма тихо заскулил, лишь чудом увернувшись от полетевшего в него кулака, намеревающегося пробить грудную клетку. В мыслях снова встал образ заплаканного Шоё, и от этого, пожалуй, было в разы больнее, чем от глубоких царапин, прошивших его руку от плеча до локтя. Горячая кровь хлынула по конечности, заливая разодранную рубашку, быстро ставшую липкой. Кагеяма зашипел, пережал раны, попытался залечить, хотя бы остановить кровь, но ничего не вышло. ― Всё, конец. Силы кончились слишком быстро — это была плата за отказ от своего естества, плата за «человечность», за дружбу и любовь. Прежде, чем его отшвырнули, впечатав в ствол высокой старой сосны, он успел выдернуть сердце из груди своего мучителя, и из «вежливого эскорта» Тсукишимы осталось только двое, и он сам. Кагеяма закашлялся, выплёвывая себе на грудь сгусток чёрной крови. Внутри всё горело, он не чувствовал своего тела, не мог пошевелить рукой ― её он, кажется, сломал, когда пролетел несколько метров, придавав своим весом к сосне. Нападать перестали. ― Не передумал брыкаться? ― Тсукишима навис над ним, брезгливо сморщив лицо. Кагеяма с трудом поднял на него взгляд, но и исподлобья он вышел что нужно, судя по тому, как перекосило физиономию этого очкастого засранца. ― Я лучше умру, чем пойду с вами. Можете разворотить мне голову, ― он усмехнулся, тут же пожалев ― изо рта снова полилась кровь, неприятно оседая на еле ворочающемся языке. ― Тогда не на что будет надевать корону. Уголок губ Тсукишимы нервно дёрнулся. ― Ты не умрёшь, и ты это прекрасно знаешь, ― небрежно произнёс он, подходя ближе и присаживаясь рядом с Кагеямой, детально его осматривая. ― Драться ты больше не сможешь, у тебя не осталось выбора. Твои кости и органы восстанавливаются медленнее, почему так, Король? Ты ближе всех по силе к своему отцу, а сейчас и на посылки суккубам не сгодишься. Неужели, это из-за твоего упрямства? Или ты так сильно расстроился из-за того, что пришлось отослать того человечка? Насколько ты к нему привязался, раз запустил себя так? Кагеяма зло уставился на него, заскрипел зубами, глухо зарычав. ― По… ― он закашлялся, и несколько капель крови попали на руку Тсукишимы. ― Да-да, пошёл я на хрен, я знаю, Король, знаю, ― брезгливо поморщился он, вытирая испачканную кожу об одежду. Тсукишима поднялся на ноги, отошёл, в последний раз бросил взгляд на него, чему-то усмехнулся. ― Знаешь, я всегда думал, что когда настанет этот момент, то я буду смеяться. Поставлю ногу на твою грудь, победно вскину руку над головой и стану издеваться над тобой. Но сейчас ты такой… ― уголки его губ дрогнули, словно пытались сложиться в улыбку, но всё же опустились. На лице Тсукишимы явственно было видно сожаление. Он громко хмыкнул и отвернулся. ― Жалкое зрелище. Эй, вы! Можете закончить то, что начали. Приказ есть приказ. Оставшиеся в живых вампиры переглянулись, уставив на распластанного на земле Кагеяму налившиеся кровью красные глаза. ― Выродок, позор всего вида! ― довольно заскрежетали они, растопыривая пальцы, демонстрируя свою мощь и превосходство. Кагеяма попытался подняться. В его теле, казалось, не осталось ни одной целой кости. Всё ныло, его трясло, нестерпимо хотелось пить и почувствовать тепло и свет. Тот самый, заставляющий его сердце биться чаще, заставляющий чувствовать себя живым. Кагеяма прикрыл глаза. Видеть мерзкие перекошенные от ненависти рожи ему не хотелось, лучше уж пусть он в последний раз представит себе улыбку Хинаты, ощутит хотя бы призрачный след, далёкий отголосок его света и, наконец, сдастся. ― Нет! Чужой неистовый крик резанул по ушам. Он стал неожиданностью не только для Кагеямы, но и для вампиров, пришедших за ним. Они застыли в нескольких метрах от него, удивлённо таращась на то, как из леса выбежал какой-то щуплый рыжеволосый тип, встал перед окровавленным сыночком Верховного Короля, расставил руки в стороны и загородил его собой. ― Хината, какого ты… ― зарычал было Кагеяма, но не смог сказать ничего больше, утонув в накрывшем его водовороте эмоций: радость встречи и понимание того, что Хината не отказался от него, несмотря на все злые слова, он всё равно пришёл, а теперь и встал на его защиту, как и обещал; злость и страх за него были ничуть не слабее ― что может человек, против всесильных, пусть и прилично вымотавшихся после драки, существ? ― Ты зачем явился? Убегай! Они разорвут тебя!.. ― Не убегу, ― решительно замотал головой Хината, ― ни за что не оставлю тебя. Тсукишима цокнул языком. ― Король, твой человечишка жутко раздражительный. ― Человек? Ого, человек! Вкусный. Молоденький. Вкусный, ― наперебой заголосили вампиры. От них волнами стал разлетаться голод, и Хината не мог его не почувствовать. У него тряслись ноги, он всхлипывал, но оставался на месте. ― Господин, мы его поделим? ― Делайте что хотите, ― безразлично махнул рукой Тсукишима, отходя подальше. Если тут начнёт вонять человеческой кровью, то кто знает, что может произойти и с ним. ― Но сперва закончите начатое. Вампиры кровожадно оскалились, в предвкушении переглянулись. Они медлили не больше секунды, прежде чем ринуться вперёд ― какая разница, сметут они человека вместе с этим предателем или отделают их по отдельности. Кровь есть кровь ― королевская или человеческая ― одинаково будет вкусна, даже если тела превратятся в месиво. Время замерло. Застыло, когда Кагеяма с трудом смог выкрикнуть имя Хинаты, собрать оставшиеся силы и потянуться к нему в надежде хотя бы отпихнуть его в сторону. Им не уйти живыми, только если не случится какое-нибудь чудо. ― Нет! Не смейте трогать Кагеяму, не смейте! Я никому не позволю, никому!.. Яркими осколками, словно бомба, взрывается резкий, нечеловеческий крик Хинаты. Он в ярости, чертовски зол, так что пугается даже тянущийся к нему Кагеяма. Кто бы мог подумать, что в таком маленьком теле может быть столько желания убить, причинить ужасающую боль другим, но при этом защитить самое дорогое. Кагеяму откинуло назад волной горячего, испепеляющего света, содрав с ладоней, которыми он прикрылся, слой кожи. Он запоздало успел накрыть себя изодранными крыльями и те начали искрить, от кончиков до основания поползла боль, терпеть которую и не закричать было практически невозможно, но Кагеяма крепко стискивал зубы и терпел, говорил себе, что это его кара, это то, что он заслужил за то, что прогнал его, за то что посмел заставить усомниться в себе, за то что отринул его чувства. Крылья сгорели быстро. Кагеяма прекрасно понимал, что если сейчас не остановит Хинату, поглощённого своим яростным безумием, то сгорит и сам, целиком. Бежавших на него вампиров разметало в прах, сгорели остатки тел, валяющиеся на опушке перед башней. Где-то вдалеке лежал Тсукишима, в последний момент успевший отползти и укрыться за крыльями, как и он. Нужно спешить, торопиться, пока уничтожающий врагов свет Хинаты не уничтожил и его, нужно… ― Хината… Хватит… ― хрипло звал он его, чувствуя, как тлеет кожа, как надуваются пузыри на лбу, как ссыхаются губы и язык. Он протянул руку, мазохистки хватая Хинату за запястье, чтобы одёрнуть, показать, что он в порядке. Что всё уже хорошо. ― Хватит! Всё заканчивается так же быстро, как и началось. Хината смотрит на него, моргает, оглядывается, снова смотрит и глаза его наполняются слезами, когда он видит, что сотворил с ним. ― Кагеяма! Прости… Прости, пожалуйста!.. Он кидается ему на грудь, быстро отстраняется, снова извиняется, садится рядом, молча плачет, с ужасом осматривая все раны на теле любимого. Кагеяма смотрит на него, давит из себя улыбку и падает лицом в землю, теряя сознание.***
Он пришёл в себя быстро, провалявшись без сознания не больше получаса. Кто-то перевернул его с живота, оттащил в сторону и привалил к стволу дерева. И этот «кто-то» мелко вздрагивал, хныкал у него на груди, прижимаясь сбоку. Кагеяма вымученно улыбнулся, хотел поднять руку, дотянуться до щекочущих ему подбородок рыжих волос, потрепать их и поцеловать, но сделать этого не смог. ― Хината, хватит… ― с трудом выдохнул он, чувствуя, что чужое тёплое тело замерло. ― Не нужно плакать… Шоё поднял голову. Кагеяма тихо выдохнул с болью и щемящей нежностью всмотрелся в его зарёванное и опухшее лицо. Его бы щёлкнуть по носу, прижать к себе и зацеловать глаза, собрать губами все слёзы, покаяться во всём и дать всего одну, но нерушимую клятву, всегда быть рядом, без обмана и уловок. ― Я… Я так испугался за тебя! ― наконец произнёс Хината, вновь утыкаясь лицом в его грудь. Он вцепился в разодранную ткань рубашки, сжал и отпускать был не намерен. ― Я думал, что они тебя убили… Кагеяма поморщился и попытался сесть удобнее. Одна нога слушалась, так что удалось упереться каблуком сапога в землю и сесть выше. Обе руки, как оказалось, были целы, не сломаны, но одну исполосовали так сильно, что порвали приличное количество мышц, а другая вроде как была вывихнута и успела онеметь от того, что её отлежал Хината. Насчёт внутренностей Кагеяма ничего и думать не хотел, только надеялся на то, что не выкашляет свои лёгкие в ближайшее время. ― Так просто этого не сделать, ― наконец откликнулся он. ― Но в этот раз я как никогда был близок. А ты меня спас. Считай, что вернул долг… Хината резко отстранился от него, руками упёрся в грудь, серьёзно всмотрелся в лицо. Казалось, что ещё немного и он залепит ему пощёчину, но вместо этого нахмурил тонкие брови, пальцем ткнул в плечо и быстро заговорил: ― Ты дурак, Кагеяма? Какой ещё долг! Неужели ты решил, что я только поэтому встал перед тобой, что хотел отплатить? ― Кагеяма качнул головой. Хината обиженно поджал губы, шмыгнул носом и выпалил как есть: ― Да я же шёл, чтобы сказать тебе, что мне плевать монстр ты или ещё кто. Я просто не верю в то, что ты так долго меня терпел только для того, чтобы потом съесть! Мне же собственная мать говорит, что я невыносим время от времени, а тот, кто способен сносить моё поведение или ангел во плоти, или слишком уж сильно меня любит, вот так! Кагеяма удивлённо захлопал глазами. ― Так ты не поверил? ― шепнул он. ― После всего, что я сказал? После того, как набросился на тебя?.. Шоё задумчиво почесал макушку, вытер с лица остатки слёз и улыбнулся, качнув головой. Теперь плакать захотелось Кагеяме: в носу защипало, в груди стало тесно и больно, из уголка рта снова полезла чёртова кровь, но он успел покрепче сжать губы, чтобы не пугать лишний раз и без того встревоженного Хинату. ― Конечно, не поверил. Я же не дурак какой-нибудь! Кагеяма нехотя рассмеялся, всё-таки выплюнув кровь. Хината забеспокоился, начал искать чем бы его вытереть и в итоге утёр рукавом своей рубахи, ненавидящим взглядом уставившись на чёрно-багровое пятно. От него снова поплыло обжигающее тепло, так что пришлось прекратить это раньше, чем Шоё смог бы одарить ещё одной порцией ран. ― Спасибо, и не злись. Я скоро приду в норму, ― заверил его Кагеяма, поморщившись. ― И всё-таки забавно, что ты столько лет не смог понять, кто я на самом деле, а тут вдруг отказался верить в те ужасные слова… Юноша нахмурился. ― Ну не смог понять и что с того? ― он будто бы обиделся: надул губы и сложил руки на груди. ― Да и какая разница, говорю же: вампир ты там, водяной, да хоть гном садовый ― мне всё равно. Кагеяма — это Кагеяма. И я буду любить его любым, даже если он этого не захочет, ― Хината склонил голову, какое-то время помолчал, будто пытался ещё раз осознать всё происходящее, тряхнул головой и снова заулыбался так, словно ничего не произошло. ― Скажи, тебе больно? Нужно позвать на помощь? Пока ты лежал, я заметил, что одна рана начала затягиваться — это какая-то магия? Ты поразительный! Кагеяма, я могу чем-то помочь? Что у вас тут вообще происходило? И как ты мог позволить им так легко себя победить, ты же сильный! Не можешь не быть! И что, это я их всех так сделал? Я и не думал, что могу так… Это магия или что? Я волшебник, может? Ну, Кагеяма, скажи хоть слово! Вампир улыбнулся как мог широко. Хината просто удивительный и по-настоящему страшный человек: он только что рыдал над ним, считая, что он мёртв, какое-то время назад уничтожил пару чудовищ и едва не прикончил ещё двух, а теперь, с плохо скрываемым нетерпением, интересом и волнением в голосе, выспрашивал то, как он себя чувствует, одновременно пытаясь вызнать какие-то интересные подробности произошедшего. ― Не нужно никого звать, со временем раны сами затянутся, хотя это и неприятно... И это именно ты спас меня, но это не магия. Это нечто большее, ― вампир потянул носом, поморщился и всё-таки смог поднять руку, дрожащими пальцами коснуться щеки Хинаты. — Это было твоё нежелание расставаться со мной. Я… Хината… Прости, что прогнал. Я не хотел, чтобы они причинили тебе боль. Я не был уверен, что смогу тебя защитить, не был уверен, что выживу сам, и не выжил бы ― сам видишь, во что меня превратили. ― Ну и зря! Ещё кто кому навалял! ― воинственно тряхнув кулаком, будто не слышал слов Кагеямы, отмахнулся Шоё, закрывая лицо рукой. ― Как я их, а?.. ― Хината! Прости… ― Кагеяма поймал его запястье, отнимая руку от лица. Его губы снова дрожали. ― Прости меня. Мне пришлось обмануть тебя, сказать жестокие вещи. Это всё неправда. Я вовсе не… ― Да хватит, хватит… ― помотал головой он, боясь поднять глаза. ― Я понимаю, что это неправда. У тебя тогда такое несчастное лицо было. Но знаешь, когда я шёл сюда сегодня, то думал, что если ты снова скажешь мне то же самое, то я всё равно не отступлюсь, даже если ты и обещал съесть меня. Я подумал, что лучше быть съеденным тобой, чем жить отвергнутым. Это для меня слишком. Кагеяма крепко стиснул зубы, незаметно попытавшись сжать кулак разодранной руки. Конечность прошило болью, заставившей судорожно тянуть носом, прятать влажные глаза за веками. Он всё это заслужил. ― Хината… Мне очень жаль. ― Давай обсудим это позже, ― мягко предложил Шоё, осторожно потянув руку и коснувшись его щеки. Кагеяма как мог потёрся о его пальцы, стараясь не задеть ран ― хорошо, пусть потом, пусть позже, но он обязательно вымолит прощения и докажет, что верит в него всем сердцем. ― Хоть ты и говоришь, что помощи не нужно, но у меня есть одна идея, думаю, она тебе понравится… Слушай, Кагеяма, а если я так легко смог отделать тех страшилищ, потому что разозлился, то получается, что и ты был в опасности много-много раз? Я ведь и на тебя, бывало, злился. Прости, я ведь не знал, что такой смертоносный. Кагеяма тихо хмыкнул и качнул головой. Хината, казалось, специально избегал всего, что касалось их нелёгкого разговора и вынужденного расставания, он пытался шутить и уходил от темы. Ему всё ещё было больно, и он, пусть и утверждал обратное, поверил ему, хоть на долю секунды, но безоговорочно поверил. ― Только изредка, ― натянуто улыбнулся вампир, решив, что сейчас он не в праве ставить свои условия и заставлять Шоё снова переживать неприятные для него воспоминания. ― Но я привык за всё это время. Так что ты придумал? ― А!.. Со стороны опушки, того места, где чёрными пятнами остались отметины сожжённых Хинатой тел, послышались какие-то скрежещущие звуки. Кагеяма и Хината одновременно обернулись. Шоё вздрогнул, затрясся, с испугом уставившись на забытого ими последнего вампира. ― Теперь понятно, что ты в нём нашёл… ― тихо охая от боли, лежавший всё это время на животе Тсукишима с трудом приподнял голову от земли, бросив острый взгляд на сидящих в паре метров от него недругов. ― Подобное слабоумие и отвага невольно увлекают за собой. Чёрт… Хината резво вскочил на ноги, снова встав в оборонительную позу перед Кагеямой. Блондин зло усмехнулся, невнятно выругался сквозь зубы. ― А ну брысь, отродье! ― отчаянно храбрясь, прикрикнул юноша. ― Раненых бить, конечно, некрасиво, но только подползи ближе, и я тебе бока намну кулаками! Кагеяма, не двигайся, я сейчас ему устрою… По опушке пролетел тихий не то стон, не то смешок, вырвавшийся почти одновременно сразу у обоих вампиров. Хината присмотрелся к очкарику, который пялился на него сквозь закоптившиеся, но чудом уцелевшие, стёкла с каким-то нехорошим оскалом, потом повернулся к Кагеяме, тоже смотревшему на него, но уже с выражением бесконечной благодарности и нежности на лице. ― Ничего, ― качнул головой он, ― этот пускай остаётся, он не навредит. Больше не навредит. ― Уверен? ― с сомнением сощурился Шоё, сбавив обороты, как только дождался ответного кивка. Он обернулся, задрал подбородок, выпятил грудь и презрительно бросил: ― Ну ладно. Не буду тебя бить. ― Как щедро с твоей стороны, коротышка, ― фыркнули в ответ, снова заскрежетав. Очкастый медленно выставил руки на уровне груди, приподнялся. Было видно, что каждое движение давалось ему с трудом ― его тоже задело яростью Хинаты, оставив многочисленные раны на теле: спалено и обуглено до черноты плечо, на лице несколько чёрных отметин, большая рваная рана на боку, будто при падении он обо что-то зацепился. ― Хреново выглядишь, ваше величество. ― Ты не лучше, ― ответно огрызнулся Кагеяма, но даже и не подумал скрыть улыбку. ― Как ты сумел выжить? ― Так же, как и ты ― закрылся крыльями и использовал магию, ― Тсукишима уселся, поднял ладонь, осмотрел обожжённые пальцы и оплавленные когти, громко цокнул языком, недовольно покачал головой. ― Сто лет потребуется, чтобы вернуть всё как было!.. Пока вампир ругался себе под нос, костеря Хинату и произошедшее, сам виновник чужих травм подобрался к Кагеяме, осторожно коснувшись его плеча. ― Кто это? Он точно не опасен? ― с сомнением в голосе спросил юноша, заглядывая в глаза Кагеямы. ― И, Кагеяма, так ты всё-таки принц, да? Я был прав всё это время? Так и знал! ― Никакой я не принц, ― смущённо буркнул он, отдирая от себя человеческие цепкие ручонки. Вид Хинаты, смотрящего на него так заинтересованно и взволнованно, эти его чересчур пылкие касания, толчками изливающееся из него целительное тепло ― всё это бередило сердце и нашёптывал на ухо всякие глупости, которым сейчас не время и не место. ― Скорее уж мятежник. Можешь не волноваться насчёт него, этот тип не опасен, уже нет. Его зовут Тсукишима Кей, он бывший советник Верховного Короля, моего отца, ― Кагеяма выдержал паузу, дождался, когда Тсукишима посмотрит на него, и твёрдо произнёс: ― Теперь ты будешь моим советником. Тсукишима удивлённо хмыкнул, расплылся в ядовитом оскале и хрипло рассмеялся, чертыхнулся, утёр рукой губы, незаметно пытаясь стереть кровь с ладони о землю. ― «Твой», говоришь? ― он осторожно сел, расправил плечи, на пробу повертел головой и руками, проверяя остальное тело на целостность. ― Не слишком ли ты нагл, чтобы вот так просто присвоить кого-то себе? Я не вещь, ваше величество. ― Не вещь, ― согласился Кагеяма холодно. ― Но теперь не более, чем пустое место. Ты и сам это понимаешь. Тсукишима долго смотрел на него немигающим, колючим взглядом. Наконец он неразличимо что-то буркнул, упёрся ладонью в колено, с трудом поднялся, пошатнулся, лишь чудом устояв на ногах. Он сделал шаг, потом ещё. Хината едва ли не вздыбился и не зашипел кошкой, когда он остановился в паре шагов. ― Как бы сильно не противился твоим словам, я всё же соглашусь. Я действительно потерял всё, ― быстро и чуть заметно склонил голову он, будто в коротком поклоне, признавая своё поражение и чужое превосходство. ― Если я вернусь с пустыми руками, твой отец сотрёт меня в порошок. ― Тогда… ― начал было Кагеяма. ― Только советником я твоим не буду ― идиотам не помогаю, ― ехидно оскалился Тсукишима, продолжив говорить. ― Но на какое-то время осяду где-нибудь поблизости. Хотя бы пока не восстановлюсь, ― с тихим хлопком и тяжёлым судорожным вздохом он выпустил крылья, точнее то, что от них осталось ― всего две обугленные короткие кости. Тсукишима обернулся, и Хината в ужасе прикрыл глаза руками, боясь смотреть на изуродованную спину, покрытую страшными язвами ожогов. С Кагеямой, когда он схватил его и одёрнул, было что-то вроде такого же, какие-то «палки», как показалось Шоё, торчали из его спины, но она не выглядела так удручающе. ― Чёрт-те что осталось, а не крылья. Чёртов коротышка, ты спалил их до костей, хоть понимаешь сколько им придётся расти заново? Такие раны восстанавливаются чертовски медленно, убожество какое-то. Ты за это поплатишься, мелкий… ― Эй, Тсукишима, не забывайся, ― гневно прорычал, выставляя напоказ зубы, Кагеяма. Вряд ли бы он смог сейчас что-то сделать, и на ногах-то стоять не мог, но вступиться был обязан. ― Думай, кому угро… ― Моё имя Хината Шоё, а не «мелкий» и не «коротышка»! ― отчаянно стискивая кулаки, выкрикнул человек, немигающим взглядом пялясь на Тсукишиму. ― А в том, что вы пострадали, только ваша вина! Нечего было лезть к нам с Кагеямой!.. ― «Вам?» ― угрожающе повысил голос Тсукишима. Хината инстинктивно сжался, отпрянул назад, раскинул руки в стороны, загораживая собой лежащего на земле Кагеяму. Его самого трясло от страха, но во чтобы то ни стало он собирался защищать того, кто был ему дорог. Вампир тихо и презрительно усмехнулся. ― Ну и смехота. Ничего я тебе и твоему драгоценному Кагеяме не сделаю. Хотя бы пока. ― Ты теперь разве не на нашей стороне? ― с подозрением прищурился Хината. Тсукишима скорчил страшно недовольную рожу, но всё-таки едва заметно кивнул. Шоё задумчиво почесал макушку и поджал губы. ― Тогда ладно, повременим с драками пока. Вы оба сильно пострадали, вам нужно лечение. Хоть ты и был против, Кагеяма, а я схожу в деревню за своим другом ― именно это я и придумал. Тадаши разбирается в травах, сможет сделать какой-нибудь безвредный отвар, который поможет вам обоим. И осмотрит твои крылья. Тсукишима поморщился. Ему, судя по всему, совсем не нравилась подобная мысль, в отличие от Кагеямы, который подозрительно быстро согласился с прерогативой быть рассекреченным перед ещё одним человеком. ― Дурень, тут поможет только магия, а не ваши человеческие лекарства, ― огрызнулся очкарик, всем своим видом давая понять, что думает о людской медицине. ― Бесполезная трата времени… Шоё угрюмо ковырнул носком сапога землю, успел даже расстроиться, подумал, что зря старается, но как только заметил, как лицо этого вредного типа в очередной раз свело судорогой, решил для себя всё раз и навсегда, хорошенько запомнив на будущее больше не слушать этого вредного типа, всё равно у него слова идут вразрез поступкам. Пусть говорит, что хочет! ― Но тебе ведь больно, я вижу. Глупо отказываться от помощи, ― с сочувствием протянул Хината, бросая нерешительный взгляд на смотрящего волком Тсукишиму. ― Кагеяма, вроде как умеет сам лечить раны, но он всё время морщится, когда я хотя бы чуть-чуть касаюсь его. И ты тоже выглядишь нездорово, как жив-то с таким ранами!.. Как хотите, но я сбегаю за Тадаши, он правда молодец, обязательно сделает что-нибудь полезное, вот увидите! И одежду для вас захвачу, эта ведь совсем порвалась… Я мигом обернусь, только… ― Шоё крутанулся на пятках, подошёл к клюющему носом Кагеяме, присел рядом, осторожно провёл кончиками пальцев по волосам, сдвигая иссиня-чёрную чёлку в сторону. ― Я могу оставить вас ненадолго? Никто больше не нападёт? Я только схожу за другом и вернусь, он надёжный, никому ничего не расскажет, клянусь вам. Кагеяма поднял на него затуманенные усталостью глаза и коротко кивнул. ― Никто не должен, ― вместо Кагеямы откликнулся Тсукишима. Он подошёл совсем близко, пристроился возле той же сосны, что и его собрат, устало опёрся на смолистый ствол, медленно сползая на землю. ― Коль уж мы в одной лодке, то я постерегу Короля. А ты иди, раз собрался. ― Кагеяма? ― вскинулся Хината, требовательно касаясь его плеча. ― Всё хорошо, ― улыбнулся он, поманив к себе кивком головы. Юноша наклонился к нему ниже, чуть заметно вздрогнув, когда его щеки коснулись сухие и горячие губы Кагеямы, царапнув его щёку обветренной искусанной кожицей. ― Возвращайся скорее. ― Угу, я мигом! ― зардевшись от смущения, пообещал Шоё, рванув с места к лесу, постоянно оборачиваясь, чтобы проверить всё ли в порядке. Вампиры следили за ним до тех пор, пока рыжая макушка не скрылась за деревьями, и только после этого Кагеяма позволил себе сползти по стволу дерева, чтобы улечься на землю. Если бы не боль, не раскуроченное тело и внутренности, то он чувствовал бы себя полностью счастливым. ― Отвратительно, ― ехидно хмыкнул Тсукишима, боковым зрением разглядывая осколки улыбки, застывшие на губах Кагеямы. ― Заткнись, чёртов очкарик, ― фыркнул он, вздыхая со спокойствием. ― Я посмотрю на тебя, когда ты отыщешь своего человека. Тсукишима лающе и прерывисто рассмеялся, тут же засипев от боли. ― «Человека»? Я? Да никогда, ― оскорбился он, затылком упираясь в ствол сосны. ― Скажи, Кагеяма, нас ведь убьют, когда найдут, да? ― Да. Теперь никаких переговоров и уговоров, так я думаю. Тсукишима задумчиво покивал. ― Что думаешь делать? Кагеяма как смог пожал плечами, обратил к нему взгляд. Тсукишима Кей нехотя вздрогнул, почувствовал, как во рту пересохло, а по телу побежали мурашки. ― Ты и сам прекрасно знаешь, ― роняя слова как ледяные глыбы, решительно ответил Кагеяма. ― Он должен поплатиться за всё. Я ведь не так просто предложил тебе пост советника подле себя. Тсукишима смотрел на него какое-то время, думал о том, насколько в этот раз его слова серьёзны, и почему-то не находилось и капли сомнения в том, что тот план, что начинал зреть в голове Кагеямы, рано или поздно, так или иначе, но будет воплощён в жизнь. ― Понял, ваше величество, ― с тихим смешком откликнулся он, стягивая с переносицы очки в чёрной роговой оправе. ― Пожалуй, я пересмотрю своё решение и подумаю над твоим предложением.***
Хината вернулся к сумеркам в обществе долговязого темноволосого парнишки. Они оба были нагружены вещами сверх нужного, удивительно как добрались через чащу с такой поклажей. Вампиры смотрели на гостя с интересом, внимательно ощупывали его взглядом, прекрасно осознавая, что Шоё уже позаботился обо всём. ― Я ему всё рассказал, ― весело поделился он, подпихивая своего друга в спину поближе к «нечисти», ― так что можете вести себя так, как вам удобнее всего. Тсукишима, покажи свои крылья! ― потребовал этот «несносный мальчишка», как его для себя уже успел окрестить Кей, всё ещё пихая Ямагучи Тадаши, белого как свежевыпавший снег, в сторону чудищ. ― Ну давай, давай! Тсукишима цокнул языком, ни без труда, но с показным изяществом, всем тем, что мог из себя выдавить в таком состоянии, поднялся на ноги, выпустил крылья и повернулся спиной. Послышался тихий «Ой» и хвалёный лекарь Ямагучи лишился чувств, рухнув на лесную подстилку. Кагеяма удивлённо уставился на упавшего в обморок человека, тут же поинтересовавшись, а точно ли он лекарь, зараза Тсукишима гадко хихикнул. ― Ну и ну, а это уже интересно! ― с издёвкой протянул он, подходя ближе и присаживаясь возле припадочного парнишки. Он бесцеремонно ткнул его когтистым пальцем в щёку. ― Какой слабак!.. ― Эй, а ну-ка убери свои лапы от моего друга! Хината, влекомый жаждой защитить всех и вся, с силой шлёпнул Тсукишиму по ладони, испуганно метнувшись в сторону, когда тот поднял на него свои зло заблестевшие жёлтые глазища. ― П… Прости! Лучше сними-ка с себя эти вещи и вот, ― он полез в один из заплечных мешков, вытянув лёгкую чистенькую рубаху свободного кроя. ― Держи! Как Ямагучи очнётся, он проверит твои раны, а потом переоденешься. Тсукишима на это ничего не сказал, взвесил на ладонях предложенную рубашку, что-то проворчал и отошёл в сторону, взявшись бороться со своим чёрным одеянием, с тихим зубовным скрежетом отдирая припёкшиеся в некоторых местах к плоти кусочки ткани. Ямагучи пришёл в себя быстро, смущённо извинился за своё поведение, бросил «И вовсе я вас не боюсь!»-речь и занялся наконец тем, для чего его пригласил Хината. Чуть поодаль он развёл костерок, установил на него маленький котёл, попросил Шоё набрать воды для изготовления отвара, которым хотел напоить новых знакомых. От вида ран Тсукишимы и Кагеямы он был в шоке, но к огромному облегчению друга, заверил, что вроде бы ничего страшного нет, а уж если учесть то, что тела этих поразительных существ способны к регенерации, так и подавно. «Нужно немного времени», ― так сказал Ямагучи, но всё же настоял на том, чтобы хотя бы ожоги были обработаны. Пока его пациент бестолково крутился рядом, щеголяя с голым торсом, Тадаши выдал Хинате миску с мазью, отправив позаботиться о Кагеяме, а сам попытался найти место поровнее, куда можно было бы уложить Тсукишиму и заняться его спиной. ― Кагеяма, ты как? Хината присел рядом, уместив у себя на коленях мазь. Кагеяма повернул голову в его сторону, потянул носом, принюхиваясь к содержимому посудины. ― Лучше. Что там у тебя? — Это просто мазь, она не жжётся, ― улыбнулся Шоё, с тоской во взгляде разглядывая чужие раны. Вроде бы мелких ссадин стало меньше, но большой ожог на лбу, щеке и опалённые ладони никуда так и не делись. С этим обязательно нужно было что-то сделать! ― Стащили банку у мамы Ямагучи, чтобы самим не готовить, но если закончится, то сделаем ещё. Можешь не бояться, тут вроде нет ни чеснока, ни омелы, ни аконита ― ничего, что может вам навредить. Кагеяма усмехнулся, качнув головой, подставляя лицо под заботливые пальцы Хинаты, зачерпнувшего немного мази, пахнущей мятой и какими-то душистыми травами. — Подобное не навредит. Хината расцвёл от удовольствия, смущённо порозовел, осторожно коснулся лица Кагеямы, мягкими лёгкими движениями начав ухаживать за ним, бережно накладывая лекарство. Он морщился, но терпеливо сидел и ждал, пока с ним закончат. ― Хорошо, что такой крепкий, ― пробормотал Шоё еле слышно, беззастенчиво любуясь красивым лицом Кагеямы, которое не портили даже ранения. — Это не Король такой крепкий, а скорее мы почти бессмертны, ― скучающе подал голос Тсукишима, заинтересованно скосив глаза в сторону возящегося чуть поодаль Ямагучи Тадаши, готовившего порцию мази для него. Его наконец уложили на живот и теперь вампир просто ждал, когда займутся и им. ― Только огонь и сильная магия могут серьёзно навредить, а остальное ерунда. Люди с интересом навострили уши. Что Хината, что Ямагучи всегда были охочи до историй о чудовищах и всяком необычном, а теперь, нарвавших на целых двух, да ещё и получив возможность позаботиться о них, прислушивались с большим любопытством к каждому их слову, хотя Кагеяма больше устало молчал, старательно восстанавливая силы, а Тсукишима ворчал по поводу и без. — Вот оно что. Я совсем ничего не знаю о тебе, получается, ― тоскливо выдохнул Хината. Кагеяма открыл глаза, различив на его лице тревогу и беспокойство. — Это не так страшно… ― едва слышно, чтобы их разговора не подслушали, проговорил он. ― Что тебя тревожит? Ты сам не свой. Шоё растерянно улыбнулся, пожал плечами. В его глазах заплясали лукавые огоньки, говорящие о его хорошем настрое и бодром расположении, впрочем, они были не более чем обманкой. ― Странно это слышать от человека, которого недавно чуть не растерзали. Всё нормально, но… ― он застыл, поджал пальцы, медленно погрузив их в приятно холодящую мазь. ― Кагеяма, ты… Ты теперь уйдёшь? Вас ведь наверняка будут искать, правда? Вампир склонил голову, не зная как смотреть ему в глаза ― вот что, оказывается, его заботило всё это время. ― Да, мы покинем это место, ― честно ответил он. Больше никаких секретов не будет, так решил Кагеяма, а потому он был готов выложить всё то немногое, что успел решить за сегодня. ― На время спрячемся где-нибудь, восстановим наши тела, а после будем искать союзников, копить силы, чтобы расправиться с Верховным Королём. Нужно положить конец его тирании. Хината резко втянул носом воздух, глаза его нехорошо блеснули. Он поводил пальцами в жиже, зачерпнул немного и осторожно коснулся щеки Кагеямы, маскируя рану за толстым слоем мази. ― Твой отец, да? Он очень сильный? И… Это он приказал убить тебя? Кагеяма быстро кивнул, мрачнея. ― Да. Он ненавидит всех людей. И когда узнает, что с десятью его подданными, пусть это и были всего лишь пешки, расправился я, а человек в этом мне помог, на нас объявят настоящую охоту, ― он стиснул кулак, бухнув им по земле. ― Я должен это предотвратить, не дать ему убить тебя или кого-то ещё. Не могу даже подумать о том, что есть риск снова потерять тебя… Он поднял взгляд на Хинату, смотрел на него долго, будто пытался запомнить каждую чёрточку его лица, собрать все до одной его улыбки. ― Ты не такой, как твой отец, Кагеяма, ― серьёзно произнёс Шоё, будто бы смог прочесть его мысли и разглядеть застарелую рану, мешающую жить нормально. ― И ты не допустишь, чтобы случилось что-то плохое. Я уверен в тебе. Ты хороший человек. ― Ты в курсе, что для нас это вроде как оскорбление, ― подал голос Тсукишима, ехидно оскалившись. ― И вы бы завязывали миловаться, а то смотреть тошно… ― Заткнись, Тсукишима! ― вдруг гаркнул на него Кагеяма, густо покраснев. Он и забыл, что они совсем не одни. ― И хватит подслушивать! ― Если бы я мог, оно само ― чёртов птичий слух, ― без тени сожаления пожал плечами очкарик, посмеиваясь в сложенные руки. Он повернул голову набок, лениво наблюдая за тем, как крутится возле костра хвалёный лекарь, понемногу подтаскивая к нему бинты и горячую воду. Люди такие суетливые… ― Хината, наклонись, ― снова послышался голос Короля. ― Спасибо, что спас. И я так и не сказал этого снова. Может не время, но я тебя лю… Тсукишима наморщил лоб, чертыхнулся. ― Спасибо, что спалил мои крылья, чёртов коротышка… ― проворчал он. ― Какие же вы!.. Его спину обожгло странным теплом. По телу пробежались мурашки, волосы на затылке встали дыбом. Он приподнял голову, заглядывая себе за плечо ― долговязый лекарь сидел подле него на коленях с занесённой рукой, измазанной в пахучей жиже, той же самой, что коротышка с остервенением мазал на своего драгоценного Кагеяму. ― Гос… Господин-мистер Тсукишима, не дёргайтесь, пожалуйста! ― смущённо попросил Ямагучи, второй рукой осторожно попытавшись уложить его на место. ― Я не сделаю вам больно, просто лежите и не дёргайтесь. У вас серьёзные раны! Их нужно обработать, даже если вам и не нужна, как вы говорите, помощь. Тсукишима незаметно потянул носом. Пахло травами, дымом, незнакомым человеком. Приятно. Он нахмурился, качнул головой, выгоняя из неё так не вовремя всплывшую фразу о том, что он «ещё поймёт», когда встретит кого надо. ― Ладно, ― откликнулся он, укладываясь обратно. Ямагучи отнял руку, а то место, где он касался, ещё долго оставалось тёплым. ― Только давай без этих «господинов-мистеров», договорились? Зови меня по имени, ну или как тебе будет удобнее. Вдруг стало тепло, а улыбка будто сама по себе появилась на губах. Тсукишима не сразу понял, что это происходило из-за чужого света и радости, окатившей его из-за такой пустяковой фразы. ― Хорошо, а вы можете звать меня Тадаши! ― попросил парень, облегчённо вздохнул и устроился удобнее. ― Так, а теперь я приступаю, постараюсь быть аккуратным. ― Будто бы я собирался… ― фыркнул вампир, прикрывая глаза, чтобы чувствовать мягкие касания и лёгкое пощипывание волнения ещё сильнее. «…Тадаши» ― улыбнулся Тсукишима, про себя пробуя на языке забавное человеческое имя. Следующие несколько часов незаметно пролетели за заботами. Хината закончил с обработкой ран Кагеямы, не переставая удивляться тому, как постепенно исчезают царапины, но лишь те, что совсем небольшие. Словам, что раньше он мог спокойно отрастить оторванную руку Шоё так и не смог поверить, а на предложение Тсукишимы взглянуть на это, обругал его последними словами, сам удивившись тому, откуда столько ругательств знает. Ямагучи всё ещё возился со своим вредным клиентом, впрочем, выглядя при этом вполне довольным своим занятием, а Хината, как помог Кагеяме переодеться в припасённую для него рубашку, уселся рядом с ним, положив голову на плечо. Они не много говорили, в основном просто спрашивая по сотому разу как другой себя чувствует, и всякий раз замолкали снова, будто бы оставалось что-то ещё, какой-то последний нерешённый вопрос, тревоживший их. Хината знал, что именно его грызло, как и чувствовал ту же самую мысль, глубоко засевшей занозой, обосновавшуюся в Кагеяме. ― Слушай… ― начал Шоё, не в силах больше терпеть терзающих его мыслей. ― Знаю, что ты будешь против, но я хочу отправиться с тобой. ― Исключено, ― мгновенно отрезал вампир, едва разомкнув губы. ― Подожди, сперва выслушай меня! ― вскинулся Хината, недовольно нахмурившись. Ну уж нет, теперь он просто так не позволит, чтобы от него отделались как от маленького, теперь ни один подобный фокус с ним не пройдёт!.. ― Я успел подумать о твоих словах и хочу сказать, что если из-за меня угрожает опасность деревне, то не будет ли лучше эту опасность унести с собой куда подальше? Я давно хотел повидать мир, посмотреть на большие города, другие деревни, забраться на горы и увидеть огромные озёра, водопады. Мне скоро семнадцать и меня не нужно защищать, я умею пользоваться ножом и про лук не забывай ― стреляю всё лучше, могу даже доказать, если нужно. Я смогу за себя постоять, и за тебя тоже, если придётся. К тому же, ты сказал, что вам нужны союзники, то почему бы не взять меня с собой? Я могу пригодиться… Чем-нибудь. Я обязательно пригожусь! Кагеяма смотрел на него с тревогой и расползающимся по груди чувством безграничной, но такой неправильной, радости. Он готов был стиснуть его в своих объятьях, сказать, что будет рад разделить с ним путь и сотни ночлегов, показать целый мир, но в то же время хотелось спрятать его куда подальше, от всех опасностей, от себя самого. Всё же Хината был человеком, пусть не самым простым, но хрупким, уязвимым. ― Хината, я… ― Не решай за него, Король. Он уже не тот шестилетка, которого ты спасал от волка. ― Тсукишима! ― радостно вскинулся Шоё, одарив его благодарным взглядом. ― Спасибо, что поддерживаешь! Но мне было десять!.. ― Ну да, ну да… Ты можешь и правда нам пригодиться. В крайнем случае сойдёшь за стратегический запас пищи, ― ехидно гоготнул Тсукишима, тут же зашипев от боли ― Ямагучи, умница, вернул долг другу, отстоял его честь и драгоценную жизнь, прижав очкастого кровопийцу коленом к земле, надавив на пострадавшую менее прочей спины поясницу, прикрывшись благой целью «достать до оставленных по другую сторону повязок». ― Больно же!.. ― Какой нежный. Терпите, ― поджал губы Тадаши, шлёпнув ему на плечо очередную повязку с мазью. Тсукишима угрожающе зарычал, но притих быстро, смекнув, что теперь и на него есть своя управа. ― Может, перестанете после такого думать о том, как есть людей и угрожать им. Кагеяма с Хинатой переглянулись, одновременно прыснув от смеха. Эти двое, похоже, могли всё-таки составить друг другу конкуренцию, каждый в своей специфической манере. ― Хорошо, ― подал голос Кагеяма, тяжело вздыхая. ― Переубедить вряд ли получится, к тому же мне не хочется на полпути вдруг обнаружить тебя, следующего за нами по пятам. Как не хочется снова расставаться… ― Да хватит уже этих телячьих нежностей… ― снова застонал Тсукишима. ― Не вертитесь, пожалуйста! Кагеяма и Хината тихо рассмеялись. Шоё бросил быстрый взгляд себе за плечо, убедился, что на них не смотрят, потянулся вперёд и коснулся губ Кагеямы. ― Спасибо, ― шепнул он. ― Что веришь в меня, как и я в тебя. Ты ― это ты, Кагеяма, не бойся за меня, ты никогда не сделаешь мне больно, как и я тебе. Клянусь… Ла-а-адно, раз мы с этим разобрались, я собираюсь выспросить у тебя просто кучу всего! ― глаза Хинаты засверкали от восторга, щёки разрумянились. ― Итак, Кагеяма, так ты умеешь летать? Эти твои крылья приспособлены для полётов, правда ведь? Мне очень-очень-очень жаль, что из-за меня они повредились, и я буду ухаживать за тобой, пока они не восстановятся! А ты сможешь потом поднять меня в воздух? Теперь я понимаю, как ты забирался в башню! Слушай, а ты такой же вампир, как в книгах и историях или кто-то другой? В гробу спишь или вниз головой, как летучая мышь? О! А в летучую мышь можешь превратиться? А чеснок?.. А, нет, уже же сказал Тсукишима, что вы не боитесь таких штук… И вот ещё что… Кагеяма закрыл глаза, откидываясь на ствол дерева. Его губы тронула счастливая улыбка. Сбоку прижался Хината, продолжая негромко сыпать вопросами. Кагеяма наклонил голову, щекой прижавшись к тёплой рыжей макушке. Впервые за много-много лет ему было так спокойно.