***
— Выйдешь! — Не выйду! — Выйдешь! — Не выйду! — решительно топнув ногой, заломив руки и вздёрнув нос кверху, заявил Ойкава, обиженно поджимая губы. — Не выйду, ни за что не выйду замуж за Ушиваку! Папа, вы вообще куда смотрите, он же оппозиционер, женится на мне, дорвётся до власти и плакали все ваши реформы! Верховный Государь, а по совместительству несчастный отец принца-капризули, король Мизогучи тяжело вздохнул, хватаясь за голову. И за какие такие прегрешения ему, немолодому, но красивому, все эти чёртовы неприятности? Жил бы себе не тужил, если бы почившая с миром Королева подарила ему дочурку златовласую — сбагрил бы её в пятнадцать годков замуж и дело с концом, так нет же! Жизнь подкинула ему пацана: хитрого, как лисица и упрямого, как ослица, и походка как у кошки, а грация… Ну, не то, чтобы очень. И мало взбалмошного нрава, грызни изо дня в день, так Тоору ещё и ежедневно капал ему на мозги, без перерыва на послеполуденный чай, что желает связать себя узами только с одним человеком и это был вовсе не одобренный отцом кандидат. Сегодняшний день исключением не был и, как по расписанию, отец и сын приступили к словесной перепалке, столкнувшись у дверей в опочивальню принца Ойкавы. — Хватит так о нём говорить! — не удержавшись, всплеснул руками Государь, грозно метнув молнии из глаз сыну. — Ушиджима достойный человек, ну и что, что оппозиция — тебя это вообще касаться не должно. Тебе о семье, о детях нужно думать, сын!.. Политика — дело мужское, негоже… Принц Ойкава оскорблённо схватился за сердце. — А я, по-вашему, кто, батюшка? Мать моя Королева, ну и угораздило же остаться единственным наследником, теперь только за девку и держат, — раздражённо фыркнул он, складывая руки на груди. Он отвернулся в сторону, пробурчав себе под нос: — И почему бы мне самому не стать королём?.. Усложняют несложное… Мизогучи, теряя терпение, топтался на месте. Хотелось придушить собственного отпрыска, видит Бог, он заслужил покой: чай по вечерам и томик любимых стихов, а не это вот всё. Да, было бы проще, стань Ойкава королём, но традиции-то никто не отменял: отпрыск королевской четы обязательно полагается на выданье доверенному лицу короля, так уж сложилось, что поделать. — Ты и сам всё знаешь не хуже меня! Ну и коль уж угораздило, — зло припечатал Государь, — то будь любезен долг свой исполнять! Если я сказал, что ты выйдешь за Ушиваку… Тьфу ты! Ушиджиму, то так оно и будет. Точка. — «Вийдесь зя Усиваку», бе-бе-бе, — начал кривляться и передразнивать благородный принц, корча своему отцу рожи. — Да счас! Не выйду! И из комнаты своей тоже не выйду, ни ногой за порог! Высокомерно хмыкнув, принц Ойкава крутанулся на месте, задрал подбородок и важно продефилировал к своим покоям, показательно распахивая дверь. — Ну это мы ещё посмотрим, — погрозил ему пальцам отец, — посмотрим, как ты запоёшь! — И запою! — выкрикнул, ни без угрозы в голосе, Ойкава, мстительно зашипев, медленно закрывая двери своей опочивальни. — Посмотрим… Дверь с грохотом захлопнулась, заставив Государя вздрогнуть. Он тяжело вздохнул и с громким «эхо-хо» принялся шляться по собственному дворцу, тоскливо разглядывая богатые убранства комнат и коридоров. И что теперь делать? Тоору временами может быть таким несносным, что со свету и Ушиджиму не забоится сжить. И что же тогда? Искать ещё кандидата или, может, сразу же довериться выбору сына — говорил он там что-то про то, что кто-то ему уже наступил на сердце. Но что, если этот бестолковый ребёнок выбрал себе непойми кого? Бродягу какого или, прости господи, музыканта? Как такому доверить королевство? Чёртовы традиции!.. Долго ли, коротко ли бродил Мизогучи без дела, размышлял над тем, как лучше поступить и как заставить сына вступить в брак с нужным кандидатом, и решил, что лучше всего будет сперва с этим самым кандидатом и переговорить, узнать, что он сам думает, а то, может, и план какой за душой имеет? Ушиджима Вакатоши парень был видный — неплох собой, умом не обделён и подкован во всяких науках мудрёных. Другое дело, что дуб дубом по части проявления эмоций, но и Тоору с ним, как ни крути, не в шарады играться. Ничего — сойдутся, а потом, глядишь, и свыкнутся с жизнью женатой. — Ушиджима! Где ты? Мизогучи спустился во двор, оглядевшись по сторонам. Обычно в это время дня завидный жених упражнялся на улице, одним только видом своих мышц вымащивая целую дорожку из девиц, падающих в обмороки. Мизогучи переступил через как раз одну из таких девиц — служанку, распластавшуюся на земле с таким довольным видом, что ничего не стоило сообразить, что он на нужном пути. Он позвал снова, и в этот раз услышал ответный отклик. — Тут, Государь. — Ах, вот ты где, — подходя ближе, радостно заулыбался Король, звонко шлёпнув по спине будущего родственничка. — Ох и не нагляжусь я на тебя, хорош как! Послушай, Ушиджима, я принцем переговорил, он, конечно, сопротивляется, но браки по расчёту не так уж и новы, так что готовься к свадьбе. Парень ты хороший, страну сможешь удержать в руках, доверюсь тебе. А я на покой — стар уже да немощен, внучков хочу, подарите счастья старику, а я тебе царство и приданого, ну и сынка строптивого до кучи. Ушиджима присмотрелся к пышущему энергией Государю, только-только перевалившему за четвёртый десяток, пожал плечами, слегка нахмурился и задумчиво произнёс: — Договорились, подарим. А что до Ойкавы… Стерпится — слюбится. Мизогучи удивлённо уставился на него, одобрительно закивав. А что? И правда ведь, хотя жалко сына, но может со временем придурь эта его сойдёт на нет? Может, узнают друг друга получше и заживут счастливо? Может?.. Государь помотал головой и снова разочарованно вздохнул. И за что ему все эти чёртовы неприятности? — Ну ладно, пусть пока так останется. Идём, обсудим дела кое-какие государственные… — Мизогучи похлопал Ушиджиму по крепкому плечу, знаком велев одеваться. Над головой что-то засвистело и через секунду с оглушительным грохотом разлетелось на мириады бело-голубых осколков. Мизогучи ошарашенно уставился на стекляшки, не сразу признав в них вазу древней династии. Он задрал голову, уставившись на окно — прямо над ними была комната принца. — Проклятье!.. Сын! Сын, прекрати, это дорогие вазы!.. — А я не хочу!.. — резко выкрикнул Ойкава, швыряя вниз следующую фарфоровую вазу. — Сына, не надо! — не своим голосом заблеял Мизогучи, с задушенным воем наблюдая, как в черепки разлетаются возлюбленные его дорогущие вазы. — Не хочу по расчёту! — зло выкрикнул Ойкава, принимаясь за тарелки. Они летели красиво, блестя на солнце, вращаясь и слегка посвистывая, разбиваясь с каким-то особенно мелодичным звоном. — Тоору, это же ваза династии Цзянь! — схватился за голову Мизогучи, различив в оконном проёме внушительную вазу, тут же почившую с миром. — Не надо больше ничего бить! — А я по любви!.. — Династия Чжань! Не-е-ет! — Оглушительный звон прокатился по площадке перед дворцом. — Смотрите, как много кусочков, Государь, — неожиданно удивлённо произнёс Ушиджима, наблюдая за полётом вазы династии Тянь. — Хорошо пошла. — По любви хочу! — продолжал принц, пыхтя от натуги. Чёртовы вазы были тяжеленными, так и мышцы накачать недолго. После очередной разбившейся вдребезги посудины, Мизогучи упал на колени, завыв как подраненный зверь. Он вскинул голову вверх, кулаком пригрозив застывшему в оконном проёме отпрыску. — Дурак, что ли? Ну какая, какая любовь? Выходи за Ушиджиму, как сыр в масле будешь… Сына, одумайся, нет, не бросай больше папины вазы… Ойкава ехидно оскалился, зло сверкнул глазами и мстительно выпалил, сталкивая с подоконника последнюю древнюю штуковину: — На волю, хочу я на волю! Я птицею ввысь улечу! Ушиджима заинтересованно приподнял брови, что-то забормотав себе под нос. Мизогучи, оплакивая разбитое приданое, громко шмыгал носом, пытаясь выбрать из бело-синего крошева черепки, намереваясь их склеить, но куда уж там — всё разлетелось в пыль. — Вырастил на свою голову, — обиженно бубнил он, завертев в пальцах отколовшийся и чудом уцелевший носик от чайника, — неблагодарного!.. — Не волнуйтесь, Государь, — Ушиджима подошёл ближе и присел, положив руку на плечо безутешного Мизогучи. — Всему нужно время. Когда мы поженимся, он изменится, вот увидите. Король тихо шмыгнул носом и позволил Ушиджиме поднять себя и утереть с глаз выступившие слёзы. Огрубевшие после долгих тренировок ладони бережно растёрли влагу по щекам. Ушиджима улыбнулся краешками губ, отходя от изрядно обалдевшего Государя на шаг, удивлённо моргнувшего, когда улыбка исчезла. — Ладно, идём со мной, — тихо пробормотал он, маня его за собой, — чаю попьём, обсудим всё. А он пока перебесится. Всё равно больше выкидывать нечего. И пускай здесь уберут всё, сил нет смотреть на это, сердце рвётся на куски… Ушиджима с готовностью кивнул и подозвал вернувшихся в сознание служанок, а сам, бережно придерживая всё ещё потрясённого Короля за плечи, отправился с ним ко дворцу, не заметив, что сверху за ними наблюдает его потенциальная «жёнушка». Ойкава отпрянул от окна, взявшись яростно метаться из стороны в сторону. Он вымерял свою комнату всеми возможными способами, но места себе так и не нашёл, не знал куда деться и чем себя занять, чтобы успокоиться хоть немного. Внутри клокотала злость на отца, на болвана Ушиваку, на почившую матушку и на себя, в первую очередь — снова он придумал какую-то глупость, разбил дорогие вазы, но добился чего-то? Лучше бы поговорить, да только вот отец его не слушает, сулит судьбу домохозяйки и хоть что ты делай, чтобы доказать обратное. Грешным делом, Ойкава подумывал переговорить с самим «завидным» женихом, но на понимание не надеялся заведомо, а от того и не решался, оставляя эту задумку как запасной план запасного плана. Теперь пришла пора попробовать кое-что совершенно особенное, но для этого нужно было заручиться поддержкой и как-то дать знать о том, что нужна помощь. Ойкава застыл посреди комнаты, бросил взгляд на дверь, прислушался, различив сопение стражников, стерегущих под дверью его обещание не выходить из покоев «ни ногой». Принц зло выругался, добрался до распахнутого окна, уселся на подоконник, задумчиво уставившись вдаль. — Что же теперь… — протянул он, прикусывая ноготь. — А у вас тут сегодня оживлённее обычного, как я погляжу. Сперва крики, потом битьё посуды и выкрикивание лозунгов, развлекаешься напропалую, принц? Ойкава радостно встрепенулся, по привычке задирая голову наверх. — Ива-чан, ты всё-таки пришёл! — воскликнул он, сдвигаясь на подоконнике, чтобы уступить местечко для приземления. — Знал бы ты, как я рад тебя видеть! Боже, да ты снова с ног до головы в саже, работу бы сменил, что ли! Она вообще тебе нравится? Принц вытащил из кармана кружевной белый платочек, поднёс его к чумазому лицу влезшего в его окно человека, осторожно принявшись убирать грязь, любуясь тем, кому отдал своё сердце, душу, разум и остальные потроха на веки вечные. Иваизуми Хаджиме, дворцовый трубочист, не был ни богат, ни знаменит, не обладал ни мягким характером, ни лёгкой рукой, но именно его, ещё в раннем детстве, когда юный Хаджиме вместе с ныне покойным батюшкой инспектировал крыши, и полюбил всем сердцем Тоору. С самого первого взгляда. И уж поверьте, если вам нравится человек, вечно изгвазданный в саже и сквернословящий так, что порой диву даёшься, то это точно что-то настоящее. К тому же, в своих чувствах принц одинок не был. — Не нравилась бы — не работал, — проворчал Иваизуми, подтягивая к себе за краешек занавеску, чтобы вытереть руки. Оставив после себя серые пятна на голубой в беленький цветочек занавеске, трубочист протянул ладонь, кончиками пальцев коснувшись разрумянившихся щёк принца Ойкавы, всё ещё с усердием трущего его шею уже почти чёрным платком. — К тому же это единственная возможность видеться с тобой, не вызывая всяких подозрений. — Прочищая мои трубы? — мечтательно шепнул Ойкава, растаявший от нежностей; Иваизуми поперхнулся, больно щипнув его за кончик носа. — Ай, больно! Злюка ты, Ива-чан, я же шучу просто. Но не могу с тобой не согласиться — так нас точно не вычислят. Пока Ойкава показательно дулся, ожидая того, что его пожалеют, приголубят и хотя бы поцелуют в знак примирения, трубочист с интересом осмотрел заметно оскудевший интерьер комнаты. Жалко ваз, они красивые были. — Расскажешь, что случилось? — попросил он, по зло заблестевшим глазам Тоору уже догадавшись в чём дело. — Опять с батюшкой поцапался? Принц обиженно поджал губы и угрюмо кивнул. — Что-то вроде того. Он всё-таки окончательно решил замуж меня выдать, — запрыгивая на подоконник и пододвигаясь поближе, горько пожаловался Тоору, нет-нет да поглядывая хищническим взглядом на измазанные в саже накаченные от трудной работы руки Иваизуми. — Говорит, что это укрепит государство, что такой наследник удержит страну в ежовых рукавицах, но я-то знаю, что это не так! Что же делать, Ива-чан? Я не хочу замуж за Ушиваку, но батюшка уже всё решил! Ива-чан, ты должен меня спасти! Иваизуми нахмурился. — А сам себя «спасти» ты не можешь? — без особой надежды спросил он. — Нет, конечно! — возмутился, как и ожидалось, Ойкава. — Не положено мне, я же принц. — А положено что? — криво усмехнувшись, в шутку спросил Иваизуми, устраиваясь на подоконнике, ногами в комнату. Не думал он, что Ойкава ответит, но принц задумался, порыскал взглядом по комнате и без запинки оттарабанил: — Ну, горевать и ждать спасения, я думаю? — Ладонь трубочиста встретилась с его лицом, снова запачкав кожу. Ойкава недовольно цокнул языком, теперь взявшись убирать грязь рукавом собственной одежды. — Да ну что ты так сразу? Не знаю я, что мне положено… С самого детства живу по указке, а то ты не знаешь? Пойди туда, сделай то, сделай сё — когда я уже сам буду делать то, что захочу? Может, ты украдёшь меня, а? Давай убежим, Ива-чан. Или, может, ещё раз попробуем, по-нормальному? Поговорим с отцом, скажем, мол, так вот и так, принимай и благословляй. — Ну да, и потом меня сварят заживо, а тебя запрут в темнице до самой старости, — фыркнул Иваизуми, поёжившись. — Нет, такой вариант нам не пойдёт. Уже раз пробовали, так тебя заперли на месяц, забыл уже? Ойкава застыл, тоскливо опуская голову — как же, забудешь такое. Куковал в одиночестве кучу дней, света белого не видел, еду получал как какой-то пленник, а не принц. — Ну а что же тогда делать? Трубочист задумчиво почесал в затылке. С его волос на подоконник посыпались чёрные пылинки, ровным слоем укладываясь на нём. — Может, попробуешь задание какое-то придумать? — медленно протянул Иваизуми, пытаясь поймать крутящуюся в голове лихую мысль, пытающуюся оформиться в дельную. — Не знаю даже… Скажешь отцу, что согласен на все эти делишки с женитьбой, но станешь супругом тому, кто… Например, принесёт иглу, которая в яйце, а яйцо в утке, а утка в зайце, а заяц в медведе, а медведь в… — Постой, я понял, что ты имеешь в виду, — жестом остановил его Ойкава, заинтересованно хмыкнув, — но только зачем мне игла и как она попадёт в яйцо? Иваизуми усмехнулся и помотал головой, подсаживаясь к принцу поближе. — Да не зацикливайся на этом, любая несуразица подойдёт, — улыбнулся он, касаясь его кончиками пальцев. Он нежно очертил контуры лица, кое-как удержавшись от желания нарисовать сажей усы этому дуралею. — Придумай что-нибудь сам, я всё-таки трубочист, а не креатор какой-нибудь. Всё, что угодно… Ойкава задумался, совсем не замечая, как на него смотрит его возлюбленный, хищно, нетерпеливо, как он подбирается к нему всё ближе и ближе, недвузначно намекая, что хотел бы получить чуть больше, чем просто касания рук. — Да, но… — прокрутив в голове кучу сценариев, наконец отозвался принц, поворачиваясь к Иваизуми и сталкиваясь с ним нос к носу. Ойкава раскраснелся, заметив в глазах трубочиста искорки нетерпения, смущённо заулыбался и быстро шепнул, придвигаясь ближе: — Не забывай, Ива-чан, задания придётся выполнять и тебе. Трубочист небрежно пожал плечами и так, словно это его не особо волновало, ответил: — Это я понимаю, но мне ты скажешь заранее, разве не так? К тому же, мы можем подготовить какой-нибудь план отступления. Твой отец выбрал кандидата, и если ты поставишь условия, то им придётся с ними считаться. И пока Ушиджима будет занят выполнением задания, мы можем, ну… сбежать? Глаза принца восторженно засверкали, на лице расплылась улыбка предвкушения. Такой план, кажется, был ему по вкусу. Задавать вопрос по поводу того, почему бы не попробовать перейти сразу к решительным действиям, он не стал — пробовал уже, ещё в юности, за что поплатился двухмесячным домашним арестом. В тот раз не было отвлекающих манёвров, так что кто знает, вдруг всё получится сейчас? — Тогда… — Принц взглянул на трубочиста из-под ресниц, соблазнительно прикусывая губы. — Может, займёмся планом? Иваизуми пожал плечами с показушно незаинтересованным видом и, уводимый за руку Ойкавой, не отставая ни на шаг, пошёл к королевскому ложу, оставляя за собой цепочку грязных следов из сажи. День неспешно клонился к закату. Король и его новонаречённый родственник мирно попивали чай в личных покоях Государя, ничего не предвещало беды, как вдруг двери с шумом распахнулись, а на пороге, выряженный во что-то пугающе-блестящее, возник принц, грозно сверливший взглядом родителя и будущего супруга. — Тоору, сыночек! — обрадовался Мизогучи, поднимаясь на месте. — Никак с нами чаю пришёл испить? — Сидите на месте, батюшка, не утруждайтесь, — холодно одёрнул отца принц Ойкава. — Я пришёл, чтобы сделать одно заявление, не больше. Ушиджима и Мизогучи заинтересованно переглянулись. — И в чём суть? Ушиджима, несмотря на уверения о том, что утруждаться не стоит, на ноги поднялся, вышел из-за стола, подошёл ближе, останавливаясь от принца в шаге. Он был выше, смотрел строго, холодно, но заинтересованно. Ойкаве пришлось собрать в кулак всю волю и засунуть своё желание лягнуть этого ублюдка в коленку куда подальше. Он состроил ехидную физиономию, вздёрнул подбородок и громко сказал: — Я выйду замуж только за того, кто построит Летучий корабль! Ясно вам? И, выпалив это, он крутанулся на пятках, быстро зашагав на выход, хлопнув дверью так сильно, что со стены посыпались кусочки краски. Мизогучи грузно плюхнулся обратно на свой стул, локтем случайно задев чашку с недопитым чаем. — И как это понимать? — Государь взглянул на задумчиво смотрящего в сторону закрывшейся двери Ушиджиму. — Что это на него нашло? Ума не приложу. Сперва вазы мои, теперь вот это… Так что, Ушиджима, построишь? Или, может, сразу купишь, чтобы не морочиться? Где-то они есть, корабли эти летучие, раз он откуда-то взял идею. Ушиджима обернулся, снова, второй раз за день, полностью ошеломляя своего государя, улыбнулся ему, небрежно пожав плечами. — Где-то да есть, — ответил он, возвращаясь за стол, присасываясь к своей чашке чая. — А корабль возьму в кредит, раз принц изъявил желание заполучить его. Король Мизогучи сдавленно икнул, но возражать не стал, молча продолжив наблюдать за изменениями на лице Ушиджимы Вакатоши, что-то обдумывающего и прикидывающего в своей голове. Пока в королевских покоях творилось чёрт знает что, а принц Ойкава, довольный собой, бодро вышагивал по коридорам, предвкушая потеху, Иваизуми, улизнул из дворца и мало того — уже преодолел пустошь, его окружавшую, и ступил в заколдованный лес. Они с Ойкавой сговорились о том, что Иваизуми, раз уж пошла такая пляска, тоже попробует сыграть «по-честному» — поищет этот злосчастный корабль хоть чуть-чуть, благо была одна зацепка, ведущая к некоему «человеку», который знал, где можно отыскать сию мистическую посудину при этом не занозив рук. Другое дело, что найти людей знающих та ещё задачка, но отказываться так просто от своих задумок не собирался ни один из них. В лесу стояла густая темень и тишина ползла меж скрюченных деревьев. Трубочист двигался бодро, не останавливался и не оглядывался, даже когда за спиной слышались шепотки и какое-то мерзкое хихиканье, не сулящее ничего хорошего. Не пели птицы, не было видно животных, только темнота и тишь, начинающие давить на голову и нагонять стайки мурашек. Иваизуми вздрогнул, выпрямился, взявшись что-то напевать себе под нос, чтобы хоть как-то скрасить своё путешествие и неуютное молчание всего живого вокруг него. —… и ребятишек в доме орава, вот оно счастье. Правда, Ойкава? Тьфу ты… Залезет же в голову ерунда всякая! — чертыхнулся трубочист, покрутив головой, прогоняя смущённый румянец с щёк. — Хотя, было бы неплохо… Он усмехнулся, подумав о том, что и правда был бы счастлив жить вместе с Тоору в окружении целого хозяйства: дом, ласковое зверьё, будящее по утрам, домашние хлопоты и заботы, нежные поцелуи Ойкавы и его руки, взгляды, тёплые пожелания хорошего дня, а вечером он и голопузый спиногрыз, встречающий его на пороге — здорово было бы заиметь любящую семью, настоящую, от которой он был буквально в шаге и одном летучем корабле. Понемногу земля стала топче. Под ногами всё время хлюпало и чавкало, так что шёл Иваизуми теперь медленнее, замечая, что лес редеет, чернота рассеивается и он выходит как раз к тому месту, куда и топал всё это время — к болотам, не менее зачарованным, чем лес, где и проживал его информатор, тот самый «человек», а точнее одно загадочное существо, знающее кое-что ценное. — Ну и дрянь, как тут жить-то можно? — провалившись почти по колено в топкую почву, всё больше напоминающую трясину, проворчал Иваизуми, решившись остановиться. Вдали блестело что-то очень похожее на воду, а лезть в неё не было никакого желания. Трубочист огляделся, приложил ладонь к глазам козырьком, высматривая своего информатора. — Ну и где мне его искать теперь? Ждать долго не пришлось. Иваизуми пару раз прошёлся взад-вперёд, нащупывая край берега, присмотрелся повнимательнее к чёрной водной глади, услышав плеск воды. Он пригляделся, коротко махнув рукой, когда над потревоженной водной гладью появилась чёрная макушка, в которой запутались водоросли. Трубочист громко сглотнул, отошёл на шаг назад, внимательно разглядывая приближающегося к нему «информатора» — он знал, что это не совсем человек, но не мог и подумать, что это окажется наполовину рыба. — Ты… — начал он, закашлявшись. — Это ты… Можешь… Слова застревали где-то в горле. Перед ним, высунувшись по пояс, появился некто, судя по глазам «дохлой рыбы», которыми существо располагало, весьма замученный незапланированными визитами. Тяжело быть сведущим, когда быть им не особо-то хочется. — Я – Водяной, никто не водится со мной… — тяжело вздохнув, певуче поделился своей незавидной участью «информатор». Иваизуми нерешительно подошёл поближе, снова сглотнул, попытался улыбнуться. Водяной был не больше него самого пусть, но мощных хвост, покрытый блестящими голубыми и зелёными чешуйками, зеленоватые когти на руках, совершенно нечитаемые тёмные глаза и завешивающие лицо длинные чёрные волосы-сосульки предавали существу пугающий вид, хотя он даже и не пытался вести себя агрессивно. — Тяжело тебе приходится, похоже, — криво улыбнувшись, посочувствовал трубочист с интересом приглядываясь к высунувшемуся хвостовому плавнику. Стало светлее и Водяной уже не выглядел настолько устрашающим, но Иваизуми всё ещё старался держаться так, чтобы в случае чего сразу дать дёру. Он не трус, само собой, но даже если он помрёт на болотах, то точно не захлёбываясь жижей с водорослями. — Может, тебе перебраться в место получше? Знаешь, мне бы не помешал твой совет. Говорят, ты сведущ в самых разных вопросах, и если ты не против мне помочь, то я мог бы позже посодействовать с переселением в более чистый водоём, если ты захочешь. Глаза Водяного заинтересованно блеснули. Он поджал губы, подобрался поближе. — Мои подружки — пиявки, да лягушки… — И подружек твоих тоже переселим, идёт? — не поморщившись, пообещал Иваизуми, отходя ещё дальше от кромки воды. — Позарез нужен совет. Водяной потёр подбородок, длинным когтистым пальцем постучав по губам, расползшимся в короткой кривоватой улыбке, обнажившей острые зубы. Больше попыток жаловаться на свою незавидную участь он не предпринимал, подобрался поближе, стянул в воду неплотно закреплённое на берегу сухое поваленное деревце, уселся на тонкий ствол и, покачиваясь, с вопросом уставился на человека, наблюдавшего за всеми манипуляциями с немым вопросом. — Ладно, что там у тебя, выкладывай, — махнул рукой он, поправляя волосы и укладывая руки на хвосте. Иваизуми понятливо кивнул, снова улыбнулся, как можно вежливее поблагодарил за помощь и сбивчиво начал: — Принца Ойкаву выдают замуж насильно, и он решил выдвинуть своему отцу встречные условия. Сказал, что согласится выйти только за того, кто построит Летучий корабль, — трубочист потёр макушку, только в этот момент задумавшись о том, что создание, живущее на болотах, может вообще не быть в курсе всяких монарших семей и их причуд, но судя по скучающему лицу Водяного, складывалось ощущение, что он слышит одну и ту же историю в третий, а то и в четвёртый раз, а потому никаких пояснений ему не нужно. — В общем, если ты знаешь, где можно откопать эту штуку, то прошу у тебя помощи. Обнюхался Ойкава чего — не понимаю! Вроде договаривались, что всё будет куда как проще, а он возьми, да и загадай корабль этот. Летучий, конечно. Ума не приложу, где можно сыскать нечто подобное. Одна надежда на тебя, если хотим мы честно заполучить благословение его отца, в противном случае… Иваизуми поморщился и стянул губы в тонкую линию. План с побегом ему не нравился — найдут ведь, всегда находили, а что будет после, страшно подумать. Хотелось бы всё-таки, чтобы король признал их, и дело даже не Королевстве, оно трубочисту вообще ни к чему, лучше бы щёток новых набор побольше. Всё из-за Тоору. Пусть и говорил он, что старика своего не любит, что жизнь в темнице ему хуже всего на свете, но только он разлучит его с домом, как Ойкава затоскует, вида подавать не станет, но будет грустить, и тогда о каком же счастье может идти речь? Водяной слушал внимательно, чему-то кивал, над чем-то раздумывал, поглаживая чешуйки на своём хвосте. На погружённый в воду ствол дерева, на котором он покачивался, забралось несколько лягушек, заинтересованно вылупивших свои круглые глазёнки на эту занимательную картину. — Сделать такой корабль дело нехитрое, если будут волшебные инструменты, и где достать такие я знаю. Оставь это на меня, — снова жутковато улыбнулся Водяной. — Тебе же достанется кое-что посложнее. Корабль — это просто корабль, деревяшка с мачтой и парусами. А то, что делает его волшебным — это слова особые, мне они неизвестны. Иваизуми, перетаптываясь с ноги на ногу, снова провалился в топкую почву, вытянул ногу с тихим хлюпаньем, выругался, отёр штанину от травы и грязной жижи, вскинув глаза на водяного. — Что за слова такие? — Понятия не имею, — с незаинтересованным видом пожал плечами Водяной. Иваизуми нахмурился. — А кто имеет? — Семпаи мои, — снова гадливо улыбнулся этот рыбий тип, щёлкнув пальцами. Из ниоткуда, словно по волшебству, возникла какая-то свёрнутая в тугой рулон узкая штука. Водяной снова щёлкнул и рулон начал разматываться, выстилаясь в небесно-голубую, почти бирюзовую дорожку, уползающую вдаль прямо по воде через болота. — Они летают, они и знают. Иди по этой голубой тропинке, она выведет. А потом возвращайся, займёмся самым интересным. Трубочист скептически присмотрелся к колыхающейся на водной поверхности дорожке, но ногу всё-таки поставил, сделал один шаг, второй, удивившись тому, что тропинка не тонет, только чуть-чуть покачивается у него под ногами. — Вся жизнь у меня – сплошная «голубая тропинка», — усмехнулся Иваизуми, напоследок салютуя доброму Водяному, раскачивающемуся на утопленном дереве. — Спасибо за помощь. Скоро обернусь и вернусь, не переживай, в долгу не останусь! Водяной безынтересно пожал плечами, звонко зевнул и с громким всплеском нырнул, скрываясь в чёрной воде. Тропинка долго вилась между кочек, кривых страшных деревьев без листьев и маленьких озёр с затухшей водой, кишащей пиявками и головастиками, и наконец закончилась на берегу, достаточно твёрдом, чтобы по нему было комфортно и не страшно идти. Перед трубочистом раскинулся очередной лес, но этот не был таким плотным и тёмным, некоторые деревья даже оказались с листьями, жухлыми и жёлтыми, большая часть которых уже успела облететь, неровными кучками устлав землю у бугристых корней. Иваизуми пошёл вперёд по вытоптанной тропинке, прошёл совсем неглубоко в лес, застыв на обширной поляне, вспугнув с ветвей немало птиц своим присутствием. Под хлопанье крыльев и возмущённое уханье проснувшихся сов, трубочист подошёл ближе, останавливаясь перед аккуратным домиком на несколько этажей. Удивляли не сколько резные наличники, чистенькие занавески на окнах внутри, а пара ног, даже лап, похожих на куриные — кривоватые, заваленные листьями и чуть-чуть дрожащие, или показалось? Иваизуми протёр глаза, поднял голову, прищурился, вчитываясь в название на вывеске: — «Элитная школа Бабок Ёжек»? — он удивлённо вскинул брови, огляделся, тихо фыркнув. — Что за бред? Тут же никого… — Сам ты бред, — обиженно раздалось откуда-то из-за спины и сверху. — И с чего ты взял, что тут никого нет? — послышался второй голос, точно такой же ехидный, как и первый. Иваизуми крутанулся на пятках, поворачиваясь спиной к домику на ножках. На ближайшем к нему дереве, на нижней ветке, в паре метров от земли, болтая ногами, сидели двое: темноволосый молодой человек с курчавыми волосами, щурящийся и хитро улыбающийся, а рядом с ним какой-то странный тип с лисьим взглядом и короткострижеными розово-рыжими волосами, кричаще смотрящимися в тёмном лесу, лишённом ярких красок. Иваизуми удивлённо моргнул, повернул голову, уставился на вывеску, потом снова на парней и неуверенно протянул: — Бабки… Ёжки? Школа? Это не шутка, что ли? В такой глуши? Парни переглянулись, по очереди спрыгнули на землю, бесшумно двинувшись в сторону Иваизуми. — А не похоже на правду? — спросил один. — Школа, — подтвердил другой, — и весьма преуспевающая. Сто тысяч выпускников за сто лет – лучшие из лучших! Иваизуми от их напора даже попятился, не зная, как бы так завести разговор по делу. — А вы те самые… — он поморщился, не зная, как лучше подступиться к соучредителям элитного учебного заведения. — Мы-то те самые, — ответил розово-рыжий, беззаботно махнув в сторону вывески. — На название внимания не обращай, от прежних владелиц осталось, теперь тут мы главные. Вопрос в другом: ты сам-то кто будешь? И что привело тебя в нашу обитель? Желаешь в школу поступить? Он напирал, почти нос к носу столкнулся с Иваизуми, подошёл совсем вплотную, осторожно наложил руки на его плечи, вцепился в них и отпускать явно не собирался. — Хиро, он не ученик, отпусти, — потянул приятеля за плечо кудрявый. Трубочист сразу же отскочил от них на пару шагов, испуганно вытаращился, мысленно прокляв всех, кого проклясть мог, а больше всего обложил заразу Ойкаву, придумавшего невесть что. Иглы в яйца и то проще было бы пихать! — Ты прости, у нас последнее время не ладится с учениками, мало желающих, как бы закрыться не пришлось. Так зачем ты пришёл? — Меня Водяной к вам послал, — наконец огласил цель своего визита Иваизуми, не став вдаваться в подробности своего путешествия и решения связать жизнь с одним не в меру прекрасным принцем, — он сказал, что вы слова заветные знаете. Чтобы улететь. Парни переглянулись, оба нахмурились и тут же снова заулыбались. — «Три мохито и ма-а-аленькую отвёрточку»? — оскалился тип с лисьим прищуром. Второй весело расхохотался, пихнув его в плечо. — Да нет же, он про заклинание, слова волшебные, дурень… — отсмеявшись, он улыбнулся, повернувшись к Иваизуми. — Знаем такие, знаем. Сейчас напишу тебе на… — И-И-Иха! Иваизуми подскочил на месте как укушенный, отпрыгивая в сторону. Парочка нынешних владельцев и сами изрядно струхнули, выпучившись на выход из домика. Дверь с грохотом распахнулась и из неё, выкатившись на полянку, вывалилось несколько пунцовых от смущения ребят. Один из них, белобрысый со страшным взглядом убийцы, обещающим расчленить лично всех, кто хоть подумает вякнуть о том, что он сейчас увидит и услышит, вышел вперёд, крепко зажмурился, опустил голову и громко продекламировал: — Ш-Шёл лесною стороной, вижу – чёрт идёт за мной… — Что за?.. — ничего не понимая, ахнул Иваизуми, слушая следующую присказку про какого-то «сказочного злодея». За ответом он обернулся к своим благодетелям, с удивлением обнаружив, что те не выглядят больше удивлёнными, наоборот — внимательно прислушиваются, кивают и вроде даже и не думают смеяться. — Это наши воспитанники, — пояснил один их них, пока второй продолжал прислушиваться к куплетам, которые смущённо бормотал какой-то долговязый парнишка с причёской, напоминающей луковицу. — Просрочили сдачу домашнего задания, теперь вот ловят любой удобный, точнее наоборот — неудобный момент, чтобы попытаться сдать его. Увидели, что мы с кем-то разговариваем, и решили попытать удачу. — Ладно! Ладно, всё зачту, только не позорьтесь перед гостем, — замахал на них руками розово-рыжий, весело рассмеявшись. Ученики, всё ещё румяные после порции постыдных действий, воодушевлённо переглянулись. — А теперь давайте, разлетелись живенько. Ребята благодарно что-то заголосили, засобирались и все как один произнесли фразу, которую Иваизуми ещё до того, как ему на неё указали, намотал на несуществующий ус. — А вот и оно, слова заветные, запомнил? Трубочист прокрутил в голове ещё раз фразу «Земля, прощай! В добрый путь» и быстро закивал. Теперь оставалась последняя деталь и можно бежать обратно к Водяному, проверить что он придумал с кораблём. — Запомнил, — кивнул Иваизуми. — А приземляться как? Парни недоумённо переглянулись, вдруг смутившись. — По правде сказать, ты первый, кто спросил об этом. В который раз за последнее время Иваизуми приложил ладонь к лицу, оставшись дожидаться на улице, пока эти два чудика вычитывают ему в книгах волшебные слова, возвращающие на твёрдую поверхность. К счастью, ждать долго не пришлось, а отказ от чашечки чая на дорожку получился не такой болезненный, как изначально предполагал Иваизуми, так что обратно он отправился по точно такой же, наколдованной для него тропинке, быстро вернувшись к месту встречи с Водяным. Только вот встретил он там совсем не того, кого хотел. Возле кромки воды, словно не замечая топкости почвы, расхаживал взад-вперёд Ушиджима Вакатоши. Иваизуми стоило только его увидеть, как кровь вскипела в жилах, громко застучав в висках. Что он тут забыл? Неужели прознал, кто может помочь с постройкой? И только когда трубочист подошёл ближе, он понял, что все его старания были напрасны. В руках Ушиджима крутил какой-то ларец, так и кричащий о том, что он волшебный: на крышке сверкали переливчатые камешки, по бокам двигались фигурки, а при открывании лилась музыка, мелодично позвякивая. В воде Иваизуми заметил блеск голубых чешуек, разочарованно заскрипев зубами. Неужто Водяной его предал, отдал инструменты волшебные, как же так? Никакой веры теперь всем этим сказочным созданиям! Долго ждать, пока берег опустеет, не пришлось, Ушиджима убрался почти сразу же, как-то странно улыбаясь — Иваизуми даже опешил, он и подумать не мог, что этот тип с каменным лицом может быть таким. Под ногами знакомо колыхалась земля, обещая отправить незадачливого путника прямиком под воду, если он подойдёт ближе, но трубочист подходить и не собирался, стоял поодаль, смотрел на чёрную воду, дожидаясь пока эта хитровыдуманная рыба-обманщица выплывет к нему для сатисфакции. На всякий случай он позвал его, через пару мгновений удостоившись внимания. Водяной высунулся из воды по нос, уставился на человека вопросительно и удивлённо: вид обиженного и злого Иваизуми, наверное, был тому виной. Внутри скопилось много слов: претензии, упрёки, вопросы, скверные обзывательства, но вместо всего этого трубочист выдохнул только один вопрос, в который не пожалел вложить всю свою боль. Если Ушиджима победит, если он построит этот чёртов корабль, то всё — ничего уже не поможет. Правила и традиции всегда будут выигрывать хитрость и все зыбкие планы обхода, таков принцип жизни. — Почему? — глухо спросил он высунувшегося из воды по пояс Водяного. Тот улыбнулся, сверкнув чёрными омутами глаз. — Потому что они ему были нужнее, — склонил голову на бок он, разглядывая кипящего от негодования человека. Водяной поднял руку и щёлкнул пальцами. В этот раз Иваизуми не удивился, что из воздуха появился какой-то чемоданчик, который протянули ему. — Возьми, это твои инструменты. Слова узнал? Семпаи должны были сказать, они пусть и выглядят недалёкими, но мудры и с охотой помогут, если хорошо попросить. Вид у тебя растерянный. Понимаю. Я отдал тому человеку не инструменты, не волнуйся, его корабль, как оказывается, не интересовал вовсе. Да и тебе, подсказывает мне что-то, они не понадобятся, но на всякий случай забери. Иваизуми подтянул к себе чемоданчик, самый обычный, без всяких там камешков и музыкального сопровождения, откинул тяжёлую крышку, уставившись на совершенно обычные на вид новёхонькие стамески, рубанки, аккуратно сложенные гвоздики и прочую плотническую ерунду. Волшебством тут и не пахло, но теперь это интересовало меньше всего. — Почему не понадобятся? И что ты отдал Ушиджиме? Водяной лукаво прищурился и заулыбался так, что по спине прошёлся холодок. — А ты вернись в Королевство и сам погляди, — хитро сказал он, обнажая острые зубки. — И, трубочист, не забудь своё обещание. Наша жизнь не сказка, но иногда так на неё похожа, скоро сам в этом убедишься. А теперь поспеши, тебя заждались. Иваизуми какое-то время нерешительно топтался на месте и всё-таки решил последовать совету. Он поднял с мокрой земли чемоданчик, подхватил его подмышку, махнул на прощанье и крутанулся на месте, снова угождая в ловушку болота с громким чавканьем. — Бывай, Водяной, спасибо за всё, — кряхтя, пробормотал он, высвобождая ногу, — если дело выгорит, то как и обещал найду тебе местечко поприятнее. Дам знать если что, чтобы ты своих подружек успел собрать. Водяной смущённо заулыбался, пряча лицо за волосами. Он нерешительно махнул ему вслед, провожая взглядом второго за этот недолгий день странного посетителя. И пока Иваизуми продирался сквозь лесную чащу, отбивался от комаров и прыгал с кочки на кочку, ворчливо мурлыкая себе под нос какие-то песенки, Ушиджима Вакатоши успел добраться до дворца, благо и конь был верный и дело не терпело отлагательств. Встречал его Мизогучи лично: спустился во двор перед дворцом, даже нагнал прислуги и всех, кого успел захомутать для пущей торжественности. Как только Ушиджима выскочил из седла, широким шагом двинувшись к королю, тот пошёл ему навстречу, широко раскидывая руки в стороны для приветственных объятий. От настолько тёплого приёма Ушиджима даже растерялся, остановился как вкопанный, смотрел на прижимающегося к его груди короля, не решаясь обнять его в ответ. — Ну что, как поиски? Добыл Летучий корабль? — поднимая на него глаза, радостно спросил Мизогучи. Он привстал, заглянул Ушиджиме за плечо, взглянул в небо, надеясь увидеть то-самое, но не было ни повозок с лошадьми, тянущими волшебную посудину, ни над головой не слышалось хлопанья парусов и скрипа мачт. Ушиджима качнул головой, мягко отлепляя от себя короля. — Нет, но есть кое-что другое, — он протянул волшебный ларец, — это для вас. Мизогучи заинтересованно присмотрелся к камушкам на крышке, осторожно её откинул, удивившись полившейся музыке и тому, что лежало внутри на ярко-алой бархатной подушечке. — Гостинец? — удивлённо переспросил он, выхватывая одно из двух яблок, румяное, ароматное, буквально сочащееся от сока. Он пожал плечами, укусил, с удовольствием захрустев белоснежной мякотью. — Спасибо, конечно, но что там по кораблю? — Скажите, Государь, почему вы так сильно хотите выдать принца замуж? — спросил Ушиджима, наблюдая как король с аппетитом уминает яблоко. — Ну а как же? Традиция! Да и стар я, кому правление передать?.. — усмехнулся он, выкидывая в сторону плодоножку. Ушиджима усмехнулся. Мизогучи поморщился. — Что?.. А что-то вкус у этого яблочка… Ох… Жарко-то как тут стало, Ушиджима, что это за яблоки? Отравить меня вздумал, супостат проклятый? Это измена! Стра… «Супостат» подошёл ближе, бережно придержал короля за плечи, обнял его поперёк спины, не давая упасть, пока вершатся чудеса. — Тш-ш, не нужно стражи. Это не яд, я привёз вам молодильные яблоки, Государь, — он склонился к его уху, тихо шепнув. — Вы всегда говорите, что стары, хотя это совсем не так, но после того, как съели это яблоко, вы станете моложе вдвое и сможете править страной ещё очень долго. И сына вашего заставлять не придётся. — Но как же так? — охнул Мизогучи, не веря своим ушам. Тепло всё ещё бегало по его телу, но уже так не жгло, понемногу отпускало. — Как же ваша женитьба? Ушиджима пожал плечами и сказал, как есть, без утайки и увиливаний: — Я не хочу брать в супруги вашего сына, вы мне по нраву. И если вы не против, то выходите за меня, Государь. А для принца Ойкавы, к слову, уже сыскался подходящий кандидат, и прямо сейчас сына вашего он ворует. Он ткнул пальцем на окно в покои принца, из которого и правда проворно выбирались двое, собираясь рвануть по крышам и сбежать, пока все заняты более интересным зрелищем. Король Мизогучи быстро выпутался из объятий, закрутился, ища взглядом хоть кого-нибудь, кто мог задержать беглецов и громко завопил, покачиваясь из стороны в сторону: — Стража, хватайте их!..***
— Хиро… Ханамаки вздрогнул от того, что кто-то его тряс, осторожно поглаживая по плечу. Он шумно втянул воздух, разлепил глаза, повернулся и взглянул на Матсукаву, присевшего на корточки перед кроватью. — Что, тоже пришёл послушать? — шепнул он, потягиваясь за лёгким поцелуем, в котором Иссей ему не отказал. — Может, в кровать пора? — улыбнулся он, погладив Такахиро по щеке и кивнув в сторону крестника, сладко сопящего под боком у него. — Кента проспит до утра, ничего его больше не потревожит. Идём. — Ну а как же сказка? — потягиваясь, шепнул Ханамаки, осторожно отлепляя от себя детские ручонки. Он осторожно погладил мальчика по голове, сдвинул его на нагретое собой место, поправил подушку и вернул ему розового кролика, потерявшегося за время рассказа. — Концовку всё равно все знают, — усмехнулся Матсукава, поправляя одеяло, пока Такахиро разминал затёкшие мышцы. — Принц Ойкава сбежал с ворчливым, но любящим его трубочистом Иваизуми, и жили они долго и счастливо. Детишками обзавелись, дом построили волшебными инструментами и всё у них было так, как они мечтали. Угрюмый Водяной с их помощью перебрался в место получше, а владельцы элитной школы ещё не раз встречались с ними, иногда и за детишками приглядывали. Ханамаки рассмеялся. — Проказник, да ты же подслушивал, — он пихнул Матсукаву в бок, прижимаясь к нему. — Ещё бы, — согласился Иссей, уводя из комнаты. — Теперь моя очередь читать тебе сказку на ночь и укладывать спать. Он подался вперёд, воруя очередной поцелуй. — Я и без сказок на всё согласен, — хихикнул Ханамаки, сонно потирая глаза. Он щёлкнул выключателем ночника, присмотрелся к мирно сопящему мальчику, и тихо шепнул в бархатную темноту: — Доброй ночи, Кента, сладких снов.***
Ойкава всегда врывался в их дом без предупреждения и звонка, потому что мог — Ойкава же. И каждый раз повод разительно отличался от предыдущего: бывало, что причиной насилия их входной двери становился «сволочь» Ива-чан, который «ничего не понимает»; бывало, что визит наносился на радостях, полный слёз счастья и крепких объятий. Но последнее время, Ойкава Тоору врывался в дом Матсукавы и Ханамаки всё чаще в компании своих любимых мужчин — большого и маленького, одного трепетно называя «любимым», пока никто не слышит, а второго с гордостью и лаской зовя «сыном». Сегодняшний визит исключением не стал, разве что тон у Ойкавы был не то, чтобы очень дружелюбный. — Рано вы, и двух дней не прошло, — усмехнулся Ханамаки, выскочив к двери, как только услышал знакомое ворчание у порога и радостный детский голосок крестника. — Привет, Кента, как дела? — Дядя Хиро!.. — мальчишка бросился было обниматься, но Ойкава тут же пресёк тёплую встречу, быстро сцапав своё маленькое сокровище, поднимая на руки и прижимая к груди. Кента удивлённо на него уставился, явно не понимая, что происходит. — Ива-чан, подержи-ка, — проскрежетал Ойкава, передавая ребёнка, Иваизуми, неловко топтавшемуся позади. — И уши ему прикрой. А ты… — он обернулся к Ханамаки, ткнув в него пальцем. — Ты какого чёрта ему понарассказывал, Маки? Ханамаки нахмурился. На шум вышел Матсукава, коротко кивнув Иваизуми и махнув рукой мелкому, который в них с Хиро души не чаял и вечно рвался в гости, прекрасно зная, что его тут и вкусно накормят и развлекут, и разрешат выпотрошить пару подушек, устроив снег из плюша. — Не понимаю, к чему претензии, Ойкава? — нахмурился Ханамаки, упирая руки в бока. — Ты бы хоть объяснил, что я натворил. Если он у вас соль под окнами рассыпал, так это Маттсун, не я, он учил его обороняться от призраков и демонов, с него и спрос. Глаза Ойкавы испуганно округлились, он кинул Иваизуми быстрый взгляд и тот взялся что-то записывать в телефоне, не иначе как напоминание попрятать всю соль в доме. — Я не про то, а про сказку, которую ты ему недавно рассказал! Про принцессу и трубочиста, про корабль летучий! — заскрежетал зубами Ойкава. Ханамаки тихо фыркнул. — И что с того? Классная сказочка получилась. — «Что с того»? — передразнил его Ойкава, хватаясь за голову. — А то, что он вторые сутки какие-то песни про чертей поёт. Научил детей в саду и там теперь эпидемия этих сатанинских песенок! Маки, меня ещё никогда не заставляли так краснеть, когда директор сада рассказывал о произошедшем! А что он вычудил с яблоками? Скормил старому соседскому Пончо три штуки, бедный пёсик блевал полдня этими яблоками. Кента сказал, что решил, что они молодильные и должны были сделать из него щенка. И это ещё не всё!.. Всё там было или не всё, а Матсукава с Ханамаки уже покатывались со смеху. Улыбался и Иваизуми, хотя и по его замученному виду было ясно, что досталось всем. — Успокойся, мамочка, успокойся, это же просто шутка была, не больше! — поднял ладони вверх Такахиро, пытаясь отпихнуть от себя напирающего Тоору. Он кинул жалобный взгляд Иваизуми. — Хаджиме, ну неужели всё настолько плохо? Посодействуй, а? Заступись за меня, а то твой муженёк меня сейчас сожрёт с потрохами. Иваизуми усмехнулся, качнул головой и развёл руками как мог, с ребёнком-то на руках не так это и просто. — Прости, Ханамаки, но я без сил вообще. Устал ему утром объяснять о том, что такое «кредит» и почему «Дядя Хиро плакал», когда про него рассказывал, — он неловко потёр затылок, нехотя признавшись: — По правде сказать, я и сам едва сдерживал слёзы, когда пытался ему объяснить, но дело не только в этом. И про голубую дорожку тоже пришлось объяснять. На эту тему уже был разговор, но сейчас приняло какие-то катастрофические обороты. — Вот именно! — поддакнул Ойкава, немного успокаиваясь. — И вообще, как ты мог сделать из нас героев сказки? Я слушал краем уха, как Кента взахлёб её пересказывал и богом клянусь, взбалмошный принц ну точь-в-точь как я. Я что, взбалмошный? Все трое взрослых переглянулись, закусывая улыбки. — Ну, как бы тебе так сказать, дорогуша, — начал издалека Ханамаки, лукаво прищуриваясь. — Да, ещё и какой, — фыркнул Иваизуми, стягивая с ног ботинки. Он устал топтаться на пороге, как и держать на руках Кенту. — Ива-чан, как ты смеешь! — оскорблённо зыркнул на него Ойкава, провожая взглядом своего ребёнка, с визгом бросившегося на шею Матсукавы, который тут же его утащил в гостиную. Тоору устало вздохнул и тоже скинул ботинки. — Прими правду какой бы она ни была, — пожал плечами Иваизуми, шагая следом за Ханамаки и своим благоверным, всё ещё дующимся на друзей. — Но должен признаться, мне даже любопытно стало. Роль «бабок» мне понятна, даже роли их учеников. Киндаичи и куплеты про чертей — это было сильно. А кто был Водяным? Сдаётся мне, что наш сосед Куними — Кента утром увидел его, побежал обниматься и попросил показать свой хвост. Бедняга опешил даже. — А хвост показал? — с интересом уточнил Матсукава, щекоча валяющегося на диване мальчишку. — Вот уж не знаю, у Кенты спросите, но довольным он остался, — фыркнул Иваизуми, мягко рассмеявшись. — Спасибо, что хоть с Ушивакой не попросил познакомить, — проворчал Ойкава, усаживаясь на диван. Кента с радостным воплем прыгнул на него, повиснув на шее. Тёплые объятия и урчание на ухо всё-таки сделали своё дело и Ойкава понемногу начала оттаивать. — Но всё-таки, Маки, будь в следующий раз… — Да понял я, понял, — усмехнулся Ханамаки, — но вы бы сами попробовали ему отказать, когда смотрит он своими щенячьими глазёнками. Твоя вина, Ойкава, ты наверняка его этому научил. Иваизуми с Ойкавой переглянулись, вдруг рассмеявшись, не скрывая облегчения. Роль родителей давалась им непросто даже спустя четыре года, и с каждым разом приключения, в которые они влипали, становились всё цветистее и любопытнее, захватывая новых людей. Матсукава и Ханамаки попались на крючок почти сразу, и теперь души не чаяли в этом мальчишке, готовые сделать для него если уж не всё, то очень много. Удивительно всё-таки как одна маленькая деталь, блестящие от восторга и счастья глазёнки, улыбка и радостное приветствие меняют всё в жизни, временами превращая в заправдашную сказку наяву. — Ну, раз уж мы всё прояснили, то может пообедаем? — нарушил тишину Матсукава. — У нас как раз пара лишних порций найдётся. Хиро как знал, что вы будете, и приготовил больше обычного. — Ага, в волшебном зеркале увидел, как эта яростная мамаша приближается к нашему дому, — похихикал Ханамаки, поднимаясь на ноги. — В волшебном? — заголосил Кента, выбираясь из объятий Ойкавы, испуганно округлившего глаза. — Расскажи, дядя Хиро, расскажи ещё сказку!.. Ханамаки рассмеялся, развёл руками, подмигнул Иваизуми, а Ойкаве показал язык, протянул руку крестнику, уводя его в кухню и по пути начав рассказывать: — Всё началось как обычно, ты и сам уже знаешь: «В некотором царстве, в некотором государстве, жила-была Злая Королева, и было у неё волшебное зеркало. Королева эта, скажу тебе честно, была ну прямо-таки настоящая с…» — Ханамаки! — заорал Ойкава, бросившись следом. Иваизуми с Матсукавой переглянулись, расхохотавшись. Что-то им подсказывало, что этот обед они запомнят надолго.