***
― Ты уверен, что хочешь этого? ― Осаму скептически оглядел тонну пайеток на своём коротеньком лиловом жилете, с немалой завистью приглядевшись к метущему по полу чёрному плащу. Атсуму обернулся к нему, подошёл ближе, нахлобучив на чужую макушку маленький самодельный цилиндр из картона. ― Само собой, это же будет фурор! ― светясь от счастья, протянул он, посильнее надавливая на головной убор. Осаму криво улыбнулся, вздохнул и нехотя кивнул. Атсуму утешающе похлопал его по плечу. ― Да ну брось, ты чего, переживаешь за меня, Саму? Ну и слабак! ― Тц, ничего не слабак, надо вообще переживать за тебя дурака! ― обиженно поджал губы Осаму, не решившись сказать, что и правда переживает. Им было всего-то по одиннадцать лет, а они собирались сотворить то, что не каждый взрослый рискнёт сделать. Он бы хотел отговорить брата, но тот, похоже, уже всё решил и переубедить его точно не получится ― упрям, как осёл, и он скорее задохнётся, чем откажется от этой идеи. ― Ну и раз не переживаешь, то пошли, только время теряем. Верёвку взял? ― Атсуму поправил маску чёрного мстителя, гордо выпячивая напичканную поролоном мускулистую грудь. Осаму, в очередной раз осмотрев его костюм и свой, вообще-то обещавший быть костюмом Джокера, одной из версий, завистливо вздохнул ― продул в камень-ножницы-бумага, изволь надевать то, что хуже всего. ― Да взял я, взял, ― показал Осаму-Джокер внушительный моток джута. ― Идём уже, успеем поколядовать, пока не началась вечеринка. Атсуму согласно закивал, подцепил ручки хеллоуинского пакета для сладостей, пугающего своими размерами, взял брата за руку, игнорируя его шипение насчёт того, что «а» ― Бэтмен и Джокер, вообще-то не друзья, и «б» ― им уже по одиннадцать, какое вообще может быть хождение за ручки? Атсуму на его заявления ехидно показал язык и вприпрыжку помчал на выход, совсем не по-бэтменовски гогоча что-то про то, что он притащит целый мешок конфет сегодня и уничтожит их все. Осаму, хихикая, только качал головой, в очередной раз подумав, что с костюмами они прогадали. На улице творилась сущая вакханалия: разномастные ведьмы, вампиры, приведения, оборотни и зомби, гогоча и улюлюкая, таща своих мам и старших братьев-сестёр за руки на буксире, перебегали от дома к дому, выколачивая из хозяев по целой горсти конфет, снеков и батончиков, приговаривая неизменное «Сладость или гадость?», на всякий случай сразу же показывая «гадость» ― рулоны бумаги и помидоры, стащенные втихушку с домашней кухни. Хозяева, то ли взаправду устрашившись расправы малолетней нечисти над их домами, то ли решив, что проще откупиться, охотно отдавали сласти и готовились к новому вторжению мелкотни. В общем, было весело, немного страшно, а ещё вкусно и сладко. Осаму и Атсуму, добыв по почти полному пакету конфет, обеспечив себя снедью на ближайшие пару недель и, возможно, кариесом, бодро топали в сторону дома их приятеля, где должно было произойти ещё одно выдающееся событие этого вечера ― их дебют в качестве фокусников. И всё бы ничего, но Атсуму ни в какую не хотел начинать с чего-то попроще, ему сразу потребовались кролики из шляп, голуби из рукавов и распиливание какой-нибудь девчонки посимпатичнее. Но, как назло, мать отказалась покупать им кролика, а все местные голуби, только завидев братьев на горизонте, сразу же линяли, переселяясь в другой район города, чтобы наверняка. С девчонкой тоже не срослось, и близнецы поклялись не вспоминать о том позорном моменте до самой смерти. Осаму предлагал варианты для новичков, вроде карт или колец, но Атсуму сразу же выбрал другой вариант, на этот раз и не подумав менять своё решение. Он хотел фокус со связыванием, чтобы Осаму, выбранный в качестве помощника, спеленал его как паучиха Шелоб бестолкового Фродо, а уж он потом, окружив себя таинственной ширмой, будет выбираться из пут. И в целом, Осаму был бы не против такого, брат с детства хорошо разбирался в подобном, но этот идиот захотел всё усложнить и решил, что станет куда как интереснее, если он будет делать это, сидя в какой-нибудь бочке с водой. ― Да всё будет нормально, мне не впервой, я же тренировался много раз в ванной, ― парировал все аргументы брата Атсуму, лениво отмахиваясь от него. ― Да, но в ванной ты в любой момент мог подышать, а что будет там ― не известно, ― даже и не думая скрывать беспокойства ― пусть его считают нюней и трусом, ― тихо отвечал Осаму. ― Я знаю, что там будет. Там будешь ты, готовый в случае чего помочь мне. Доверься мне, Саму, это будет здорово! И Осаму доверился. Хотя, скорее, сдался. «Вечеринка» шла полным ходом: возле стола с пуншем и яблоками в карамели крутилось несколько Человеков-пауков, решающих, чей костюм выглядит круче, в другой стороне стайка девчонок, обряженных ведьмами, что-то творили над тарелкой с печеньем в виде летучих мышек, несколько полуразвалившихся зомби лениво дрыгались под заунывную музыку, остальные увлечённо уплетали сладости, ловя момент, пока родители, занятые болтовнёй, не видят, как их чада уминают трёхмесячную норму сладкого за один присест. Атсуму и Осаму сразу же начали приготовления к своему номеру. К несчастью, а может, напротив, к огромной удаче, но у хозяев вечеринки не нашлось ни бочки, ни стеклянного короба, идеального для выступления. Зато нашёлся бассейн, неглубокий, но Осаму твёрдо был уверен, что при желании можно и в тарелке с мисо утопиться, а тут как двести тысяч таких тарелок, ну, может, чуть меньше. Заинтересованная местная нечисть понемногу стала сползаться к месту проведения интересностей. ― Ты чего такой серьёзный? ― поддев локтем Осаму, заулыбался Атсуму. ― Опять переживаешь? Всё будет хорошо, ты же сможешь меня вытащить в любой момент, да и взрослых тут полно. Осаму рассеянно покивал. ― Да, но… ― он резко выдохнул и попытался улыбнуться. Право слово, и с каких это пор он не доверяет собственному брату? Нельзя так. ― Ладно, давай, объявляй, Великий Атсумини, и я тебя повяжу. Атсуму довольно заулыбался и с благодарностью сжал плечо Осаму. Он вышел вперёд, занимая место перед бассейном, в котором до этого плавали яблоки для ловли, раскинул руки в стороны, привлекая внимание, и таинственно начал: ― Дорогие ведьмы и Человеки-пауки, страшного вам всем Хеллоуина! Надеюсь, вы все отлично поохотились и добыли себе немало сладостей. ― Ведьмы и все остальные победно заулюлюкали, потясая своими кульками со сладостями. ― Отлично, тогда самое время немного развлечься. Мы с моим помощником приготовили для вас необычный номер. Я, великий… ― Атсуму осмотрел свой костюм, поняв, что «Атсумини» в его случае будет как-то не к месту. ― Великий Бэтмандоро, покажу вам опасный номер. Мой помощник прямо сейчас свяжет мне руки, а я попытаюсь освободиться от пут. И всё бы ничего, но у меня совсем не будет времени. Вот кто знает, сколько может провести человек под водой? Ведьма в красном? Нет, это слишком много. Длинный Человек-паук? О, ты прав, в среднем около минуты, может, больше, если натренирован. Так вот, у меня будет всего несколько минут, чтобы освободиться, в противном случае этот резервуар, ― Атсуму показал на бассейн с уточками, ― лишит меня жизни. Толпа оживлённо, несмотря на жизнерадостных уточек, одно забытое яблоко и всего-то полметра воды, загудела, решительно придвинувшись ближе. Атсуму горделиво выпятил грудь на радость ведьмам, демонстрируя свою поролоновую маскулинность истинного одиннадцатилетнего мужчины. Осаму качнул головой и, не дождавшись команды подошёл ближе. Он помог избавиться от плаща, острых накладок на рукавах и пояса. Маску было решено оставить. ― Вяжи, Саму. И не бойся, я справлюсь, ― скомандовал Атсуму, протягивая запястья. Осаму глухо что-то ответил, дрожащими пальцами взявшись за верёвку. Джут кусал запястья и ладони, шершаво лизал кожу, впиваясь всё сильнее, когда Осаму начинал затягивать верёвку. Теперь он вязал узлы умеючи, всё-таки добрался до рыболовецкой книжонки отца, и хорошо знал, какой узел будет развязать проще всего и быстрее. Атсуму, поняв его намерения, благодарно кивнул. К моменту «Х» потряхивать от волнения стало и его ― всё-таки он тоже трусил, а значит точно справится, главное быть начеку, если что-то пойдёт не так. Когда Осаму закончил, он ненадолго обхватил пальцы брата, заглянув в его глаза. ― Пообещай, что если что-то пойдёт не так, ты сразу же вынырнешь. Тсуму, не геройствуй, не перед кем… ― Что значит «не перед кем»? Ведьма в красном таращится на нас весь вечер, сам погляди, ― подмигнул Атсуму, плечом отталкивая брата. Осаму тихо хихикнул и отошёл в сторону. ― Ну что, мои нечестивые друзья, пришло время погрузиться в пучину этого… Кхм. Этого. Джокер, засекай время. Осаму послушно кивнул, наблюдая за тем, как великий Бэтмандоро сперва перешагивает бортик бассейна, потом устраивается на коленях, опуская руки в воду, бросает прощальный взгляд на публику, усаживается, делает последний вздох и, взвивая брызги, рушится на дно бассейна. Все сразу же подошли ближе, заинтересованно вытягивая шеи и заглядывая в воду. Рябящее на поверхности «изображение» начало дрыгаться, извиваться и пускать пузыри. Осаму, стоящий совсем рядом, зачарованно следил за каждым жестом брата. Он знал, что сейчас это больше для шоу, чтобы немного пощекотать нервишки публики. Развязать верёвку ему не должно составить труда, только нужно нащупать кончик, потянуть за него и вуаля! ― он будет на свободе, ведьмы рукоплещут, а они идут искать полотенце, пока не простудились, и мама не надрала им уши за измочаленные костюмы. Прошла минута, Атсуму всё не выныривал. Осаму начинал серьёзно нервничать: почему он так долго? Верёвку развязать же легко! Может, просто опять ломает комедию? Чтобы всё не закончилось сию секунду? Две минуты. Среди подростков прокатился шепоток. Взрослые, до этого не обращавшие внимания на то, чем заняты их дети, стали понемногу пялиться в их сторону, дескать, чего это притихли? Пузыри воздуха перестали появляться на поверхности, фигура на дне бассейна перестала дрыгаться. Осаму, растолкав остальных, сразу же запрыгнул в воду, упал на колени, схватил брата за плечи, вытягивая из воды. ― Зачем?.. Кха-кха… Я почти!.. Атсуму кашлял, из носа бежало, глаза уже успели покраснеть. Верёвка всё ещё плотно обхватывала его запястья. ― Не понимаю, я же сделал лёгкий узел, почему ты? ― повышая голос, испуганно тряс он Атсуму за плечи. Тот молчал, низко опустив голову. Осаму ещё раз осмотрел узел: нет, всё верно, никакой ошибки, верёвка… И тут его осенило. ― Чёрт возьми… ― Она распухла, ― тихо шепнул Атсуму. ― Мне не хватило силы выдернуть кончик, он распух и застрял, я никак не мог его… Он тихо шмыгнул носом, лицом ткнувшись в плечо брата, зашипев из-за впившейся краями в лицо маски. Их обоих трясло: Осаму из-за мысли, что он чуть было не убил брата, Атсуму, скорее всего, из-за того, что невинная шутка и глупости могли стоить ему слишком дорого. ― Моя ошибка, я должен был подумать об этом, ― обнимая его, тихо повинился Осаму. Он понизил голос, чтобы не слышал никто из присутствующих. ― Тише, Тсуму, не плачь, тише… Я рядом, я бы ни за что не позволил тебе… Он громко сглотнул, не став заканчивать. Атсуму быстро закивал, лица так и не подняв. ― Угу. Саму, ― его пальцы вцепились в мокрый костюм Джокера, безнадёжно испорченный, как и его. ― Отведи меня домой. Пожалуйста. Осаму, выдыхая резко и облегчённо, ответил молчанием и поданной рукой. На этом, можно было считать, что с карьерой великих фокусников покончено.***
Осаму задумчиво смотрел на пустой тетрадный лист, постукивая по нему кончиком карандаша. Так сидел он уже минут пятнадцать, а в голове всё ещё ни одной мысли. Устало вздохнув и откинувшись на спинку стула, он пару раз крутанулся, надеясь, что хоть так в голову что-то придёт, но лучше не стало, наоборот, только грустнее, стоило ему увидеть пустующее место Тсуму. Это началось пару месяцев назад. Сначала довольно невинно, какое-то время этому Осаму не придавал значения: ну отказывается Тсуму принимать с ним ванну вместе, ну и что тут такого? В конце-то концов, им вот-вот стукнет шестнадцать, оба давно уже не малыши, а вполне себе здоровые парни, и помещаться вдвоём в одну ванну стало на самом деле проблематично, можно понять. Но до того это казалось непривычным и странным, что удивляло до сих пор. Немного подумав, Осаму взял карандаш и записал «ванна», поставив напротив прочерк. Силясь припомнить ещё моменты, он записал следом «раздевалки» и «взгляды». С переодеванием после тренировок тоже было что-то неладное. Каждый раз, когда тренировка заканчивалась, Тсуму пытался отправить его переодеться первым. И если в случае с ванной, места было маловато для двоих, то в школьной раздевалке хватало с лихвой на двадцать парней, уж ему бы точно кусочек достался. Или он пытался переодеться первым, выскочить на улицу, по пути бросив, что ждёт у входа ― короче говоря, ни в школе, ни дома, оголяться перед братом Атсуму не хотел. Осаму, грешным делом, даже подумал, что братец набил себе тату, а теперь просто прячет оную от чужих взглядов, но… он-то ему не чужой! Они знали друг о друге всё, хотя теперь, кажется, не совсем всё. То же самое касалось и взглядов: раньше играть в глазелки, улыбаться друг другу одними глазами, молча приветствовать взглядом было для них чем-то обычным, но теперь Атсуму всячески старался избегать подобных столкновений, словно боялся их или ещё что. Что именно происходило с братом, Осаму не мог понять, и ещё сильнее стал недоумевать, когда Тсуму вдруг заявил, что спать теперь он будет не в одной с ним комнате, а в соседней пустующей гостевой. Это поразило всех домашних. Мать сразу же бросилась за градусником, отец ― за сётю, в соседнюю рюмку капая успокаивающих капель. Осаму почувствовал себя отвергнутым, в точности как в тот раз, когда признался семпаю в средней школе, а она просто посмеялась над ним, выставив дураком перед всей школой. Атсуму, сколько бы его ни спрашивали, молчал как герой сопротивления, на все вопросы говоря, что это просто его желание и нужно с ним считаться. И все считались, как и просили, только вот всё ещё не могли смириться с мыслью, что почти шестнадцать лет прожившие бок о бок близнецы Мия, бесшабашный дуэт, вдруг превратился в соло Мию Атсуму и Мию Осаму, никак и ничем не связанных друг с другом. Нужно было что-то делать, что-то решать. И Осаму знал, что именно. Ещё никогда прежде ему не было так тяжело дождаться ночи. Его план, бессмысленный и беспощадный обязательно должен был осуществиться под покровом темноты, когда все уснут и не услышат криков. Хотя, скорее всего, он успеет заткнуть его рот быстрее, чем Атсуму завопит, но кто знает, как оно сложится. После того, как на первом этаже погасили свет, а матушка с отцом, пристрастившись к хорошему, накапали себе капель, отправились на боковую, Осаму приступил к своему плану. Вооружившись верёвкой и кляпом, сделанным из чистого носка ― пусть Тсуму только попробует сказать, что его не любят и не уважают! ― Осаму бесшумно выскользнул из их общей комнаты, двинувшись к спальне, занятой братом. Последнее время они тренировались как проклятые, так что не было никаких сомнений, что этот волейбольный маньячина уже сопит и видит десятый сон про то, как в одиночку уделывает все команды на Национальном. Это было только на руку, так что в гостевую комнату Осаму входил безбоязненно. Как он и думал, Атсуму спал. Беззаботно сопел, раскидав руки как попало ― на лицо Осаму вскарабкалась улыбка хищника. Отличная поза для сна, самое то, чтобы связать его руки над головой, усесться сверху, разбудить это чудовище и обо всём хорошенечко допросить! Что за выкрутасы? Чего он его вдруг взялся игнорировать? Всю жизнь ластился как кошка какая-то, а теперь холоднее гренландских ледников. Осаму подошёл ближе, одним коленом осторожно наступая на край кровати. Он перекинул другую ногу через брата, залезая полностью. Атсуму не дёрнулся, всё так же спал, позволяя делать с собой всё что угодно. Осаму уговаривать не пришлось. Двигаясь предельно тихо, осторожно, он по очереди переместил руки брата так, чтобы они оказались у него над головой, свёл его запястья, быстро и ловко обмотав их верёвкой. Узел был надёжный, так просто не развяжет, да и вырваться так просто не сможет ― Осаму сжал его бёдра коленями, усаживаясь на них сверху. Свою ладонь он на всякий случай уложил на рот Атсуму, легонько его встряхнув. ― Просыпайся, ― приказал он, взволнованно облизывая губы. ― Тсуму, просыпайся! Атсуму вздрогнул, резко распахнул глаза, задёргался, возмущённо замычав в ладонь. Осаму снова оскалился. ― Доброе утро, братик, я пришёл поговорить. ― Атсуму нахмурился, снова замычал, начав ёрзать. Он тихо взвыл, когда понял, что руки связаны и что он более, чем «попал». ― Не выдирайся, смирно лежи. Если пообещаешь не орать, я тебе и рот освобожу. Скажи спасибо, что не носком затыкаю, хотя и он у меня есть… Атсуму, всё ещё хмурый, присмирел, что-то возмущённо замычав. Осаму улыбнулся, различив в этом «Какого чёрта, Саму?». ― «Какого?» ― обиженно шепнул он. ― А то ты сам не понял? Что произошло, Тсуму? Между нами? Почему ты меня игнорируешь? Мы всегда… ― он вдруг запнулся, проглатывая вставший в горле сухой ком. Было обидно. Очень. Столько лет вместе, все секреты на двоих и тут какая-то глупость. Обидно, непонятно и страшно. ― Я не понимаю. Если я где-то накосячил, что-то не то сказал ― ты так и скажи. Мы ведь всегда друг другу всё высказывали, дрались из-за этого, но всегда были честны друг с другом, а тут… Я не понимаю, что сделал не так, Тсуму… Атсуму качнул головой. Кажется, он хотел что-то сказать. Осаму осторожно убрал ладонь, упирая её в подушку сбоку от головы брата. Он подвинулся вперёд, наклонился ниже, чтобы лучше видеть его лицо. Атсуму, резко втянув воздух носом, отвернулся в сторону. ― Ты… Не виноват ни в чём, ― буркнул он, закусывая губу. ― Но тогда объясни мне, что происходит? ― настаивал Осаму, заелозив на нём. Атсуму задрожал, задышал чаще, напрягшись всем телом. ― Нет. Просто пойми, что всё в норме, дай мне время и слезь с меня, Саму! Осаму сощурился и недовольно хмыкнул. Он выпрямился, сложил руки на груди и в истинно атсумовском жесте вздёрнул подбородок, скривил губы и качнул головой: ― И не подумаю. Я не уйду отсюда, пока ты не скажешь. Ты же знаешь, я тоже могу быть упрямым. ― Всё в порядке, Саму. Слезь с меня! ― Нет, ― довольно протянул Осаму. ― Что случилось? ― Ничего! ― А то я не вижу! Что случилось, Тсуму! ― Ничего! Слезь, чёрт тебя дери! ― Нет, пока ты не… ― Да стоит у меня на тебя, придурок ты тупой! ― в сердцах выкрикнул Атсуму, тихо всхлипывая. Он прикрыл влажно блестящие глаза, связанными руками накрывая своё лицо, в комнате с незажжённым светом кажущееся подозрительно тёмным. ― Стоит!.. На собственного брата! Поэтому слезь с меня, пока не случилось чего… Осаму и не подумал пошевелиться. Он смотрел на него, не смея оторвать ошарашенного взгляда. Слов не находилось, совсем. Никаких. И в то же время всё сразу стало понятно: и отказ мыться вместе, и переодеваться, и спать в другой комнате… Так банально. ― Давно? ― только и смог выдавить из себя Осаму. Атсуму вздрогнул от его голоса, резко выдыхая. ― Не знаю, похоже, что всегда. Просто… я не отдавал себе отчёта в этом. ― Как это? ― уже не скрывая интереса, спросил Осаму. ― Помнишь, в детстве мы часто играли во всякие штуки, и ты часто связывал меня? ― снова начав кусать губы, но так и не убрав рук с лица, шепнул Атсуму. Осаму кивнул, нагнулся ниже. ― Мне… мне нравилось это всегда. Я думал, что это просто прикольно и круто, но теперь понимаю, что это приносило мне удовольствие иного плана. ― Да мы же были сопляками! ― воскликнул Осаму. Он попытался вспомнить те дни, ненароком подметив, что и ему это нравилось, видеть брата таким. Хотя, скорее, это всё от того, что он так был менее раздражительным и не мог ничего вытворить. ― Сопляки или нет, но мы это и во взрослом возрасте делали. Помнишь, мы как-то дрались, и ты случайно дотянулся до какого-то шнурка или ещё что и связал мне руки за спиной? Так вот, я тогда специально поддался, чтобы ты сделал это. Потом вечером я… ― он пожевал язык, не решаясь сказать, что хотел. ― Ну? ― поторопил его Осаму, уже зная, что именно он делал. ― Я дрочил, представляя, что ты связываешь меня, ― глухо признался Атсуму. В комнате на какое-то время повисло молчание. Оба брата словно бы предались старым воспоминаниям, по крупицам собирая те, что касались именно таких моментов, только для них двоих, интимных, немного вылезающих за край нормальности. ― Саму? ― не выдержав молчания, подал голос Атсуму. ― Ты теперь меня ненавидишь? Он сдвинул руки, поджимая их к груди. Запястья горели от верёвки, от горячего тела брата волнами исходило тепло, оседая-таки в паху тяжестью. От одной только мысли, что зад Осаму елозил по нему, становилось как-то не по себе. ― Нет, не ненавижу, ― наконец подал голос Осаму. ― Ты же знаешь, что я не могу. ― Но тогда тебе, должно быть, неприятно от этого? ― всё так же тихо, боязливо, спрашивал Атсуму. — Это ведь ненормально, когда твой младший брат за здорово живёшь наяривает на тебя? Осаму усмехнулся. ― Да, наверное, ― кивнул он. ― Но… Хм. Не думаю, что это проблема для меня. Для нас обоих. Атсуму, судя по звуку, издал какой-то ультразвуковой призыв демона летучей мыши, а заодно уронил челюсть прям с кровати на пол. ― В к-каком это смысле? Осаму неловко почесал затылок. ― Ну, скажем так: для меня гораздо важнее, что ты будешь со мной рядом ― наяривающий или нет, не важно, ― чем станешь сторониться меня. Теперь пришла очередь Атсуму переваривать сказанное, а заодно и поднимать свою челюсть. ― Я благодарен тебе, конечно, Саму, но… Ты не понял, кажется. Я ведь… Ну… Ты понимаешь? Меня, ну, влечёт к тебе, типа, ― неловко и максимально смущённо выпалил Атсуму скороговоркой. ― Что будет, если вдруг я захочу большего? Не просто дрочить, думая о тебе, но ещё и касаться тебя? Целовать? И, может… ― Боже, заткнись! ― Осаму с размаху, не пожалев силы, припечатал ладонь к его рту. Теперь и он пылал, пытаясь поднять собственную челюсть. Подобных откровений он точно не ожидал услышать ― вот тебе и сходил, называется, пояснить за отношения… Атсуму тихо захныкал. ― Извини, я не специально… Просто, это так странно… ― Потому я и отдалился, ― тихо закончил он. ― Думал, отпустит. Но вышло так, что стал дрочить вдвое больше… Осаму тихо прыснул, скрывая рвущийся наружу ржач за ладонью. ― Вот же бедолага, ― задыхаясь от смеха, выдавил он, успокаиваясь. Теперь нужно было как следует подумать. Ситуация складывалась мягко сказать «не очень». Отказываться от брата не было ни смысла, ни желания, так что этот вариант отклоняется. Продолжать игнорировать его тоже не получится: родители станут пустырниковыми наркоманами, команда сойдёт с ума от их несобранности, Атсуму натрёт мозоли на всём, чем только можно, а он зачахнет от тоски. По всему выходило, что вариант оставался только один. ― Знаешь, Тсуму… ― Что? ― Я думаю, что мы с этим сможем справиться, ― решительно и серьёзно кивнул Осаму, сдвигаясь на бёдрах брата, садясь выше и вздрагивая, стоило ему только почувствовать то, о чём его так настойчиво предупреждали. По телу Атсуму пошла дрожь. Он прикрыл глаза, крепко сжав зубы ― ждал вердикта. Осаму медленно наклонился вперёд. ― Я… Я не стану тебя связывать по рукам и ногам. Не стану запрещать что-либо. Просто прошу: говори со мной обо всём, как раньше. И я уверяю тебя, мы разберёмся с любой проблемой. Договорились? Атсуму осторожно приоткрыл один глаз, сдавленно охнув. Лицо Осаму было прямо перед ним, они касались кончиками носа, смотрели друг на друга, горячо дыша. Атсуму облизнулся, заметив, что его движение не осталось без внимания. Взгляд Осаму скользнул на его губы, опасливо, нерешительно. Это была точка невозврата, ответ на все вопросы, и они оба его знали. Они потянулись друг к другу одновременно, сократив и без того ничтожное расстояние до ужасного медленно, коснулись друг друга, испуганно, на пробу, отстраняясь только для того, чтобы повторить поцелуй снова и на этот раз сделать всё, как полагается. Они оба раньше целовались, с девчонками, конечно, не друг с другом, хотя, в детстве что-то такое было, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что делали они сейчас. Атсуму, устав держать руки согнутыми, быстро накинул их на шею брату, прижимая его к себе, заставляя практически лечь и вдавить в кровать. Осаму охотно повиновался. Так обострялись все чувства, было слышно одно на двоих бешеное сердцебиение, на губах дрожью оставался испаряющийся страх, в сжимающих крепче руках исчезающая нерешительность. Осаму сделал ход первый: провёл языком по губам брата, чувствуя его жар и дрожь, буквально источаемое нетерпение и боязнь испортить всё раз и навсегда. Он сделал это снова, лизнул его губы, мягко толкнувшись в них, раздвигая, давая понять, что бояться уже нечего. Атсуму благодарно охнул и отдал всего себя в самые надёжные и любимые руки на свете. От их одинаковости, что в ощущениях, что в чувствах, сквозило каким-то безумием. Но безумием сладким, которое приятно было распробовать, ощутить жаром чужого языка в собственном рту. Это походило на сумасшествие, их, как бы это по-дурацки не звучало, «истинное» и последнее из возможных, «слияние» воедино, последняя грань понимания, после которой только удовольствие. Атсуму угадывал его желания, как он хотел, чтобы он сделал, потому что знал Осаму лучше всех на свете. Осаму давал Тсуму то, чего он хотел ещё до того, как понимал это, двигался инстинктивно, прерывал поцелуй, спускаясь к нежной шее, аккуратно прикусывал кожу, втягивал носом знакомый-не знакомый его аромат, дурея и совсем теряя голову от происходящего. Атсуму задыхался, начал ёрзать, пытался потереться о брата, не то подсказать, где ещё не помешало бы его внимание, не то хоть как-то облегчить свои страдания. ― Саму… ― хныча по-детски в его губы, попросил Атсуму. ― Или развяжи, или слезь. Осаму поднял голову, осоловело моргнул, запоздало понимая, что именно происходит. Он посмотрел на него сверху вниз. Раскрасневшийся, горячо дышащий через рот, растрёпанный, с блестящими от слюны губами с искусанной шеей ― его Тсуму был прекрасен. Он всегда таким был, вызывал только восхищение напополам с желанием безобидно подтрунить, но Осаму всегда его любил, как никого другого. И новая грань его любви была по-своему хороша. ― Нет нужды, ― улыбнувшись, ответил Осаму, снова припадая к его губам, целуя глубоко, лаская своим языком, словно бы это не он всего несколько минут назад натурально охренел от минутки «Признайся на кого теребонькаешь». Нерешительно помявшись, он всё-таки опустил одну руку вниз, просовывая её между их телами, сдирая к чертям собачьим одеяло. Его дрожащая ладонь накрыла выпуклость на белье, пальцы сжали крепко стоящий член, под подушечкой большого пальца Осаму почувствовал тёплое липкое пятно ― Тсуму готов был кончить, удивительно, что он так завёлся от поцелуев, похоже, что с его стороны и правда всё серьёзно. Осаму, ловя очередной тихий вздох Атсуму, склонился над его ухом, губами щипнув мочку. ― Скажи мне, как ты хочешь. ― Сделай это как себе, ― попросил Атсуму, прикрывая глаза. ― Саму, меня надолго не хватит… Осаму понятливо кивнул, стянул с него бельё, подушечками пальцев касаясь выступившего предсемени, достаточного для того, чтобы ему не было неприятно, а ладонь хоть как-то скользила по разгорячённой плоти. Когда пальцы кольцом сомкнулись на члене, а рука медленно двинулась вниз, Атсуму сильнее стиснул руки на шее брата. Он закусил губы, практически до крови вцепляясь зубами, чтобы не позволить стонам и желанию орать от радости, что его не ждёт судьба одинокого одиночки, прорваться наружу. ― Не сдерживайся, ― усмехнулся Осаму, хитро прищурившись. Он стал двигать рукой быстрее, под ладонью чувствуя, как отзывается Тсуму, как двигается вместе с ним, требуя больше. ― Можешь стонать, если хочется, только не разбуди родителей. Атсуму низко зарычал на него, в ответ получая только смех. ― Заткнись уже, вот доберусь до тебя… Ох!.. ― Да-да, сперва доберись, ― вдруг развеселился Осаму. Происходящее нехило заводило, сильнее всего, конечно, пусть и неожиданно, развратный видок хорошо потрёпанного братца, который на самом деле хотел его. И мысль, что это именно он, его пальцы, чувственно касающиеся самых чувствительных мест, массирующие и ласкающие доставляют Атсуму столько удовольствия, подстёгивало любопытство. А что, если они?.. ― Саму… ― уже перестав сдерживаться, тихо простонал Атсуму, ― я скоро… Я… Он выгнулся навстречу ему, макушкой упёрся в подушку, приподнимая таз, тихо всхлипнул и практически тут же обмяк, всё ещё вздрагивая. ― Вау… ― только и сказал Осаму, не зная обо что бы вытереть липкую от спермы руку. Как нельзя кстати пришёлся носок, теперь уж точно не годящийся для кляпа, хотя Атсуму и не думал дебоширить, лежал себе, мурлыкал какую-то послеоргазменную чепуху, главное, чтобы признаниями не стал сыпать. ― Классно поговорили, ― ехидно усмехнулся он, наконец, соизволив выпустить из плена шею Осаму. Тот тихо фыркнул, согласно кивнув. ― Да уж, ничего не скажешь ― просто десять из десяти, ― ответил он, боднув Тсуму в плечо. ― Эй, раз уж и правда переговорили, то поднимай зад, пошли в ванную. Атсуму заинтересованно навострил уши. ― Второй раунд? Вот это да, не думал, что ты такой массовик-затейник, Саму. Осаму мстительно пропорол ему бок локтем, сползая с кровати. Как оказалось, его ноги решили выкинуть фортель в виде предательства ― подкосились мерзавки почти сразу же, благо кровать всё ещё была рядом. Но не только они решили переметнуться на «тёмную» сторону. У него встал. В паху ощутимо тянуло, неплохо было бы разобраться с этой проблемой, но только не так, как с Тсуму ― для первого раза это немного перебор. ― Держи карман шире, Тсуму, ― пожал плечами Осаму, вставая так, чтобы этот избрат ― брат-извращенец ― не увидел воздвигнутого шатра имени «Атсумы Мии» в его трусах. То-то будет цирк с конями. ― У меня рука вся в твоей сперме… Да и ты сам бы помылся, что ли. И вот ещё что: раз уж мы «поговорили», возвращайся в комнату… Там без тебя одиноко. Атсуму издал умилённый звук. ― Ну надо же. Ты можешь быть душкой, когда надо, ― заулыбался он, протягивая руки. ― Всё хорошо, но может развяжешь? ― А сам что? Раньше для тебя это проблемой не было, ― недовольно процедил Осаму, бочком подбираясь к этому иезуиту. По-любому, он уже всё понял, точно разглядел, зараза глазастая, и теперь нарочно издевается! Атсуму пожал плечами, широко улыбнулся, склонил голову набок, млея от прикосновения пальцев брата, скользящих по следам от верёвки. ― Ну уж нет, ― мурлыкнул он. ― С этого дня связывание ― только твоя прерогатива, Саму. Осаму замер, всмотрелся в его довольную физиономию, пожал плечами. Ну, в целом, вариант неплохой, почему бы и нет. В конце концов, это лучше, чем биться головой о стены, не зная где накосячил. Пока им обоим это нравится, пока это не оставляет после себя ничего, кроме взаимного удовольствия и удовлетворения, это имеет право на существование. ― Ладно уж, пошли. И тихо, не разбуди!.. ― Да-да, знаю, ― отмахнулся Атсуму, даже и не думая, заправлять разворошённую постель. ― Слушай, Саму… ― Ну? Они на цыпочках выбрались из комнаты, покравшись в сторону ванной. Атсуму требовательно дёрнул его за руку, подошёл ближе, губами коснувшись уха. ― А я вот подумал, ты знаешь, что такое «шибари»? Осаму тихо взвыл, сдавленно рассмеявшись в ладонь. Похоже, что теперь ему точно будет некогда скучать.