Фальшивый аккорд

      Юлик пробежал несколько дворов и остановился. Дыхание уже давно сбилось и превратилось в тяжелые хрипы, пульс стучал в каждой конечности чуть ли не барабанную дробь, а горло сжигало от сухости. Мышцы ног неприятно дрожали от постоянного напряжения, и Онешко, дойдя до дворовой хлипкой скамейки, грузно опустился на нее. Голова неожиданно опустела, и мозг не хотел концентрироваться на одной мысли, поэтому все скоро превратилось в вязкую кашу, от которой начала болеть голова. — Что мне делать дальше? — сам себя спросил Юлик вслух, отправляя вопрос куда-то вверх, будто оттуда сейчас спустится всевышний и решит все его проблемы. Ну или хотя бы отзовется Денис.       Конечно же на него не снизошла божья благодать, и Шмальц не появился в его голове. Он слышал только машины, шуршащие шинами по проезжей части совсем недалеко, свое дыхание и нарастающий в голове хаос. Внутри все привычно сжалось и потянуло душащей, липкой болью, которая парализовала ощущением страха и беспомощности перед ней. Юлик инстинктивно схватился за грудь и горло, стараясь прийти в себя и успокоиться, остановить очередной приступ. Ему было плохо до тошноты.       Ему было плохо из-за того, что он один, что его друзья непонятно где, что он сказал остальным и Руслану настолько больную и неправильную с его стороны вещь, из-за того, что он обидел его. Он хотел совсем не этого. — Эй, Юлик, — перед парнем кто-то встал в черных кедах и таких же черных джинсах, а когда он посмотрел на их обладателя, распознал в нем Совергона. — Что ты здесь делаешь в такое позднее время? — Я… — Юлик задумался. Что он может сказать? Что он полный идиот, подверг себя опасности, разрушил какие-либо отношения с одним человеком? — Я гуляю. — Бля, а похоже больше на то, что ты дохнешь, — рядом с Мишей оказался кудрявый парень, которого Юлик видел на фотографиях со страницы Руслана. Он был ненамного старше Тушенцова, судя по внешнему виду, но Онешко даже не заметил его сначала. — А это кто? — все еще слабо соображая, спросил Юлик у Миши, который, на фразу второго подошедшего парня, закатил глаза. — Это мой сводный брат. Помнишь, я рассказывал тебе о нем? — Совергон язвительно поклонился в пол. — Сам Юрий Хованский! — Приятно познакомиться, — почти промычал Хован и протянул Юлику руку, которую он не сразу и очень неуверенно пожал. — Так что такой школьник здесь делает на самом деле? Уже, между прочим, двенадцать часов почти. — Я убежал из дома, — мрачно признался Онешко. — Нагрубил близким, разозлив их, и просто сбежал. — Звучит нереально тупо, — усмехнулся Юра. — Хотя, я в твои годы и не такую поебень вытворял. Пиво будешь?       Юлик молча принял металлическую банку и отпил несколько глотков. Жидкость приятно обожгла холодом пищевод и помогла немного утолить жажду. Хованский снова отчего-то ухмыльнулся и Онешко тут же вернул ему банку. На самом деле он был наслышан о сводном брате его нового одноклассника. С рассказов Миши он был довольно высокомерным, но щедрым, и имел довольно специфичный юмор. В целом, можно сказать, человек не такой уж плохой, но вот со своим младшим братом он ладил не очень. — Тебе надо вернуться, ты же понимаешь это? — Совергон тем временем сел рядом с ним на корточки и заглянул Юлику в глаза. — Они будут злиться еще больше, если ты исчезнешь на всю ночь. Поэтому чем раньше ты вернешься — тем лучше. — Я просто идиот, — Юлик закрыл лицо руками. — Я просто даже не представляю до сих пор, как мог такое вывернуть. — А мне кажется, что тебе надо отдохнуть, — Хованский снова встрял в разговор и подмигнул Онешко. — Пара бутылочек хорошего пива у нас дома тебе не повредят. — На самом деле… — Нет. Юлик, ты идешь домой в любом случае. Просто потому что меня достали пьянки в моем доме прямо при родителях и я убегал из дома. Я знаю, как плохо может быть, если тянуть с возвращением, — Миша встал и раздраженно посмотрел на Юру. — У меня, как полагаю, нет выбора? — отрешенно спросил Онешко и встал, признавая, что ему надо было домой: он наконец отошел от бега и понял, что выскочил на улицу в одной тонкой кофте. Его начинало морозить. — Конечно нет, — усмехнулся Совергон. — Мне еще с тобой дружить и учиться, побитый или, что хуже, убитый, ты никому не нужен.       Миша одобрительно кивнул Юлику, когда тот скованными от холода шагами пошел из двора, а Хованский только хмыкнул и спрятал кривую ухмылку за банкой пива. В конце концов он тоже согласился, что парень сделал правильный выбор и сказал, что они с Мишей проводят его до подъезда, а то «мало ли, вдруг такую красотку облюбуют, бля».       Юлик совсем перестал видеть что-либо еще в самом начале их беседы: темнело уже довольно быстро, как и холодало, поэтому его начинало трясти все сильнее. В конце пути он знал, что братья идут за ним только по тихим шаркающим шагам Юры и прерывистому дыханию Миши. Они правда довели Онешко до самого подъезда и, отсалютовав ему, растворились в темноте небольшой аллеи.       Юлик замялся, не решаясь звонить в дверь квартиры, где было совсем тихо, будто никого и не было там. Его ждал Руслан с белыми глазами, напуганные до чертиков друзья и вымаливание прощения за такой идиотский поступок. Он был готов сам себя линчевать прямо перед друзьями, чтобы не было такой обузы для остальных. И если его захотят просто отправить домой, то он согласится с этим. А что будет тогда, как только он снимет свое влияние с Тушенцова, он и знать не хотел. Умирать от рук Руслана страшно.       Юлик оперся о железную дверь лбом, ощущая горячей кожей холодок от металла. Ему вдруг стало все равно. Такое с ним происходит всегда, когда эмоциональное напряжение достигает своего апогея и внутри парня все перегорало, переходило в аварийный режим и экономило жизненные силы, которых в такие моменты хватало только на то, чтобы дышать. Онешко три раза очень тихо стукнул в дверь и обессиленно перекатился с нее на стену, апатично отметив, что от ручки на стене осталась заметная вмятина.       Ему открыли почти сразу. На пороге стоял молчаливый Руслан и спокойно смотрел на Юлика. Тот громко сглотнул: его глаза были чисты и вполне разумно блестели из полутьмы квартиры.       Паренька неожиданно и почти нежно взяли за руку и затянули в квартиру, очень тихо закрывая дверь на внутренний замок. Юлик, окончательно переставший понимать, что происходит, оказался в крепких объятиях, которые теперь были везде, его будто накрыли чем-то теплым, уютным и безопасным. К горлу подкатил ком и из глаз брызнули слезы, тут же впитываясь в футболку Руслана. Онешко стал хвататься за все, что мог: почти царапал спину и до красных отметин сжимал руки Тушенцова, сминал его футболку, проводил по волосам.       Его перенесли на диван и уложили на него, пристраиваясь сбоку и позволяя снова уткнуться носом в шею. Тишину квартиры нарушали только всхлипы Юлика, трясшегося от сильной истерики, и успокаивающий шепот Руслана, время от времени поглаживающего парня по спине, плечам, бокам и вытирающего слезы. Юлик не понимал, почему его не бьют, почему на него не кричат, не игнорируют или не выгоняют. Чем он это заслужил?       Онешко успокаивался не час и не два. Когда Руслан услышал, что прерывистое сопение сменилось глубоким и ровным дыханием, он заставил Юлика поднять на него голову и смотреть прямо в глаза, которые продолжали блестеть от света улицы, проникающего через балкон. — Ты такой ебланище, ты даже не представляешь, — практически выдохнул Тушенцов, удерживая лицо Юлика в ладонях и на несколько секунд замолкая, — но я рад, что ты здесь, в полном порядке и живой. — Прости меня, прости, — жалобно залепетал Онешко, снова цепляясь за Руслана, как за спасательный круг. — Я просто еблан, просто…       Он почувствовал, как его подтянули вверх за талию и перевернули, укладывая на себя и накрывая пледом. Юлик тут же устроился удобнее и переплел свои ноги с ногами Тушенцова, прижимаясь к нему всем телом: ему все еще было холодно до дрожи. Руслан сдавленно зашипел, почувствовав у себя на животе холодные руки, но не убрал их. Забавно, а ведь еще всего несколько дней назад он бы шею ему свернул. — Когда я пришел обратно, все перепугались. И знаешь, то, что ты мне приказал, наверное, даже хорошо на всех повлияло. Денис сразу же хотел идти тебя искать, но я — правда, все еще не помню как, вроде, с помощью своей способности, запихнул в них снотворное. Они все сейчас спят, — тихо стал говорить Руслан. — Я почти все это время понимал, что я делаю, но не мог это остановить. А потом неожиданно я пришел в себя. Могу предположить, что ты слишком далеко отошел от меня и у тебя тоже есть ограничения по расстоянию. — Прости меня… — Стой, не перебивай. Я хотел сам пойти тебя искать, но понял, что ничего не смогу сделать в одиночку. Тем более, что мне самому было нежелательно выходить одному, — Руслан перешел на тихий тон, видимо, устав от шепота и аккуратно положил руку Юлику на талию, проводя большим пальцем по выступающим ребрам, кажется, просто потому, что ему как-то надо было занять руки. — Я стал просто ждать. Сначала, если честно, я думал, какая смерть для тебя будет мучительнее, за то, что ты сделал и сказал. Но потом, хах, вспомнил себя и как сильно истерил я, когда пропала Настя. У меня вечно были разбиты кулаки, а Даня совершенно незаслуженно ходил весь в синяках и ссадинах из-за меня. Но у каждого, как ты понимаешь, свои способы выплескивать эмоции. И это меня значительно осадило. — Прости за слова о Насте. Я был неправ на тысячу процентов, просто вылетело со злости, — Юлик даже положил немного согревшуюся ладонь на рот Руслана, чтобы он дал ему сказать. — Вы все вели себя так спокойно, когда я убивался и винил во всем этом себя, когда засыпал с мыслью о том, что, вероятно, никогда больше не увижу своих друзей, или сделаю это только с меткой. Каждый этот день старался бороться со своими страхами и эмоциями, а потом вы вдруг говорите, что мы будем просто ждать. — Я сам, когда надо мной не было человека, который уже был знаком с этим, рвал и метал, поверь, я был еще хуже, чем ты, — Юлик даже мог слышать грустную улыбку Руслана. — Но я ничего не сделал, только потратил время и быстрее завел себя в западню. Поэтому сейчас мы действуем как можно осторожнее и выжидаем сами, а не идем им навстречу. Слышишь? Юлька, пойми же ты, — Тушенцов даже несильно сжал талию паренька, — мы пытаемся тебе помочь. У них все очень гладко сложено, и сломать их систему очень непросто, как я думаю, если вообще возможно. Но мы пытаемся. А чтобы это сделать — надо ждать. — Я понял. Просто… если вдруг ты увидишь, что я снова скоро выкину какую-нибудь херню, успокаивай меня. Или говори остальным об этом. Хотя я и сам попытаюсь, ну, контролировать себя, — Юлик устало прикрыл глаза, еле заметно выгибаясь от прикосновения парня под ним. — Как тебе угодно, Юль, но если еще раз сбежишь — на поводок посажу, — гортанно процедил Руслан и еще сильнее сжал пальцы, оставляя красные полосы на бледно-розоватой коже Юлика. Он ощутимо вздрогнул, поддаваясь на грубую провокацию и выгнулся еще сильнее. — Руслан… — Утром я все же придумаю тебе наказание, — злобно ухмыльнулся Тушенцов. — И другие, может быть, будут на тебя злиться и орать. Пожалуйста, просто выслушай их гневные тирады, ты всем нервы потрепал. Ты же понимаешь, что это подарок для тебя, что я могу тебя понять и до сих пор не выпорол? — Юлик молча кивнул. — Умница. Сейчас засни, или мне придется тебя немного придушить, чтобы вырубился и не мешал отдыхать мне.       Юлик еще раз кивнул и опустил голову на мерно вздымающуюся грудь, закрывая глаза. Он был безумно благодарен спокойствию Тушенцова, который сейчас казался намного взрослее и разумнее, чем при первой встрече. Рука Руслана, так и лежащая на его талии, непривычно обжигала и не давала мальчишескому сердцу ровно биться, то и дело заставляя его вздрагивать и вырываться из груди.