Фальшивый аккорд

— Алло? Да, Дань, уже выходим, — Руслан стоял перед зеркалом и пытался третий раз завязать галстук. — Нет, мы не опоздаем, а вы с Лизой подождете! Да, встретимся тогда уже прямо у школы. Давай.       Тушенцов расслабил плечо и телефон соскользнул на мягкий ковер под его ногами. Они с Юликом уже битый час собирались на последний звонок в этом году и торжественную линейку по этому поводу, и галстук, который все время путался, начинал раздражать. Парень был уже в нескольких секундах от того, чтобы отбросить предмет одежды и пойти с расстегнутым воротником рубашки, но тонкие руки, появившиеся из-за широкой спины Тушенцова, настойчиво надавили ему на плечи и развернули к своему обладателю. Юлик ловко затянул галстук на шее Руслана и рассеяно огладил его грудь бледными пальцами.       Его невесомо погладили по загривку и уткнулись носом в приятно пахнущие от лака волосы. Руслан знал, как сильно Онешко не хотел этого торжества, но сам же и уговорил его хоть немного развеяться, выйти ненадолго из постоянной учебы и работы, которую ему пришлось найти и пахать в вечернюю смену, чтобы его не забрали в соответствующее несовершеннолетним сиротам учреждение. Они ведь совсем недавно закончили всю бумажную волокиту, и Юлик наконец получил эмансипацию, позволяющую ему не иметь попечителей и жить самостоятельно.       Он только учился снова улыбаться. Прошло почти девять месяцев — кажется, так много, но Руслану хотелось каждый раз выть, когда он видит на лице Онешко фальшь, которая была только для него, чтобы успокоить, показать, что все налаживается. Не налаживается. Тушенцов теперь всегда с Юликом, как собачка на привязи, мотался, чтобы ночью он не напился снотворного на кухне, зарывшись в своих воспоминаниях, чтобы не утопился в ванной, пока моется. Онешко пытался жить, делал все для этого, но было понятно и самому глупому, что отделить от себя целых шестнадцать лет — не поле перейти.       Они вместе шли через это. Через все ночные истерики, из-за которых Юлик на утро не мог ровно стоять, а слабость и эмоциональная измученность отражались в стеклянных глазах. Через повторное посещение могилы матери Онешко — он сам себя пытался приучить к более отстраненному названию, чтобы было хоть немного легче, но он не смог уйти с кладбища до того момента, пока их не выгнал сторож. Руслан все это время окутывал его такой заботой и поддержкой, на которую не способен, наверное, даже сам Юлик, и никогда не пытался высказать соболезнование: глупо, самонадеянно, эгоистично. Слова ничего не решают, только поверхностно показывают, что ты что-то чувствуешь, но не хочешь вкладывать это в действия. Не сухое «мне жаль» нужно было Онешко, когда он задыхался от слез на простенькой могиле и не мог даже стоять на ногах.       Кузьма, Даша и Лиза с Даней почти исчезли из жизни Юлика. Не потому, что они плохие друзья, наоборот, Лиза иногда передавала через Руслана выпечку, которую они делали на пару с Даней, Даша каждый день списывалась с Тушенцовым, а Кузьма сидел рядом с Онешко все учебное время и старался отвлечь друга глупыми историями, начал работать с ним на уроках, чтобы не давать ему заскучать и снова уйти в себя. Просто Юлику надо было какое-то время побыть вне шумной компании, которые несут в себе только развлечение и веселые беседы. Все, кто его окружал и близко с ним общался, понимали это.       Юлик неуверенно потянулся вверх и легко поцеловал Тушенцова в уголок губ. Они ничего не делали с тех пор, как вернулись в город и стали жить в квартире, которую снимал Руслан. Он нередко пресекал идиотские попытки Онешко забыться в алкоголе, работе или сексе, которые вели только к саморазрушению и еще большему сожалению в противовес нескольким минутам отключки от своих переживаний, потому что знал, что этим ничего нельзя решить, какие бы иллюзии не питал на этот счет сам парень. Юлик был сообразительным: после нескольких ссор на пустом месте он смирился и принял тот путь, который ему навязал Тушенцов. — Юль, опаздываем, — не упрекая, но подталкивая к действиям сказал Руслан и развернул его в сторону двери. — Нам нельзя подвести остальных. — Ты правда думаешь, что я там так нужен? — фыркнул Онешко, но взял висящий на дверной ручке пиджак и накинул себе на плечи. — Только мы уходим, если я скажу, хорошо? — Конечно, — Тушенцов согласно кивнул и пошел за парнем, который успел открыть дверь и выйти в подъезд.       На линейке их были рады видеть. Как минимум у ворот стояла небольшая компания и счастливо, заразительно улыбалась друзьям издалека. Юлик еле заметно дернул уголками губ, но Руслан знал, что именно это выражает настоящие эмоции его спутника, а не та растянутая улыбка, которую он нацепил после. Это определенно был прогресс, от которого и ему захотелось выдать что-нибудь доброе, но его отвлек Данила, подбежавший сбоку и набросившийся на друга с прыжка. Тушенцову оставалось только возмущенно вскрикнуть от неожиданности и попытаться удержать на ногах не только себя, но и еще килограммов так сто. — Прекрасно выглядите, — Юлик, оставив Руслана на разборки с Кашиным одного, подошел к девушкам и обнял их по очереди. — Насколько мы опоздали? — Ни на сколько, у нас, как всегда, проблемы с оборудованием. Ну, ты знаешь, — ухмыльнулась Даша и поправила светлый локон, выбившийся из-за уха. Она себя чувствовала не в своей тарелке после такого длительного перерыва в нормальном общении с другом. — Ты изменился.       Это было как будто совсем невпопад, но Каплан не могла этого не сказать. Это сразу бросалось в глаза и делало Онешко каким-то чужим, будто и не было всех тех лет дружбы. И не только внешность поменялась, нет, что-то внутри него вызывало недоверие, боязнь неизвестного. Даша не любила загадки в собственных знакомых, особенно если они появлялись слишком неожиданно для нее. Но Юлик на ее слова не обиделся. Только мрачно усмехнулся и позволил себе закрыть на секунду глаза, чтобы сосредоточиться. Он знал, о чем говорила его подруга. — Это временно. Пройдет, или привыкнешь, — Онешко пожал плечами и посмотрел за спины друзей, где на сцену вышла полноватая старая женщина. — Кажется, нам пора. Или я вообще не понимаю, зачем сюда пришел.       Линейка была самой обычной, ничем не отличающейся от восьми предыдущих. Разве что теперь Юлик, Лиза и Кузьма с Дашей были теми, кому после выпуска из девятого класса желали всего наилучшего, а именно успешного поступления в десятый. Онешко помнил, как с огромным волнением в младших классах стоял и смотрел на всех этих больших ребят, которые выглядели так, будто через войну прошли, и думал, что ему будет так же сложно. Сейчас, находясь по другую сторону, он только думал, насколько же все это было бесполезно, начиная от всех его заморочек в младшей школы и заканчивая этим мероприятием, на котором все будут лицемерно желать друг другу хороших каникул и вернуться сюда поскорее.       Он бы давно развернулся и ушел отсюда. Но рядом стояла Даша, которая, несмотря ни на что, была рада снова нормально поговорить с Юликом, а когда музыка стала особо громкой, и парень поморщился от неприятных ощущений, ободряюще взяла его за руку. По другую сторону стоял Кузьма, отпускающий странные шуточки по поводу речи их директора. А сзади — Онешко не видел, но отлично чувствовал на себе внимательный взгляд — был Руслан, искренне надеющийся, что парень выдержит то, что, по идее, должно быть для него нормой. Он не мог подвести всех.       От выпускного вся компания отказалась еще на той стадии, когда все только думали, где его провести, поэтому с окончанием линейки и классного часа они снова собрались в одну кучку и пошли в известном уже всем направлении. Лизина квартира за все это время претерпела много изменений: поменялась мебель, входная дверь стала толще и в ней стало на замок больше. Она, как и обещала, пошла на сеансы к психологу и ходила на них до сих пор, но зимой ее сильно припекло, а родители только ей поспособствовали и дали денег. Как только Даню выписали из больницы, она без предупреждения ворвалась в его квартиру и стала собирать его вещи. Волноваться о нем по ночам было выше ее сил, легче было перетащить всего Кашина в ее квартиру, и каждый вечер, засыпая, чувствовать его тепло под головой, и когда становилось совсем плохо, ощущать, как девушку легко раскачивают и говорят всякие смешные глупости.       Юлик посмотрел на знакомую многоэтажку. В голове тут же всплыло, каким он сюда пришел в первый раз, испуганный, дезориентированный и не знающий, что делать дальше со своими тараканами. Ребенок, по которому он, если честно, немного скучал. Сейчас ему почти семнадцать, и между ними двоими настоящая пропасть мироощущения. Поверить в это было трудно, собственная эмоциональность, вспыльчивость и несерьезность казалась чем-то выдуманным, настолько чужим, что разум Онешко отказывался соединять себя с этой странной сентиментальной личностью. Он не заметил, как остановился и уже несколько минут под общее молчание смотрел на один балкон под самой крышей. — Не зависай, — голос Руслана звучал будто из-за толстого стекла, а прикосновение к руке холодных пальцев пробило на дрожь. — Да, хорошо. Все в порядке, — сдержанно ответил Юлик на вопрошающий взгляд Тушенцова и пошел к остальным. — Не злитесь на нас, но мы решили, что, если уж мы решили пропустить пьянку на выпускном, ее надо устроить самим, — усмехнулась Лиза, пропуская в подъезд остальных. — Алкоголя не так много, но и нас не целая толпа. Главное, не разнесите ничего.       Скорее всего, о приятном времяпровождении позаботился Данила, потому что столько выпивки Неред сама бы не притащила. О разумных количествах и речи не шло, так как, по подсчетам Руслана, на одного человека было примерно по два литра. Он возмущенно вздохнул, как только зашел в главную комнату и увидел стол, заставленный бутылками, но ничего не сказал: в голове мелькнула мысль проверить, воспользуется ли Юлик возможностью напиться в хлам, и парень сел на диван, который тоже поменяли на более мягкий и темный.       Разговор между друзьями шел туго, но с каждым выпитым бокалом смех Лизы становился все откровеннее, а Даша с Кузьмой начинали наперебой о чем-то спорить. Юлик сидел рядом и, как мог, поддерживал беседу ни о чем с Данилой, на которого алкоголь не подействовал ровном счетом никак. Он все время скользил взглядом по лицу и шее Онешко, на секунду задерживался на губах и начинал мяться, будто хотел о чем-то спросить. Юлик старательно делал вид, что не замечает этого и продолжал говорить о своих одноклассниках так, будто это было делом его жизни. Он догадывался, что хочет узнать Кашин. — Так, хорошо, про Людмилу я понял, — неожиданно прервал его Даня и опрокинул в себя еще один бокал белого вина, — но мне интересно немного другое. Вы с Русом… — Трахаемся ли мы? — неожиданно жестко спросил Онешко, будто это было для него больной темой. — Бля, нет. Вы встречаетесь? — Кашин повел плечами: ему вдруг стало не по себе. — Мы об этом не говорили, — Юлик смягчился — прекрасно ведь понимал, почему он затрагивает эту тему.       Руслан многим пожертвовал ради него. Не упоминая тех дней, когда они жили вместе и когда скитались по пригороду, он пожертвовал своей свободой, временем, нервами, друзьями. Тушенцов постоянно был с ним, не имея ни единой возможности встретиться с Данилой, выпить и хоть немного расслабиться. Ему надо было благодарить бога за таких понимающих друзей, которые не отвернулись от него из-за полной изоляции, а терпеливо ждали случая, когда все начнет приходить в норму. И Онешко прекрасно понимал, что они не друзья, не знакомые, не сожители, не «братья». И что Руслан ждал, имея бесконечное терпение, когда Юлик сможет с собой справиться, чтобы… — Так может, самое время?       Руслан давно уже не сидел вместе со всеми в гостиной. Он ушел почти сразу, когда все остальные начали открывать все подряд и облепили Онешко со всех сторон: им было что рассказать, чем поделиться, узнать у друга, и он не стал мешать. А еще в голове все еще крутилась мысль провести такой вот маленький тест на доверие, поэтому он пустил Юлика в свободное плавание, удалившись в Лизину с Даней комнату. Он нашел там старую потрепанную гитару Кашина, которую еще в классе пятом он подарил ему сам на деньги, которые бережливо откладывал с школьных обедов и карманных. Одним из плюсов гитары можно было считать то, что она может играть очень тихо и не привлекать ничье внимание.       Тушенцов взял в руки инструмент и провел подушечками пальцев по затертому грифу. Он тоже учился играть на гитаре, именно на этой, потому что денег на еще одну у него не было, а Даня услужливо давал ее забрать на недельку другую к себе. Пальцы по привычке легли на до мажор — это, почему-то, был первый аккорд, который брал Руслан, когда собирался играть. Звучный и светлый. Опробовав струны, он наиграл придуманный на ходу перебор и заглушил в конце неприятное дребезжание. Надо было бы уж купить новый инструмент.       На ум пришла старая лагерная песня, услышанная Тушенцовым еще во времена школы, когда его вместе с еще несколькими учениками из класса отправили на одну смену в престижный центр. Сам лагерь ему не понравился ни вожатыми, ни мероприятиями, но эта песня настолько ему понравилась, что он нашел ее дома, помня всего несколько слов, и выучил. Она была для него нетипичной. Слишком трогательной и «дружеской», и Руслану было очень трудно признаться себе, что он так компенсирует свое внутреннее одиночество. — Мы все знакомы, — пауза, зажимает ля минор, — очень давно, — переставляет пальцы на ре мажор, — хоть и не часто, но все-таки случалось… — Фальшивишь, — в дверном проеме показалась тонкая фигура Юлика, а в его голосе звучало что-то новое, забытое Русланом за эти девять месяцев.       Онешко снял пиджак и галстук, рубашка некрасиво выбилась с одной стороны из-под ремня и теперь закрывала бедро. Юлик был таким непринужденно неаккуратным впервые за все это время, и это неожиданно притягивало к себе, соблазняло, хотелось подойти и схватить бледные руки, занести над головой и прижать его к себе. Тушенцов прикрыл глаза рукой: кажется, Онешко все-таки выпил, и на него так подействовал допинг в виде пары бокалов вина. Он провалился. — А что, по-твоему, здесь должно быть? — Руслан пытался скрыть разочарование, но по хмурой усмешке парня он мог сказать, что и здесь облажался. — Я не пьян, — Юлик подошел к Тушенцову, поставив одно колено на диван рядом с ногами парня, сел на него и отобрал гитару. — Не знал, что ты умеешь играть, — без особого удивления Руслан, когда ему наиграли правильную мелодию, которая и правда звучала лучше, чем тот вариант, который он сыграл до этого. — Ты тоже мне об этом не рассказывал, знаешь, — Онешко на секунду замолчал и перестал играть. — Я люблю тебя.       Юлик произнес это так буднично. «Само собой разумеется, это то, что не требует доказательств или разбирательств, обычное дело». Будто он каждый день так говорил.       От этих слов стало спокойно. Будто с них двоих скинули огромную ношу, которые они бессмысленно таскали за собой почти год. И Юлик знал, что не получит отказа. Юлик знал, что делает все правильно, так, как надо, и когда надо. — Пойдем. Остальные уже напились настолько, что, думаю, тоже захотят попеть что-нибудь из детства, — Онешко протянул руку и помог Тушенцову встать на ноги. — Юль. — М? — Я тоже тебя люблю.

«Не разойтись, — не разойтись Нам никогда, — нам никогда — На небе встретимся мы снова. Ведь вы же все, — ведь вы же все Мои друзья, — мои друзья — У нас у всех одна дорога.»