Опция номер

Такеши сжимает в руке коробочку, особенную — не только для него, но по-настоящему уникальную. Из всех известных им творений Инноченти и Кенига она единственная содержит в себе одновременно двух животных разных видов. Птица и собака, два его любимца, и один из них вцепляется зубами в край его синего хакама. — В чём дело, друг? — Такеши обхватывает морду Джиро ладонями и легонько треплет из стороны в сторону. Глаза пса удивительные, цвета индиго, остаются широко открытыми и не смягчаются от ласки. — Ну же, что с тобой? Джиро расцепляет пасть и проскальзывает между широкими полами складчатой самурайской юбки, громко тявкает за спиной Такеши и семенит к выходу из додзё. У порога, навострив уши, пёс останавливается и кидается обратно. Сипло лая, пробегает широкий круг вокруг хозяина и, сам не зная, чего хочет, начинает вертеться на месте, вскинув вверх встревоженный хвост. Как и Такеши внизу, Коджиро с интересом следит за ним с одной из деревянных балок под потолком. Могло быть несколько причин, почему Джиро так суетлив и беспокоен. — Ты унюхал что-то странное? Неприятеля? — Такеши направляется к нему, и ожерелье на шее пса звякает, когда Джиро отпрыгивает и бросается в другой конец додзё. — Или это я виноват? Заразил тебя? Такеши виновато глядит на четвероного друга. Если так, бегать за ним бесполезно. Он поднимает лежащий на деревянном полу клинок и гасит пламя, оставляя рукоять с гардой без опасного острия. Разрубленные тренировочные столбы разметали щепки под босые ступни, но ещё три толстых вязанки хвороста остались нетронутыми. Он закончит с ними позже. Сейчас надо выровнять дыхание и угомонить акита-ину. Его нюх и безошибочное чутьё улыбкой и добрым словом не проведёшь. Такеши смиренно садится в сейдза и по всем правилам складывает руки в хоккай-дзёин: левую кладёт поверх правой, формируя кончиками больших пальцев кольцо. Расслабляет плечи. В додзё пахнет успокаивающей сухостью летнего леса, и это зачастую помогает остыть и прийти в себя в конце тренировки. Но сегодня он не успел разгорячиться: они только начали, и Джиро почти сразу перестал слушаться. Такеши медленно втягивает воздух через нос. Последние три дня ему неспокойно, хотя причина неуловимо ускользает. Как первая пыльца в наливающиеся теплом весенние дни, она, невидимая, дразнит нос и причиняет дискомфорт. На первый взгляд все как обычно: школьные будни, какие-то мелкие проблемы и глупости, опять болеющий Гокудера. В коридорах Хибари проходит мимо, не удостаивая их с Тсуной даже взглядом, а потом привычно делает обходы после уроков. Он верен своим привычкам, и, с одной стороны, Такеши рад, что Хибари не засел на всю неделю в спальне с Хаято и не мчит к нему сломя голову после последнего звонка. А с другой, потому и тревожно: если Хибари в школе, то Хаято один, и нет никакой разницы, он у себя дома или у него, если некому пресечь омежьи вылазки в город. Отряды членов ДК не в счёт, Хаято как-никак хранитель и в обычном состоянии укладывает их голыми руками. А в необычном… Никто не видел его во время течки, и Такеши понятия не имеет, какой он тогда: совсем ослабевает или может спокойно высвободить Ури и постоять за себя. Всё понимает или забывается и теряет связь с реальностью? Он видел Хаято счастливым, несчастным, больным и здоровым, подавленным и воодушевлённым. Влюблённым — в странные штуки, оружие, украшения и музыку. Но не в людей. Возбуждённым перед предстоящей битвой или состязанием, а не перед сексом. Смущённым от похвалы, но не от физических ласк. Там, за закрытыми дверьми, он остаётся тайной, покрытой мраком; тенью, которая может быть покорной, мягкой и податливой или, наоборот, напористой и требовать внимания. Тогда неудивительно, почему Хибари держится подальше. Такеши пытается представить, чем Хаято занимается столько дней напролёт, пока отрезан от всего мира. Старается отвлечься или полностью отдаётся течке и не делает ничего? Фантазирует о ком-то конкретном или об абстрактном некто? А может, ему в принципе всё равно, кто с ним будет, лишь бы по гордости не било, и он не ощущал себя подстилкой? В таком случае не понятно, почему он проводит течки один; возможно, не все, но некоторые точно. Вспотевшие пальцы неприятно скользят по коже, и, украдкой обтерев их о хакама, Такеши возвращает их в прежнее положение для медитации. О многом он смущается спрашивать, и теперь, вдобавок к прежним вопросам, зудит и раз за разом всплывает в голове новый. После звонка Хибари он планировал купить для Хаято только самое необходимое. Взял в аптеке три новые зубные щётки под яркой наклейкой «Семейный комплект», рассудив, что лучше закинуть по щётке и по домам, и на базу, чем носить одну и ту же с места на место. Это не последняя течка Хаято, и кто знает, где будет его неугомонная задница, когда припрёт в следующий раз. Он уже направлялся к кассе, когда огромный стеллаж с контрацептивами вырос перед его носом, и Такеши прошёл бы мимо, если бы он не натолкнул его на простую, но вполне логичную мысль. Раз у Хаято иммунитет к подавителям, то… к противозачаточным таблеткам, вероятно, тоже. Сердце, сделав кульбит, мягко уплыло в живот и гулко забилось пониже пупка. Проверять их эффективность точно так же — опытным путём — последнее дело. Он нервно сжал и разжал упаковку щёток. А есть специальные тесты? Хаято проходил их? Если полчаса назад казалось, самым сложным будет поиск брифов и прокладок, то три раза «ха» — от огромного выбора презервативов глаза разбегались. Бетам предлагали с разными запахами, имитирующими феромоны. Альфам — для обычных дней и отдельно для периода гона, различной длины, плотности, с накопителем, без накопителя, под разные размеры узлов, со смазкой и без неё, и даже такие, которые помогают уменьшить её естественное количество, если партнёр — омега, а не бета. И это не считая разброса по цвету и текстуре: гладкие, с пупырышками, шипами, кольцами, усиками, шариками, рожками и антенками. Если ещё подобрать зелёного или жёлтого цвета, они будут похожи на маленьких инопланетян. Хаято со своей любовью к внеземным чудачествам оценил бы, только Такеши было ни капли не весело. Одно дело покупать подобное для себя и совсем другое — для Хаято, не зная, с кем он их будет использовать. У Такеши на щеках задвигались желваки. Ни с кем. Заберёт его на такси и отвезёт в квартиру Хаято. Или обратно на базу, если там всё починят в течение нескольких часов. Был порыв продолжить путь к кассе без резинок, только если у Хаято проблемы с лекарствами, рано или поздно ему придётся ими пользоваться. Многие омеги предпочитали пить таблетки, чтобы был контакт со спермой альф и течки заканчивалась быстрее, но в случае Хаято попытка её остановки таким способом равняется пополнением Вонголы очередным карапузом. Такеши судорожно сглотнул. Он был уверен: Хаято ни разу не уходил в течку на день или два. Это не значит, что у него никого не было, если Хаято использовал презервативы. То есть, не значит ничего, кроме того, что он не рисковал тестировать оральные контрацептивы. Ещё пара минут у стеллажа для взрослых, и Такеши донесёт упаковку щёток вконец покорёженной. — Вам помочь с выбором? — Заметив его волнение, консультант остановился на расстоянии пяти шагов. Он был готов подойти, если вопрос не смутит покупателя сверх меры. — Нет, спасибо. Выбрать несложно. Сложно признать, что они нужны не когда-нибудь в далёком будущем. Презервативы для бет не подходили, и для омег тоже можно было исключить — вряд ли во время течки Хаято будет сверху. Если покупать для альф, то сразу с расчётом на чрезвычайную ситуацию. Такеши взял пачку с набором для периода гона — с накопителем и пространством для узла — просто потому, что это Хаято действительно не спланирует. Не ему решать, будет вязка или нет. Покупая кондомы, Такеши мысленно обещал себе сделать так, чтобы в этот раз они не понадобились. А потом бежал в квартиру Хаято, перепрыгивая через лужи на дороге и ступеньки в подъезде. Лишь со второго раза попал в замочную скважину, задёргал ручкой раньше, чем успел сделать все обороты ключом. Он быстро вытянул пижаму из шкафа, обычные чёрные и серые брифы, несколько хипсов, две футболки, пару джинсов, белоснежные носки. Часть отправится на базу, часть отдаст Хибари, чтобы Хаято переоделся. В ванной, увидев кучу баночек и непонятных упаковок, он затормозил. Шамал не брал трубку, а больше звонить за подсказкой некому, поэтому Такеши взял всего понемногу, наугад. Расчёску нашёл в ящике у входной двери, где Хаято хранил заколки для волос, упаковывал всё добро по нескольким пакетам и вновь замялся. Если положит презервативы в тот пакет, который отнесёт Хибари, это будет выглядеть как… благословение на разврат с ним. Что было очень далеко от реального отношения Такеши к этой ситуации. Рука не поднималась, и хоть убей. Не придумав ничего лучше, он закинул упаковку в тот же ящик с заколками. Будет про запас. Пёс скулит, привлекая к себе внимание, и Такеши, к своему стыду, понимает: не сильно-то он старался успокоиться, перебирая воспоминания вместо того, чтобы всерьёз помедитировать. — Иди ко мне. — Такеши похлопывает ладонью рядом с собой, но четвероногий товарищ не спешит к нему. Лишь облизывает языком нос и переступает с лапы на лапу. — Ладно. — Такеши бросает попытку подозвать его к себе и встаёт. — Пойдём на разведку. Шоичи уже починил душевую систему, поэтому, если там непорядок, предпримем вторую попытку вывоза тела.

***

По дороге к дому Хибари он встречает восьмерых людей в чёрной форме ДК. На город опускается густая ночь, и они сливаются с тенями зданий и высоких деревьев. Его не задерживают, но о приближении докладывают — Кусакабе заранее выходит ему навстречу. — Кё-сана ещё нет. — И тебе привет. — Такеши улыбается и закидывает руки за голову. Дутая спортивная жилетка слегка задирается на его животе. — Меня порадует и твоя компания. Ты не сильно занят? — Относительно. Ты по какому-то делу или просто так? — Просто так. Тетсуя подходит к нему ближе и, засунув руки в карманы, становится рядом у ворот. Смотрит на пустующую дорогу перед ними. — Ваших очень много в округе, — замечает Такеши. — Будто ждёте нападения с Кокуе. — Мы всегда его ждём. Но ты и сам знаешь, почему сейчас так. Такеши знает, но полагает, их старые-добрые методы с Хаято не сработают. Отчасти поэтому ему интересно, как Тетсуя собирается работать в этот раз. — Вы с ним не справитесь, если Гокудера захочет выйти. — А он и не захочет. — Вице-президент ДК перекидывает травинку из одного уголка рта в другой. — Почему? — Да потому, что на вашей необжитой базе или в его собственной квартире никем не пахнет. Там могла бы закрасться мысль бежать искать альфу. Но побег из дома, в котором и так пахнет им, бессмыслен. Ветер неприятно лизнул по животу, и Такеши опускает руки, чтобы одёрнуть край жилетки. — Тогда зачем усиленная охрана? Только чтобы никто не вошёл? — На оба случая, — нехотя отвечает Кусакабе. — И ты зря нас недооцениваешь. С хранителем мы не справимся, но задержать его, ослабленного, на время можем и доложить Кё-сану о непорядках успеем. Он не удивлён, что Ямамото проверяет их, но они ведь не дураки и уже давно перестали быть мелкой школьной группировкой. — Мне и Тсуне тоже сообщите, ладно? — просит Такеши. — Вдруг мы окажемся ближе. — Хорошо. Если в этом будет необходимость. Такеши садится на корточки. В округе тихо, и только ночные цикады и кузнечики стрекочут да пощёлкивают из глубины сада. Под ногами ни тростинки, ни листочка, и зацепиться рукой не за что — недавно заметали. — И всё же я думаю, проще следить, чтобы кто-то подозрительный не подходил к нему. А не пытаться удержать и силой останавливать его самого. — Да, наверное, — соглашается Тетсуя. У него есть приказ, а какими способами он добьётся его исполнения — неважно. Такеши прихватывает зубами корочку на обветренной губе. Хочется выпустить Джиро и сказать ему, вот, нюхай, убедись: Хаято там, всё в порядке. Показать псу, что у того нет причин дырявить одежду, которую Такеши и так в последнее время не успевает латать. Он привык доверять своему чутью, и его останавливает только одно: если выпустит оружие из коробочки на территории Хибари, да его в отсутствие, это будет выглядеть… как минимум невежливо. С этих типов из ДК станется разглядеть акт агрессии даже в самом невинном жесте. — Не припомню, чтобы я приглашал тебя в гости. — Хибари беззвучно материализуется из темноты, подтверждая его мысль: и без всяких манипуляций с коробочкой ему тут не сильно рады. Такеши приветливо улыбается хозяину дома: — Ну так меня и не пустили внутрь. Кусакабе молодец. — Такеши встаёт в полный рост. — Мы просто болтали. — Болталки лишиться не боитесь? — Хибари переводит холодный взгляд на подчинённого, и тот покаянно склоняет голову. — Извините, Кё-сан. — Да ладно, мы не против, если ты присоединишься к нашей беседе, — добродушно предлагает Такеши. — Ты мне разрешаешь? — щерится Кёя. Весь день как на иголках, он и так взвинчен из-за постоянной борьбы с Гокудерой, а тут ещё извечное вонгольское приложение к хранителю урагана. Два раздражающих фактора на него одного — это слишком. Улыбка Такеши конвульсивно дёргается. Он ничего такого ему не сказал и не сделал. По факту, Такеши стоит на дороге, принадлежащей городским властям Намимори, не вломился же к Хибари за ограду. — А ты такой нервный, потому что тебе не разрешают кое-что другое? — Убью. «Плохо, — проносится в голове Кусакабе. — Им нельзя здесь драться». Их обдаёт взрывной волной фиолетового пламени пополам с давлением феромонов, и Тетсую резко вжимает в ворота. Дышать невыносимо, и ему мерещится, как тело расплющивает по их поверхности, а волна пролетает дальше, сквозь него и стены, бессчётно множится по всей округе. Чудище дорвалось до свободы и не щадит своих. Такеши не двигается с места. Его ответное пламя дождя как тряпка для быка. Кёе оно уже приелось, отпечаталось ненавистным бельмом на сетчатке глаз. Слишком часто и дерзко голубое пятно мельтешит перед ним. Слишком сильно они — и Гокудера со своими ушами, и бейсболист — полагаются на его транквилизирующий эффект. Много о себе возомнили. — Подмога, — каркает Тетсуя в рацию. Гокудера с ноги распахивает ворота и орёт: — Грёбаные свистоплясы, с ума сошли?! — И добавляет пару смачных непереводимых матов на итальянском. Такеши поворачивает голову на крик. Кёя синхронно повторяет его движение и… забывает про каменную хватку Ямамото на тонфа и про собственную поднятую в замахе ногу. В первое мгновение Кёя его не узнаёт. Потому что перед ним стоит кто-то равный по силе. Из него струится тепло, все чувства — наголо, искренне. Черты лица размыты, будто Кёя видел их миллион раз и забыл, насколько они опасно красивы, только в целом угадывается до боли родной и дорогой силуэт. Выученный, надёжный и близкий, каждой клеточкой свой — за него умереть не жалко. Кёя смаргивает видение. «Это не Гокудера». Такеши смотрит на странного парня перед ними. Кажется, он слабее и уязвимее, младше на год или два. Чертовски упрямый и стойкий, отчаянно красивый и притягательный. Знакомый, но порывистый и в своей непредсказуемости опасный. Чем-то неуловимо цепляющий — Такеши в жизни не хотелось кого-то так сильно открывать, защищать и ломать одновременно. Силой держать бурю на расстоянии вытянутой руки, но подпитывать её ярость и не давать угаснуть. «Это не Хаято». «Он еле стоит». «Нет, он стоит ровно». «Ему плохо». «Нет, он зол как тысяча чертей». «Беспокоится за нас». «Мы просто мешаем или пугаем его». «Он должен вернуться в дом». «Никуда он не пойдёт». — Аргх! — В них летит шашка динамита. Такеши инстинктивно скрещивает руки, закрывая лицо, Кёя отпрыгивает назад, к дороге. Кусакабе ещё сильнее вжимается в ограду и заходится в лающем кашле, щуря слезящиеся глаза. — Я возвращаюсь, — доносится из клубов густого дыма. — Ещё одна волна феромонов, и я разнесу тут все к чёртовой бабушке. Нашли, где и когда их выпускать, уроды. — Прости, — выдавливает из себя Такеши. Возле Гокудеры это они правда зря. — Только попробуй. — Голос Кёи долетает откуда-то сквозь непроглядную завесу. — Каждый кирпичик потом сам будешь класть на место. Когда дымка рассеивается, они опять остаются втроём. — Кто такие свистоплясы? — спрашивает Такеши, мечтая, чтобы дымка вернулась и скрыла его эрекцию. Неудивительно, что Хибари такой нервный; он бы сам с ума сошёл, если бы такое было под боком днём и ночью. — Те, кто убили союзников, случайно приняв их за врагов в темноте, — отзывается от забора Тетсуя. Взрыв потрепал его кок на голове, но в целом он в порядке. — Ты мне не союзник, — отрезает Кёя, обращаясь к Ямамото. — Но, если хочешь болтать, предупреждай о приходе заранее. — Не вопрос, ты только трубку бери. — Такеши стряхивает с плеч сажу. Взрыв подплавил края жилетки, и он мысленно прощается с ней. Им суждено быть вместе недолго, но она грела его как могла. — Буду писать тебе смски. Хибари морщит нос: — Кусакабе, убрать мусор и всё замести. — Да, босс. От Кёи тоже несёт горелым, и он направляется в дом, показывая, что разговор окончен. — Спокойной ночи, — желает Такеши. Никакие пожелания не помогут сделать её такой. Такеши не завидует. Покоя он тоже лишён, несмотря на расстояние.

***

Дверь в спальню Гокудеры открыта, а сам он заперся в ванной и торчит там уже больше часа. Кёя поглаживает Хибёрда по грудке и терпеливо ждёт. Хаято как-то справлялся с его волной феромонов, которую ловил до течки. Во время неё они ещё не пробовали, но Гокудере придётся разобраться и с этим. Или это пока слишком сложно для него? Кёя выпивает очередную таблетку, не чувствуя за собой вины: волна была направлена не на Гокудеру и не являлась зовом или приказом отдаться. Он хотел подчинить другого человека, поэтому Гокудера должен был словить лишь отклики удара. Правда, Кёя не знает, насколько чувствительным радаром становится Хаято на время течки. Решив, что тот не выходит как раз из-за его присутствия, Кёя оставляет пункт ожидания и идёт в спальню, кое-как засыпает. Но утром дверь в ванную всё так же закрыта. — Ты там всю ночь торчишь, что ли? — О-отвали. — Ему отвечают хрипло, но сразу. Значит, Гокудера там не уснул и не утонул. — И долго планируешь там быть? — Тебе-то что? Иди в другую ванную комнату. Благо, их в доме две. Наверное, Гокудера разрабатывает новую стратегию по отпугиванию альф. Лягушонком станет, никто его целовать не будет. Кёя уходит в школу и возвращается домой после четвёртого урока. Гокудера всё ещё в ванной. — Ты там решил прописаться? Чем ванна лучше комнаты? — Из-з меня сильно льёт-т, — нехотя признаются оттуда. Голос у него странный: надломленный, и слова произносит как чечётку бьёт. — Я там всё изгажу. — Как изгадишь, так потом и отмоешь, — безразлично роняет Кёя. — Тут есть холодная вод-да. Никакого шума воды Кёя не слышит. И не слышал. Он каменеет, осенённый догадкой. — Я сейчас войду. — Н-нафига? Я её не транжирю, не боись. — Считаю до трёх, можешь в это время прикрыть срам, если хочешь. — Я тебе девчонка что ли? Надеешься, у меня во время течки вырастает гр-р-рудь? Три секунды прошли, пока Гокудера возмущался, поэтому Кёя просто открывает дверь. Гокудера сидит в ванне, заполненной водой, и стучит зубами. — Помогает? — Суп-пер эффект. Кёя опускает руку в воду: — Умом тронулся? Гокудера стукает его по руке. — Я недолго, время от времени вылажу. Кёя смотрит на него и опять не узнает. Течка всё же искажает восприятие омег альфами: Хаято, как и вчера, кажется одновременно знакомым и незнакомым, непривычным, будто его измельчили в фарш, смешали напополам с мясом поблагороднее и вернули в форме аппетитной котлетки. Та же курица, а слюни текут, и обратно никак не отделишь. Кёя хватает его под мышки и вытягивает из ванны. Кожа Гокудеры холодная, покрытая гусиной кожей и очень бледная. Вода стекает на пол и на рукава рубашки, и руки Гокудеры оставляют мокрые следы на его плечах. — Что ты… — Он заваливается немного набок, соскальзывая под своим весом — не маленький же ребёнок, но даже дети ведут себя умнее. Светлые пряди мазнули по подбородку, и Кёя отдёргивает голову. — Хотя бы додумался не мочить волосы. Макушка и лицо — единственные сухие места, и Кёя старается смотреть только на них, пока закутывает его в большое махровое полотенце. А Гокудера ещё сопротивляется и выдёргивает края. Полоумный. — Тебе настолько плохо… — Кёя хочет сказать «из-за меня», но не собирается признавать оплошность, — после вчерашнего? — Плохо всегда. — И ты всегда устраиваешь купания моржей? — Это работает, ясно тебе? И я почти никогда не болею. Кёя передумывает: он не побьёт его, когда течка закончится, нет. Он возьмёт ремень и выпорет его, как первоклашку, этого будет достаточно. Гокудера уже сам себя наказал. — В следующий раз отдам тебя Ямамото, пусть он с тобой возится. У Гокудеры глаза полны возмущения: — Не надо меня никому отдавать. Как-то и без вас обходился, не думаешь? С какого перепугу вы мне теперь понадобились? — Без нас? Ты так долго протянул, только потому что я тебя домой за ручку вожу и патрульные отгоняют перевозбуждённых сопляков. Гокудера даже не видит, что творится за спиной, настолько поглощён собственной борьбой и проблемами. — Хочешь проверить, что будет, если останешься один? — Голос Кёи с каждым словом звучит всё ниже и тише. — Немеченый и гордый, твою задницу порвут в первом же переулке. — Я тебя ни о чём не просил, — заводит Гокудера и осекается. — Реборн попросил тебя? Да? Ты из-за него расстарался? Кёя начинает медленно терять терпение. — Я делаю только то, что хочу. — Захоти пойти на хер, — шипит Гокудера. Кёя раздувает ноздри: Гокудера единственный, кто позволяет себе так с ним разговаривать. Вроде и пуганный, и не раз битый, а всё равно язык без тормозов. — Я предпочитаю дырки. Кёя засматривается на него: мокрого и ершистого, в одном несчастном полотенце, в каких-то десяти сантиметрах от него. И точно знает, какие две дырки прямо сейчас влажные и можно использовать. Обсыхая, Гокудера опять начинает пахнуть. — У тебя две опции. Первая: закрываешь рот и возвращаешься в комнату, где тихо-мирно сидишь до конца течки и даже на глаза мне не попадаешься. Вторая: мы заканчиваем твою течку здесь и сейчас, ты успокаиваешься и счастливо катишься на все четыре стороны. — А позавчера ты мне предлагал шестьдесят метров льда, — фыркает Хаято. — Каждое новое предложение заманчивее предыдущего. — И это тоже можем включить в нашу развлекательную программу. Но тут уже важна последовательность. — Секс, а потом каток? Дудки! Гокудера как колючка впивается ему в бок. Видимо, это должен быть удар или щипок — Кёя не понял. — Почему нет? — Он отводит ледяную руку от своего бока. — Ты ведь хочешь остановить течку? Пламя зажигается в серёжках. Гокудера меньше дрожит, согревается, и отрезвляющий эффект холодной воды начинает сходить на нет. — Мы… не можем это сделать, — твёрдо. По дороге на выход из ванной. Кёя отпускает его не из-за напряжённых худых лопаток, остро выступающих на чистой спине. «Не можем» произнесено без колебаний, как если бы Кёя предлагал невозможное, а не наоборот — самое простое и не требующее никаких волевых усилий.