Праздник демонов

Be afraid of the lame They'll inherit your legs Be afraid of the old They'll inherit your souls Be afraid of the cold They'll inherit your blood (с) Regina Spektor — Нет, — сказал Ши Уду не терпящим возражений тоном. — Вы никуда сегодня не пойдете. Ши Цинсюань легко отмахнулся от категорического отказа, повторив: — Но мне нужно сегодня. Это же просто глупый старинный праздник, не понимаю, откуда в тебе столько суеверия. Мы никуда не выходили уже очень долго. — Нет. Се Лянь предпочел держаться чуть поодаль, ожидая, когда оборона Ши Уду падет (в подобных спорах он всегда сдавался первым). Если Ши Цинсюань что-то задумал, то даже урагану не сбить его с пути. — Мне нужен этот веер. Сидеть здесь — невыносимо скучно! — Ты можешь забрать его в любой другой день. — Почему мы не можем просто пойти на праздник? Вся деревня веселится, а мы уже несколько лет… Он не успел договорить. Голос Ши Уду оборвал его резко и несколько зловеще, так, что Цинсюань действительно замолкнул: — Потому что эти безумные пляски не для людей! Повисшая тишина окутала комнату чем-то душным, воздух трескался, как бывает перед грозой. Ши Цинсюань замер, и сейчас только Се Лянь заметил, какой он бледный, словно не здоров или страдает от плохого сна. Казалось, стоит Ши Уду надавить еще чуть-чуть, и он отступится первым. Возможно ли это? Быть может, веер лишь предлог для того, чтобы вырваться из духоты дома и двора? — Мы заберем веер и вернемся, — Се Лянь прекрасно знал, что вмешиваться в перипетии отношений братьев Ши себе дороже, но Цинсюань был его другом. Единственным другом, если признаться. Кому было все равно на злые шепотки за спиной и повторяющиеся из дома в дом слухи. Ши Цинсюань мог себе это позволить. Выбирать в друзья тех, кого захочет. Он всегда получал, что хотел. — Именно! Все будет хорошо, ведь со мной Се Лянь! Взгляд Ши Уду выражал сомнения в том, что «хорошо и Се Лянь» могут вообще находиться в одном предложении, он тяжело вздохнул и отвернулся. Этот вздох означал очередное поражение перед капризами брата. — Только возьмите маски из сарая и не задерживайтесь до ночи. Цинсюань взмахнул рукавами, задев Се Ляня по лицу, в припадке радости от одержанной победы и порывисто обнял брата. — Обожаю тебя, гэ! — Не заставляй меня жалеть об этом. Маски действительно нашлись в одной из хозяйственных пристроек. Старые и пыльные, их действительно никто не носил и даже не доставал длительное время. Се Лянь не посещал местные фестивали и праздники с тех пор, как умерли родители, а его дом сгорел. Братья Ши, появившиеся в деревне несколько лет назад, тоже редко удостаивали местных своим присутствием. Они так и не стали здесь своими — огромный дом на возвышении, вдали от всех остальных. Се Лянь тоже не жил в самой деревне, но по другим причинам… Если бы не Ши Цинсюань, он вообще бы жил почти затворником и никуда не ходил. Цинюсань повертел в руках оскаленную пасть маски. Клыки казались испуганными даже не алой краской, а будто настоящей кровью. Прорези для глаз придавали ей еще более устрашающий вид. — Жуть какая! — брезгливо отложил. — Нельзя было сделать что-то более… симпатичное? — Это для того, чтобы демоны не увидели в тебе человека. — Не думаю, что настоящие демоны такие глупые. Се Лянь тоже так не думал. Вряд ли вырезанная из дерева или картона маска способна обмануть того, кто слышит биение сердца, чует теплую плоть, видит живую душу внутри. — Это старая традиция. Не открывай лица. Не смотри в глаза или то, что ими когда-то было. Не выдавай в себе человека, пока длится праздник демонов. Быть может, это дает людям возможность открыть в себе то дикое, что сидит внутри весь год, выпустить темное и жаждущее… как будто настоящие демоны. Ведь многие из них когда-то были смертными. — Там, где мы раньше жили… — Ши Цинсюань снова кинул задумчивый взгляд на маску и продолжил. — И правда пропадали люди. Все говорили, что они стали добычей демонов. Они есть. В мире, где бездушные существа выходят на охоту, чтобы насытиться чужой плотью, поглотить страдания и страх, нельзя было отрицать существование демонов. Се Лянь знал, поэтому не боялся. Се Лянь и Ши Цинюсань вышли за ворота двора Ши, огибая грязные лужи. Прошлой ночью шел проливной дождь, дорогу с холма размыло, и Цинсюань, взмахивая руками, скользил по грязи. Се Лянь несколько раз порывался поддержать его, но тому хватало природной грации, чтобы с достоинством избегать падений. Светлые одежды жалко. «Нужно попробовать что-то сделать с крышей», — подумалось Се Ляню. К ночному потому он оказался совершенно не готов, крыша его лачуги прохудилась, и утро до прихода Ши Цинсюаняя, Се Лянь провел, вычерпывая воду с пола. — Всегда знал, что хорошее место топью не назовут, — Ши Цинсюань ловко перемахнул особо большую лужу. Он часто рассказывал Се Ляню о том, как хорошо они жили с братом в родном городе на берегу моря. И говорил, что скучает по пахнущему солью ветру, плеску волн и крикам чаек. Здесь же лишь шелест мрачных старых деревьев и удушающий запах болот, что давным-давно пытались осушить, да все безуспешно. «Мы собрали все ценности, все вещи и уехали так внезапно… Гэ не признается, но я же не дурак и догадался, что мы от чего-то бежали. А здесь… словно прячемся», — в приступе откровенности однажды поведал Ши Цинсюань. — Не понимаю, почему ты вообще здесь остаешься. Я бы давно сбежал, если бы не гэ, но ты… Се Ляня действительно что-то держало. Воспоминания ли, прах родителей, тоска по собственному несбывшемуся будущему. Он так и не решился собрать вещи и уехать. Быть может, потому что цели у него больше не было… Внезапно прямо под ноги ему выкатилось большое красное яблоко с блестящим бочком. «Я такое спелое, сочное и сладкое», — будто манило и шептало. Призывало дотронуться, надкусить тонкую кожуру. Только вот неподалеку не было ни яблоневого сада, ни дичков. — Что? Яблоко? — от неожиданности Ши Цинсюань недоуменно хмыкнул. — Но в этом году… «Но в этом году был неурожай», — мысленно завершил за него Се Лянь и чуть дернул за широкий рукав — Цинюсань уже было потянулся к плоду. — Не нужно. И покачал головой для пущей убедительности. — Ты прав. Еще по дороге подбирать всякое… Тем более в такой день. Не ешь ничего из мира демонов. Привлекательна лишь оболочка. Они обожают издеваться над людьми, обманов заставляя их вкушать человеческое мясо и пить кровь вместо вина. Они могли бы повернуть назад. Но Ши Цинсюаню явно пошла на пользу прогулка, он заметно повеселел и на щеках появился румянец. Только глаза блестели, словно в лихорадке. Он не здоров? Однако Се Лянь так и не решился задать этот вопрос вслух. — Я люблю брата, но иногда он бывает просто невыносимым. А последнее время… Только обещай никому не говорить, хорошо? Особенно гэ. Се Лянь не видел причин, по которым он вообще будет разговаривать с Ши Уду. Тот терпел его рядом с братом, понимая, что повлиять все равно не сможет. Даже если Ши Уду придет громить его лачугу, у Се Ляня нет причин раскрывать секреты Цинсюаня. Подтверждения слов и не понадобилось, его спрашивали, скорое из привычки. Ши Цинюсань не стал дожидаться ответа и продолжил сам, словно слова давно просили наружу. Ему было совершенно необходимо поделиться хоть с кем-нибудь (кроме брата). — Уже несколько дней подряд во сне я вижу… странное. Как будто я снова дома, слышно шум прибоя, но вокруг темно, невозможно ничего разглядеть, — он говорил быстро, путаясь в словах, будто сомневался в том, что видел или плохо помнил. Такое часто происходит, когда пытаешься пересказать другому сны. Путано и бестолково. — И еще очень холодно, будто кровь разом остановилась. А когда становится чуть светлее, видно лишь черные рукава. Длинные когти, тянущиеся к лицу. В этом причина бледности и нездорового блеска в глазах? У Ши Уду действительно есть причина волноваться? — Я понимаю, что сны это просто сны, и я слишком большое значение придаю этому… Просто хочется немного развеяться, повеселиться и забыть об этом. Хорошо, что ты согласился пойти! «Не то, чтобы у меня был выбор», — подумал Се Лянь, но постепенно идея пойти на празднование в деревню захватила и его. Раньше он каждый год принимал участие в гуляниях и танцах, хоть и не надевал маски, как ни уговаривали родители. «Мне не страшно», — отвечал он. Сейчас, держа при себе маску со двора Ши, он поймал себя на мысли, что, быть может, в этом есть нечто разумное. Хотя бы на какое-то время обмануть зло. «Если на зло не смотреть, то можно сделать вид, что его не существует. Тогда и оно тебя не заметит, пройдет мимо». Сам Се Лянь никогда не проходил мимо. Ши Ценсюаню определенно стало немного полегче после того, как он поделился переживаниями насчет кошмаров, да и лужи по пути закончились. Он весело (или старался, чтобы так казалось) болтал о брате, нерадивых слугах, жителях деревни, и Се Лянь тоже расслабился. Так, непринужденно болтая, они добрались до покосившихся ворот, ведущих в саму деревню. В этот раз дорога словно заняла вечность, хотя обычно спуск с холма был совсем недолгим — вниз всегда легче, чем на верх, верно? У ворот, сгорбившись, сидел старик с чашей для пожертвований. — Не будет ли милостыни для несчастного слепого? — он поднял глаза — совершенно белые, ни искры жизни не промелькнуло в этой белизне. Ши Цинсюань тут же полез в кошель, висевший на поясе, но стоило ему наклониться к чаше, чтобы бросить туда деньги, старик подался вперед и схватил его за руку. Ши Цинсюань охнул, хватка оказалась неожиданно сильной для дряхлого нищего. А затянутые поволокой глаза смотрели неожиданно ясно, снова он действительно видел. — Берегись ночи, темной воды и пляски демонов! — он обращался не только к Ши Цинсюаню, взгляд переходил с него на Се Ляня и обратно. Он яростно выплевывал слова, жамкая немногими оставшимися зубами. Но речи его были слышны ясно и проникали внутрь подобно остроконечной стреле, летящей в спину. Он отпустил руку пораженного Цинсюаня и сделал знак, охраняющий от зла. — Берегись, отмеченный несчастьем и горем. Они уже заметили вас. Демоны видят вас и придут! С лица Ши Цинсюаня исчезли все краски. Он замер, не в силах даже потереть наливающиеся синяки от железной хватки нищего. В его глазах плескался ужас, а губы подрагивали. Страх их питает. Они высосут сначала страх, а потом пожрут плоть и выпьют кровь. Се Лянь приобнял Ши Цинсюаня за плечи и двинулся вперед, аккуратно подталкивая его впереди себя. Нужно просто пройти за ворота. — Бойтесь демонов! Донеслось вслед, слова были подхвачены ветром и еще несколько раз словно прошептали на ухо: «Бойтесь, бойтесь». Плечи Ши Цинсюаня под ладонями Се Ляня были напряженными, словно бамбуковая палка. Се Лянь не видел его лица, но мог предположить, что нищий нагнал на него страху. — Это просто безумный старик. Первое жутко впечатление спало. В жизни Се Ляню предрекали множество вещей: богатство, боевую славу, великую любовь, подвиги и счастья. (Не сбылось ни одно из них).  — Просто безумный старик, — повторил Ши Цинсюань, пытаясь убедить самого себя, тряхнул волосами и выдавил улыбку, — Все хорошо. Ты очень добрый, знаешь. Внезапное откровение удивило, Се Лянь чуть повел плечами. Он как-то не задумывался об этом, поступая так, как считал должным. По заветам горячо любимых родителей и наставников… — Ты тоже добрый. — Это не то. Легко быть добрым, когда ни в чем не нуждаешься. У тебя ничего нет, но ты… Наверное, я бы так не смог. — Мы почти пришли. Они словно нырнули в пучину из ярких одежд, страшных масок и оглушающей музыки. Все играли кто на чем и не придерживались единого ритма. С непривычки заложило уши. Ши Цинсюань что-то говорил ему, но Се Лянь не слышал ни слова. Указал на котомку — нужно достать маски. Среди беснующийся толпы они были единственными с открытыми лицами. Ши Цинсюань кивнул и протянул одну из клыкастых морд Се Ляню, на себя нацепил ту, что показалась ему наиболее симпатичной. До лавки они пробираясь, держась за руки, и все равно кто-то так и норовил из разлучить. То мимо пронесутся дети, нырнув под локоть, то пошатывающиеся пьяные (чего время терять, если в праздник можно начать пить с самого утра), смеясь, в них буквально врезалось несколько девушек с плачущими кровью лицами (на мгновение Се Лянь даже решил, что это не маски, так натурально изображены были алые слезы), они звонко расхохотались, послали воздушный поцелуй Ши Цинсюаню и скрылись в толпе. Тот заметно приободрился, забыв обо всех странных знаках. Под маской не было видно, но Се Лянь мог рисовать в голове знакомую улыбку. Ши Цинсюань откровенно наслаждался праздником, какофонией звуков, толпой, которая будто праздновала свой последний день на земле. «Мы не задержимся надолго», — сказал сам себе Се Лянь. Ему не нравилось, к чему все шло, и излишняя предосторожность Ши Уду перестала казаться простой предосторожностью. — Заберем веер и уйдем. Ши Цинсюань отмахнулся. — К чему спешить? Солнце еще высоко. Только вот солнца на небесах не было видно, его скрыли бледно-серые облака. «Не будет ли грозы?» С самого утра в воздухе витало тревожное напряжение. То, что приносит за собой шторма и бури. Снова дождь? Тогда совсем размоет дороги. Они добрались до рыночных прилавков, что в этот день ломились от изобилия: в нос ударил запах цзяоцзы, и в желудке Се Ляня забурлило, и он вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Дорогие украшенные пояса (кто вообще из деревенски кроме старосты и семейства Ши мог себе это позволить?), свитки со сказками и страшилками для непослушных детей, переливы серебряных колокольчиков. Ши Цинсюань задохнулся от восторга: — Смотри, как здорово! Как мне этого не хватало! Се Лянь смутно помнил, когда в последний раз праздновал этот день со всей деревней. Сейчас он словно перенесся в те беззаботные дни. Он вспоминал, что его тоже захватывало всеобщее веселье, ему нравилось бродить среди толпы и ловить уважительные радостные взгляды. Тогда они еще были ему рады. Сейчас, пусть в маске, но в траурно-белых одеждах, он неотвратимо выделялся. Словно почувствовав настроение Се Ляня, Ши Цинюсань ободряюще сжал его ладонь. — Они не посмеют тебя прогнать! «Мне все равно», — если прогонят, он просто уйдет. Но люди полностью отдалились веселью, которому придавал остроты первобытный страх перед демонами. Ши Цинсюань почти нырнул в знакомую лавку, где заказывал для себе особенный веер, а Се Лянь остался стоять снаружи, прислонившись к тонкой стене. Новые постройки в деревне резко контрастировали с покосившимися старыми, кое-где все еще можно было различить черную сажу вокруг. Как будто и тысячи дождей не смогли смыть копоть и смог того пожара. Се Лянь отвел взгляд и зацепился за мелкие лужи на камнях. Кто-то пролил воду? Не просохло после ночного дождя? К празднику должны были вытереть лужи, чтобы танцующие не поскользнулись в деревянной обуви. В углу промелькнула черная тень. Се Лянь вздрогнул. Кто-то в темном одеянии? Черный сейчас так же резко будет выделяться на празднике как и простые белые одежды Се Ляня. Ши Цинсюань давно должен был выйти. Се Лянь подождал еще немного и со вздохом вошел в лавку. Наверняка продавец смог увлечь его еще каким-нибудь товаром и сейчас активно принимал новые заказы. — Ши Цинсюань, ты… Лавка была пуста. Ни продавца, ни товара. Ни Ши Цинсюаня. Один лишь веер, оставленный на полу.