Война двух миров

Реакция Анагана последовала незамедлительно: мужчина сконфуженно сомкнул губы и скептично нахмурился. Скупой на эмоции маг воздуха и скорости не мог выдать чего-то другого. Муза, да и все остальные к этому давно привыкли. Он был сдержанным до мозга костей, поэтому выпытать какую-то информацию у этого мужчины было невозможно так же, как и подбить злой шуткой, обидеть или, наоборот, рассмешить. Последнее, однако, проявлялось чаще, чем всё остальное. Вот и сейчас маг быстро изменил свой настрой и улыбнулся, покачав головой. Разобрать то ли его ответ был положительным, то ли отрицательным было также невозможно. Если бы Анаган захотел, Муза бы это непременно поняла, но он продолжал изображать из себя одну большую загадку. От такого его вида девушка даже подумала, что ей могло показаться, и ни в какую Стеллу он не влюблён, однако она быстро отмела эти мысли в сторону. Сегодня, когда два новоиспечённых жителя Домино рассказывали свой мотив неожиданного мирного соглашения, и когда открылся портал, из которого шагнули Стелла и Блум, она увидела такой влюблённый взгляд, каким смотрел на неё Гантлос. Во взгляде Анагана буквально читалось это тёплое чувство, которое он скрывал даже от самого себя. Карие глаза заискрились от хорошо скрываемой радости, губы на секунду дрогнула в улыбке, потом мужчина вернул себе прежний безмятежный вид. А когда Стелла решила опереться на стол, за которым уже восседала Муза, Анаган инстинктивно подстраховал её сзади. Поэтому теперь, когда фея гармонии засвидетельствовала всё лично, переубеждать было поздно. Если забыть о ехидном взгляде подруги и подумать так, будто сейчас он сидел один, Анаган бы не смел отрицать. В собственных чувствах и эмоциях он разбирался настолько хорошо, что мог ежеминутно держать непробиваемую маску. Эмоциональный интеллект, которого пытались достичь все его знакомые, пока не был подвластен кому-то настолько хорошо. В Стелле он порой находил общие с его характером черты. Несмотря на броскую внешность, которую девушка только подчёркивала, Стелла искрилась добротой и искренностью. За все столетия их знакомства он ни разу не слышал плохого из её уст. Она поражала его своей открытостью, и этим, наверное, зацепила больше всего. Анаган не мог пересилить себя и быть на общей волне с другими, пока Стелла делала это так легко и невинно, что он просто не мог оторвать глаз. А когда она уставшая, но такая радостная звала его на вечернюю прогулку, его просто распирало от счастья. Одна мысль, что последующие часы они проведут наедине вдалеке от Обливиона, заставляла собираться буквально в ту же секунду и ждать её у выхода. Не думать о возмущении, если она немного задерживалась. Фея солнца и луны компенсировала это своим задором, с которым рассказывала, как прошёл их с Блум день. Чаще всего, конечно, рассказывала об их спорах, но даже это не побуждало блондинку говорить о подруге плохо. Слова Музы, откровенно говоря, застали его врасплох. Он упивался своей симпатией внутри души, сам с собой, боясь даже заикнуться об этом не то что Стелле, кому-то другому, кто мог спокойно рассказать ей. Эту любовь он хранил под семью замками, в глубине сердца. Она стала слишком личным и интимным, потому что Анаган просто боялся испортить их дружбу. Он не видел и не чувствовал от Стеллы ничего, кроме проклятой дружбы, отчего и не хотел портить к себе её отношение. — Муза, — наконец начал Анаган после своих раздумий. — Я бы не хотел, чтобы в это кто-то вмешивался. — Значит, ты не отрицаешь? — Я, кажется, и не соглашался с этим, — подметил мужчина, изогнув бровь. Он поднялся на ноги, когда Итан начал капризничать. — А надо бы, потому что тогда ты обретёшь амурного помощника в моём лице, — девушка вновь ехидно улыбнулась. — Никому, кроме меня, доверить ты это не сможешь. — Ты не хочешь начать с того, что я вообще не планировал кого-то подключать в свои, как ты выразилась, амурные дела? — Жалко, — девушка расстроенно нахмурилась. — Но совет-то я могу дать? — Ну, валяй, — маг усмехнулся. — Не тяни с этим делом. Мы, девочки, любим уверенных в себе и знающих, чего они хотят, мужчин. Ты пока не подходишь ни по одному из этих критериев. — Спасибо на добром слове, дорогая. — Поскорее намекни ей о своих чувствах, — Муза проигнорировала ехидность друга. Она научилась это делать, не меняя выражение лица, снова спасибо Гантлосу. — И покажи свои намерения. Например, во время вашей ночной прогулки, можешь отвести её на крышу Омикрона. Или позвать её на пикник в выходные, где будете только вы вдвоём. А ещё можно… — Муза, — маг помахал перед её лицом рукой, будто потерял с девушкой связь. — Я приму к сведению, спасибо. — Вот бы Гантлос был таким вежливым, — могло показаться, что Муза выдохнула весь воздух из лёгких. — Он, кстати, был решительным, нагловатым, конечно, куда без этого, но… — Муза, — Анаган снова рассмеялся и отдал ей в конец расплакавшегося Итана. — Останови свою амурную диалектику. — Диалектику, — девушка аж тряхнула головой. Порой дотошно начитанный Анаган даже перебарщивал с – она даже хмыкнула – диалектами.

***

Уже в знакомом зале Омикрона, захватывающего дух каждого здесь гостя, открылся портал. На сегодняшний день это стало некой традицией, только в этот раз светился он не фиолетовым или жёлтым, а синим. Ступивший Гантлос снял шляпу, сделал шутливый поклон и опёрся на мраморную фигуру своей стихии. Честно признаться, статуэтки остальных были куда красивее, но его это не сильно заботило. Гантлос стал свидетелем рассмешившей его картины. Нет, он не смеялся в открытую, но сдержать усмешку так и не смог, смотря на простых жителей, которые буквально не попадали со стульев, увидев гостя. Седовласая женщина, устроившаяся напротив Флоры и Думана, начала что-то мямлить. Её сидевший рядом двадцатилетний сынишка сначала был заинтересован в руководителях Омикрона, а после со страхом в глазах переключился на руководителя Эвилиона – то бишь Гантлоса. Об этом блондине в шляпе ходило немало слухов, которые действительно имели место быть. Слухи были не злобными, но абсолютно все поговаривали о жестокости и строгости этого мага. Его обязанность, как руководителя своей партии, обязывала на эти качества. И не только он, все остальные правители были в замешательстве, почему люди относились к этому так негативно. Он на пару с супругой, о которой, кстати, говорили похожее, сокращал преступность: ловил преступников, следил за особо проблемными районами, приглядывал за потенциально опасными личностями. Они с Музой раскрывали преступления, защищая обычных граждан, прибегали на помощь, когда случалось что-то экстренное, защищали людей от нападков социопатов. Быть другим Гантлос не мог не только потому, что так требовали обязанности, а просто потому, что был таким человеком. Он никогда не мог похвастаться железным терпением, не мог похвастаться даже стеклянным. Гантлос, будучи полнейшей противоположностью друга с дредами, не умел держать в себе эмоции и не умел скрывать их от остальных. Его лицо сразу выдавало гнев или раздражённость, а слова вылетали изо рта раньше, чем он начинал думать. Однако нельзя было описать этого ценителя шляп только такими чертами. Гантлос мог быть совершенно другим, правда намного реже и только с особо близкими ему людьми. Практически постоянно рядом с Музой и сынишкой у него просто не получалось злиться, его супруга умело сглаживала все конфликты, а Итан был пока не в том возрасте, чтобы получать нагоняи от отца. Что бы люди ни говорили и о чём бы ни судачили, поддеть или, наоборот, заинтересовать правителя не получалось ни у кого, несмотря на то, что таковой цели и не было. Гантлос относился ко всем слишком равнодушно. Однако бывали случаи, совсем редкие, когда он всё-таки раздражался. Не от слов людей, нет. От их примитивного мышления, ведь те своими слухами буквально жаловались и требовали добренького руководителя Эвилиона. Он раздражался, а после хохотал, высказывая это всё уже сонной супруге. Мужчина не понимал, как можно было совмещать доброту с его работой и теми, с кем он имел дело. В таком случае Гантлос растерял бы весь свой авторитет. Люди перестали бы вздрагивать от его цепкого и пронизывающего взгляда, перестали бы бояться партии Эвилион и двух её приспешников, которые охотились за справедливостью. Пугали бы их только Абсидион и Лейла с Анаганом, которые назначали им срок. Гантлоса это совсем не устраивало. Слухи людей были чем-то проходящим. Они были, потом о них как-то забывали, а потом те снова появлялись. Именно поэтому Гантлос совсем не обращал внимания, сосредоточившись на том, каким он был на самом деле. Не перед людьми, которых он был выше, а перед самим собой и перед своей семьёй. Однозначно, Гантлос был тем же. Однако если перед жителями Домино маску справедливого негодяя он держал намеренно, то с Музой не делал этого никогда. Было не нужно, это девчонка узнала какой он ещё раньше него. Он посмотрел на Флору, которая внимательно слушала и кивала. На его удивление, Думан делал то же самое, полностью вникая в разговор. Гантлосу порой казалось, что выбрал он Омикрон только чтобы прохлаждаться. Какого же было удивление почти всех – Флора к их числу не относилась – когда этот бесшабашный мудень – а так считал Гантлос – ринулся с головой в мир помощи другим. Омикрон – партию вспоможения – блондин воспринимал, как что-то слишком простое и обыденное. Он так и объяснился однажды, пояснив, что они и жители и так помогали друг другу при малейшей сложности. Но лишь на практике он понял, как было необходимо заверить жителей планеты, которые всецело им доверились, что у них была возможность попросить о помощи и рассказать о своих проблемах. Стоило отдать должное и самим жителям, которые относились к партии с уважением и не являлись сюда из-за простейших бытовых проблем, вроде неработающего крана или протекающей крыши. Пока Эвилион и Абсидион ассоциировались со справедливостью, Обливион с силой, Эпсилон с большой тайной, Омикрон воспринимался, как чистосердечность и открытость. — Это месть, — заключил блондин, стоило остаться наедине с Омикронцами. Он подоспел как раз к началу истории, поэтому узнал о краже всего урожая женщины. — С чего такая уверенность? — Флора потёрла уставшие глаза. — Может, голод? — Голод? — Думан изогнул бровь. — Ты видела, что с садом творилось? Если это и голод, то там точно побывал целый табор голодных меня. — Действительно, там почти ничего живого, — девушка поёжилась, стоило вспомнить вид бедных, ни в чём не повинных растений. — Изверги. — Может, это всё один оприходовал? — подал идею блондин. — Ему, определённо, нужна была помощь, чтобы сделать всё тихо, у женщины были домашние животные, — Думан задумчиво потёр подбородок. — Ну или это маг гипноза и иллюзий. — Думаешь, заколдовал сад? — Нет, думаю, заколдовал собак, и те не видели то, что должны были. — Это первая светлая мысль из твоих уст, — насмешливо заметил Гантлос. — Разумеется, я ведь учился у тебя, — Флора, как и Гантлос, не сдержала смешка. — А если всё-таки их было несколько? — Флора встала с места и прошлась по залу, разминая ноги. — Без разницы, поймаем каждого, — Гантлос безразлично пожал плечами. — Зацепки и улики я поищу сам, Думан только покажет место. А с вас, дорогая мать природы, энергия засранцев. — Я не успела толком ничего почувствовать с утра, — пробурчала фея. — Огрон и Валтор появились очень не вовремя. — Значит, идём втроём, — Гантлос хлопнул в ладоши и собирался уже открывать портал, но потом вдруг вспомнил, что точного места он не знает. — Не переживай, мамочка природы, мы тебя сразу отпустим. Флора усмехнулась, уже не обращая внимания на своё прозвище, непонятно как появившееся. Гантлос назвал её так однажды чисто случайно, и прозвище закрепилось по сей день. Флоре даже было немного приятно, ведь, по сути, таковой она и являлась. А от Гантлоса это звучало так мило и непривычно, что её даже умиляло. Флора действительно быстро справилась со своей работой. Она сосредоточилась на волшебной энергии, скопившейся вокруг сада, узнав здесь пару знакомых. Энергию женщины и сына, её и Думана, которая отчётливо ощущалась с их утреннего прихода, и ещё одну постороннюю. Определённо, тёмную. Флора научилась делать это не так давно, ведь такая практика требовала колоссальной сосредоточенности и отдачи. Фея природы училась чувствовать не только природу, но и всё живое в целом. Она чувствовала людей, порой ощущала их скрытые эмоции, но больше всего девушка сосредотачивалась на их энергии. Мало того, Флора училась забирать частичку этой энергии и привыкать к ней, чтобы быть сильнее не только на Домино, но и Эсперо. Такая идея удивила друзей, ведь Флора никогда не рвалась и не совалась на другую планету. Ей и Музе это было противопоказано из-за наполняющей до крови из ушей негативной энергии. Поэтому, однажды попав туда и едва не распрощавшись с жизнью, Флора стойко решила сделать себя сильнее. И ещё для того, чтобы больше никогда не унижаться и не принимать собственное поражение, как это уже случилось. Но вспоминать она это не хотела и не стала бы даже под угрозой смертной казни. Ужасно, что её смертная казнь теперь поселилась с ней под одной крышей и не вспоминать теперь не получится хотя бы потому, что Огрон сам будет припоминать. А свой триумф и победу, Флора знала стопроцентно, он не забывал, не забывает и не забудет никогда.