*Ричи*
— Как день прошёл? — донёсся женский голос с кухни, где Мэгги Тозиер безуспешно пыталась приготовить полноценный ужин. Готовила она так себе, но сказать ей об этом никто не решался, видя, какой восторг приносит ей готовка. — Опять в Пустоши играли? Я же говорила тебе, не ходить на эту свал- Ох, Господи-Боже мой! Женщина, осеклась, увидев сына в таком состоянии — грязные волосы и одежда, измазанные в чем-то липком и вонючем, что она не сразу почувствовала, окружённая запахами еды; разбитые коленки и поцарапанные локти; вновь разбитые очки и синяк на скуле. Да Ричи еле на ногах держался! В голове парня пролетела мысль о том, что если это его мать так отреагировала на появление чада в таком виде, то что достанется бедному Эдди, с его-то мамашкой-терминатором! Но додумать эту мысль ему не дали — Мэгги брезгливо, но крепко схватила сына за локоть и поволокла в ванную комнату. Ричи и не сопротивлялся, только для вида немного по-упирался, а затем позволил разъяренной матери затолкать его в уборную. Миссис Тозиер быстро сбегала в его комнату за чистой одеждой и, бросив комок белья на белую крышку унитаза, стоявшего в той же комнате, прямо напротив ванны, унеслась обратно на кухню. Ричи знал, что сейчас она брезгливо помоет руки, причитая о том, какой непутевый сын ей достался, а затем, всё также причитая, вернётся к прерванному занятию — готовке. Балабол же тем временем разделся и залез в заранее наполненную ванну. Он сполоснул мочалку, и начал смывать с себя следы сегодняшнего дня, скрипя зубами каждый раз, когда гель для душа или шампунь попадал на свежую рану на руке, оставленную куском битого стекла, грозившую остаться с ним до самой смерти. «Прикольные такие мысли» Вечером, уже после ужина, который был на удивление неплох, о чём он и сообщил матери, и нервотрёпки от неё, Ричи сидел у себя в комнате, на кровати и предавался своим самым невеселым мыслям. Отцу Миссис Тозиер о похождениях сына рассказала, как только тот переступил порог. И перед ужином Мистер Тозиер провёл с Ричи «воспитательную беседу», как он их называл, во время которой рассказывал ему о том, как опасно в последнее время в городе, и что нельзя вот так вот просто шляться по Пустоши, а потом заявляться домой в подобном виде. — Да брось, пап, я так вонял, что на меня бы не то, что не напали, даже близко бы не подошли! От меня ж несло, как от трусов дедушки Шона! — беспечно отшутился тогда Ричи, прекрасно понимая, что не может сказать папе, что в городе больше не опасно, а то возникнут вопросы. — Ты тут шутки шутишь, Ричард, а в городе детей убивают, — строго заметил Мистер Тозиер, и решив, что с Ричи хватит на сегодня, отпустил его в комнату. Он редко называл сына полным именем, только когда был очень зол, и хотя по нему тогда не видно было, он был действительно рассержен. Ричи это понял, и сразу слинял, но теперь, вспоминая этот разговор, он думал, когда же люди в городе поймут, что опасность миновала? Когда успокоятся и перестанут следить за каждым шагом своих детей? Через неделю? Месяц? Год? Голос в голове подсказывал, что никогда. Никогда эти люди не забудут трупы детей, найденные в водостоках и лица их родителей на похоронах. Никогда не будут спать спокойно, никогда не будут уверены, что это не начнётся снова. И Ричи знал, что сам тоже не будет уверен. Даже если он, как и планировал, уедет из Дерри по наступлению совершеннолетия, он все равно не забудет тела детей, кружащих, словно мухи, под потолком той самой пещеры, в которой решилась их судьба. Не забудет безжизненные глаза Беверли, чьи ноги едва отрывались от воды, голова была запрокинута назад, а рот открыт в немом крике. Не забудет воплей Эдди, когда тому вправляли руку, сломанную в стычке с клоуном. Ничего не забудет. Никогда. Это навечно останется с ним в кошмарах, преследующих его каждую ночь с тех пор, как Майк — последнее звено — присоединился к Клубу Неудачников. Честно решив завязать с мрачными мыслями, Ричи расправил кровать и забрался под одеяло. «Чудовище мертво — теперь никто нам не угрожает», — думал Ричи перед тем, как закрыть глаза и попытаться заснуть, что впрочем, плохо ему удалось — заснул он только часа в два ночи.*Беверли*
Открыв глаза где-то около 6:50 утра, Беверли завизжала от вида собственной комнаты — стены были обшарпаны, на них, то тут, то там, зияли дыры, так что девушка видела ванную комнату со своей постели, обои на уцелевших участках облезли и поблекли, будто им было не меньше двадцати лет, вся мебель в комнате будто тоже состарилась как минимум на полвека. Беверли села на кровати и поняла, что вместо одеяла укрывалась рваным клетчатым пледом, в котором точно водились блохи или даже клопы. Плед выглядел так, будто не одна старуха умерла, кутаясь в него. От такого сравнения сердце Бев забилось где-то в горле. Девушка резко отбросила плед в сторону и вскочила на ноги, оглядываясь по сторонам, в надежде, что сейчас это всё окажется сном или галлюцинацией на нервной почве. Но ничего не исчезло, зато под босой ногой, уже покрытой занозами, что-то хрустнуло, и Беверли отскочила в сторону, боясь, что деревянный пол сейчас провалится. Откуда-то из-за двери, дальше по коридору, послышался визг. Беверли ринулась к выходу из комнаты, сообразив, что кричит её мама. Мать и дочь одновременно выбежали из своих комнат и развернулись друг к другу, тяжело дыша от ужаса. Беверли немного успокоилась, убедившись в том, что её мама в порядке, но не надолго — под Миссис Марш подломился пол и она, взвизгнув, полетела вниз.