Тен-Тен пишет роман

      Ио Номика запрокинул голову и, щурясь, взглянул на обжигающее солнце, на несколько секунд занырнувшее за тонкую пелену полупрозрачного облака. День был хорошим, жарким. После отметки об окончании миссии у Старейшины молодой шиноби был совершенно свободен и с удовольствием прогуливался по зеленым улочкам деревни, время от времени встречая знакомых и останавливаясь поболтать. Проходя в отдалении мимо полигонов, он невольно повернул голову, выискивая взглядом любопытную ему пару девчонок лет десяти, которые упорно занимались каждый день и заканчивали тренировки спаррингом. Одна из них, из семьи Тиба, отличалась необыкновенной скоростью ведения ближнего боя, а другая изо всех сил старалась ее догнать. Однажды заинтересовавшись, Номика еще несколько раз обращал на них внимание и заметил, что вторая девочка весьма упорна и делает успехи. Он все ждал, когда же она победит.       Вот и сегодня девочки сражались, пытаясь достать друг друга крепкими кулачками. Тиба Таюши, одетая в розовый кейкоги, все еще имела большое преимущество и вынуждена была сдерживаться. Вторая девочка, в шортах и темно-синей футболке с тремя белыми звездами на груди, так напрягалась, что напоминала натянутую струну, которая вот-вот лопнет. Номика невольно изменил маршрут и приблизился к краю тренировочной площадки. Здесь стояла очень высокая женщина с водопадом серебряных волос, сплетенных между лопаток и выпущенных ниже, и надменным лицом. Когда девочка в синей футболке пропустила удар и упала, женщина поджала губы и покачала головой.       — Добрый день, госпожа Инари, — обратился к ней Номика.       — Здравствуй… Номика, кажется? Ты ведь бывший ученик Као?       Юноша поклонился. Као и Инари когда-то находились в составе одной команды, а затем часто выполняли сложные миссии вместе.       — У тебя ко мне какое-то дело?       — Нет, госпожа, я заинтересовался поединком. У этой девочки, похоже, большой потенциал.       — Конечно, дети называют ее Рюсэй.       — Я имел в виду другую девочку: ту, в синей футболке.       Инари неопределенно хмыкнула.       — Ее зовут Масари Кенара, она моя племянница.       — О, я не знал.       Представители семьи Масари, будучи прямыми потомками основателей клана Гинпатсу, обычно отличались серебряным цветом волос. У Кенары волосы были русые.       — Я заметил, что она не сдается и каждый раз применяет новые приемы. К тому же ее скорость ближнего боя растет на глазах.       — Этого, к сожалению, недостаточно, — ответила Инари. — Тайдзюцу никогда не было сильной стороной нашего клана, ей бы стоило сосредоточиться на ниндзюцу.       — Стихии Ветра?       — У нее нет склонности к техникам этой стихии, зато она освоила пару ниндзюцу Стихии Земли, что не свойственно не только Масари, но и в принципе большинству шиноби Звездопада.       — Я специализируюсь на техниках Стихии Земли, — скромно заметил Номика.       Инари с интересом посмотрела на него.       — Правда? Редкие способности. Погоди-ка, я вспомнила тебя... Ты сильно отличился на поединках во время экзамена на чунина десять лет назад. Ближний бой, земляные клоны и, кажется, каменные пули?       — Я называю эту технику Шрапнель.       — У тебя нет учеников?       — Мне ведь только двадцать два, я еще не успел обзавестись учениками. — Номика улыбнулся, отчего на загорелой коже по бокам от губ появились добрые морщинки.       Действительно, это тот самый парнишка, которого ей рекомендовал Као!       — Самое время, — отрезала Инари. — Я хочу, чтобы ты стал наставником моей племянницы. Похоже, ты можешь научить ее тому, в чем я не слишком преуспела.       — Я бы этого хотел, — ответил Номика, — но сам бы никогда не решился предложить подобное. Благодарю вас за доверие, Инари-сан. — Он поклонился.       Инари давно подумывала о том, чтобы найти племяннице другого наставника, а самой полностью сосредоточиться на успехах Нинаки; и дело было даже не в иной специализации, а в удивительной несхожести характеров учителя и ее ученицы. Кое в чем они, правда, были похожи: обе обладали завидным упрямством. Самой же несносной чертой Кенары было ее стремление все подвергать сомнению и общаться со старшими на равных.       «Номика ей подойдет: разница в возрасте у них не так велика, он прост в общении и не обидчив. И если он сможет поделиться с ней опытом в управлении Стихией Земли, это можно будет считать успехом», — так рассуждала Инари.       Кенара подходила к ней с довольно унылым лицом, пытаясь подавить вздох: она готовилась выслушивать наставления, которые ничего не значили в ее глазах, так как исходили отнюдь не из уст мастера тайдзюцу.       «Я еще ничего не сказала, а она уже противится», — раздраженно подумала Инари.       — С сегодняшнего дня твой наставник — Ио Номика, — сказала она. — Можете познакомиться и приступать к тренировкам.       Тетя ушла, а молодые люди остались разглядывать друг друга в неловком молчании. Номика добродушно улыбнулся, напомнив себе, что имеет дело с ребенком, и тем самым поборов смущение.       — Я, конечно, не выдающийся шиноби и сам довольно молод, но постараюсь научить тебя некоторым приемам. Думаю, тренируясь вместе, мы быстрее достигнем результата.       — Вы, значит, боец ближнего боя? — спросила Кенара. Она говорила серьезно, как будто совсем его не стесняясь и не замечая разницы в возрасте. Только вежливая форма обращения свидетельствовала о том, что она все-таки признает эту разницу.       Номика меньше всего был склонен внушать кому-либо почтение, поэтому его совсем не оскорбил пристальный изучающий взгляд ученицы. Наоборот, что-то очаровательное заключалось в этой детской серьезности.       — Да, и я с радостью научу тебя техникам Стихии Земли.              С этого дня Номика и Кенара тренировались вместе почти каждый день — за исключением тех дней, когда кто-то из них находился на миссии, а это случалось не так уж часто. Девочка полностью сосредоточилась на техниках ближнего боя, довольно быстро освоила дзюцу земляных клонов и шрапнель из камня, хотя дальнобойность последней оставляла желать лучшего. Ее сила и скорость возрастали по мере увеличения запаса чакры. Изнурительные физические упражнения повышали выносливость. Номике пришлось освежить в памяти теоретическую часть, а также регулярно проводить в библиотеке некоторое время, чтобы иметь возможность отвечать на многочисленные вопросы его ученицы и удовлетворять ее любопытство. Она стала отличным спарринг-партнером, так как догоняла его быстрыми темпами и не давала расслабиться. В силе она ему уступала, а вот в скорости практически нет.       Порядком устав от затянувшегося боя, Номика решил его закончить: схватил ученицу за кисть руки и за талию и перебросил через себя. Кенара, перекувыркнувшись через голову, упала на спину, не успев выставить ноги, но тут же снова вскочила.       — Ну уж нет! — рассмеялся Номика. — Проиграла так проиграла. Даже если ты побыла на земле всего секунду, твои лопатки все же ее коснулись, а это значит, что победа за мной…       — Номика! — раздался звонкий женский голос, и оба — учитель и ученица, — повернув головы, увидели на вершине холма Фукуда Кайсу.       «Крутой прикид, умное лицо», — так охарактеризовала ее про себя Кенара. Кайса была одета во все черное, что очень шло к ее темным волосам, за исключением кроваво-красной портупеи из скрещенных на груди ремней. Взгляд был острым, что несколько смягчалось насмешливой улыбкой и слегка опущенными ресницами. Куноичи смотрела только на Номику, лишь раз стрельнув глазами в сторону его ученицы. Кажется, она не собиралась спускаться с холма, а ждала, пока молодой человек поднимется к ней.       — Если мы закончили, то я пойду, — сказала Кенара.       Номика кивнул, не отрывая глаз от Кайсы. Девочка пожала плечами и в пару прыжков достигла вершины холма, чтобы перебраться через нее и выйти к дороге. Невольно она повернула голову и еще раз взглянула на стоявшую в нескольких шагах от нее куноичи. За спиной, в ножнах, прикрепленных к портупее, красовалась великолепная катана, по ее рукояти темно-красной змейкой вилась лента с вышитыми иероглифами. Кенаре удалось разглядеть лишь отрывок фразы: «…сгорая, угасая…», затем она побежала к дороге.       — Иди сюда, — тихо произнес Номика.       Кайса усмехнулась и спрыгнула вниз, упруго приземлившись на изящные ступни. Молодой человек обхватил ее за талию и крепко прижал к себе, целуя чуть подкрашенные губы. Он опустился на траву, потянув девушку за собой и ища пряжку на ее ремне, чтобы привычным движением стащить с нее оружие.       Выбежав на дорогу, Кенара обнаружила, что забыла свою фляжку. Она довольно быстро вернулась, но зрелище, которое открылось ей с холма, заставило ее залиться краской и повернуть назад с еще большей решимостью: ее учитель посредством сильного захвата подмял под себя Кайсу и целовал ее шею самым бесстыдным образом, явно намереваясь добраться до того, что скрывалось дальше под шелковой черной рубашкой.       «Хоть бы постыдились», — подумала было Кенара, но так и не решила, чего именно стоило бы стыдиться двум свободным молодым людям, явно влюбленным друг в друга и достигшим возраста вступления в брак.       «Ладно, — вздохнула она, — он мог бы выбрать кого и похуже, а с этой девушкой явно встречается не из жалости. Хороший захват…»              Свой тринадцатый день рождения Кенара встретила в гипсе: Номика сломал ей пальцы. Точнее, юная куноичи сломала указательный и средний пальцы, отрабатывая удар на каменной защите учителя. Номика создавал два больших камня, которые вращались вокруг его тела и быстро меняли свою траекторию, подставляясь под вражеский кулак. Нинаки, старшая сестра Кенары, будучи медиком, немного подлечила ее, но не до конца, позволяя девочке усвоить урок, чтобы не действовать в следующий раз опрометчиво.       Номику, который не находил себе места и не знал, чем облегчить страдания подопечной, никто не винил. Даже если он и был в чем-то виноват, то расплатился за это своими переживаниями сполна.       Молодые люди втроем сидели на диване в гостиной в особняке Масари. Нинаки закончила перевязку и, собрав на поднос остатки гипса и куски бинта, вышла из комнаты. Номика подсел к Кенаре и взял ее за здоровую руку.       — Очень больно? — виновато спросил он.       Девушка сжала губы, чтобы не рассмеяться, и решительно покачала головой.       — Совсем уже не больно, сэнсэй, вам не нужно переживать: Нинаки меня почти что вылечила.       Номика отпустил ее руку и сделал строгое лицо.       — Ну, раз все в порядке, то я могу тебя отчитать. Почему ты не сказала, что тебе передали письмо для меня?       Кенара смутилась.       — Я собиралась вам его отдать, только вечером. Раз оно подписано рукой Кайсы-сан, значит ничего плохого не случилось, ведь так?       — Даже если и так, то это не оправдание. Если ты хотела, чтобы я прочитал его только вечером, чем ты планировала, чтобы я занялся днем? Думаю, что планы отменились? — Он кивнул на перебинтованную руку.       — Хотела, чтобы вы угостили меня обедом в гриль-баре по случаю моего дня рождения, — опустив голову, едва слышно произнесла Кенара.       Номика, конечно, не мог на это обижаться.       — И чем бы помешало письмо? — по инерции проворчал он, хотя уже не был сердит.       — Да вы бы думали все время только о Кайсе-сан и торопились бы домой, чтобы бесконечно перечитывать ее письмо, покрывать его поцелуями и прочее.       — Покрывать поцелуями?! — смутившись, воскликнул Номика.       — И прочее?.. — бледнея, выдавила из себя Нинаки, бессильно опершись плечом о косяк двери.       — Да откуда я знаю, — пожала плечами Кенара.       — Немедленно извинись перед учителем! — Нинаки подлетела к сестре и схватила ее за плечо.       Кенара, повинуясь толчкам сестры, низко поклонилась.       — Прошу прощения, Номика-сэнсэй, за мою дерзость и бесцеремонность, — монотонно произнесла она давно заученную фразу.       — Н-ничего… — пробормотал учитель, более смущенный вмешательством Нинаки, чем неуместными замечаниями ее младшей сестры.       Впрочем, Нинаки тоже чувствовала себя неловко и вскоре поспешила покинуть своих неприятных собеседников, чтобы навестить тетю Инари, занятую в Ратуше, и рассказать ей о переломе и пробелах в воспитании Кенары.       Номика, во избежание всяческих подозрений, решил прочитать письмо при свидетелях, отвернувшись, правда, к окну. Кенара от нечего делать ковыряла пропитанный гипсом бинт, отдирая его от остальных. Наконец, почувствовав, что прошло уже достаточно много времени, она заерзала на диване. Номика сложил письмо.       — Ну вот, — бледнея, сказал он, — больше я уже не буду думать о Кайсе-сан. Кажется, она довольно неплохо устроилась в Стране Ветра. Настолько, что новых писем не последует.       — Сэнсэй!       — Теперь Кайса — шиноби Деревни Песка. И она больше не Фукуда. Наследник клана Суреми — тот самый, с которым они безуспешно преследовали «Коготь» все эти четыре месяца, — сделал ее своей супругой пару недель назад. По крайней мере, она написала мне об этом сразу после свадьбы. Ну или через пару дней после нее. — Номика горько усмехнулся и убрал послание в карман.       — Вот гадина!       — Кенара!       — Прошу прощения, Номика-сэнсэй, за мою дерзость и бесцеремонность, но, по-моему, она настоящая гадина!              В общем, можно сказать, что Номика стойко переживал предательство своей подруги, но ему было по-настоящему обидно, что все это время Кайса не снижала накала страстей в своих письмах, делая вид, что между ними все по-прежнему. Если бы она охладела к нему постепенно и это нашло отражение в ее посланиях, ему было бы не так больно. В конце концов, Номика не тешил себя иллюзиями, что является пределом мечтаний для этой девушки, да и сам не мог представить с ней светлого будущего. Тихого, уютного будущего в окружении большой и дружной семьи.       В этом же году он потерял свою настоящую семью: его отец, будучи человеком в возрасте и не отличаясь крепким здоровьем, скончался. Кенара была рядом с учителем, молчаливо поддерживала его, осмеливаясь время от времени пожимать ему руку или прижиматься щекой к его плечу. В день похорон девушка проводила Номику, зашла вместе с ним в его маленький домик и просидела с ним до глубокой ночи, слушая его трогательные истории из детства. Учитель немного выпил, наверное поэтому иногда тихонько плакал, быстро смахивая слезы и теша себя надеждой, что никто их не замечает. Кенара вздыхала, не зная, как по-другому дать выход своей жалости. Наконец учитель опомнился и решительно отправил ее домой.       Шел первый час ночи. Еще только подходя к особняку, Кенара заметила свет в окнах первого этажа и поняла, что ее дело худо. Тетя Инари ждала ее с огромным нетерпением, чтобы задать ей великолепную трепку. Девушка стояла, едва разувшись, у порога, низко опустив голову. Она выслушала весь поток упреков с философским спокойствием, но в конце подпрыгнула, словно ужаленная. Угрожающий голос Инари вещал:       — Я давно хотела поговорить с тобой на эту тему, потому что твое поведение стало невозможным и неприемлемым. Тебе идет четырнадцатый год, ты уже девушка по всем возможным критериям, но все еще притворяешься наивной девочкой десяти лет. И я, и твоя сестра уже не раз замечали, как далеко ты зашла за границу допустимого в своих отношениях с господином Номикой. Ты, кажется, не понимаешь — или делаешь вид, — что он молодой мужчина, и пытаешься поступать с ним, как со своими подружками. Это безобразно, отвратительно, это недостойно семьи Масари!       — Что?! Что?! — вскричала Кенара, пораженная до глубины души несправедливостью этих упреков.       — Кенара, но это же правда, — сказала Нинаки. — Вспомни, сколько раз ты говорила про господина Номику вещи… неприличные, о которых девушке не полагается не только говорить, но и думать. А сегодня вы… вы держались за руки. Я еще понимаю Номику-сана — в его горе он мог не обратить внимания на этот факт, — но как могла ты настолько забыться! Кенара, ведь он твой учитель.       — Я знаю это!       — Тогда соблаговоли обратить свой взгляд на стрелки этих часов, — холодно сказала тетя. — Тебе должно быть прекрасно известно, что бывать в доме учителя — да еще в такое время! — неприлично, за исключением самых экстренных случаев.       — Смерть отца — это разве не экстренный случай?!       — Не тот случай, который требует твоего пребывания в доме взрослого мужчины один на один в ночное время! Тем более пребывания, затянувшегося на несколько часов!       — Ты бы еще там до утра осталась, — уныло пробормотала Нинаки. Ей было мучительно стыдно за сестру. Два года изучения этикета коту под хвост! А ведь за практическую часть отвечала как раз Нинаки…       У Кенары глаза полезли на лоб. Да, она задержалась, да, было все не совсем по правилам, но разве могли тетя и сестра сокрушаться столь сильно по такому несерьезному поводу, если только… Если только не подозревали, что есть особая причина для подобного поведения. Неужели они могли подумать, что между ней и учителем… Что она испытывает к Номике…       — Это же… это же Номика-сэнсэй, — пробормотала она и почувствовала, что впервые в жизни еще немного — и ее родные добьются-таки ее слез.       Нужно было срочно что-то предпринять. Одна мысль о том, что такая светлая дружба может быть запятнана подозрениями, вызывала у нее ужас. Она уже представила, как холодно вынужден будет впредь держаться с ней учитель, чтобы не вызывать подозрений. А может, их и вовсе разлучат… И вновь впервые в жизни Кенара переступила через свою гордость и обратилась к родным с мольбой, униженной и жалкой:       — Тетя, Нинаки, я клянусь, что между мной и сэнсэем нет ничего, о чем вы подумали! Я просто жалела его в его горе… Я прошу, очень прошу, не ругайте его: он ни в чем не виноват. Это я взяла его за руку — сама; это я проводила его до дома и утешала его, слушая рассказы про его отца. Он ни в чем не виноват! Сэнсэй отругал меня и отправил домой. Если кто-то и нарушил правила, то это я — я это признаю и готова понести любое наказание. Честное слово, такого больше не повторится!       Инари и Нинаки переглянулись.       — «Ничего, о чем мы подумали»… О, Кенара, эти слова выдают твою испорченность даже больше, чем твое поведение! В том-то и дело, что мы ничего не думали, еще бы мы могли предположить!.. — Инари побледнела от гнева. — Ты даже не представляешь, что воспоследовало бы! Что я была бы за тетя тебе после этого! К счастью, Номика — человек, полностью достойный доверия, который никогда не оскорбит нашу семью. Я теперь знаю его достаточно хорошо, чтобы утверждать это.       «Номика — человек, достойный доверия, — подумала Кенара. — А я? Как же я?»       — Дело именно в твоем неразумном поведении. Ты полностью игнорируешь тот факт, как оно выглядит в глазах общества. Что касается твоего наказания… Ты пробудешь в своей комнате до пятницы, а в пятницу сдашь экзамен по этикету мне и твоей сестре — полностью, все три тома учебника, включая также практическую часть. Спокойной ночи.       Когда Кенара, понурив голову, вышла в коридор, Нинаки подошла к тете и тихо произнесла:       — Как она вступилась за него… Тетя, я не думаю, что между ними что-то возможно, но не влюблена ли она в него? В конце концов, так часто бывает: ученицы влюбляются в своих учителей.       Инари покачала головой.       — Когда влюбляются, моя дорогая, не подшучивают с таким озорством над возлюбленным на предмет его интереса к другой. Если бы она страдала, переживала и мучилась, наблюдая за отношениями и перепиской Номики и Кайсы, я бы первая заподозрила это, но, боюсь, душа твоей сестры намного грубее и проще в этом смысле. Я бы скорее опасалась каких-то неразумных физических контактов, чем платонических чувств. Кенара ведь очень практична, а интереса к романтике я в ней никогда не замечала.       Нинаки с удивлением посмотрела на тетю. «Инари-сан, что вы имеете в виду под неразумными физическими контактами? Чем вы тогда лучше племянницы, которую обвиняете в грубости?» Но Нинаки не могла долго плохо думать об Инари, ей было проще частично согласиться с ней, чем оправдать сестру ценой попрания авторитета тети.              На следующее утро Номика пришел в особняк и тетя Инари заперлась с ним в своем кабинете. Кенара искусала себе все губы. Она, кажется, десять лет жизни отдала бы, чтобы услышать, о чем они говорят. А говорили они вот о чем:       — Инари-сан, я пришел извиниться за свое недопустимое поведение вчера. Прошу вас простить меня, что задержал вашу племянницу: в горе я потерял счет времени. — Номика склонился в низком поклоне.       — Присаживайся, Номика. — Инари указала ему на кресло напротив себя. — Мне жаль, что у тебя есть оправдание, тогда как у моей племянницы его нет. Все эти три с половиной года я пристально наблюдала за тобой и изучала все твои отчеты о миссиях — в силу обязанностей одной из Старейшин, конечно. У меня нет к тебе претензий: ты всегда был и остаешься прекрасным наставником для Кенары. Более того, подозреваю, что всему хорошему, что в ней есть, она обязана если не своей матери, то тебе.       Молодой человек зарделся от такой похвалы, несмотря на то, что считал ее несправедливой.       — Нинаки считает, что я излишне строга, требовательна по отношению к младшей племяннице, но только я вижу ту пагубную сторону ее пути, на которую она может скатиться. Кенара излишне самоуверенна. О нет, — Инари подняла руку, видя, что учитель хочет ей возразить, — не в смысле гордыни или тщеславия. Ее мнение для нее превыше всего. Мнению других людей она не доверяет, так как считает их глупцами или думает, что их опыт не сопоставим с ее опытом. Она упряма. Вы оба извинились за вчерашнее неразумное поведение, но ты извинился, искренне признавая свою ошибку, а она извинилась со снисхождением и притворством. «Я извинюсь, раз уж эти правила для вас так важны», — вот что она думала.       Так как Инари вынуждена была сделать паузу, чтобы успокоиться, Номика позволил себе вставить несколько слов:       — Инари-сан, это, возможно, правда, но в ней просто силен здравый смысл. Ее здравый смысл практичен, с нашей точки зрения — чересчур; то, что для нас является аргументом — например, общественное мнение, — для нее лишь малозначительный фактор.       — Я считаю это возмутительным, — заметила тетя. — Подобное пренебрежение к этикету может быть свойственно выходцу из какого-нибудь семейства крестьян, но не одному из Масари. Защищая честь семьи, мы заботимся о том, как выглядим в глазах окружающих. Разве я не права, ожидая того же от младшей дочери Сирин?       — Вы, конечно, имеете право на подобные ожидания, но Кенара может им не соответствовать. Это не делает ее плохим человеком, — вежливо, но твердо ответил Номика.       — Но это делает ее плохой Масари, — с горечью ответила Инари-сан.              Конечно же, Кенару и ее учителя никто и не думал разлучать — наоборот, Номика казался единственным человеком, к которому она прислушивалась. Он даже мог некоторым образом на нее повлиять.       Со временем характер тренировок изменился. Возникла необходимость сформировать команду из трех человек для участия в будущем экзамене на звание чунина, команду, которая с честью представит Деревню Звездопада. Давление на Кенару усилилось: за два года ей предстояло стать достойным капитаном, так как с совместной подачи тети и наставника именно она заняла место лидера. Ее товарищи — та самая Таюши по прозвищу Рюсэй и близкий друг семьи Тиба, парень по имени Рики, – были талантливыми покладистыми ребятами и не создавали лишних проблем. Кенара с ее техниками Стихии Земли, Таюши с техниками Молнии и первоклассным тайдзюцу и Рики с водными техниками представляли собой довольно сильную команду.       Им как раз исполнилось по шестнадцать лет (Кенаре — за несколько дней до начала экзамена), когда они подали совместную заявку. В начале мая Ио Номика провожал свою команду в Деревню Листа и давал последние наставления:       — Таюши, побольше решимости! Ты очень сильная, я знаю, и сделаешь все, чтобы защитить своих друзей. Рики, ты настоящий мужчина, отличная опора для наших куноичи. Кенара… будь хорошим командиром, от тебя зависит очень многое. Ребята, помните: этот экзамен очень важен для каждого из вас и для Деревни Звездопада в целом, вы должны его сдать, но… только не ценой ваших жизней.       Последние слова он особо подчеркнул, глядя прямо в глаза Кенары. Перед ним стояла серьезная взрослая девушка, хмурый взгляд которой свидетельствовал о понимании всей ответственности. Номика мог полностью положиться на нее.       Теоретическая часть экзамена проходила в Конохе и не представляла для троицы из Звездопада никакой сложности. Затем началась гонка на скорость и выносливость до Пустыни Демона, располагавшейся на территории Страны Ветра. В этой гонке команда Кенары пришла второй после команды из Деревни Листа. В нескольких десятках метров перед ними мелькнули спины трех человек: парня в зеленом трико, подстриженного под горшок, девушки с гладкими темно-каштановыми волосами, заплетенными в оданго, и юноши из клана Хьюга в соответствующем одеянии. Кенара их запомнила и обратила внимание своей команды на них, как на возможных сильных противников.       Второй этап экзамена представлял собой битву за свитки, разворачивающуюся по всей Пустыне Демона, со всевозможными засадами и ловушками.       В середине второго дня команда Кенары двигалась по направлению к башне экзаменаторов, имея при себе оба свитка — Земли и Неба. Это означало, что этап успешно пройден, оставалось только зарегистрировать его окончание. В Пустыне разразилась песчаная буря, и, тогда как другие команды вынуждены были укрыться и ждать, Кенара вместе с товарищами продвигалась вперед благодаря ее умению гасить ветер. Собственно, это была ее единственная техника Стихии Ветра.       Внезапно впереди за пеленой из песка показалось обширное открытое пространство, не затронутое бурей. Напрягая зрение, ребята смогли разглядеть несколько сражающихся людей. Кенара отправила на разведку земляного клона, скрывавшегося под поверхностью песка.       — Черт знает, что там происходит! — проворчала куноичи. — О, кажется, один из них нас увидел… и делает знак «прошу поддержки». У него бьякуган!       Ее клон наблюдал следующую картину: двое шиноби стояли на коленях, их головы были оплетены чем-то наподобие паутины, а над ними нависало странное существо в белом балахоне, по-видимому захватившее их сознание посредством своего гендзюцу. Из груди шиноби выходили цепи, тянущие из них какую-то чудовищную по своей мощи чакру, и передавали ее монаху с сямисеном, сидящему на валуне. Монах играл мелодию, быстро перебирая струны, — очевидно, это была часть его техники. Кенара решила пока не трогать эту компанию, так как не до конца понимала, что именно там происходит.       Рядом сражались трое шиноби Деревни Листа, и именно им требовалось оказать поддержку. Их враги не имели знаков различия и, возможно, вообще не являлись участниками экзамена.       — Девушка с оданго сражается с рыжей куноичи, — быстро объясняла Кенара товарищам, — бой ведется на дальних дистанциях, так что вмешаешься ты, Рики. Помоги девушке с оданго: она осыпает оружием свою соперницу, которая закрывается от ударов клонами из жидкого стекла и мечет иглы. Будь осторожен: иглы могут быть отравлены.       — Таюши, как мастер тайдзюцу, ты вмешаешься в основной бой: там какой-то Хьюга с бьякуганом сражается с человеком в облике ящера. Оба очень быстры, но, очевидно, Хьюга не может пробить шкуру соперника и своей чакрой достать его тенкетсу. Его Джукен бессилен против такого противника. А я вмешаюсь в бой третьей пары… Вперед!       Шиноби Звездопада выскочили из песчаной бури и бросились на помощь товарищам из Деревни Листа. Кенаре предстояло столкнуться с перевертышем: перед ней сражались два совершенно одинаковых парня в зеленых тренировочных костюмах, более обтягивающих, чем хотелось бы. Они дрались врукопашную. В момент короткой передышки Кенара прыгнула и встала между ними.       — Шиноби Листа, я пришла к тебе на помощь, — сказала она, посмотрев сначала на одного, потом на другого. Они даже отреагировали одинаковым радостным восклицанием. — Начнем с тебя! — Кенара повернулась к тому, кто стоял справа от нее. — Проверка: сколько фонарей располагается вдоль центральной улицы Конохи?       — Э… Если считать с одной стороны или с обеих? — чуть удивленно ответил парень.       — С одной, — строго сказала Кенара.       — Но я… я не знаю!       Куноичи молниеносно подскочила к нему и ударила в живот. Парень отлетел на несколько шагов, задохнувшись, упал на песок, а потом закашлялся. Кенара выпрямилась. Уперев руки в бока, она повернулась спиной ко второму из сражающихся и наставительно заметила:       — Настоящий шиноби Листа должен знать такие вещи.       В то же мгновение в спину ее вонзился кунай, но Кенара исчезла — это был лишь теневой клон. Выдавший себя противник вскрикнул: в его лодыжки крепко вцепились показавшиеся из песка руки земляного клона. Прямо из песка впереди него выскочила Кенара и одним мощным ударом закончила бой: противник со смятой грудной клеткой отлетел в сторону и уже не поднялся. Куноичи подбежала к парню в зеленом и помогла ему сесть.       — Прости, — сказала она. — Удар должен был быть сильным на случай, если попадет в того, кого надо. Как тебя зовут?       — Рок Ли. А сколько фонарей на самом деле? — Круглые глаза с любопытством смотрели в ее лицо.       — Сто сорок три — в Деревне Звездопада, — серьезно ответила Кенара. — А про Лист мне ничего неизвестно…       В то же мгновение она бросилась на Ли, опрокинув его обратно в песок. Над ними пролетело грузное тело человека-ящера, получившего двойной мощный удар совместно атакующих Хьюга и Таюши. Кенара вскочила на ноги и сделала движение пальцами. Ее земляные клоны оплели множеством рук чешуйчатое склизкое тело, но противник, издав грозный рев, вырвался из них. Куноичи выхватила из сумки кунаи со взрывными печатями и метнула их в ящера. Он не успел уклониться, но взрывы как будто не оставили на его шкуре никаких повреждений. Таюши и парень из клана Хьюга подскочили и встали рядом с Кенарой.       — Непробиваемый! — воскликнула Таюши.       Кенара стрельнула глазами в сторону подруги. «Как смотрятся вместе!» — невольно подумала она про себя. В самом деле, молодые люди действовали синхронно, демонстрируя свое мастерство, и это производило самое лучшее впечатление. Молодой Хьюга понравился Кенаре с первого взгляда, и именно поэтому она решила держаться от него по возможности подальше. Он был крепким, чуть выше нее ростом (Кенара считалась высокой), больше всего ей приглянулись его длинные темно-русые волосы, такие аккуратные, несмотря на роспуск, классическое одеяние клана — светло-серые одежды, — и, конечно, глаза. Удивительно прозрачный и чистый бьякуган без видимого зрачка. Таюши, воплощенная женственность и красота, с ее теплыми, огромными карими глазами и отличной фигурой составляла ему достойную пару. Сражаясь бок о бок, они словно дополняли друг друга.       Позволив молодым людям продолжать действовать вдвоем, она прыгнула в сторону и побежала на помощь Рики. Девушка с оданго, использовав большую часть своих свитков с оружием, немного отступила и стояла на бархане, пытаясь выровнять дыхание после напряженного боя. Рики сражался с ее противницей, атакуя водяными бомбами из пасти Дракона.       — Масари Кенара, — произнесла куноичи Звездопада, приземлившись в прыжке рядом с куноичи Листа.       — Тен-Тен, — ответила та, поворачиваясь к ней.       — У вас тут жарко…       — Надо поторопиться, пока тот монах с сямисеном не прикончил Казекаге Гаару!       — Ого! Это сам Казекаге! А кто с ним рядом?       — Шиноби из Деревни Водопада, Фуу. Никак не могу одолеть ту девушку со стеклянными техниками: она постоянно угрожает своими иглами и может вызывать очень острые кристаллы из-под песка, так что будь осторожнее с прыжками.       — Спасибо! Поторопимся… — Кенара ушла под землю.       Выждав удобный момент, когда Рики атаковал водяными снарядами и отвлек на себя внимание, куноичи выпрыгнула на поверхность. Ее земляные клоны нейтрализовали стеклянных, сама же Кенара мощным апперкотом подбросила противницу высоко вверх. Водный Дракон, созданный Рики, метнулся вперед и поймал девушку в свою пасть.       — Готова! — воскликнула Тен-Тен.       — Ты займись тем странным существом в балахоне, — сказала ей Кенара, — нужно вывести пленников из-под действия гендзюцу. А я попробую кое-что…       Подобрав несколько игл, она побежала туда, где с человеком-ящером сражались Таюши и молодой Хьюга.       — Никак не пробить? — спросила Кенара, встав рядом с ним. Таюши в это время пыталась провести атаку.       Хьюга мотнул головой.       — И кунаями?       — Не удается его задержать, а когда он двигается, кунаи соскальзывают. У него толстая шкура, вдобавок покрытая слизью, от которой остаются химические ожоги.       — Может, это? — Кенара показала ему иглы. — В самое уязвимое место… Там, где нет шкуры.       Хьюга взял из ее руки пару игл и сложил их вместе.       — Нужно занять его лапы, — коротко сказал он.       — Поняла! — Куноичи метнулась вперед, на ходу складывая печати и создавая теневого клона.       Проскользнув мимо Таюши, она сделала захват правой руки монстра, а ее клон — левой. Ящер легко поднял ее над землей и готовился отшвырнуть неожиданную помеху, как вдруг к нему подскочил Хьюга и в эффектном развороте с размаху вонзил ему двойную иглу в левый глаз. Ящер взревел и далеко отбросил Кенару и ее клона, а потом как будто осел, вновь приобретая человеческую форму и, наконец, свалился на песок без сознания.       — Сонно-паралитический яд, пахнет мерзко, — сказала Кенара, слегка оглушенная ударом, с трудом поднимаясь на колени. Хвост ее съехал набок, челка топорщилась. Лицо и одежда были покрыты зеленой слизью и песчаной пылью.       Хьюга ничего не ответил: он и его команда уже сражались с монахом. Всего через несколько минут существо в белом балахоне и монах с сямисеном были повержены, а Хьюга с помощью Джукена перерубил цепи, тянувшие чакру. Казекаге и Фуу приходили в себя.              По окончании экзамена команды собрались возле башни, чтобы отметиться и послушать речь Казекаге. Второй этап завершился раньше из-за песчаной бури и нападения на Гаару. Наступила ночь второго дня, по темно-синему небу проплывала огромная оранжевая луна. Каге объявил об отмене третьего этапа — этапа поединков. Решение о присвоении звания чунина должны были принимать Каге и Старейшины деревень на основании отчетов об экзамене. Так получилось, что в толпе генинов обе отличившиеся команды столкнулись друг с другом. Кенара уже немного привела себя в порядок, но оживление, охватывавшее ее в бою, спадало в обычной жизни, так что она несколько смущалась и не могла толком поддержать беседу.       — Думаю, звание чунина у нас в кармане, — улыбнулась Тен-Тен. — Повезло, ребята, что мы все встретились в нужный момент.       Хьюга Неджи хмыкнул и сложил руки на груди. Впрочем, он улыбался улыбкой, которую вполне можно было счесть довольной. Оба командира не особо горели желанием поболтать, так что инициативу взяли на себя их товарищи.       — Мы хорошо сработались, — пропел нежный голос Таюши, и на ее щеках заиграли ямочки. Она обратилась к Неджи: — Вы, наверное, не очень ожидали получить помощь?       Хьюга, не имея желания отвечать на бессмысленный вопрос, равнодушно пожал плечами.       — Надо полагать, ожидали — с того момента, как обнаружилось наше присутствие, — заметила Кенара, делая над собой усилие.       Неджи, вспомнив свой знак «прошу поддержки», показанный Кенаре посредством особым образом сложенных пальцев, уловил в ее ответе некоторую иронию и усмехнулся.       — Ваше совещание затянулось настолько, что я почти потерял надежду.       — Только не думайте, что мы сомневались! — воскликнул Рики. — Мы обсуждали тактику.       — Тактику, согласно которой ваш капитан носился по всему полю боя, вмешиваясь во все события разом? — Сказано это было без улыбки, так что то, что задумывалось как добродушная ирония, прозвучало как упрек.       Кенара смутилась и почувствовала к Неджи некоторую неприязнь. В чем-то он был прав.       — Да ладно вам, мы же победили! — возмутилась Тен-Тен. Зачем было без нужды нагнетать обстановку в столь радостный день?       Но Кенара, задумавшись о собственных недостатках, выпала из беседы. Неджи, окинув ее внимательным взглядом, также предался размышлениям. На самом деле ему был симпатичен человек, настолько увлеченный своим делом. Ее быстрые, решительные действия все же не имели ничего общего с бестолковой суетой. Везде, где она успела благодаря своей необыкновенной скорости оказаться, она стала полезной.       Неджи вызывал у нее восхищение как капитан: его команда действовала особенно слаженно и мастерски на последнем этапе, сам он, продемонстрировав великолепный Джукен, окончательно решил дело. Кенара вспомнила, что слышала об этом человеке от тети и сестры: с Хьюга они находились в дальнем родстве, самого Неджи в семье и в Конохе называли гением клана. «Наверное, я и правда в его глазах выгляжу дилетантом, плохим командиром. У шиноби Листа намного больше возможностей бывать на миссиях, они гораздо опытнее нас». — И то, что представлялось удачной демонстрацией силы и командной работы, вдруг стало казаться Кенаре серией промахов, которые лишь благодаря определенному стечению обстоятельств обернулись успехом.       Что теперь сказала бы тетя Инари по поводу ее самоуверенности?              Глубокой ночью в одном из кабинетов башни шестеро шиноби сидели в креслах за овальным столом и, изредка переглядываясь, составляли отчеты о прошедшем экзамене. По воле случая они оказались в самом центре заговора против Казекаге Гаары, и теперь для расследования спецслужбы Деревни Песка требовалось описать произошедшее как можно подробнее. У входа в помещение стояли Темари, сестра Каге, и специальный агент Суреми Кайса, посвятившая значительную часть своей карьеры в Стране Ветра погоне за бандой «Коготь», обезвреженной во время экзамена совместными усилиями генинов Листа и Звездопада. Кайса усмехалась, хотя была оскорблена до глубины души несправедливостью сложившейся ситуации. Она разглядывала из-под ресниц Масари Кенару, которая за прошедшие шесть лет из девочки превратилась в высокую стройную девушку с гибким, хорошо развитым и натренированным телом. Правда, щеки ее уже не были такими по-детски пухлыми, но привычка хмуриться осталась при ней. Как ни странно, привычка эта не вредила ее лицу — наоборот, придавала особое выражение блеску темно-синих глаз. Даже нелепая одежда в виде слишком широких штанов и обрезанной рубашки не могла испортить общего впечатления. А хуже всего было то, что Кенара не обращала на нее внимания, делала вид, что не узнает ее!       Кенара быстро писала, составляя как можно более четкие формулировки, и закончила раньше других. Но и тогда она даже не взглянула в сторону Кайсы, а сидела, выпрямившись, сложив руки на столе и глядя прямо перед собой. Напротив нее как раз расположился Хьюга Неджи; однажды оторвавшись от бумаги и встретив пристальный взгляд куноичи, он принял его на свой счет и несколько смутился. На самом деле Кенара думала об учителе и о том, какая обида была нанесена ему три года тому назад. С тех пор после Кайсы он больше ни с кем не встречался, что было странно для такого симпатичного неглупого мужчины его возраста.       Неджи закончил отчет, аккуратно сложил его и поднял глаза. Теперь Кенаре пришлось смотреть в сторону.              Старейшины Деревни Звездопада получили самые лестные отзывы о команде, выставленной на экзамен. Рики, Таюши и Кенаре были присвоены звания чунинов. Даже тетя Инари была удовлетворена результатом, хотя похвала ее прозвучала примерно так: «Рада, что ты не подвела товарищей и не опозорилась». Однако в скором времени мир шиноби был взбудоражен очередной войной. От прежних она отличалась тем, что на этот раз шиноби пяти стран объединились, чтобы выступить против общего врага. Инари и Нинаки руководили батальонами бойцов дальнего боя, Номика — ближнего. Кенаре достался один из взводов в составе батальона, подчинявшегося командованию Хьюга Неджи. Им пришлось провести несколько напряженных боев против клонов Белого Зецу, а затем столкнуться с основными силами противника.       Во время сражения с копиями Джуби Кенара получила тяжелое ранение: несколько костей плечевого пояса было переломано, одна — частично раздроблена, куноичи потеряла много крови из обширной открытой раны. Позднее выяснилось, что ее подобрала и оказала ей первую помощь в критический момент наследница клана Хьюга, молодая госпожа Хината. Когда Кенара пришла в себя в палатке медиков, война, продлившаяся трое суток, уже закончилась. Совершенно вылечить ее не могли — на всех больных у ниндзя-медиков попросту не хватало чакры, — так что, немного срастив и восстановив кости, ей обычным способом наложили швы, перелили немного крови и оставили выздоравливать так медленно, как это задумано природой в подобных случаях.       Вскоре ее навестил Ио Номика, очень бледный и легко раненный в руку. Учитель постарался это скрыть, но позднее выяснилось, что он оставил свой батальон сразу же после объявления окончания боевых действий, прибежал в лагерь медиков и не имел ни минуты покоя, пока не убедился, что его ученица идет на поправку. Крепко сжав ее пальцы, он не выдержал напряжения последних суток, зажмурился и прошептал: «Я так боялся тебя потерять…»       — Ну что вы, сэнсэй, я прекрасно себя чувствую, — улыбнулась Кенара обескровленными губами.       Номика вскочил и выбежал из палатки так быстро, словно собирался расплакаться. «Да нет, — сказала себе девушка, — это вряд ли: я же не умерла». Перебирая события последних дней, она убедилась, что стыдиться ей нечего, но и гордиться особо тоже нечем: никаких подвигов она не совершила, ничего выдающегося не сделала. Разве что всячески оберегала свой взвод, пока сама не оказалась при смерти.              Октябрь и ноябрь Кенара провела без тренировок, ожидая, пока кости окончательно срастутся и рана заживет. На этот период выпало немало дождливых дней, так что куноичи по большей части осваивала теорию: ее повысили до джонина, и требовалось сдать Старейшинам устный экзамен. Впрочем, этот статус ничего особо не изменил, так как миссий Деревне Звездопада перепадало по-прежнему мало.       В тот день, когда она вышла наконец из дома и отправилась к своему привычному месту для тренировок, куноичи впервые после войны должна была встретиться с учителем. Номика довольно много времени провел на севере, в отряде с шиноби Песка и Листа, разыскивая и уничтожая остатки клонов Зецу.       Он ждал ее у подножия холма, стоя в одной позе и крепко задумавшись. Фиолетовая форма джонина и жилет темно-кофейного цвета шли ему больше, чем привычная одежда для миссий. Кенара задержалась, разглядывая его со спины, и подумала о том, всегда ли он был таким высоким и широкоплечим? Номика обернулся и увидел ее. Куноичи ожидала, что смуглое лицо его, как всегда при ее появлении, озарит широкая улыбка, но этого не произошло. Уголки его губ лишь слегка дрогнули, брови озадаченно нахмурились. Учитель как будто больше был занят своими внутренними переживаниями, чем тем, что его окружало.       Кенара спрыгнула вниз и выпрямилась. Встреть он ее как раньше, она бы, пожалуй, даже приобняла его после долгой разлуки, но теперь несколько замялась. Номика наконец улыбнулся.       — Вижу, ты поправилась? Рана больше не беспокоит? — Его ясные, светло-зеленые глаза в обрамлении угольных ресниц добродушно сощурились.       «Все-таки все по-прежнему», — радостно подумала куноичи.       — Хочу с тобой драться! — заявила она. — Я уже два месяца без тренировок.       Номика засмеялся и без лишних слов принял боевую стойку. Кенара заняла позицию напротив, но, поднимая левую руку, скривилась от боли.       — Что?.. — Учитель быстро подскочил к ней. — Покажи, шов не кровоточит?       Кенара расстегнула ворот и приспустила рубашку с плеча. Номика склонился над ней, коснулся было нежной кожи у свежего шрама, но тут же одернул руку. Он даже отступил на шаг, а щеки его залила краска. В этот момент его ученица почувствовала себя так, словно сделала что-то дурное. Никогда раньше, нарушая правила этикета, она не испытывала подобного и не могла относиться к ним серьезно. Но теперь это правило — не оголять определенные участки тела без необходимости и не позволять к ним прикасаться — почему-то показалось не лишенным смысла.       — Чтобы кожа не грубела и оставалась эластичной в области шрама, необходимо постоянно разрабатывать руку и плечо, постепенно увеличивая нагрузку. — Номика покачал головой. — Почему сестра тебе не сказала?       — Не то чтобы я спрашивала…       Они никогда прежде не расставались на такой долгий срок: неудивительно, что учитель отвык от нее. Раньше он просто взял бы и растер ей плечо, еще бы и мазь посоветовал и показал, как правильно делать упражнение.       Спарринг пришлось на время отложить, и теперь Номика и Кенара встречались в читальном зале библиотеки, чтобы позаниматься теорией. Куноичи надеялась, что они скоро снова привыкнут друг к другу, но синхронное чтение книг как-то не особенно сближало.       Выпал снег. Учитель откладывал тренировку, как только мог, но и у него в конце концов закончились отговорки.       Они стояли друг напротив друга под низким свинцовым небом, трава под тяжестью белоснежного покрова клонилась к земле. Номика дрался вяло, словно боялся прикоснуться к ней, поэтому довольно скоро пропустил удар в живот. Опрокинувшись, он свез часть снежного покрова, затем вскочил на ноги, отряхиваясь, и засмеялся наигранным смехом:       — Вот видишь, я уже не так хорош, чтобы быть тебе достойным партнером. Пора подыскать тебе другого соперника…       Кенара мотнула головой.       — Глупости! — возмутилась она. — Да вы специально мне поддались!       — Я не поддавался, — грустно сказал Номика, отводя глаза.       Кенара хмыкнула.       — Неправда. Я знаю, как вы можете драться, сейчас вы даже не старались. Жалеете меня из-за раны? Но она уже давно зажила. Соберитесь, сэнсэй, и задайте мне как следует!       — Кенара! — оборвал ее учитель, краснея, и добавил тише: — Прошу тебя, перестань…       Куноичи проводила глазами Номику, от удивления даже не опустив руки, приготовившиеся к защите. Только спустя полминуты она выпрямилась. Не может быть, чтобы она стала сильнее его! Нет, дело не в этом, не стоит себе льстить. Она могла стать сильнее после упорных тренировок, но не после четырех месяцев щадящих разминок. А если он жалел ее, то что в этом постыдного, почему бы не сказать прямо?       На следующий день Номика привел с собой Таюши и попросил ее тренироваться с Кенарой почаще. Обе девушки двигались очень быстро и демонстрировали восхитительное тайдзюцу. Поначалу казалось, что ни у одной из них нет преимущества. Номика вдруг поймал себя на том, что смотрит на одну лишь Кенару. Серая безрукавка полностью открывала ее загорелые крепкие руки, тренировочные штаны не скрывали очертаний стройных сильных ног, при определенных движениях под футболкой прорисовывалась тонкая гибкая талия. Она вся была словно выкована из какого-то удивительно прочного, но упругого металла, ее тело летало и, казалось, если она пропустит удар, с ее кожи сорвется сноп золотистых искр…       Таюши после комбинации с подножкой оказалась на земле.       — Хватит! — смеясь, воскликнула она. — С тобой стало опасно иметь дело…              Номика понимал, что поддается безумию, и изо всех сил пытался бороться с ним. Кенара была младше него на целых двенадцать лет, но он всегда считал ее взрослой не по годам. Еще будучи ребенком, она поражала его развитой логикой и здравым смыслом, серьезным — в сравнении со сверстниками — практическим умом. Однако это не делало богаче ее жизненный опыт и не позволяло перешагнуть через необходимые этапы взросления. Насколько ему было известно, Кенара еще никогда не влюблялась и была совершенной девочкой во всем, что касалось романтических отношений. Можно ли считать, не лукавя, что тридцатилетний мужчина и восемнадцатилетняя девушка ждут от любви одного и того же? Он слишком хорошо знал ответ на этот вопрос.       Кенара происходила из самой благородной семьи Деревни Звездопада, восходившей корнями к великому клану Гинпатсу. Предки Номики даже не были шиноби. Он смог обучаться управлению чакрой лишь благодаря доброте Као-сэнсэя, случайно обратившего внимание на его способности. Как джонин он получал определенное жалование, но его было недостаточно, чтобы поддерживать необходимый уровень жизни.       Все это было бы не так важно, если бы Кенара могла ответить взаимностью на его чувства, но об этом он даже не смел мечтать. Природная скромность мешала ему увидеть в себе какие-либо привлекательные качества, способные завоевать симпатию такой девушки.       Добровольное изгнание на север, продлившееся более двух месяцев, ничего не дало. Номика с ужасом обнаружил, что не может общаться с ней как раньше. Шутить и изображать доброго приятеля, тогда как по ночам ему снятся ее теплые губы, раскрытые для поцелуя, и бездонные синие глаза, затуманенные нежностью… Он не мог даже коснуться ее, так как боялся обнаружить перед ней свое смятение. Не мог замедлить сумасшедший бег сердца, когда она стояла слишком близко или заглядывала ему в глаза.       Обычно жизнерадостный, он совсем приуныл. Зима близилась к концу, начинала расцветать весна, но Номика думал лишь о том, что у него нет никакой надежды.              Все же в конце апреля Кенара смогла вытащить его в гриль-бар, чтобы отпраздновать вместе с ним, Рики и Таюши свой восемнадцатый день рождения. Они сидели парами друг напротив друга. По нежным взглядам и ласковым, но робким прикосновениям Номика догадался, что Рики и Таюши начали встречаться. Это сделало их немного более скучными собеседниками, чем обычно, так что иногда, пока на одном конце стола раздавалось счастливое воркование, на другом повисала неловкая пауза. Кенара искоса поглядывала на своего учителя, наблюдая за ним с большим вниманием, чем казалось со стороны.       Как раньше она была уверена, что между ней и ее учителем ничего нет, так теперь, даже не имея опыта в подобных вопросах, она обрела уверенность, что нечто появилось. Оставалось лишь убедиться, что Номика действительно в нее влюблен. Мысль об этом согревала и как будто щекотала ее изнутри: было приятно и любопытно.       Наблюдая за его отстраненностью, тихой задумчивостью и попытками избегать опасных контактов, Кенара вздыхала про себя и жалела учителя. Он был ей слишком дорог, чтобы спокойно смотреть на его мучения. Ее утешала мысль о том, что однажды все обязательно хорошо закончится. Но как?       Рики и Таюши попрощались и ушли. Номика и Кенара молча брели вдоль улицы, все еще запорошенной лепестками цветущих деревьев. Куноичи была очень хороша в своем легком голубом платье и сандалиях. Учитель ее в честь праздника надел брюки и белоснежную рубашку. Девушка улыбалась про себя, думая о том, что прохожие, несомненно, принимают их за пару.       — Пойдем на Юяке? — вдруг спросила она. — Проводим этот день.       Номика кивнул, не в силах отказаться. Они вышли за город и отправились к Сопке Заката. Забраться туда можно было только вскарабкавшись и прикрепляясь к склону с помощью чакры, зато вид стоил того: с сопки было видно великолепное колышущееся море Садов Масари, живописные холмы, покрытые молодой травой, и опускающееся к горизонту пламенное солнце. Молодые люди стояли на широкой проплешине между кустов багульника и любовались бездонным белесо-голубым небом, кое-где зарумянившимся в предвосхищении заката. Наконец они сели прямо на траву.       — Я хотел поговорить с тобой, — произнес Номика, и сердце в груди Кенары подпрыгнуло.       Она кивнула.       — Ты уже достаточно взрослая, и мне, кажется, больше нечему тебя учить. Кое в чем ты даже меня превзошла, в остальном догонишь очень скоро. Думаю, я не могу оставаться твоим учителем и должен отказаться от этой почетной должности.       — Вы всегда будете моим наставником — и не только в отношении техник, — тихо ответила Кенара. Почему он так печален? Может, хочет уехать?       — Только не думай, пожалуйста, что я пытаюсь отдалиться от тебя и прервать… ту связь, которая между нами уже давно образовалась. Для меня это было бы невозможно. — Номика повернулся к ней, охватил ее взглядом и вновь посмотрел на небо. — Ты стала моей семьей, самым родным и близким мне человеком. Я хотел бы, чтобы вместо учителя и ученицы мы сделались друзьями. Это теперь будет больше соответствовать истине.       — Хорошо, — произнесла Кенара. Она хотела услышать больше.       — И раз так, прошу тебя впредь обращаться ко мне по имени и на «ты», хотя это может оказаться непросто.       — Да, это будет непросто, — куноичи улыбнулась, — но я постараюсь. Как бы там ни было, ты останешься моим сэнсэем навсегда.       Номика улыбнулся в ответ, но это была грустная улыбка. Может, он и вправду останется для нее навсегда лишь учителем и только? Так как он замолчал, Кенаре пришлось взять инициативу в разговоре на себя:       — Сэнсэй, ты всегда мечтал о большой семье. Неужели в Деревне Звездопада ни одна девушка не привлекла твоего внимания настолько, чтобы попытаться воплотить эту мечту?       — Может быть, одна… но это невозможно.       — Почему?       — Потому что она превосходит меня всем: талантом, внешностью и умом. К тому же ее родственники ни за что не одобрили бы наш союз.       — Кажется, я знаю эту девушку, — произнесла Кенара, — и ты сильно преувеличил ее достоинства.       Она хотела поднять на него глаза, но не смогла побороть смущение. Номика на несколько мгновений онемел, не зная, что ответить.       — Не может быть, — наконец тихо сказал он, — чтобы ты ее знала…       — Думаю, нужно спросить ее саму, чего она хочет, а не ее родственников. — Кенара, краснея, крутила пальцами травинку и не могла оторвать от нее глаз.       Сердце Номики так сильно билось последние несколько минут, что он не ощущал: может, оно уже совсем остановилось? Не отрывая взгляда от ее склоненного лица (хотя он видел только розовую щеку и темные ресницы), он сказал:       — Кенара, неужели ты бы хотела…       — Да, — ответила девушка и посмотрела прямо ему в глаза.       Номика наклонился к ней и поцеловал одними губами.       — Я люблю тебя, Кенара, — сказал он, — и не могу выразить словами, как ты мне дорога…       — И я тебя люблю, Номика, — куноичи улыбнулась, — ты самый лучший на свете человек.       — Не хочу, чтобы ты обманывалась, — ответил он, все еще очень близко глядя в ее лицо и касаясь пальцами прядей волос, спадающих на лоб и щеки. — Я так далек от идеала… но даю тебе слово, что сделаю все, чтобы ты была счастлива, даже если мне придется для этого умереть.       В его голосе было столько силы, что Кенара затрепетала.       — Ну уж нет, — сказала она, — умирать тебе точно не нужно, — и на этот раз сама поцеловала его.       Это снова был легкий, нежный поцелуй. Номика все еще запрещал себе неразумные порывы, изо всех сил сдерживая тлеющую внутри страсть. Он обнял Кенару за плечи и прижал к себе, и так они сидели какое-то время.       — Как же нам теперь вести себя? — спросила девушка, позволяя ему играть ее пальцами. Номика гладил их и пропускал между своими, время от времени крепко сжимая ее руку.       — Никогда не думал, что посмею сказать это вслух, но я хотел бы, чтобы однажды ты стала моей женой.       — Как скоро?       — Когда ты будешь к этому готова.       Кенара ненадолго задумалась.       — Сейчас апрель, думаю, мы могли бы пожениться в июле.       Рука Номики замерла. Он отстранился и внимательно посмотрел в темно-синие глаза, казавшиеся черными в наступающих сумерках.       — Но ты достаточно серьезна? — спросил он, сдерживая волнение. — Понимаешь, что это значит?       — Я вообще не собиралась выходить замуж — хотела посвятить свою жизнь делу шиноби, — сказала Кенара. — Ты говоришь, что мы поженимся, когда я буду готова, но я никогда достаточно не подготовлюсь. Так пусть лучше это случится поскорее.       — Ты рассуждаешь не как человек, готовый к подобному шагу.       — Почему же? — Куноичи села напротив Номики, чтобы лучше видеть его лицо. — Ты для меня самый дорогой и любимый человек на свете. Единственный родной человек, если не считать тетю и сестру, с которыми мы совсем не понимаем друг друга. И я хочу — очень хочу — прожить с тобой вместе всю мою жизнь.       — Но ты уверена, что любишь меня не как отца или брата, а именно как… мужчину?       — Было бы ужасно испытать что-либо подобное к отцу или брату! — воскликнула она.       Номика очень хотел снова поцеловать ее, но испугался темноты, жара, своих дрожащих рук.       — Нам пора, — сказал он, вставая с земли и крепко сжимая ее пальцы.              На следующее утро Номика проснулся очень рано и особо тщательно привел себя в порядок. К восьми часам он отправился в Ратушу, в кабинет Старейшины Инари. Стоя у порога, плотно закрыв за собой дверь, он обратился к тете Кенары:       — Инари-сама, я должен заранее принести извинения за те гнев и возмущение, которые непременно вызовут мои слова, — он склонился в низком поклоне, — но я прошу у вас разрешения сделать Кенару моей женой.       Инари была так поражена, что ничего не смогла ответить. Она вскочила с кресла, подошла к окну и несколько минут, стоя спиной к Номике, смотрела на улицу. Затем госпожа Старейшина снова села за стол, взяла с него ручку, покрутила ее между пальцами, снова положила на место и, наконец, произнесла, поднимая глаза на Номику:       — Собственно, а почему бы и нет?       Теперь пришла очередь молодому человеку потерять дар речи. Инари предложила ему присесть в кресло напротив.       — Единственное возражение, которое у меня могло бы быть — это твое простое происхождение. Ты достаточно разумный человек, поэтому я говорю прямо. Но в Деревне Звездопада в этом отношении Кенаре в принципе нет равных, даже если она и кажется непохожей на нас. Любой брак, заключенный с шиноби Звездопада, был бы некоторой уступкой. Но… семья Масари сейчас переживает не лучшие времена, всем нам грозит упадок. Я была уверена, что моя младшая племянница из своих эгоистических соображений никогда не согласится связать себя узами брака. Для меня замужество невозможно, а жених Нинаки погиб несколько лет назад — скорее всего, она будет хранить ему верность, несмотря ни на что. Есть еще троюродные сестры, но это побочная ветвь Масари и в них течет недостаточно нашей крови. Нам ли привередничать? Это чудо, что Кенара решилась принять твое предложение!       Инари помолчала минуту, одолеваемая горестными мыслями.       — Но семья выдвинет определенные условия, и главное из них — наследники должны носить исключительно фамилию Масари.       — Я это предполагал, — тихо ответил Номика.       — Когда вы хотели заключить брак?       — Кенара предложила пожениться в июле, но я не уверен, что это было бы правильно.       — Значит, в июле! — Инари хлопнула рукой по подлокотнику кресла. — В данной ситуации лучше не откладывать, чтобы невеста не передумала.       — Если бы я предполагал, что она может передумать, то отложил бы свадьбу на более долгий срок. Такое решение нельзя принимать поспешно.       — Да-да. Но я не припомню случая, чтобы Кенара передумывала, по-моему, наоборот, она всегда с удивительным упорством придерживается принятых решений, даже в тех случаях, когда они далеки от разумного. Что касается твоего дома и доходов, то они слишком скромны, чтобы отвечать если не нуждам самой Кенары, то уровню жизни, достойному моей племянницы. За ней, конечно, будет закреплена ее доля наследства, а также, я думаю, ты примешь в качестве свадебного подарка от меня и Нинаки удобный и полагающийся вам по положению дом?       Номика, если и чувствовал себя оскорбленным, был слишком умен, чтобы показать это. Ему придется пройти через все унижения бедного жениха богатой наследницы, но какое это имеет значение, если в конце он получит Кенару?       — Надеюсь, ты выпьешь со мной, дорогой племянник? — спросила вдруг госпожа Старейшина, извлекая из ящика стола изящную бутылку.              — Номика и Кенара! — воскликнула Нинаки. — Быть не может, чтобы она согласилась выйти замуж!       — Однако это так.       — Но что… что могло привлечь их друг в друге? Конечно, у сестры много достоинств, но я бы сказала, не тех, которые вызывают восхищение у мужчин. Совершенно не тех!       Инари пожала плечами.       — Мы должны радоваться, что она решила связать свою судьбу с единственным человеком, который хоть сколько-нибудь может на нее повлиять. Теперь она будет под присмотром до конца своих дней! — Тетя, вынужденная с самого утра подкреплять моральные силы расслабляющими средствами, на этот раз вместо чего-то покрепче налила себе бокал вина. — Впервые с момента смерти Сирин я чувствую себя так спокойно! Если моя любимая покойная сестра наблюдает за нами из Чистого мира, она знает, что ни разу с тех пор, как Кенара находится под моей опекой, я не засыпала без тяжких мыслей о ней…       Нинаки покосилась на тетю, и ей стало неловко за ее слова. Так радоваться, что перекладываешь ответственность на другого человека! Но неужели Кенара так плоха? В конце концов, ничего ужасного она не совершала — если не считать ужасных нарушений этикета. И ее упрямства. И непредсказуемости. И этой дикой привычки подвергать сомнению каждое услышанное слово… Куноичи мотнула головой, отгоняя неприятные мысли, и сказала:       — Но будут ли они счастливы? Все-таки такая разница в возрасте и характерах…       Тетя вспомнила, что хотя бы ради приличия нужно обсудить и эту сторону вопроса.       — В том, что им хорошо друг с другом, я не сомневаюсь. Они не разлей вода с самого первого дня знакомства. Номика меня удивляет, конечно, но с ним не возникнет проблем: он покладистый и ответственный человек. А также первоклассный шиноби, что очень важно для будущих наследников. Хм, точно так же было с вашим отцом. Тэйкен ведь был никем… То есть, он стал выдающимся шиноби, конечно. Его родителей никто не знал, он был усыновлен архитектором Симидзу в столице, а потом принят в лоно семьи Масари.       — Это правда. Кенара очень похожа на отца.       — К сожалению, да. В ней не так много крови Гинпатсу, а у ее будущих детей она будет еще сильнее разбавлена.       Нинаки почувствовала глубокую печаль в словах тети. Как бы то ни было, время расцвета клана Гинпатсу давно миновало.       — И все же это решение кажется мне поспешным, — с сомнением в голосе сказала она. — У сестры так мало опыта… Не лучше ли отложить свадьбу хотя бы на год и отправить Кенару в Деревню Листа? Там она познакомится с новыми людьми, станет сильнее и взрослее; многочисленные миссии позволят ей повидать мир. И тогда, если ее и его чувства не изменятся, можно будет обсудить возможность брака.       — Дорогая, как человек, чей жизненный опыт богаче на четверть века, я могу гарантировать тебе, что такие, как Номика — преданные, верные люди с хорошо развитой совестью и умом, — встречаются весьма редко. А с ним Кенару связывают целых восемь лет жизни, прожитых в полном согласии и взаимопонимании. Даже представить не могу, на чьи еще чувства она могла бы ответить взаимностью… Сложно вообразить себе такого мужчину! — Инари поставила бокал на стол и добавила вполголоса: — А еще сложнее вообразить, кто бы мог в нее влюбиться, не привязавшись к ней с юных лет, как к родному дитяти.       Нинаки закусила губу: слова тети показались ей несправедливыми, но она тут же вспомнила, что сказала почти то же самое в начале беседы. Оставшись при своем мнении, девушка больше не стала спорить, полностью доверившись авторитету той, кого глубоко уважала.              Раскаленная от июльской жары Деревня Звездопада остывала в объятиях ночной прохлады. Празднество после свадебной церемонии завершилось, уже стихли последние его отзвуки. Номика и Кенара впервые вступили в свой новый дом в качестве супругов. Разувшись у порога и взявшись за руки, они начали обходить комнаты, включая везде свет и перешучиваясь.       Дом был построен наполовину в современном, наполовину в традиционном стиле. Вместо перегородок имелись плотные стены, вместо раздвижных панелей — двери, над первым этажом был надстроен второй, где располагалось несколько спален. Обустройством занималась Нинаки: во-первых, потому что новобрачные впервые увидели дом изнутри только после свадьбы, во-вторых, потому что у Кенары интерес к подобным делам совершенно отсутствовал. Будь ее воля, она ограничилась бы матрасом и рабочим столом и прожила бы так еще многие месяцы, не имея ни малейшего представления о том, что такое домашний уют. Но разве можно позволить ей сразу же начать игнорировать обязанности супруги? Нинаки обставила дом так, как если бы делала это для своего Мичи, будь он жив. Кто мог подумать, что все так обернется?       Вряд ли Кенара могла оценить по достоинству ее старания. Она, конечно, была благодарна — настолько, насколько вообще может быть благодарен человек, который не просил о помощи. Но, увы, изящная в своей простоте мебель, первоклассный текстиль и вазы со свежими цветами оставались для куноичи частью общей картины, не превращаясь в объекты взаимодействия. Она не думала о том, что цветы нужно менять, покрывала и занавески — стирать, мебель — протирать от пыли. Наоборот, осознав габариты своего нового жилища, Кенара тут же решила раз и навсегда, что ни разу не приложит руку к его уборке. Не она хотела такой большой дом!       И все же он был прекрасен. И даже такой «деревянный» (как однажды выразился учитель по изобразительному искусству) в отношении красоты предметов, созданных человеческой рукой, ценитель, как Кенара, не мог этого не видеть.       Номике было неловко.       Дальше спальни идти было некуда. Кенара уже совершенно измучилась в своих трех церемониальных кимоно и рубашке под ними. Она мечтала поскорее сбросить с себя одежду, но слишком стеснялась. Номика смущался не меньше.       — Устала? — ласково спросил он, беря ее руки в свои.       Кенара помотала головой и улыбнулась.       — Голова немного болит — хочу наконец выпустить волосы на свободу.       Ей казалось, что некоторые пряди в прическе слишком сильно стянуты.       — Я помогу тебе. — Номика усадил ее на стул в рабочем углу комнаты и принялся разбирать ее прическу.       Пушистые пепельно-русые пряди одна за другой мягко опускались на плечи и шею девушки. Она сама, держа руки за спиной, развязала узел и потихоньку размотала широкий пояс, сложив его на столе целой грудой шелка. Номика посмотрел на нее сверху вниз и вздохнул.       — Ни разу не видел тебя с распущенными волосами. Ты очень… пушистая, — он улыбнулся, нежно отведя пряди, спускавшиеся на лицо, назад.       Кенара вскинула руки и быстро заплела волосы в небрежную косу. Меньше всего ей хотелось сейчас выглядеть смешно, даже если это было мило. Номика стоял рядом, опираясь одной рукой о спинку ее стула. Пальцы его были крепко сжаты. Он ничего не говорил, пытаясь совладать со своим волнением. В комнате ощущалось такое напряжение, что казалось малейшее движение или слово вызовут взрыв.       Кто-то из них должен был побороть смущение. Кенара зажмурилась и коснулась щекой его руки, вцепившейся в стул. Номика нежно погладил ее по лицу.       — Прости, я никак не могу перешагнуть через все запреты, которые установил для себя за последние месяцы, — произнес он. Щеки его пылали.       — Попробуй думать обо мне не как о своей ученице, а как о своей жене, — сказала Кенара, в порыве смелости поднимая на него глаза.       Она увидела, что черные ресницы его дрогнули и опустились: он смотрел на ее губы. Сердце затрепетало в груди, но ей уже больше ничего не пришлось делать, так как Номика был готов последовать ее совету.       

      Кенара родила ребенка. Узнав о своей беременности, она долго мысленно возмущалась от того, что все получилось так скоро. Ей дали понять, что, вынашивая малыша, нельзя быстро бегать, высоко прыгать и вообще особо напрягаться. Минута, когда Кенара осознала, какое скованное существование ожидает ее в ближайшие месяцы, была страшна. Ее тело показалось ей настоящей темницей, но пришлось взять себя в руки, отодвинуть эгоистичные желания на второй план и делать все, что полагается делать беременным.       — Нужно потерпеть, — ласково уговаривал ее Номика.       «Нужно потерпеть», — повторяла себе Кенара. Ну что значат несколько месяцев? Ведь потом она вернется к прежней жизни.       Ребенок родился семимесячным, но был совершенно здоров. Это произошло в апреле, за пару недель до ее собственного дня рождения. Мальчика назвали Сейджин. Инари была весьма довольна, счастливее она могла бы быть, только обнаружив на макушке младенца серебристую поросль — гордое свидетельство принадлежности к клану Гинпасту, — но волосики были русыми. Зато счастье Номики было абсолютным. Впервые взяв на руки своего малыша, он даже прослезился, отвернувшись впрочем, чтобы никто этого не заметил.       Однажды ночью он проснулся и увидел, что Кенара лежит на животе, положив подбородок на руки, и наблюдает за ритмично поднимающимся и опадающим животиком новорожденного.       — Я думал, ты заснула, — с мягкой укоризной произнес он. — Тебе нужно отдохнуть.       Кенара покачала головой.       — Я не могу заснуть. Смотрю, как он дышит.       Номика вздохнул и приподнялся.       — Ничего не случится, все будет хорошо.       Кенара моргнула, по щекам ее скользнули слезинки.       — Я думаю о том, что если он умрет, я никогда себе этого не прощу. Я поняла, что никогда раньше не испытывала ничего похожего на настоящий страх. А теперь испытываю… Такой ужас, от которого мое тело немеет и тьма застилает глаза. Я не могу спать.       Девушка села в постели и устало потерла лицо. Номика подсел к ней и крепко обнял.       — Почему что-то должно случиться? Мы просто будем жить — втроем — как одна самая обычная счастливая семья. Это не такая уж редкость, — он чуть-чуть улыбнулся и прижался губами к ее волосам.       — Всегда что-то случается, — проворчала Кенара. — Представь, что он будет болеть — все болеют, — а когда научится ходить, начнет падать и набивать шишки. У нас в доме такая длинная лестница! А потом, когда будет постарше, вдруг он перегнется через перила и свалится со второго этажа?! Вырастет, захочет стать шиноби. Смерть будет ходить за ним по пятам!.. — Кенара заплакала и прижалась к плечу мужа. — Я просто не знаю, как все это пережить…       Номика терпеливо гладил ее по голове и уговаривал, как маленькую.       — Ты всегда была очень ответственной, поэтому из тебя получился хороший командир. Ты переживаешь за всех, кто становится частью твоей команды. Но, Кенара, ты не можешь предотвратить все плохое, что случается на свете. Не нужно чувствовать себя виноватой из-за этого. К тому же у тебя ведь есть опыт миссий сопровождения. — Он ласково улыбнулся.       — Терпеть не могу миссии сопровождения… Ребенок — это слабое звено, которое мы добровольно приняли в свою команду. Хотел бы ты, чтобы твои руки были постоянно связаны необходимостью оберегать того, кто не способен сам о себе позаботиться?       — Да. Вообще говоря, именно так я представлял себе родительство.       — И хотел этого?       — Ну конечно. Я считаю это небольшой платой за маленького человечка, которого уже бесконечно люблю.       — Но ты понимаешь, что мы стали уязвимы, как никогда? Неужели тебе не страшно?       — Просто я стараюсь не думать о плохом. Я не знаю, как помочь тебе преодолеть твои страхи, но я буду рядом. И уж вдвоем-то мы сумеем защитить нашего ребенка.       Кенара не думала, что это будет просто, но ничего не сказала, только крепче обняла Номику.              — Я и не надеялась, что она будет хорошей матерью, — проворчала Инари. Она держала на руках младенца и смотрела в сад через окно. Там на недавно оборудованной тренировочной площадке занималась Кенара.       Номика вздохнул. Он-то считал Кенару самой лучшей матерью на свете и вовсе не собирался ее упрекать за те несколько часов, которые она ежедневно проводила вне дома.       — Ей непросто смириться с необходимостью подчинять свою жизнь интересам ребенка, — мягко сказал он. — Но она очень старается и нежно любит Сейджина.       Инари хмыкнула.       — А ты отказываешься от миссий и сидишь дома, чтобы помогать ей во всем. Почему бы вам не нанять няню?       — Зачем? Няня только помешает ей привыкнуть к малышу. Мы прекрасно справляемся вдвоем.       — Моя племянница никогда не была достаточно благоразумной, — сказала Инари, — но одно правильное решение искупило многие ее промахи: она выбрала тебя.              Прохладное осеннее утро приятно освежало разгоряченное от бега лицо. Каждое утро, покормив ребенка и поручив его заботам мужа, Кенара выходила на пробежку и носилась, как ветер, по окрестностям. Ей нужно было двигаться, чтобы жить. Она хотела стать сильнее, вернуть себе прежнюю уверенность и свободу в движениях, заново привыкнуть к собственному телу. Стыдно было признавать, но эти три или четыре часа, которые принадлежали только ей, были едва ли не самым счастливым временем в сутках.       Она думала о будущем, о том, чего хотела от жизни, и начинала тосковать. С тех пор, как она себя помнила, почти все мысли и действия ее были направлены на то, чтобы стать первоклассным шиноби. Ей всегда казалось, что лучшее — впереди, что однажды настанет момент, когда ее сила окажется решающей. Кенара хотела вести напряженную жизнь, полную испытаний, но, увы, деревня, которая переживала не лучшие времена, не могла предоставить ей достаточно миссий и позволить развиваться. И теперь, осознавая это как нельзя лучше и будучи окончательно привязанной к дому, она увидела свою жизнь в новом свете — обычную, серую, бессмысленную.       Кенара, конечно, любила свою семью. Ей было хорошо рядом с Номикой и Сейджином, она была готова ради них на все, но это никак не раскрывало ее потенциала и не позволяло проявить себя. Ее мастерство шиноби казалось ей подобным цветку, который завял, не успев распуститься. Любимое дело, в котором она видела смысл своего существования, оставалось прекрасной и неосуществимой мечтой. Невозможно было обманывать себя, что три часа тренировок могут хоть как-то заменить ей настоящие миссии.       Жалела ли она о том, что вышла замуж за Номику? Нет, ведь они были словно созданы друг для друга. Только так она могла быть уверена в том, что они никогда не расстанутся, что она останется для него самым дорогим человеком, ведь он единственный любил ее больше всех на свете. А теперь, когда родился Сейджин, невозможно было представить себе существование без него. Но…       Кенаре казалось, что она пытается прожить сразу две жизни — шиноби и женщины — и не преуспевает ни в той, ни в другой. Если бы можно было разделить их, расколоть свою душу на две половины… Одна половина души проживала бы тихую и спокойную семейную жизнь, отдавая все силы мужу и детям, а другая… О, другая бы мчалась вперед на крыльях, сотканных из воли и боевой мощи, бесконечно сражаясь и совершенствуясь! И только так можно было бы достичь абсолютного счастья.              После последней войны ведущими странами были достигнуты соглашения, которые изменили жизнь многих шиноби. Между шестью военными столицами наладились связи; особенно плотно сотрудничали друг с другом Деревни Песка, Листа и Звездопада, тем более что последние две защищали интересы и находились на территории Страны Огня. Некоторому упрощению подверглась процедура пересечения границы, шиноби любой деревни, имея лишь пропуск, подписанный ее Каге, мог почти беспрепятственно передвигаться по территории других стран. Укрепились контакты между шиноби-медиками, которые начали обмен знаниями, техниками и рецептами еще на поле боя. Каге состояли в постоянной переписке и наиболее важные решения принимали совместно.       Однако заключенный мир и падение количества миссий вызвали недовольство и ропот у некоторых ниндзя, которые не могли найти себе места в новой жизни и не хотели отказаться от мести. Прошлые годы и десятилетия, обильно обагренные кровью шиноби всех Деревень, влекли за собой ужасный шлейф взаимной вражды и неприязни. Ниндзя, который потерял близкого человека по вине такого же ниндзя из другой страны или клана, не мог так просто отказаться от возмездия. Многие из них предпочли разорвать связи с деревней, чтобы иметь возможность выказать почтение предкам, проливая кровь их врагов. Некоторые не представляли своей жизни без войны — привычной атмосферы насилия и жестокости. Такие становились нукенинами, ниндзя-отступниками. Это сделалось явлением столь частым, что Каге пришлось встретиться лично, чтобы обсудить именно этот вопрос.       Формировались специальные отряды из агентов спецслужб, направленные на охоту за нукенинами. Деревни обменивались базами данных о шиноби, а затем начали создавать смешанные команды, если требовалось скомбинировать способности ниндзя наиболее удачным образом. Ряды АНБУ и других организаций такого рода пришлось значительно расширить, вследствие чего вновь обнаружился недостаток шиноби. Коноха решила для себя эту проблему естественным способом: прибегла к услугам шиноби Звездопада, как перенаправляя миссии этой дружественной деревне, так и заимствуя ее кадры для выполнения собственных заданий.       Как только Сейджин отпраздновал свое двухлетие, его матери было позволено взять первую миссию, а затем предложения о заданиях поступали столь часто, что ей пришлось чередоваться с Номикой. Пока один из родителей отсутствовал, второй всегда был рядом с ребенком. Таким образом, каждый получил то, что хотел.       

      — Я бы предпочел взять кого-то из Конохи — того, кого я знаю, — заметил Хьюга Неджи.       Помощник Шестого Хокаге Нара Шикамару тяжело вздохнул: очень уж проблемным был этот джонин. Он знал Неджи еще с юных лет, не раз бывал с ним на миссиях — до того, как оказался загружен административной работой. Будучи самым талантливым представителем своего клана, но при этом не являясь его главой или даже прямым наследником, Неджи полностью отдавал все силы самосовершенствованию и миссиям. Он был требователен не только к себе, но и к другим, и частенько, стремясь все сделать наилучшим образом, доставлял окружающим лишние хлопоты. «Не умеет расслабляться — вот в чем дело», — думал про себя Шикамару. Конечно, с точки зрения интересов деревни лучшего шиноби, более неутомимого и принципиального, было не найти, но как друг и товарищ Хьюга Неджи оставлял желать лучшего. Если нужно было защищать деревню или ее жителей, рисковать жизнью и не знать сна и отдыха, Неджи идеально подходил для этих целей. Но ему не хватало гибкости, снисходительности к чужим ошибкам. Вообще, будь его воля, Шикамару не ставил бы этого джонина на совместные миссии с другими деревнями, а отправил бы его в ударный отряд АНБУ, в РЗО (розыск и захват отступников). К сожалению, принятие такого решения находилось целиком во власти Хокаге, а также главы клана Хьюга, господина Хиаши.       — У нас маловато людей останется для защиты, если отправлять на миссии только наших шиноби. Не заставляй меня это объяснять. — Шикамару выдвинул тяжелый ящик из шкафчика с картотекой и пометкой «Звездопад». — Ближний бой, дальний бой, средние дистанции, медики, связисты, специализация на гендзюцу… все отмечено и рассортировано…       — Разберусь, — коротко бросил Неджи и начал перебирать личные дела.       К счастью, он все схватывал на лету, так что возился не так долго, как предполагал помощник Хокаге. И все же Шикамару хотелось бы от него меньшего внимания к деталям.       Личное дело Кенары привлекло внимание Хьюга. Во-первых, Масари — это почти всегда синоним хорошего шиноби, во-вторых, он вспомнил, что встречал ее на экзамене на чунина девять лет назад. Конечно, лица ее он не помнил — лишь общее впечатление, — а вот скорость и быстроту реакции не забыл. Спустя полтора года они встретились на войне. Взвод Кенары напрямую подчинялся ему; ее люди неплохо сражались с клонами Зецу, но позднее, в атмосфере всеобщей суматохи и хаоса, оторвались от основных сил и рассеялись. Куноичи была обозначена как раненная в последнем, полном отчете о потерях.       Неджи просматривал личное дело. Мало миссий, для джонина — мало. Взгляд его упал на отметку о семейном положении. «Хм, замужем, есть ребенок шести лет. Кто женится так рано?» Не является ли это признаком легкомысленности? Впрочем, он дал себе слово не судить о людях поспешно. По крайней мере, постараться этого избегать. Кенара подходила по всем параметрам, оставалось еще выбрать двух чунинов, так что ящик с джонинами отправился обратно в недра шкафа.       — Чунины?       Шикамару постепенно задремывал, сложив руки и чуть присев на стол. Услышав вопрос, он встрепенулся и показал на последние два ряда ящичков в шкафу.       — Всё?       — Спасибо, что генинов не прислали. Одна из Старейшин там — весьма серьезная куноичи, к делу подходит основательно…       Впрочем, чунинов Неджи отобрал довольно скоро, взяв первых из тех, что соответствовали его основным требованиям к младшему составу.       — Не люблю миссии сопровождения, — сказал он помощнику Хокаге на прощание.       — Кто же их любит? — усмехнулся в ответ Шикамару.