Перекуют мечи свои на орала

      Ишвар восстанавливается медленно. То, что легко рухнуло за месяцы, восстанавливалось с трудом не один год. Отстроить заново дома, школы, больницы. С нуля возделывать почву и разводить животных. Люди должны что-то есть и где-то спать. Все это требовало неимоверных затрат: сил, ресурсов, рекрутов, финансов.       Рой поражается, некогда, он с легкой руки думал, что будет прирождённым фюрером. Он был ослеплен своим стремлением на верхушку власти. В буквальном смысле. Сейчас, когда он уже несколько лет руководил восстановлением Ишвара, он осознает всю трудность возможного будущего. Будущего, которое находится под большим вопросом.       Для начала он отстроит эти земли заново. Для начала он вытравит из Аместриса страх ишваритов. Для начала он попытается исправить то, что некогда собственноручно разрушал. Что будет дальше, он пока заглядывать не берется.       На столе перед ним лежит гора отчетов. Раньше такая набегала за неделю простоя. Сейчас же через его руки проходит в сотню раз больше бумаги. И все же, все, что происходит, невозможно изложить в рапортах. Некоторые вещи нужно контролировать лично. Некоторых людей нужно ловить за руку.       Люди, которые поднимают сейчас Ишвар, в большинстве своем военные низших чинов: рядовые, капралы, сержанты. Дети, которые выросли на истории о «войне в Ишваре», в мире, где ишвариты вне закона. Масса, которая равнялась на героев войны. Все эти годы, что фюрером был Кинг Бредли, людей пичкали пропагандой образа мысли «Ишвариты — звери». В итоге, как звери ведут себя сами солдаты, впитавшие в себя с молоком доктрину, что звучала в свое время из каждой рубки.       Хуже всего в этой ситуации было то, что лейтенанты и капитаны, зачастую покрывают своих подчиненных. Иногда даже поощряют. Иногда Рою кажется, что все-таки вреда от этого восстановления больше, чем пользы. Он знает, что место тех, кто ослушался приказа, — под трибуналом и в военной тюрьме, но, порой, остановить себя от щелчка помогала лишь железная выдержка.       Он глубоко вздыхает и подписывает очередной документ. Через десять минут он должен выйти из импровизированного штаба и направиться на тайную проверку в Ганже. В это же время по официальным данным он будет находиться в Долихе. Документы не желают кончаться, как, впрочем, и проблемы.       Хавок не стучится в дверь, а почти скребется. Здесь она далеко не такая крепкая, как в штабе Централа. Ее уже трижды пришлось ремонтировать. Конечно, в большей степени из-за того, что Рой хлопал ей в гневе после очередной проверки, но падала она всегда почему-то от стука одного из его подчиненных.       Мустанг смотрит на часы. Восемь вечера. Пора выдвигаться. Он перехватывает оставшуюся стопку документов, которую все же не успел разобрать, накидывает черный плащ на плечи, натягивает фуражку и, кивнув Хавоку, покидает импровизированный кабинет. В город они прибудут только к завтрашнему утру.       Рой молча садится на заднее сиденье, продолжая работать с документами. Хавок прикуривает очередную сигарету, протирает стекло заднего вида, а затем заводит машину. На юге города им придется сменить автомобиль для конспирации. Он с наслаждением вжимает педаль газа, даже спустя годы радуясь тому, что он может это сделать. Возможно, Жан предпочел бы не видеть этих руин, но генерал-майору он нужен здесь. По крайней мере, столицу относительно восстановили. С деревнями дела обстоят куда хуже.       Он смотрит в зеркало заднего вида на лицо человека, которому обязан уже трижды за свою короткую жизнь, и понимает, что, даже если он снова лишится ног, то поползет на руках за ним. Впрочем, как и любой из команды Мустанга. Только команды теперь недостаточно, чтобы охватить все. Хавок петляет дворами, по узким улочкам, поднимая клубы пыли. Сложно сбить со следа, когда машина в доступе только у ограниченного числа лиц во всем регионе.       Жан ни в коем случае не осуждает Элриков, которые покинули сначала армию, а затем и страну. Просто, что-то в душе все равно снедалось обидой. Они были своими. Были частью их команды, возможно странной и в чем-то даже дефектной, но частью. Каждый из команды без сомнения доверил бы им свою спину. Он перехватывает очередную сигарету и чиркает зажигалкой. Солнце окрашивает в алый белые каменные стены. Рой хмурится от вида города на закате.       Но кто Жан такой, чтобы судить детей, которые никогда себе такой участи не желали? Он прекрасно осведомлён о том, зачем они прошли тот долгий путь. Он должен радоваться за них, точно также, как радуется за них генерал-майор или Риза. Хотя про этих двоих сложно сказать «радуются» в обычном понимании этого слова. Хавок останавливается под мостом рядом с уже ожидающей машиной.       Они размениваются с Росс и Брошем кивками. Мустанг собирает уже разобранные документы и быстро пересаживается в более старую и раздолбанную, но оттого менее заметную на фоне всеобщей разрухи. Первым отъезжает машина, в которой теперь сидят эти двое. При тонировке сложно заметить особые черты лица. Жан растрепывает себе волосы. — Шеф, до города на этой колымаге не ближний свет. Часа два на то чтобы поспать у вас есть, — кидает он через плечо, выждав положенные десять минут, для того чтобы выехать с парковки. — Ну надо же, какое щедрое предложение, — ухмыляется генерал-майор, но натягивает фуражку на глаза, откидываясь назад на сиденье.       Хавоку самому самую малость забавно, что предлагает ему вздремнуть. Когда-то вся бумажная работа перекладывалась на плечи подчиненных. «Когда-то» — красивое сочетание, почти сказка. То, что произошло в реальности, мало на нее похоже. Любой из отчетов просто еще одно подтверждение, которых до сих пор не хватает мозгу. Мустанг не придумал эту картинку. Он мог бы придумать виды Ишвара. Разрушенного. Горящего. Покорёженного. Может быть даже целого. Отчеты же твердили, что он видит чужие записи о том, что другие люди видят. Его картинка в голове совпадает с картинкой в реальной жизни. Ну или имеет хотя бы общие черты.       Когда ты чего-то лишаешься, а затем приобретаешь это снова, то потом сложно не цепляться за подтверждение того, что это есть в реальности. Жан знает это по себе. Он пытается везти как можно плавнее, но продолжает вжимать в пол педаль. Закаты в Ишваре на удивление долго длятся.       Лейтенант мало знает о том, что же творится в Ганже. Когда-то именно там, тогда еще майор Мустанг, дал последний залп огня. Возможно потому и происходящее там его всегда волновало в первую очередь. Что-то не сходилось по бумагам. О чем-то умалчивали офицеры. Почему-то в последнее время оттуда уходили добровольцы, которые вызвались помогать военным в благом деле. Увеличилось количество несчастных случаев при возведении зданий. Возможно, думать — это не сильная сторона Жана Хавока, но он умеет хорошо исполнять приказы. А потому везет своего командира на ночь глядя, даже не напомнив про жалование. Отчего-то люди, творящие темные дела, предпочитают темное время суток. Ему это сложно понять, но отчего-то это раз за разом подтверждалось во время проверок. В больших городах и маленьких деревнях, предназначенных, в первую очередь, под восстановление сельского хозяйства. Ночь была длинной, а загребущие руки ублюдков длиннее. Они даже не доехали до местного управления, когда, проезжая одну из деревень, услышали выстрелы и крики. Рой мгновенно встрепенулся и отдал единственный приказ: — Остановить машину.       Хавок ударяет по тормозам так, что сам едва не улетает в лобовое стекло, а генерал-майор уже снаружи и бежит на звук драки, натягивая перчатки. Чем хороша Ишварская погода, так это редким количеством дождей. Жан едва поспевает за командиром, на ходу вставляя в пистолет обойму и снимая его с предохранителя. Быть может он и не Риза, но стреляет он лучше многих. Девушка в одном из домов, судя по расположению — это дом старосты, кричит: «пожалуйста, не надо». Слышится пьяный хохот, звуки потасовки и отчего-то знакомое «Ах вы ублюдки». Жан перехватывает удобнее ствол и кричит Мустангу. — Если с Вами сегодня что-нибудь случится, Хоукай с меня шкуру спустит. Так что, Шеф, вы бы мне за спину зашли: пуля все же быстрее вашего пламени. — Хавок, — угрожающе рычит мужчина, согласный терпеть такое только от Ризы, — счет на секунды.       Рой одним движением срывает дверь с петель. Лейтенант может поклясться, что услышал тише шёпота «спалю к чертовой матери». Он выскакивает вперед, закрывая командира от возможной угрозы, стреляет в воздух дважды, а затем направляет пистолет в сторону кого-то с погонами майора. Картина в здании ужасает. Девушка забившись сидит в углу и продолжает умолять о пощаде. Мужчина, старый ишварит, кажется, являвшийся старостой этой небольшой деревушки, закрывает ее своим телом и бормочет «Великий Ишвара, смилуйся, только не моя дочь». Пол измазан кровью. Пятеро рядовых держат кого-то вопящего, чьего лица не видно, за руки и ноги. На левую ногу навалились аж двое: скорее всего с ним не смогли бы справиться, если бы не прострелили бок. Высокий и худосочный майор до недавнего времени хохотал, а сейчас смотрит пристально на Хавока, который загородил своим телом генерал-майора. — Захотели под трибунал, лейтенант? — поднимает бровь майор, явно не заметив лица стоящего позади Жана. — Немедленно опустить оружие и отпустить гражданских, — рявкает Рой, не опуская рук, — Если ВЫ не хотите пойти под трибунал.       Мужчина, до сей минуты ухмылявшийся, вздрогнул при виде Огненного Алхимика со сложенными для щелчка пальцами. Действительно, кто не слышал о бывшем Герое Ишвара, который нынче заделался в любителя ишваритов? Майору захотелось сплюнуть прямо на пол. Быть может он его и презирал, но лезть на искры точно не собирался. — Генерал-майор, сэр, разрешите объяснить, — блеет он, давая отмашку своим солдатам.       Извивающегося до сего момента резко отпустили, отчего тот упал с громким болезненным вскриком. Однако лица все еще не было видно, потому что рядовые быстро выстроились в линию перед несчастным. — Потрудитесь, — бросает Мустанг, направляясь к раненому, намереваясь осмотреть раны.       Ближайший врач в часе езды отсюда. Он прекрасно осознает, что если не оказать сейчас помощь, то возможно гражданский просто умрет на месте. Рой одним движением отодвигает в сторону солдат и только благодаря всей выдержке не вздрагивает. Хавок не снимает с прицела майора, а потому не видит лица раненого парня. — Этот молодой человек, из якобы добровольцев, попытался изнасиловать старшую из дочерей старосты Шамала, мы услышали крики и пытались помешать этому, но парень оказался особо буйным, и потому пришлось применить оружие.       Девушка неожиданно кричит, в то время как отец зажимает ей рот ладонь, шепча «Молчи дура, генерал уедет, а нам здесь еще жить», а затем резко начинает плакать. Сквозь слезы сложно что-то разобрать: — Это не он… Только он не стоял в стороне, когда эти… эти... Все стояли и смотрели. Боялись. А он… он… Он помеша-ал и-им.       Жан краем глаза видит, как Рой опускается на колени перед раненым парнем. Жизненно важные органы вроде бы не задело, но боли от этого не меньше. А затем говорит фразу, которая сразу расставляет в комнате точки над i. Хавок чуть не спускает курок. Девушка мгновенно успокаивается. Майор понимает, что карцер теперь лучшее, что ему светит. — Ну что, Стальной, все никак не можешь сдержать свое гипертрофированное чувство справедливости? — Какой я тебе теперь Стальной, полковник? Память что ль на старости лет подводит, или ты стал еще более бесполезным? — привычно огрызается знакомый Жану голос, но как-то не зло, а больше устало. — Вообще-то генерал-майор. Считать разучился или до погон все никак не дотягиваешься? — хмыкает Рой на шпильку в свой адрес. Парень язвит, а значит жить будет.       Только Эдвард открывает рот для своей привычной отповеди, как мужчина засовывает ему туда собственную смятую фуражку. В комнате вздрагивают все, когда раздается щелчок. Элрик теряет сознание, но кровь из простреленного бока больше не сочится. Однако потеря сознания странное явление для старшего из братьев. Ожог — это далеко не то же самое, что установка той же автоброни. Либо Мустанг что-то задел, либо выстрелы принесли больше повреждений, чем он предполагал. Рой поднимается с колен, так и не потеряв черный плащ, который до сих пор болтался на плечах. Он обводит взглядом всех присутствующих, решая в уме старую как мир задачку о том, как переправить на ту сторону реки волка, козу и капусту. — Лейтенант Хавок. Я отвезу гражданского в ближайший госпиталь. На вас оставляю этих. Их действия должны быть представлены трибуналу. Как только доберусь до штаба, отправлю сюда за вами машину. А до того любое сопротивление, оказанное вам со стороны военных, разрешаю пресекать стрельбой на поражение. — Так точно, генерал-майор! — отдает честь Хавок, оставив пистолет в другой руке, — Помощь в транспортировке гражданского в автомобиль потребуется?       Рой объективно понимает, что вдвоем они перенесут нелегкого из-за автоброни парня быстрее. Однако, отвлечь Хавока сейчас — значит позволить ему потерять стратегическое преимущество. Он качает головой, а потом с тяжелым вздохом, чуть охнув, поднимает Эдварда на руки. Все-таки хорошо, что машина стояла относительно недалеко, и он, выскочив чуть ли не на ходу, не захлопнул заднюю дверь машины. — Не так я себе представлял нашу следующую встречу, Стальной.