Научишь?

      

Я знал, что она могла очаровать меня, но я противился абсолютно всем чувствам, которые появлялись у меня рядом с ней. Мне казалось, что ее близость таит в себе самое высшее наслаждение для меня, но в то же время — смертельный яд.

       Голова шла кругом.        Учитель стоял напротив и задумчиво смотрел на меня. Мы оказались в его квартире каких-то полчаса назад. И все это было похоже на фантазию чьего-то воспаленного мозга. Скорее всего, моего. Потому что мужчина казался на удивление спокойным. Или, может быть, просто казался. Теперь у меня не хватало уверенности утверждать что-то, даже прямо касающееся только меня. Весь выпитый алкоголь курсировал по моему организму, размазывая реальность вокруг.        Тягучее, но очень приятное ощущение.        Осознание того, что в подобном состоянии показываться дома мне никак нельзя пришло ко мне намного позднее, чем я поняла, что Денис везет меня к себе домой. А поэтому, когда дверь передо мной распахнулась, я застыла в нерешительности.        Разве мне нужно сюда?        Но теперь, сидя на стуле перед ним и теребя пластырь на своей коленке, которого Альбина мне притащила целую пачку, я медленно понимала логичность всех действий. Мысленно задавая себе вопросы и тут же находя для них правильный ответ. Если слово «правильно» не могло быть перманентно исключено из ситуаций, относящихся к нам.        «Нам» — сладко отозвалось сознание.        Учитель слишком внимательно смотрел на меня. В полумраке тишины его лицо выглядело довольно умиротворенным, а самое главное — я не могла найти на нем отголосок сожаления. Всю дорогу сюда мне было страшно взглянуть в его глаза только потому, что я ужасно боялась найти там это отвратительное чувство. Снова услышать слова о том, как это все запретно и опасно. Но, кажется, он сдался, так и не начав играть.        Обозначил границы и сразу же их перешел.        — Я хочу покурить, — наконец-то прервал тишину Денис. — Идем на балкон?        Я кивнула.        Он стащил с дивана плед и направился к распахнутой двери в спальню. Я семенила за ним, озираясь по сторонам. Окна были закрыты плотными темными шторами, за одной из которых пряталась балконная дверь. Из-за этого рассмотреть комнату я смогла только мельком, пока ее озарил свет уличного фонаря, пробирающийся через небольшой просвет отворенной двери.        На улице было уже холодно, поэтому я была благодарна Денису за предусмотрительность и плед, накинутый на мои плечи. Ветер дул в лицо, разнося мои волосы во все стороны, но это действовало на меня хорошо, буквально порывами вынося душные алкогольные пары из моей головы. Мне бы хотелось мыслить чуть более ясно сейчас.        Учитель поджег сигарету и прислонился к балконным перилам, развернувшись ко мне лицом. Сигарета быстро таяла, превращаясь в дым, который я с удовольствием вдыхала. Он вызывал у меня какое-то щекочущее чувство неизбежного, но очень желанного откровения.        — Волнуешься? — тихо спросил Денис.        — Нет, — быстро ответила я.        — Не ври мне. Ты всегда кусаешь губы, когда волнуешься, — он подался вперед и легко провел большим пальцем по моей нижней губе. А воздух тут же застрял в моих легких. — Видишь, — улыбнулся, демонстрируя мне небольшой смазанный красный след на подушечке пальца, — у тебя уже идет кровь. Прекращай.        — Дурацкая привычка, — насупилась я, но внутри поселилось приятное чувство, от того, что он замечает такие мелочи.        — Что сейчас заставляет тебя волноваться? — мужчина затушил сигарету о небольшую пепельницу, стоящую на полу, и тут же прикурил вторую.        — Ты, — необдуманно, но чертовски правдиво сорвалось с моих губ. Денис усмехнулся.        Мои щеки залило румянцем, но я отмела смущение ко всем чертям.        — Мне казалось, что всего, что происходит сейчас ты как раз хотел избежать, — выдыхаю, пытаясь успокоиться и натягивая на себя самую циничную улыбку, которую могла изобразить, — но второй раз твоя тирада про опасность и запреты уже не прокатит, надеюсь, ты придумал что-нибудь более устрашающее.        Я вся внутренне сжалась, будто преступник, которому должны с минуты на минуту вынести приговор. И сейчас даже его спокойствие уже не казалось мне таким убедительным и играющим в мою пользу.        Но Денис улыбнулся, пусть даже как-то снисходительно и скорее вымученно.        — Знаешь, я был бы так рад убедить тебя в том, что это была еще одна чудовищная ошибка, — мужчина стряхнул пепел и глубоко затянулся, — начать грузить о морали и правилах. Только мне чертовски этого не хочется. — Денис вздохнул, — Конечно, это никак не может служить оправданием, но я правда пытался поступить так, как должен.        Наверное, мне стоило что-то сказать. Или возразить, но мысли смешались, в миг превратившись в какое-то непонятное, запутанное и странное месиво. Он вроде бы говорил то, что я так сильно хотела услышать — простое признание бездарности всех стен, что он решил выстроить между нами, но от этих слов появилось только тяжелое ощущение безнадеги, облепившее меня со всех сторон.        — Всего неделю, — прошептала я, пытаясь выдавить из себя улыбку и вспоминая тот самый неприятный разговор чуть больше недели назад.        — Нет, — мужчина покачал головой, — намного дольше. Пусть и с переменным успехом, но эта пытка длиться, кажется, уже целую вечность.        Я смотрела на него во все глаза, а он усмехнулся.        — Помнишь эту чертову кислоту, которую на тебя кто-то пролил? — я кивнула. — Ты тогда так сильно разозлилась на меня, так кричала. И, наверное, тогда я первый раз поймал себя на мысли о том, с каким бы удовольствием я бы поцеловал тебя.        Еще одна сигарета затухла в пепельнице, и учитель поежился.        Видимо, он тоже мерз, но это только сейчас доползло до моих спутавшихся мыслей. Ведь на нем была только тонкая рубашка, а на улице — уже конец ноября.        — Но, Оля, — его глаза блеснули в темноте, — ты должна понять, что я ничего не могу тебе пообещать, понимаешь? — он отлепился от перил и подошел ко мне. — И это, наверное, более весомая причина, по которой не стоило даже допускать мысли…        Он запнулся, заглянув мне в глаза, в которых, видимо, слишком явно отразилась готовность пуститься в любой водоворот сразу и с головой.        Я думаю, что в какой-то момент он даже мог допустить, что я испугаюсь его слов. И, наверное, так и должно было случиться. Все было настолько непонятно и запутанно, что это было бы выходом — просто сбежать. Может быть, я должна была бежать от него настолько быстро, насколько могут унести меня ноги.        Но если бы я убежала. Он бы не стоял сейчас передо мной, и я бы никогда не чувствовала себя настолько наполненной желанием жизни.        — Я понимаю, — шепчу.        — Я хочу, чтобы ты подумала об этом, — его взгляд начал становиться жестче и серьезнее.        — Не поздно ли просить меня думать об этом, — чувствую, как в моем голосе начинают появляться нотки раздражения, — после того, как мы чуть… — я покраснела, — в твоем кабинете.        Денис нахмурился, а потом разразился громким смехом.        — Нет. Боже, Оля, — хохотал он, пока мои щеки заливались еще более пунцовой краской. — Я еще не настолько отлетевший, чтобы заняться с тобой сексом в школе, когда по коридорам носится разъяренный завуч.        — О, — выдохнула я, медленно осознавая глупость своего предположения.        — Тем более, — он подошел ко мне и взъерошил волосы, — малышка, ты пьяна.        И я тут же внутренне ощетинилась, однако уже как-то и забыв о причине, по которой так сильно кружилась моя голова. Ведь в этом была виновата не только близость учителя.        — Вся та розовая пурга в твоей голове, припорошенная алкоголем — слишком дикий осадок, — его руки ложатся на мою талию, прижимая.        Ну как у него получается даже в такие особенные моменты оставаться таким бесцеремонными и едким?        — Разве это плохо? — смотрю в его темные глаза, в которых бушует безграничный океан, и практически физически чувствую, как захлебываюсь. — Особенно, если ты решил открыть тут клуб анонимного самобичевания.        Денис улыбается.        Поднимаюсь на носочки и легко касаюсь его губ. Плевать. Правда плевать на все эти дурацкие слова. Может быть, он и прав, что мне стоит подумать об этом всем чуть лучше, но не сейчас. Не сейчас, когда он стоит так близко, и все маски наконец-то сняты. Не сейчас, когда его руки так сильно обнимают меня за талию, а губы отвечают на мой довольно неумелый поцелуй.        И он целует меня неожиданно мягко, но как-то отчаянно и рвано, лаская мои губы своими и едва ощутимо прикусывая их. Я резко выдыхаю, выпуская из грудной клетки сладкий стон и запрокидывая голову назад. Обнимаю мужчину за плечи, а плед выскальзывает и падает на пол. Холод тут же начинает пронизывать меня до костей, но я только крепче сжимаю в кулаках ткань рубашки.        Как можно от этого отказаться?        — Оля, — шепчет Денис мне в губы, практически не отрываясь от них. Это слишком запредельно отзывается во мне тянущим удовольствием в груди.        — Пожалуйста, — я отрываюсь от него на секунду, чтобы заглянуть в его глаза и убедиться, что они пылают от нетерпения и сдерживаемого желания, — перестань думать об этом.        Мужчина улыбается, обхватывая мой подбородок пальцами и впиваясь ими в кожу. Как-то слишком хищно, обнажая ровные белые зубы.        — Пойдем, — он хватает меня за руку и тащит обратно в квартиру.        Неужели, я победила?        Как бы не так.        Балконная дверь закрывается за моей спиной, оставляя плед так и лежать на холодном ветре, а нас — в полной темноте спальни. Все чувства в раз обостряются от невозможности увидеть глазами, и я только чувствую, как крепко рука учителя сжимает мою ладонь.        — Скажи мне, — его шепот ударяет мне в шею, жарким дыханием, и вся моя кожа тут же покрывается мурашками, — и чего же ты хочешь?        Как хорошо, что тут темно, и он не может видеть, как мое лицо заливает краска, потому что направление вопроса явно уводит куда-то в подтекст.        — Хочу? — вопрос практически застревает у меня в горле.        — Да, — глаза напротив вспыхивают, — только не ври, что была готова сегодня потерять девственность на моем столе.        Задыхаюсь.        — Нет, — сама не слышу своего голоса, но учитель, видимо, слышит и растягивает губы в улыбке.        Мне становится немного не по себе от его вкрадчивого, немного насмешливого голоса. И мне вдруг начинает казаться, что я боролась за то, что сама еще толком не могла понять. Я настолько сильно зациклилась на том, чтобы буквально заставить его поступиться, что совершенно не подумала о последствиях.        Идиотка.        В моей голове все, может быть, и складывалось довольно приятно, но сейчас, когда учитель стоял передо мной, переполняемый желанием, я испугалась.        Отлично ты сейчас напорешься на свою борьбу, Оля.        — Вот видишь, — сказал Денис более спокойным голосом, наверное, уловив мое смятение, — ты даже сама не представляешь, чего ты хочешь, девочка, — он переплел свои пальцы с моими, притягивая меня к себе. — Я не смогу быть с тобой достаточно внимательным и мягким. Не привык или просто забыл, как это. Я уже слишком черствый для тебя. А твоя наивность и неопытность скорее раздражает, чем лечит.        Его рука сжимала мои пальцы все сильнее, с каждым словом. Кажется, еще немного и они сломались бы, но я терпела. Мне не было больно от этого так сильно, как от его слов. Он смотрел на меня, а я молчала, вскипая от злости.        — Но даже отбросив все это, сейчас я твой учитель, и последствия могут оказаться куда серьезнее и разрушительнее, — говорит это с нескрываемым презрением.        — Хочешь сказать, — произношу сквозь сжатые зубы, — оно того просто не стоит?        Вскидываю подбородок и упираю взгляд в его глаза. Яростные, полностью уверенные в своей правоте, сжигающие до тла и тут же возрождающие. Мне казалось, что я потерялась уже во всем, что происходило в этой темноте, начинающей удушать меня. Мне хотелось разорвать себе грудь, чтобы туда попало хоть немного свободного воздуха, не такого напряженного, что оказывался между нами.        — Мне бы очень хотелось сказать тебе, что нет, — наконец-то тихо произнес он, — но, к сожалению, это будет чудовищная ложь. Потому что, в отличие от тебя, я точно знаю, чего хочу.        Все мое нутро затрепетало от его слов. И все, сказанное до, уже не имело никакого значения.        Одним резким движением Денис притягивает меня к себе и целует. Без лишней суеты и напора. Глубоко, отпечатывая на губах каждую ласку. И я отвечаю ему. Запускаю свои пальцы в его волосы. Как же приятно ощущать его прикосновения на своем теле.        — Я попрошу тебя сейчас, может быть, о многом, — шепчет он между вдохами, — но доверься мне. Если тебе будет нужно, я остановлюсь.        Ты можешь попросить, хоть свидетельствовать за тебя в суде.        Быстро киваю, желая только, чтобы он скорее вернулся к моим губам. Но Денис подхватывает меня на руки и через мгновение моя спина опускается на холодное покрывало. Чувствую это даже сквозь ткань платья. А через секунду мужчина оказывается сверху, и я тут же забываю об этом неприятном ощущении.        Он прижимает меня к поверхности кровати и снова целует. Недолго терзает губы и начинает спускаться ниже. Каждый участок моей кожи, на котором остается влажный след, локализует удовольствие и тут же отпускает его к следующему, пока по всему телу не проносится жар от прикосновения разгоряченной ладони к моему бедру. Внутри меня будто бы отпустили надутый шарик, который мечется из угла в угол распыляя волнение.        Губы скользят все ниже, достигая моего декольте. И тогда дурацкий шарик внутри начинает ускоряться. Денис, опираясь на локоть одной руки, нависает надо мной. Сумасшедшие глаза. Обезумевшие. Второй рукой он аккуратно стягивает рукав платья с моего плеча, не отрывая от меня взгляда, пытаясь уловить каждое изменение в моем лице и позволить остановить это в любой момент. Но я ничего не понимаю, меня оглушают удары собственного сердца. Верх платья сползает вниз, обнажая сначала тонкую черную бретельку, а потом и саму плотную чашечку лифчика. Длинные пальцы водят по ее кромке, едва касаясь чувствительной кожи сверху, от чего я вся покрываюсь мурашками, а потом проскальзывают под плотную ткань, одним движением освобождая от нее грудь.        Я вздрагиваю, но не успеваю даже прочувствовать ощущение такой странной наготы, как Денис наклоняется и вбирает в рот уже порядком огрубевший сосок. Он осторожно прикусывает его и ласкает языком, отчего мне хочется застонать, но почему-то я сдерживаю себя, и изо рта вырывается только несуразное мычание.        Кусаю губы, чтобы хоть на что-то отвлечься от возрастающего напряжения в теле, которое заставляет меня хвататься за покрывало, судорожно сжимая его в кулаках. И уже, когда я практически начинаю извиваться, как уж на сковородке, Денис поднимает голову и улыбается, глядя на мое раскрасневшееся лицо.        — Тише, малышка, — шепчет он.        Его губы снова накрывают мои, а ладонь ложится на обнаженную грудь, сминая ее несколько раз, проводит по талии, спускается к бедрам и проскальзывает под платье. Я снова начинаю чувствовать легкую пульсацию между своими сведенными коленями, которая только возрастает с приближением руки учителя к этому месту. Он аккуратно задирает мою юбку, скользя по кружеву чулок, а потом по оголенным участкам кожи выше.        Я охаю, но воздух вылетает прямо в губы учителя, так крепко прижатым к моим. Его пальцы проводят по кромке тонкой ткани трусиков, и мое сердце начинает заходиться с новой силой. Слышу свой голос, который просит сделать что-то, но сама не понимаю что. Наверное, как-то унять пожар, разгорающийся внутри меня от его прикосновений. Но Денис будто бы намеренно медлит.        Разрывает поцелуй и смотрит на меня, заставляя смутиться своего сбившегося дыхания и вида своей открытой груди. Он спускает руку к моим коленям и мягко разводит их, давая мне привыкнуть к ощущению такой открытости. Чувствую себя странно, борясь с желанием их свести обратно, но пересиливаю себя. Пальцы трогают кружево чулок, чуть спуская их ниже, а потом останавливаются на ткани трусиков, начиная гладить меня через них.        В голове вдруг взрывается фейерверк, а мое тело вспыхивает, будто бы его облили горючей жидкостью. Закусываю губы, пытаясь хоть как-то совладать со своим телом, но ничего не выходит. Мне кажется, что я балансирую на краю удовольствия, но никак не могу поймать его, и сама не понимаю, как начинаю двигаться в том же ритме, что и его пальцы, отчетливо чувствуя, как начинает намокать ткань под ними. Жмурюсь, чтобы не видеть пытливые глаза, с такой откровенной жадностью рассматривающие меня, но тут же их распахиваю, когда Денис отодвигает полоску трусиков и касается нечем неприкрытой разгоряченной плоти.        Изо рта вырывается стон, вызывая довольную улыбку на его лице, и наконец-то совсем прогоняет все стеснение. Потому что все, о чем я сейчас могла думать: его пальцы, так умело раздвигающие и массирующие складки плоти и струне, натянувшейся внутри меня и вот-вот готовой лопнуть. Он задевал какие-то очень чувствительные точки, и я буквально выла от удовольствия, хватала покрывало и его плечо, кажется, довольно сильно царапая. А потом, словно разряд пронзает все тело, сначала напрягая его до невозможности, но тут же отпуская.        И я обмякаю.        У меня не сразу получается восстановить дыхание и сфокусировать зрение. В ушах немного звенит, будто бы меня мешком по голове ударили, а руки, как и все конечности, совершенно не слушаются. Денис шумно выдыхает и падает на спину рядом со мной. Его брюки уж слишком явно демонстрируют мне возбуждение мужчины, от чего я начинаю чувствовать себя довольно странно, но с небольшим налетом благодарности. А потом осознаю, в каком растрепанном состоянии нахожусь сама, и пытаюсь хоть немного поправить платье.        — Все в порядке? — учитель поворачивается ко мне.        — Да.        «Пока ты со мной» — захотелось добавить вслух, но я сдержалась.        Фундамент, на котором мы стояли, был слишком неустойчив для невероятно сейсмоактивной действительности.        — Только, это ведь не то, чего ты хотел, — тихо произнесла я.        — Нет, — он улыбнулся, и убрал с моего лица непослушные пряди волос, заправив их мне за ухо. — Это возможность понять, насколько этого хочется тебе. Я стараюсь не давить.        — Ты ведь понимаешь, что спрашивать, были ли у меня мужчины довольно глупо, — я усмехнулась, а Денис кивнул, — но вот буду ли я твоей первой девственницей? Потому что это уже походит на отработанный план.        Мне не хотелось снова скатываться в обсуждение серьезности, поэтому я постаралась перевести все в шутку.        — Не будешь, — мужчина поджал губы, нахмурившись.        В голове пронеслась мысль о том, что, возможно, первой была его невеста, и теперь я разбередила слишком больные воспоминания, но из соседней комнаты раздалась мелодия звонка моего телефона.        — Наверное, мама, — вздохнула я.        — Ответишь?        — Не сейчас.        Но мне пришлось. Телефон звонил, не унимаясь. Мать вышла на тропу наступления, требуя появиться дома сейчас же. Мне пришлось несколько раз умыться холодной водой, выпить подряд две чашки кофе и изжевать целую пачку мятной жвачки, чтобы появиться перед дверью квартиры в примерно нормальном состоянии. Хоть на губах еще тлели жаркие поцелуи прощания, оставленные учителем в машине.        Выходные пролетели довольно быстро. Скорее всего потому что большую их часть я мучилась от дикой головной боли, сопровождающую похмелье. Мать решила, что у меня начинается простуда, поэтому сразу же заставила выпить целую горсть таблеток, а я надеялась, что хотя бы одна из них поможет мне от этой чудовищной пульсирующей боли в висках.        Марьяна звонила мне несколько раз и даже Влад. Но у меня совершенно не было настроения ни с кем разговаривать. Точнее было, но только с одним, который даже не знал моего номера. Поэтому я просто смиренно ждала понедельника, чтобы увидеть на обновленном расписании химию только шестым уроком.        Обреченно вздохнув, пришлось тащиться на физкультуру.        -… да вообще какого черта, — послышался звонкий голос Северовой сразу, как только я открыла дверь раздевалки. — О, пришла, шестерка.        И тридцать пар глаз тут же уставились на меня.        Что еще за новости?        — Давай, давай, заходи, — рыжая схватила меня за лямку рюкзака, втягивая в помещение и с диким хлопком закрывая дверь свободной рукой. — Что, не испугалась притащиться сегодня в школу?        — С чего мне пугаться то? — я была немного ошарашена поведением одноклассницы. Ведь в пятницу мы с ней вроде бы даже разговаривали и танцевали вместе на дискотеке.        — А с того, — вдруг рядом с рыжей выросла Вика, — что крыс негде не любят. Их только травят.        — Да что вы несете то? — нервно усмехнулась я.        — Что мы несем? — девушка неожиданно сильно встряхивает меня и одним толчком отправляет в ближайшую стену. Больно ударяюсь локтем, но пытаюсь удержать равновесие. — Это ты нам скажи, что, блять, было в твоей голове, когда ты решила всех нас сдать? Думала мы не узнаем?        — Что? — фыркаю я. — С чего вы это взяли то? Я пила вместе с вами и была там, когда Альбина пришла…        — Да, — Северова делает шаг ко мне и складывает руки на груди, — только вот мы два года там собирались и ничего, а как только появляешься ты, так сразу все идет по хуям.        — Это не значит, что я вас сдала, — говорю, но уже без былой уверенности.        — Скажи это всем, кого теперь собираются исключать, — стиснув зубы, цедит одноклассница.        — Исключать?        — Да, — прищуривается, — Марка вместе с Вовкой поймали, теперь им светит исключение. А во всем виновата ты, шавка, — она приближается ко мне слишком близко. — Я теперь тебя со свету сживу. Не сомневайся.        Раздается стук в дверь.        — Девочки, — кричит Ольга Юрьевна — наш бессменный учитель физкультуры, — выходим на площадку.        Все поднимаются со своих мест и проходят мимо меня, задрав носы и чуть ли не плюя в мою сторону.        Боже, вот я влипла то.        Переодеваюсь, словно во сне. Плыву по коридору, лихорадочно соображая, что же мне теперь делать. Нужно ли придумать, как я оказалась в кабинете учителя в тот вечер? Никому не стоит знать, что именно он вытащил меня от туда. Но Альбина ведь видела…        — Ковалевская, — голос Ольги Юрьевны выбирает меня из раздумий, — вставай седьмым номером.        Оглядываю площадку. Отлично, волейбол. А главное — Северова в команде противника. Уже закатывает глаза, хотя игроки и моей команды не очень то довольны такому пополнению. Но ничего не поделаешь, встаю на середину площадки, как раз в тот момент, когда в дверях появляется Марьяна. У нее довольно испуганное лицо. Наверное, она пыталась меня предупредить об этом всем, названивая все выходные.        Свисток.        Хлопок по мячу, и я только успеваю заметить усмешку на лице Северовой, а потом боль пронзает лицо.        И темнота.