Овеянные дымом

      Они вышли из крепости на рассвете. Солнце только-только озарило ярко-оранжевым полоску неба по правую руку от них, но само пока не спешило появляться, чтобы забрать вахту у звёзд и тонкого серпа месяца. Было тихо. Бриггс до сих пор спал. Звери и птицы будто чувствовали напряжение между двумя странами и бежали подальше от поля боя, поэтому единственный звук, который был слышен — звук снега, скрипевшего под ногами, который, казалось, закладывал уши.       Драхманский лес, видевшийся отсюда вражеской армией, мрачно темнел вдали. Здесь, у подножия крепости, палаточного городка солдатов Драхмы было не видно. Возможно, не знай они, что в пяти километрах за холмами скрываются их недруги, напряжение бы не сверлило головы, однако, будучи в курсе всего и осознавая в полной мере, что от сегодняшних переговоров зависит судьба целой страны, они будто бы ощущали эту напряжённость в своих жилах. Оливия сама это чувствовала и не могла побороть волнения. Нет, она не боялась, ни в коем случае. За двадцать лет армейской службы страх отмирает, подобно рудименту. Однако даже самый прожённый вояка не может остаться хладнокровным, если от каждого его шага зависят судьбы миллионов людей.       До смены караула оставался час. Ночные патрули отдали им честь, когда они покидали пределы Бриггса. Машины было три, каждая с тонированными стёклами. В первой сидел Харви и несколько его прямых подчинённых. Во второй ехали Оливия и Майлз. Третью машину занимал Жавелин. Типичное военное построение на случай засад — и в то же время, самое эффективное. Армстронг не любила лишний раз покидать крепость: только в стенах Бриггса она чувствовала себя в полной безопасности. Сейчас же, даже следуя всем военным предписаниям, она понимала, что может стать лёгкой мишенью для снайпера.       — Всё в порядке? — нарушил тишину Майлз. Оливия, до этого смотревшая в окно, повернулась к нему. Её отражение в переднем зеркале было лучшим ответом на вопрос.       — Не сказала бы, — проговорила она, удивившись своему осипшему голосу. Напряжение сказывалось и здесь. — Ненавижу переговоры.       — Вы справитесь, — ободряюще сказал Майлз. — Вы уже не раз проводили переговоры, и успешно.       — Если я их проводила, не значит, что они приносили мне удовольствие. — Оливия сложила руки на груди и поёжилась. — Обычно у меня были тузы в рукаве. В случае провала мы могли ответить оружием. Сейчас… это невозможно.       Майор молчал. Армстронг была за это благодарна.       — Сейчас дорога одна. И нельзя ошибиться, нельзя нигде сбиться. Если собьюсь, сорвусь на ком-нибудь на переговорах, пострадают все.       — Но генерал, — вдруг вспомнил Майлз, — Вы сами утверждали, что Драхме война сейчас не нужна. Они сами будут стремиться всё замять, разве нет? Разве эти переговоры не простая формальность?       — Я очень на это надеюсь.       Они ехали по уже проторенной дороге, однако из-за того, что ночью все пути припорошило, автомобиль шёл с трудом. Приходилось снижать скорость. На северных дорогах две опасности: заносы и рыхлый снег. Если первая при такой скорости им не грозила, то вторая была вполне реальной. Несмотря на установленные на шины цепи, каждая машина из их маленького каравана уже несколько раз буксовала. Оливия мельком подумала, что стоит разработать бронированный снегоход для таких случаев.       Постепенно светало. Красный шар медленно выкатывался из-за горизонта, чтобы повиснуть над лесом и освещать его в течение жалких шести-семи часов. Коварное северное солнце! Светит, слепит глаза, но тепла от него не дождёшься. Только скользит лучами по снегу и льду, отражаясь от земли, как от зеркала. Постепенно светлел и лес впереди, обретая свои естественные лесные очертания. Светлела хвоя, появлялись просветы между пушистыми ветвями елей. По земле прокатилась гигантская тень северного белоголового орлана.       — Что ты знаешь о политике и лицах Драхмы, Майлз? — спросила вдруг Оливия. Ехать осталось менее получаса.       Майлз задумался.       — Конституционная монархия формально, на деле — больше монархия абсолютная. Насколько мне известно, у оппозиционных сил там весьма плохи дела, — он посмотрел в зеркало заднего вида. Генерал в отражении кивнула. — Есть две основные партии, каждая по большей части состоит из родовой знати, интеллигенции среди членов мало. Что весьма печально — пробиться во власть простым людям трудно.       Ещё кивок.       — Во главе страны стоит император Вацлав. В преклонном возрасте, в последние годы серьёзно болеет, политикой почти не занимается. Трое детей. Двое сыновей и дочь.       — Верно.       — Старший сын, принц Дарес, стоит во главе Министерства внутренних дел. Руководит полицией, прокуратурой, есть личные отряды, подчиняющиеся непосредственно ему.       Солнце поднялось достаточно высоко. Если бы не тонированные стёкла, Оливия была бы вынуждена щуриться, чтобы не слепило глаза.       — Младший сын, принц Александр — министр иностранных дел. Занял этот пост пять лет назад. О нём знаю немного, но слышал, что долгосрочные торговые контракты с Кретой, Аэруго и Син были заключены не в последнюю очередь благодаря ему, — продолжил майор.       — Именно с ним придётся вести переговоры, скорее всего, — обронила Армстронг сквозь зубы.       — Наверное, — согласился Майлз и продолжил: — Младшая дочь — принцесса Евгения — занимается продовольственными вопросами. Руководит поставками всех видов продовольствия во все области страны. Политикой почти не занимается, но довольно часто устраивает благотворительные вечера и посещает богоугодные заведения. Филантроп. Замужем, своих детей нет. Есть двое приёмных.       — И несмотря на то, что Евгения почти никак не участвует в руководстве страны, очень многие хотели бы именно её, — заметила Оливия. — Часть страны поддерживает Дареса, часть — Александра, часть хочет видеть на троне принцессу. Типичные семейные разборки в типичном королевстве. Но народ почему-то спрашивать не собираются.       — А разве народ когда-то что-то решал?       Армстронг хмыкнула. Как знакомо. Будто о своём государстве говорили.       — Не знаю страны, где демократия бы не была утопией.       Майлз печально покачал головой. В отражении лобового стекла Оливия видела его грустную улыбку.       — Кто вообще придумал идеи о власти народа? Я не помню ни одного исторического примера, где она была бы реализована в той или иной степени.       — Ошибаешься, — сухо заметила Оливия. — Такие примеры есть. Волчья земля.       — Лухурия? — удивлённо вскинул брови майор.       — Да, — кивнула Армстронг.       — Я не особо знаком с историей и политикой Креты, чтобы быть уверенным, что там всё настолько хорошо. Скорее всего, есть что-то, чего мы не знаем.       Впереди, в морозной дымке стали виднеться очертания драхманских автомобилей, рядом с которыми стояли военные. Из-за машины, что ехала прямо перед ними, Оливия не сразу заметила большой мобильный шатёр с двумя тонкими печными трубами, в котором, видимо, и будут проходить переговоры. Она ожидала нечто подобное: переговоры при температуре в минус пятнадцать явно не располагают к размышлениям.       — Всегда есть подводные камни, которые замечаешь только после того, как споткнёшься.       Они подъезжали. Автомобиль Харви остановился, и лейтенант вышел из машины. К нему подошёл драхманский военный, и они перекинулись парой слов, но руки не пожали. Подчинённые Харви тоже вышли на улицу и уже выстроились в треугольник, чтобы видеть весь горизонт и быть готовыми встретить её.       Машина Майлза остановилась. Они приехали.       Оливия осмотрела место встречи, периферийным зрением замечая, что третья машина встала позади них. Жавелин и его люди поспешили выйти. Она вспоминала, как это было восемь лет назад. Тогда это было не на открытой местности, как сейчас, а в городе, что находился в семидесяти километрах от границы. Но и тогда, и сейчас было много военных. Майлз открыл дверь, и Армстронг вышла из машины, тут же сложив ладонь козырьком. После тонированных стёкол солнце било по глазам не хуже прожектора в комнате допроса. К ней уже шли навстречу.       В критические моменты она обычно забывала о чувствах, её мысли были направлены только на одно — как достичь цели с наименьшими потерями. Так было во все боевые стычки с Драхмой, так было с Ленью, так было и в Централе. Однако дипломатические миссии казались хуже открытых столкновений. Оливия была львицей; дипломатия, напротив — удел змей. Таких, как Грумман и Мустанг. Бронежилет, что был надет на ней под шубой, потяжелел на пару десятков килограмм.       Но никто ничего не заметил.       — Как приятно видеть вас сегодня, генерал-майор Армстронг, — слишком радостно воскликнул по-драхмански генерал, что поспешил ей навстречу. Переводчик перевёл его слова. — Генерал южного округа, Милан Гверо.       — Генерал-майор крепости Бриггс Оливия Мира Армстронг, — ответила Оливия. Жавелин перевёл. — Приятно видеть вас в добром здравии, генерал.       — Взаимно, генерал-майор, — сдержанно улыбнулся Гверо. «Он тоже предпочитает открытый бой дипломатии», — мелькнуло в голове, стоило заметить, как напряжены были руки и плечи драхманца. — Предлагаю не терять время и приступить к делу. Что скажете на это?       — Полностью поддерживаю ваше предложение, генерал.       Пока они шли к шатру, Армстронг пробежалась глазами по окружению. Здесь было по меньшей мере двенадцать драхманцев, из которых особенно важными представились сам Гверо, высокий светловолосый офицер с тяжёлым нечитаемым взглядом, ранг которого Оливия не смогла определить, и двое лейтенантов, охранявших вход в шатёр. Все остальные были рядовыми. Майлз и Жавелин отставали всего на шаг от неё; генерал шагал наравне с ней, однако разговор начать не пытался.       Они оказались внутри. Как и ожидалось, в шатре было достаточно тепло и комфортно, чтобы многочасовые переговоры стали в принципе возможны. В центре стоял массивный дубовый стол с причудливыми ножками, вырезанными в форме различных зверей — льва, орла, волка и змеи. Рядом со столом поставили два массивных кресла с мягкой обивкой и несколько менее вычурных, но не менее удобных стульев. Немного в отдалении от стола друг напротив друга в разных концах шатра стояли две мобильные печки, за которыми следили двое рядовых.       — Прошу к столу, — Гверо указал рукой на кресло, расположенное ближе к выходу. На столе уже лежали подготовленные к переговорам карты и документы. Оливия кивнула. Жавелин помог ей сесть в кресло, отодвинув и подвинув его; то же сделали подчинённые Гверо. Майлз и Жавелин сели на стулья по правую и левую руку от неё; по разные стороны от генерала Драхмы сели его переводчик и тот самый неопознанный офицер. Аместрис и Драхма наконец встретились не в реальном, а в дипломатическом бою.       — Полагаю, можем начинать, генерал Гверо? — сложив руки в замок спросила Оливия. Она всё ещё переживала, однако с удовлетворением чувствовала, что деловой настрой начинает преобладать и разум становится ясным как никогда.       — Безусловно, генерал-майор Армстронг.       Переговоры начались.       Предположения Груммана, догадки самой Оливии и Жавелина относительно планов Драхмы замять конфликт оказались верными. Чувствовалось, что Гверо неуютно сидеть в кресле парламентёра. Он старательно держал марку и ни разу не упал в грязь лицом, однако мышцы его рук были напряжены, выражение лица казалось резиновой маской, которую с большим усердием натянули на твёрдое, высеченное из гипса суровое лицо. Слова, которые он говорил, напоминали заученный текст, написанный опытным дипломатом, и с поведением никак не вязались. Гверо не был человеком мира — он был человеком войны, и ему, человеку войны, поручили заключить мир. Оливия, поняв это, не сразу нашла причину, почему именно ему доверили это важное задание, однако потом, анализируя ход встречи, всё осознала. Несмотря на то, что больше всего говорил генерал, ответственным за переговоры был не он.       — … таким образом, батальон, входящий в состав Южных войск, оказался уничтожен обороной крепости Бриггс вопреки договору о ненападении и дальнейшему сотрудничеству, заключённому в Освящене в 1907 году, — отчеканил Гверо. — Это столкновение, несомненно, отбросило все наши достижения последних лет на несколько десятилетий назад.       — Безусловно, — согласилась Армстронг. — Это недоразумение на границе Драхмы и Аместриса поставило под угрозу дальнейшее заключение мира между нашими государствами.       — Очень неприятное недоразумение, учитывая, что многие семьи лишились своих родных, — заметил генерал.       Оливия нарочито глубоко выдохнула.       — Мы очень сожалеем об этом, однако вне всякого сомнения дальнейшее обострение конфликта приведёт к ещё большим жертвам.       — Полагаю, вы правы, генерал-майор Армстронг, однако должен заметить, что мы не можем оставить всё как есть, без какой-либо компенсации. Ваша атака нанесла огромный урон экономике Драхманской империи.       — Равно как и провокация, сынициированная вашей стороной.       Гверо выдохнул. Он явно был не согласен с последним утверждением. Оливия и сама поняла, что её реплика стала кувалдой для тонкого льда, по которому они ходили. Она на мгновение прикрыла глаза.       — Я прекрасно понимаю ваше желание наказать виновных, генерал Гверо, — продолжила она, — однако мы вынуждены разочаровать вас: нам некого отдавать вам под суд.       Генерал усмехнулся. Не верил ей.       — Аместрис не выдаст преступника, который поставил на кон судьбу отношений двух великих держав? — поинтересовался он.       — Будь преступник жив, он подвергся бы самому суровому наказанию, которое только возможно в нашей стране, — сухо ответила Оливия. — Однако Зольф Кимбли погиб в результате несчастного случая, который произошёл несколько недель назад под Централом, нашей столицей. Как бы этого ни хотелось живым, никто не в силах призвать к ответу мёртвого.       — Как мы можем быть уверены в том, что вы не покрываете преступника и он действительно мёртв?       — Боюсь, вам придётся поверить на слово, генерал. После того случая не удалось найти ни одной целой части тела Кимбли. Нам удалось распознать его личность посмертно, по тому, что мы смогли обнаружить. — Она врала. Кимбли никто не нашёл. Последним, кто видел его живым, были Альфонс, Хенкель, и всё. После той битвы Кимбли словно испарился в воздухе. Все заключили, что он не пережил того дня. Многие думали, что Гордыня разделался с Кимбли, но узнать об этом у Сэлима больше не представлялось возможным.       Генерал сложил руки в замок и, поставив локти на сто, упёрся в них подбородком.       — Прошу меня простить за то, что вмешиваюсь, — вдруг подал голос светловолосый офицер по правую руку от Гверо. Оливия скосила глаза, почувствовав, как напряглись рядом с ней Жавелин и Майлз. — Но какие гарантии может дать Аместрис, что подобная ситуация не повторится? Не говоря уже о контрибуции.       Армстронг не знала, каким чудом ей удалось сохранить невозмутимое выражение лица.       — Контрибуция? О чём вы?.. — она вопросительно посмотрела на него.       — Велес Ловджия, военный атташе, генерал-майор Армстронг, — ровным тоном ответил офицер и повторил: — О контрибуции.       — Прошу прощения, но о какой контрибуции может идти речь? — вдруг вмешался Майлз. — Не было ни победителей, ни проигравших, материальный ущерб был нанесён обеим сторонам. Не уверен, что можно говорить о необходимости выплат одной стороне другой.       — Майор, полегче, — протянула негромко Оливия и снова посмотрела на Ловджия. Тот оставался спокойным и хладнокровным, словно мраморная статуя. — Несмотря на резкость тона моего подчинённого, я согласна с его словами. Мы не можем говорить о каких-либо выплатах и возмещениях, поскольку был взаимный конфликт, кончившийся ничьей. Статус кво сохранён.       — Однако мы понесли гораздо больший ущерб. Что самое главное — мы потеряли наших людей, — вернулся к разговору Гверо. — Если вы не можете выдать нам преступника, что было нашим основным требованием, то вам следует возместить ущерб и предоставить нам гарантии, что отныне такое не повторится.       Оливия сжала зубы, заставив себя улыбнуться.       Обмен обвинениями и требованиями не прекращался. Они предлагали друг другу разные варианты решения конфликта, однако каждый раз находился как минимум один пункт, который воспринимался в штыки противоположной стороной. Суммы выплат и вообще их наличие тоже неоднократно вызывали бурные споры. Оценить потери адекватно тоже казалось трудновыполнимой задачей. Прошёл уже не один час и была выпита не одна кружка кофе, и Оливии стало думаться, что они не приблизились к решению ни на йоту.       «Но оно должно быть», — мрачно подумала Армстронг, глядя на драхманцев и на неаккуратно разбросанные на столе карты и математические расчёты. Они сделали перерыв в обсуждении и теперь пили кофе, негромко разговаривая о мелочах со своими подчинёнными. Скоро должны были принести обед.       «Сколько уже времени прошло?» — Оливия попыталась вспомнить, когда они начали, и вдруг осознала: переговоры длились уже без малого шесть часов. И эти часы не могли не отразиться на их внешнем облике. Ей не надо было смотреть в зеркало, чтобы увидеть тень усталости под глазами. Милан Гверо и его люди тоже утратили налёт свежести, который так отличал их, когда они только встретились утром. Нет, никто из них ещё не собирался сдаваться из-за утомления — всё-таки военные, взрослые люди! — однако человеческая природа брала своё. Пока Жавелин и Майлз в полтона обсуждали происходящее, Оливия воспользовалась паузой, чтобы изучить своих оппонентов (или как лучше называть — партнёров!).       Её не покидало ощущение неправильности происходящего. Милан Гверо не был привык к дипломатии — весь его воинственный вид говорил об этом. Ему было не меньше пятидесяти лет, и, как солнце оставляет загар на коже, военная служба в течение многих десятилетий оставила след на его лице, теле, поведении. Даже если он хотел смотреть спокойно и миролюбиво, его серые глаза всё равно продолжали обстреливать оппонента из-под густых белых бровей. Волосы, однако, уже не были так красивы: темя захватила блестящая лысина, а оставшиеся бакенбарды постепенно сдавали позиции. Тело его было крепким, но то было тело жилистого и сильного старика, а не молодого мужчины. В целом, Милан Гверо создавал впечатление поседевшего опытного волка, вышедшего победителем из многих схваток.       Справа от генерала сидел его переводчик. Это был мужчина средних лет, обладатель крайне нетипичной для Драхмы внешности и в то же время крайне заурядной наружности. Встреть Оливия его на улице города, даже головы не повернула бы — прошла бы, словно мимо стены. Даже необычные для северной страны чёрные волосы и смуглая кожа не цепляли взгляд. А вот человек, расположившийся слева от Гверо, казался интересным. Он был военными атташе, но почему-то без погон, словно в армии не значил ничего. И всё же его собранность и исполнительность, которой, Армстронг была уверена, он обладал, говорили о его привилегированном положении в обществе. Его взгляд не выражал ничего; пересекшись случайно несколько раз с ним глазами, Оливия чувствовала, что смотрела в немые глаза покойника. Именно такие люди и вершили судьбы.       — Генерал-майор Армстронг, — вдруг обратился к ней Гверо, отвернувшись от подчинённых, — мы знаем, что вы привезли вашу еду с собой, но как вы рассмотрите наше предложение обменяться едой? Мы предложим вам ту, которую мы приготовили для себя, вы дадите нам то, что планировали есть сами. В Драхме это считается жестом гостеприимства и доверия.       Оливия сжала зубы. Она знала об этой традиции, но считала весьма опрометчивым так быстро соглашаться брататься с Драхмой.       Переводчик начал было переводить на аместрийский, но Армстронг его прервала.       — Я понимаю драхманский, — сухо отрезала она. — Не сочтите меня грубой, но не считаете ли такой обмен несколько преждевременным?       — Приятно общаться с иностранцами на родном языке, особенно на такой сложном, как наш, — с улыбкой ответил Гверо. — И прекрасно понимаю вашу озабоченность: сам бы я никогда на это не согласился, тем более на переговорах! Однако, — он кивнул в сторону светловолосого офицера, — мой добрый советник предложил это спонтанно. У нас не было намерения на обмен трапезой. Чтобы вас успокоить и уверить, что еда не отравлена, мы опробуем её первыми.       Как раз в этот момент полы шатра распахнулись, и друг за другом зашли сначала драхманские солдаты, и затем, в сопровождении Харви, солдаты Бриггса. Все они несли в руках дымящиеся резервуары с только что разогретой пищей. Когда её собирались подавать, Гверо поднял ладонь и остановил всё:       — Пожалуйста, нашу еду подайте гостям из Аместриса; нам дайте на пробу, что вы приготовили.       Оливия внешне не выдала бури, что поднялась в душе, продолжая безучастно смотреть на то, как драхманские картофель с мясом кладут им на тарелки.       Харви вопросительно посмотрел на неё; Оливия кивнула, разрешив положить их еду партнёрам из Драхмы. Солдаты отошли от стола. Гверо демонстративно нанизал мясо на вилку.       — Чтобы вы не беспокоились, — объяснил он и быстро заглотил кусочек мяса.       Армстронг подняла брови.       — Спасибо, — сказала она учтиво. Обед начался.       Некоторое время они ели молча, лишь иногда перекидываясь парой-тройкой слов с подчинёнными. Продолжать рабочие вопросы во время трапезы никто не собирался, предпочитая это время отдыху. Несмотря на то, что все хранили молчание, Оливия чувствовала на себе чужие взгляды и сама незаметно наблюдала за драхманцами. Они ели не спеша, красиво, по-своему орудуя ножом и вилкой. Если в Аместрисе поднимать руки над тарелкой было не принято, то в Драхме, наоборот, инструментами пользовались практически вертикально, почти перпендикулярно поверхности стола.       Когда тарелки убрали и принесли чай с фруктами, Гверо обратился к ней.       — Приятно, что вы согласились обменяться с нами едой. Этот жест очень много значит для нас.       — Надеюсь, он поспособствует тому, чтобы повернуть нашу дальнейшую беседу в правильное русло, — с улыбкой отозвалась Оливия, взяв в руки чашку. Гверо выбрал среди фруктов свежее зелёное яблоко.       — Именно! — воскликнул генерал, вцепившись зубами в мякоть фрукта. — Мой дорогой советник предложил довольно интересную сделку, которая, вполне возможно, удовлетворит и нас, и вас.       Генерал-майор кинула на него вопросительный взгляд.       — Велес предлагает следующий вариант событий: Драхма и Аместрис не предъявляют друг другу никаких условий по возмещению ущерба. Никаких взаимных обвинений и объявлений войны.       — Но не всё так просто, верно?       Гверо кивнул.       — А вот условия этого соглашения предлагаю начать обсуждать сейчас.       … Было уже за полночь, когда машины Бриггса отъехали от места встречи. Оливия чувствовала себя выжатой. Ей срочно нужно спать. Такие события всегда выматывали её не меньше физических нагрузок. Но генерал знала: когда она приедет, она не пойдёт в свою спальню. Она пойдёт докладывать о результатах переговоров в Централ.       Удивительно, но достичь компромисса удалось. Условия перемирия казались довольно шаткими, но это было хоть что-то. Для начала сойдёт и это. Война между Аместрисом и Драхмой отложена, а это самое главное.       — Что думаешь обо всём, что произошло, Майлз? — спросила она, зевнув.       Очки Майлза сверкнули в зеркале заднего вида.       — Самые странные переговоры, на которых мне только удалось побывать.       — Ты имеешь в виду, что после обеда они отказались практически от всех претензий, которые были до обеда?       — И это тоже. — Майлз сильнее вцепился в руль. — Вы же сами видели, что Гверо был лишь марионеткой во всём этом фарсе. Вы вели переговоры через него, но не с ним.       — Я знала, что ты не мог этого не заметить, — кивнула Оливия. — Я это поняла практически сразу.       — Когда поедете в Драхму, вам стоит держаться от него подальше, — продолжил Майлз. — Вы знаете, от кого.       Снова кивок. О да, она и сама не думала с ним сталкиваться больше, чем нужно.       — Я не могу поверить, что сам Александр предложил вам встречу. И не абы где, а в самом Гадесе!       — Меня больше волнует, что нам придётся принимать его в Северном городе, — сказала генерал. — Хорошо, что они на это согласились. Мы бы не смогли позволить им поехать в Централ.       — Тогда им бы пришлось принять вас в Херсонесе.       — Тоже верно.       Оливия прислонилась лицом к стеклу. За окном стояла ясная звёздная ночь. В отличие от прошлой, сегодня бури не намечалось, и Армстронг с усталой умиротворённостью наблюдала за лесом, казавшимся из машины вражеской армией.