***
Франкенштейн медленно прошёл в свою лабораторию, плотно закрыл двери, повернул замок. Вздохнул. По возвращению в лабораторию, ему пришлось срочно решать множество дел: проверить состояние ноблесс, потом своё, потом — похороны, разблокировка копья. После пришёл Музакка, что спешил обрадовать новостью о том, что Союз с сегодняшнего дня получил поддержку всей его стаи. Лунарк и Кентас рассказали о том, как человек и благородный спасли их. Не то, чтобы раньше они не помогали друг другу, скорее делалось это только из-за прихоти Лорда и до первого препятствия. А сейчас вот дружба, помощь и почти что любовь. Ему бы обрадоваться, да вот только нечем уже радоваться. Только сейчас Франкенштейн, наконец, остался один. На мгновение прислушавшись, мужчина понял, что его просьбу выполнили, и никого рядом нет. Пройдясь по полу к дальней стене, учёный тяжело сел на пол, прислонясь спиной и головой к стене. Выдохнул. — Человек ус-с-стал. — Франкенш-ш-штейн наш-ш-ш… — Убить! — Проклинаю тебя! Учёный досадливо поморщился, но не сделал ни одного движения даже когда оружие своевольно скользнуло на тело, атакуя. — Тише вы, разгалделись. — С-своенравный! — Наглый! — Поглотить! — Вы прекрасно помните те условия, которые сдерживают меня от уничтожения ваших личностей, — жёстко проговорил учёный. — С-сдержишь ли ты с-слово, Франкенш-штейн? — Разве я когда-нибудь лгал вам? — Что ты хочешь? — Отдохнуть. Дайте мне немного времени. — Хорош-ш-шо…. Они действовали, как и всегда резко: звук просто оборвался, но Франкенштейн вслушивался в тишину в своей голове, наслаждаясь. Закрыв глаза, мужчина расслабленно выдохнул. Копьё послушно прекратило все свои атаки, замерев где-то на грани сознания. Учёный не шевелился, не открывал глаз, не думал, упиваясь недосягаемой тишиной. Копьё редко позволяло ему вот так вот отдохнуть, даже сквозь блокировку он чувствовал Его, слышал далёкий шёпот, знал, что Оно рядом. Это выматывало, иссушало эмоционально, уничтожало все желания: работать, искать нового, жить. Франкенштейн не поддавался, боролся с проклятыми душами каждое мгновение своей жизни, убеждал себя в том, что это не его мысли и продолжал вести привычный образ жизни. Но, кажется, ещё несколько лет, и он забудет, что такое эмоции: никогда не засмеётся, не будет печалиться, сопереживать. Ещё несколько лет, и он перестанет быть Франкенштейном, превратится в собственное оружие: холодное, безжалостное, жаждущее чужих смертей. Он не хотел этого. Открыв глаза, мужчина посмотрел на собственное отражение в стекле. На него смотрел усталый, если не сказать измождённый, мужчина с нахмуренными бровями, опущенными уголками рта и синяками под глазами. Склонив голову на руки, сложенные на коленях, мужчина снова вздохнул. Как только он возьмёт себя в руки, эти следы усталости пропадут, но сейчас он не хотел этого. Он ничего не хотел. Только отдохнуть, хоть немного. — Когда я впервые увидел его в таком состоянии, — тихо проговорил Музакка, стоя в кабинете Франкенштейна, где был потушен свет, благодаря чему оборотень не был замечен. — Я решил, что он сдался, что вот-вот позволит своему оружию поглотить себя. Я думал, что люди не так сильны, как мне хотелось бы верить, что рассчитывать можно только на себя. Но он встал, а через несколько минут уже ничего не могло выдать то, что увидел я. Я каждый день смотрю в его глаза, Рейзел, и думаю, что в них становится всё меньше жизни. Они словно тухнут. — Он вымотан. — И об этом никто не узнает, если сам Франкенштейн этого не захочет, — вздохнул оборотень. — Он прекрасно знает свою роль в этой войне, понимает, что его минутная слабость может сломать всё, что он создавал. Поэтому он приходит сюда раз в несколько лет. Этого мало. Не знаю, как до сих пор держится… Но, оставим его одного. Идём. В последний раз посмотрев на сидящего на полу мужчину, Рейзел последовал за другом. Если Франкенштейн этого не желает, он не покажет, что знает его тайну.Часть 7
11 июня 2020 г. в 20:00
Кадис Этрама ди Рейзел сдался.
Это было неправильно, он знал — такой как он не имеет права сдаваться, но факт оставался фактом: Кадис Этрама ди Рейзел заблудился и абсолютно не знал, куда идти.
Всё началось довольно безобидно. Устав сидеть на одном месте, Рейзел решил размяться и пройтись. Выйдя за дверь, благородный осторожно закрыл её и пошёл по коридору. Сзади раздался сухой щелчок, заставивший остановиться. Вернувшись, ноблесс задумчиво посмотрел на вход. Нахмурился. Подумал. Потянул на себя.
Всё так, как он и думал: закрыто. Теперь в кабинет не попасть.
Вздохнув, благородный принялся рассматривать блестящую ручку. Аккуратная, тонкая и прохладная — она была проста, как и всё в этом месте, но не опускалась вниз, не тянулась на Рейзела, не поддавалась даже силе ноблесс. Снова вздохнув, Рейзел решил оставить этот предмет до прихода Франкенштейна. Или, может, найти его? Всё равно он хотел прогуляться. Кивнув самому себе, ноблесс пошёл по коридору.
Это место вызывало интерес. Пряча цвет своих глаз за полуопущенными ресницами, благородный медленно брёл среди снующих людей. На предложение помощи вежливо отказывается, он просто гулял.
Так, спустя несколько поворотов, он понял, что не знает, как вернуться. Глубоко вздохнув, благородный оглядел чистые белые стены — на тот момент ещё не было стрелок-указателей — и подумал о том, что Франкенштейн снова начнёт подозревать его во зле.
Детский смех отвлёк внимание ноблесс. Заинтересовавшись, благородный пошёл в сторону голосов. В одном из кабинетов находилась группа детей. Малыши галдели и играли, несмотря на усилия молодого учителя, пытавшегося успокоить их.
— Прошу вас дети! Мне своих учеников не слышно из-за вашего гама! Успокойтесь же!
— Тише, дети.
Говорил Рейзел спокойно, но достаточно громко для того, чтобы перекрыть крики учеников. Малыши удивлённо оглянулись на незнакомца.
— Вам нужно успокоиться и перестать шуметь, — уже тише продолжил благородный. — После занятий — можете играть. Присаживайтесь.
Притихшие дети расселись по местам. Рейзел вышел, чтобы не мешать, и наблюдал за занятием через окно.
— Заблудились? — вежливо поинтересовался Франкенштейн, подходя сбоку. Ноблесс кивнул, он услышал человека задолго до того, как учёный подошёл, но не стал оборачиваться. Мужчина был раздражён, это чувствовалось.
— Я хотел немного прогуляться, но двери закрылись. Я не нашёл тебя так же, как не нашёл пути обратно. Коридоры выглядят одинаково, — признался благородный. Человек шумно выдохнул, но почему-то Рейзел был уверен, что с улыбкой.
— Хотите вернуться? — уже спокойнее предложил он.
— Если ты позволишь, я пожелал бы остаться, — ответил Рейзел. Франкенштейн являлся хозяином этого места, а потому действовать без его ведома было неприлично.
— Я вернусь через пару часов, — кивнул учёный. — Дам указание нарисовать для вас направление к моему кабинету, чтобы подобного не повторилось. Прошу прощения, не учёл. А кабинет не был заперт, просто ручка поднимается вверх.
Снова оставшись один, благородный вернулся к своему занятию. Обстановка немного поменялась: дети сосредоточенно выводили буквы в листах, а учитель шёл к выходу, договаривая что-то на ходу.
— Их учитель так и не пришёл, — вздохнул вышедший мужчина. — Конечно, Глава будет извещён, виновный наказан, но сейчас их просто не на кого оставить! Вы не могли бы присмотреть за малышами до его прихода? Или хотя бы до конца урока! Я там сам их уведу. У меня своя группа ребят постарше, и я боюсь, что они что-нибудь взорвут. Ученики сами знают, что делать, как закончат, сдадут вам листы, а Глава проверит и отберёт тех, кто может пойти по стопам учёных. Хорошо?
И, не дожидаясь ответа, убежал в соседний кабинет, где действительно было подозрительно тихо.
— Положи это немедленно! — успел услышать Рейзел до того, как зашёл в кабинет.
Зашептавшиеся дети снова замолчали.
Пройдя в начало кабинета, благородный опустился на стул и замер, ожидая, пока дети закончат.
— А вы теперь наш учитель? — уточнила одна из учениц, первой принесшая лист бумаги.
— Нет.
— А я наобум ответы поставила, — шёпотом поделилась девочка. — Не хочу быть учёной, мне готовить нравится!
— Ты можешь просто сказать об этом Главе, — слегка улыбнулся ноблесс. — Он никого не принуждает к этому пути.
— Правда? — громко поинтересовался один из мальчиков. — А я тоже могу? Я не хочу быть учёным, я хочу мебель строить!
— А можно мы на листочке просто напишем это? Мы же подписали их, — деловито уточнил другой ребёнок.
— Можно.
— А те, кто хочет стать ученым, могут просто продолжать тест? — поинтересовался худенький мальчишка. Рейзел кивнул. Почему бы и нет? Если Франкенштейн узнает об этом от самих детей, будет только лучше.
Постепенно все дети сдали листы с ответами, молчаливые сначала, постепенно они стали перешёптываться друг с дружкой, забываясь и переходя с шёпота на полный голос. Становилось всё более шумно, а ведь учитель ещё не вернулся, значит урок не закончен. Благородный встал, и малыши снова затихли. Каждый усиленно думал: дети о том, можно ли продолжить веселиться, а Рейзел — что делать с ними дальше? Как развлекаются человеческие дети?
— А вы умеете играть в классики? — вдруг звонко поинтересовалась одна девочка. Благородный повернулся к ней и с любопытством склонил голову.
Пришедший Франкенштейн имел удовольствие наблюдать прелестнейшую картину: Кадис Этрама ди Рейзел, один из самых древних аристократов, ноблесс, сильнейший из благородных прыгал на одной ноге, сохраняя при этом свойственную ему элегантность и невозмутимость. Учёный усмехнулся, даже измазанный краской пол не портил впечатления.
Потому что Рейзел улыбался.
Конечно, благородный заметил его, но не подал виду. Как и сам Франкенштейн ничего и никому не рассказал, чтобы не пугать снова Геджутеля и не давать повода для шуток Музакке.
Понимающий, внимательный к мелочам, умный, всегда старающийся помочь — таким Франкенштейн предстал перед благородным.
И этот образ совершенно не вязался с тем, кто сейчас сражался на поле боя.
Когда учёный призвал это странное оружие, он сразу же бросился в атаку. Успешно раскидав напавших по земле, мужчина крикнул подросткам, чтобы те не отходили от детей, и бросился в битву, не дав братьям даже шанса добраться до оборотней.
Рейзел сделал шаг вперёд, намереваясь помочь.
— Не отходите от детей, Рейзел-ним! — крикнул Франкенштейн. — Возможно, у них есть подкрепление, и мы можем не успеть спасти всех! К тому же вам пока нельзя раскидываться своими силами!
Ноблесс кивнул. В конце концов, если есть возможность не тратить свои силы, то почему бы и не воспользоваться ей?
Человек сражался красиво. Не было ни одного лишнего движения в атаках, ни одной бреши в защите, а дерзкий тон и ехидные замечания выводили импульсивных братьев из себя. Рейзел прекрасно помнил клан Эрасли. Ещё до своего пленения он лично казнил прежнего главу за его бесчинства и ослушание. Верные Ландегрэ не успели перевоспитать наследника, Традио уже переманил его на свою сторону. Жаль, кажется, у них больше нет прямых наследников. Придётся искать того, кого орудие духа изберёт своим каджу. Благородные всегда старались не доводить дело до таких кардинальных мер: для того, чтобы орудие духа пришло к новому каджу, он должен воззвать к нему, пожелать всем сердцем, всей душой отдаться этому желанию и доказать, что он действительно достоин быть носителем. Учитывая то, что битв до этих пор было достаточно мало, нового главу клана приходилось ждать веками, а то и десятками веков. Неудивительно, что про это многие уже и забыли.
Орудие этого клана было уникальным хотя бы потому, что пользоваться им мог не только каджу, но и его напарник, в этот раз — брат. Впрочем, Франкенштейн, судя по всему, уже понял, как распознавать, откуда ждать атаку невидимого орудия. Человек ловко уходил от петель, которые должны были его поймать.
— Надо уничтожить детей! — рыкнул каджу, сделав широкий взмах рукой. Рейзел сделал несколько шагов вперёд, чтобы успеть сделать щит. Франкенштейн, конечно, сражался отлично, но, видимо, каджу всё ещё были для него опасным противником.
Услышав его слова, учёный за мгновение оказался перед испуганными подростками, что дрожали, но всё-таки стояли перед ещё более испуганными детьми.
— Попробуй, — хищно улыбнулся Франкенштейн. Хмыкнув, старший с размаху кинул невидимую петлю. Учёный, быстро просчитав траекторию, по которой могла бы полететь верёвка от такого движения, прыгнул.
Кадис Этрама ди Рейзел с удивлением смотрел на то, как Франкенштейн в прыжке швырнул копьё в младшего из братьев и прямо рукой перехватил петлю. Орудие духа сработало так, как и должно было и правую руку человека затянуло чуть ниже локтя. Приземлившись, учёный усмехнулся, сжимая кулак и не опуская руки, с которой уже капала кровь: петля всё сильнее врезалась в конечность, грозя отсечь совсем.
— Нападать на беззащитных детей не совсем благородно, как ты думаешь? — прорычал от злости и боли человек. — Я уничтожу каждого из вас, ублюдки! И пусть даже мне придётся сдерживать вас в своём оружии, я не позволю вам уйти в ваши орудия духа! Я запечатаю вас в Тёмном Копье и заставлю ваши души убивать ваш народ!
— Отпусти моего брата!
— Какого брата? — хрипло захохотал учёный. На месте младшего Эрасли одиноко торчало из земли копьё. Старший закричал, сжимая кулаки, Франкенштейн — от боли в отрезаемой конечности. Рейзел поднял руку, потоком энергии разрывая невидимую нить. Человек на мгновение потерял равновесие, показав, что всё это время пытался вырваться из хватки, но устоял, быстро глянув на благородного. Мазнув по учёному взгляду и осознав, что рука хоть и была травмирована, но всё-таки осталась на месте, Рейзел встал перед отступившим человеком. Даже ослеплённый злобой, Франкенштейн всё ещё мог мыслить трезво, и понял, что хотел сказать ноблесс: дальше я сам.
— Я надеялся, что наследник клана Эрасли не пойдёт по стопам отца своего, — тихо проговорил благородный.
— К-кадис Этрама ди Рейзел?! Вы живы?!
— Раскерли Эрасли, — не обращая внимания на невольное восклицание отступника, проговорил Рейзел, — своей властью ноблесс я отправляю тебя в вечный сон.
Франкенштейн молча смотрел на то, как Кадис Этрама ди Рейзел казнит благородного. Определённо, ему нравился этот стиль: без лишних разговоров делает своё дело. Не то, что другие тратят время на пустую болтовню, когда можно быстро и почти беспрепятственно уничтожить противника.
Пространство крови — вроде бы так прокричал перепуганный казнённый — так же вызывало интерес, однако наблюдать не позволили — к благородным прибыло подкрепление. Пришлось защищать не только детей и подростков, что довольно успешно отбрасывали от маленьких оборотней врага, благоразумно не отходя от них, но и ноблесс, которому на казнь требовалось время.
Аристократы видели это и пользовались, вынуждая человека защищать детей и ослаблять свою защиту. Нападали так, чтобы атаки шли на травмированную руку, пытались давить числом. От очередного удара Франкенштейн отлетел в ближайший дом, в одно мгновенье оказавшись погребённым под ним.
— Как же это раздражает!
Одной только силой разбросав камни, мужчина поднялся, уже не пытаясь сдерживать ту тьму, что пожирала его тело. Ран слишком много, это делало копьё сильнее, но это же можно использовать в свою пользу.
— Поиграем, детки.
Благородные не были ему помехой, если бы не их количество, учёный расправился бы на раз-два, однако центральный аппарат был довольно опытен в атаках и хитёр, к тому же, под началом Традио, они перестали следовать заветам благородных и использовали грязные приёмы. Они не учли только одного: Франкенштейн был и оставался человеком, и подобным пользовался гораздо искуснее их. Битва не продлилась и трёх минут, однако учёный уже уничтожил треть отряда. Прижав к стволу дерева очередного нарушителя, мужчина занёс руку для последнего удара и замер. На груди у аристократа висел до боли знакомый кулон. Сорвав его с шеи благородного, учёный отпрыгнул.
— Откуда он у тебя? — с пугающим спокойствием спросил Франкенштейн, поднимая зажатое в руке украшение.
— Снял с одного паренька, — паскудно усмехнулся благородный. — Когда мы пытались узнать, где находится твоя паршивая лаборатория, — заметив, как сжались зубы противника, аристократ продолжил, считая, что этим выведет человека из себя и заставит того сделать роковую ошибку, которая подарит победу. — Он, кстати, тоже блондин был, не твой ли сынишка?
Учёный утробно зарычал, сжимая в руках копьё, однако, вопреки ожиданиям, не бросился в атаку.
— Тесаму…
— Что? Учитель, ты хочешь меня, — юноша запнулся, — усилить?
— Ты доказал свою преданность, — пожал плечами Франкенштейн. — Почему бы и нет? Я собираюсь сделать тебя своим вторым помощником, для этого нужна сила и долголетие. Не беспокойся, я знаю, что делаю, ты не пострадаешь.
— Я знаю, учитель, — солнечно улыбнулся Тесаму. — Я сам ассистировал тебе во многих операциях. Но я не хочу.
— Не хочешь? — искренне удивился Франкенштейн.
— Не хочу, — повторил. — Жить бесконечно интересно, но не для меня. Я не хочу дополнительной силы или бессмертия. Я буду с тобой столько, сколько смогу. Подаренного долголетия вполне хватит, чтобы сделать всё, что я запланировал.
— Это опасно, Тесаму.
— В этом-то и соль, учитель! — восторженно улыбнулся юноша. — Я хочу сражаться, как ты вначале. Сам, без дополнительной помощи, развить свой собственный потенциал, как это делают оборотни. Мне Эш рассказала, это же здорово! А потом, когда я справлюсь, я приму твоё предложение.
— Если доживёшь, — припечатал учёный.
— Ты защитишь меня, я уверен, — беспечно отмахнулся Тесаму. — А если нет, то, значит, не по пути нам тогда будет.
Благородный отпрянул, глядя на человека, по телу которого медленно разливалась чёрная масса. Вокруг клубилась такая мощная концентрация энергии, что хотелось сбежать, не оглядываясь. И лишь только честь не позволяла этого сделать.
— Ты обещал его защитить!
— И что теперь?
— Они уничтожили его!
— Из-за тебя!
— Ты виноват!
— Месть!
— Отомсти им!
— Дай нам помочь в этой мести!
Человек закричал, разбрасывая вокруг себя всю мощь тёмной ауры. Кадис Этрама ди Рейзел, не отвлекаясь от последней стадии казни, чуть обернулся, хмуро смерив взглядом разбушевавшегося человека, и второй рукой закрыл щитом закричавших от ужаса детей и подростков.
— Он с-стал ещё сильнее? — ошеломлённо проговорил благородный, отступая назад. — Все сюда! Его надо уничтожить! — и добавил тише. — Пока он не уничтожил нас.
Холод злобы поднимался всё выше, почти обжигал, Франкенштейн рычал, глядя сквозь эту тьму на тех, кто вот-вот умрёт.
Все оставшиеся агенты центрального аппарата бросились в атаку вместе и вместе же отлетели от одного удара тёмной энергии. Франкенштейн зарычал и атаковал уже сам, практически не обращая внимания на попытки защититься.
Рейзел опустил правую руку, когда глава клана Эрасли развеялся прахом. Медленно повернулся к беснующемуся человеку, пытаясь понять, что теперь делать. Он больше не ощущал Франкенштейна, только его оружие.
Он не мог дышать, хрипел, тонул в этой тьме. Контроль над эмоциями вернулся слишком поздно. Ему уже не вырваться из липкой хватки копья. На лицо наползала тьма.
УБИТЬ! ИХ! ВСЕХ!
Силы после казни, как и ожидалось, истончились, а потому сдерживать удары этого копья было достаточно тяжело, однако ноблесс не мог просто оставить малышей. Учёный уничтожит их и даже не заметит этого. В ушах зазвенело, по щеке медленно потекла горячая капля.
Холод, вокруг только холод и боль. Он не мог шевелиться, не мог закричать. Хотелось вскрыть себе вены, чтобы хотя бы горячей кровью согреться.
Как будто это что-то даст.
— Рейзел!
Видимо, он потерял равновесие, так как в следующее мгновение, ноблесс почувствовал, как его подхватили за плечи, помогая утвердиться на ногах.
— Музакка, — кивнул Рейзел, показывая, что он узнал его.
— О, нет! — прошептала Эшлин, увидев, во что превратился её друг.
Враги! Кругом одни враги! Уничтожить всех! Он должен уничтожить всех!
Тьма закрыла глаза, он больше не видел ничего. Он больше не слышал никого.
— Что произошло? Мы услышали шум битвы и со всех ног бросились сюда.
— Благородные, — Рейзел с трудом заставил себя продолжить, — напали на оборотней.
— Надо помочь!
Да! Нападай! Нападай!!!
— Отец, нет! Франкенштейн сейчас не в себе! — выбежала вперёд Эшлин, останавливая отца и подбежавших оборотней. — Он и на вас нападёт, если вы попытаетесь помочь!
— Сейчас главное защитить детей, — поддержал девушку ноблесс, — мой щит не продержится долго.
— Гарда, Дорант, Зураки, защищайте детей, — проговорил Музакка. — Мирай, Урнэ, Горма, Груи, помогите человеку, но осторожно, не попадите под его удар. Сейчас он считает вас врагами. Эшлин, не реви! Что надо делать, чтобы привести его в чувство? Говори, и я сделаю.
— Ничего, — выдавила полукровка. — Ничего, папа! Ничего! Оно поглотило его! Его больше нет! Франкенштейн…
Не договорив, девушка рухнула на колени, задыхаясь от слёз. То, чего так опасался, чего так старательно избегал учёный, всё-таки случилось. Копьё поглотило его душу. Что могло случиться такого, что он — Он! — потерял самообладание?
Что теперь будет?
— В таком случае, я думаю, будет правильно его уничтожить. Это существо нападает на всё, что движется, — тихо проговорил один из оборотней.
— Я всё ещё ощущаю его, — тихо сказал Рейзел. — Не так явно, как прежде. Я могу стоять сам, Музакка. Попроси своих воинов отойти.
— Ты с ума сошёл?! Ты убьёшь себя этим!
Он не может вырваться. Копьё почти поглотило его душу полностью. Он один во тьме, летит в невесомости без возможности пошевелиться, открыть глаза. Он ничего не может.
Приостановившись, ноблесс чуть повернулся к другу и легко улыбнулся, пытаясь сказать, что всё в порядке, и он прекрасно осознаёт, на что идёт. Музакка понял. Вздохнул.
— Мирай, Урнэ, Горма, Груи, защищайте детей.
Кто он? Франкенштейн. Тот, кто создал Тёмное Копьё. Тот, кого поглотило это оружие.
Разве он, создатель, может быть поглощён собственным оружием?
Это было красиво, смотреть, как Рейзел, не сделав ни одного лишнего движения, заставил Франкенштейна легко порезать ноблесс, чтобы тот смог вызвать пространство крови с помощью своей крови. Наблюдать за тем, как древнейший из благородных с ошеломляющей лёгкостью останавливает те атаки, которые иной раз и оборотня с ног сбивали. Восхищаться распахнутыми кровавыми крыльями, и с удивлением смотреть, как Кадис Этрама ди Рейзел… отступает?
Он не позволит этому случиться!
— Рейзел? — осторожно позвал Музакка. Ноблесс выглядел удивлённым.
— Я стал сильнее чувствовать Франкенштейна. Он сопротивляется. Я не должен ему мешать.
— Но если он не справится?
— Я всё ещё здесь, — мягко улыбнулся Рейзел.
Франкенштейн пытается шевелиться, преодолевая сопротивление, заглушая в себе ощущение тяжести в конечностях. Он хозяин своего тела. ОН! И никто более.
Путь наружу пришлось выцарапывать ногтями, выгрызать зубами. Учёный рвал ту тьму, что поглотила его тело.
Он не сможет отомстить благородным, если будет мёртв.
Он не сможет отомстить за Тесаму, если его поглотят.
Он не сможет увидеть крах Традио, если останется здесь.
Больно!
Он кричит.
Хрипит.
Не хватает воздуха.
Это всё обман!
Свет режет глаза, когда тьма всё-таки поддаётся его рукам и являет измученной борьбой душе свет.
Франкенштейн делает ещё один рывок и вырывается на свободу.
Музакка резко отмахнулся от своих оборотней, готовый в любой момент атаковать беснующееся оружие, чтобы защитить свой народ. Он надеялся, правда, надеялся, что Франкенштейн сможет победить Тёмное Копьё, но Эшлин говорила, что это невозможно при полном поглощении.
Что делать, если у него не получится?
— Пап, смотри!
Сначала прояснели глаза, в ужасающе белые глазницы вернулись зрачки, в теле пропала та неестественная прямота, после — волосы упали светлой копной на спину. Франкенштейн пошатнулся, обрычал дёрнувшегося помочь Музакку и опёрся на дерево. Растение почти мгновенно рассыпалось прахом, из-за чего мужчина упал на колени, тяжело дыша и хрипло ругаясь.
Копьё исчезало с тела постепенно, неохотно и слишком медленно. А потом и вовсе перестало чувствоваться, когда человек всё-таки сумел заблокировать его. И только после Эшлин подбежала к другу, проверяя пульс.
— Живой! — облегченно выдохнула девушка. — Я убью тебя! Слышишь?! Как ты мог позволить ему себя поглотить?!
Чуть поморщившись, учёный приобнял рыдающую девушку, усаживаясь около остатков дерева. Небольшая передышка пойдёт только на пользу. И Эш как раз выплакаться успеет.
Музакка оглядел поле битвы, подмечая напряжённую стаю, перепуганных детей, почти плачущих подростков, едва шевелившегося человека и Рейзела, что, казалось бы, вот-вот упадёт. Лорд оборотней подошёл к аристократу, встав позади него, незаметно поддерживая ослабевшего друга.
— Кентас, Лунарк, подойдите сюда.
Подростки, что всю битву защищали малышей, подошли, склонились перед своим правителем.
— Встаньте, — Музакка улыбнулся. — Я прожил достаточно долго, многое видел, но то, как вы защищали малышей, зная, что бой против глав клана вам не выиграть, это было… сильно.
Гарда едва заметно вздохнула, сетуя на то, сколько слов нахватал их лорд, живя среди людей.
— Вы стояли до самого конца, несмотря ни на что. И пусть вам многому ещё предстоит научиться, я уверен, ваш путь будет правильным. И начнёте вы его, как самые молодые воины среди оборотней.
— Л-лорд?! — одинаково удивлённо распахнули глаза подростки. Музакка тепло улыбнулся и крепко пожал руки ребятам. Затем осторожно повернулся в сторону друга. Конечно, их звание вступит в силу только когда эти дети научатся всему, что должен знать воин. И в битвы подростка никто тащить не будет. Однако Рейзелу нужно время, чтобы прийти в себя после такой катастрофичной траты энергии, а дать ему это время так, чтобы оборотни ничего не заподозрили, можно было только так. И героев похвалил, и другу помог, ай, да Музакка!
— Вы слишком счастливы, Лорд, — чуть ехидно, но едва слышно шепнула Гарда, проходя мимо. Мигом приняв серьёзный вид, Музакка подал руку Франкенштейну. Хмыкнув, учёный поднялся сам.
— Со мной всё в порядке.
Кажется, ему не поверил никто. Оборотни смотрели с недоверием, готовые напасть и на человека, и на благородного. Только дружелюбие лорда останавливало их. Но об этом они расспросят правителя позже, без лишних ушей.
— Эш, нам пора. Рейзел-ним, вам тоже стоит вернуться.
«Вернуться в лабораторию, для проверки вашего состояния», — повисла в воздухе недосказанная фраза. Ноблесс кивнул. Музакка, вздохнув, от сопровождения отказался, но в помощь послал Гарду, зная, что любого другого оборотня Франкенштейн просто не примет.
Вопреки ожиданию Эшлин, учёный свернул совершенно в другую сторону. На все вопросы отмалчивался. Шли долго, но конечная точка оказалась не так далеко от убежища.
Небольшая землянка с заваленным ходом — одна из личных лабораторий Франкенштейна, в которую доступ разрешался только лишь двоим: Эшлин и Тесаму.
Юноша нашёлся около входа, привязанный к дереву. Франкенштейн вздохнул. Не обращая внимания на рыдание позади себя, подошёл и одним движением разрезал путы, подхватив тело. Кровь давно запеклась, они бросили его здесь ещё до битвы, но то, что они напали на оборотней, а не на лаборатории, значило, что Тесаму ничего не сказал.
— Я обещал защитить его, — проговорил учёный, почувствовав позади себя ноблесс. Рейзел не ответил, знал, что слова не нужны.