Мой парень псих

Они вообще-то в этот магазин типа «Всё для дома и заёба» просто так приходят, посмотреть. Точнее Антон бы с удовольствием выбрал продуктовый, но Арсения тянет сюда. Он с важным видом рассматривает подушки-сердечки, вазочки, тарелочки, а Шастун вёдра — обычные такие вёдра — и думает, где налить в них воды, чтобы утопиться и избавить себя от страданий. Спина взмокла, шея болит, ноги, руки отваливаются от тяжести пакетов, которые не помешает закинуть в тачку и забыть, будто страшный сон, но вместо этого они здесь — в забвении, в царстве посуды и «вот этой пиздатой скатерти, которая нам та-а-ак нужна». Шаст трёт ботинком пол и не забывает время от времени кивать, мол, «да-да, круто», когда Сенька суёт ему под нос очередную хуебору. Антон готов скупить ему весь местный ассортимент, только чтобы они отсюда поскорее свалили. Эх, придётся для этого ещё пару рекламных сторис замутить, но, бля, — это того стоит. Они каким-то неебическим образом оказываются в отделе с обоями. Арсений рассматривает жёлтые, розовые и какие-то белые в ляпистый цветочек — непроизвольно начинает дёргаться глаз. Вдох. Выдох. Спокойствие, Шастун, спокойствие. Попов ещё делает это с таким серьёзным, умным видом, будто действительно собирается делать ремонт, будто у них не новая хата, будто у них руки из того места растут. Вот говорят же: хотите проверить отношения — поклейте вместе обои. Антон, если честно, ссыт. Арсений, он ведь креативный и не от мира сего до пизды, а Шастуну столько сигарет в рот не влезет, чтобы горение жопы перебить. Заканчивать это надо — вот прям щас. — Я тебя склеил не для того, чтобы клеить обои. — Антон искренне надеется, что в его тоне и выражении лица сосредотачивается всё презрение мира к происходящему. — Это кто ещё кого склеил. Вообще, да. Красиво выгибающаяся жопка действует эффективнее чем скотч. Попов оборачивается, подмигивает ему, а потом улыбается солнечно так, что у Антона зубы от нервов перестают друг о друга скрести. А то ещё чуть-чуть и скрошились бы нахер. Он выдыхает, лыбится своему чучелу в ответ, поправляющему на башке розовую гандонку. — Мне нравятся эти. — Сенька тычет пальцем в обоину и выжидающе смотрит: ну давай, ну давай, пожалуйста! — А мне нравишься ты. Давай съебёмся отсюда? // Они запихивают все пакеты в тачку и падают в кафешке за дальний-дальний столик. Антон заказывает себе картошку и колу, Арс — салат, из ингредиентов в котором только салат. Аппетитненько, хули. — У тебя соус на губах. — Арсений тянет молочный коктейль через трубочку, как заправская фифочка. Смотреть на это и не ржать — то ещё испытание. — А это не соус, это картошкина кровь. — Шастун фыркает и вытирает рот рукой. Салфетки? Не, не слышали. У Арсения брови забавно взлетают вверх, как новости о пидорасах в топах интернета, он оставляет от себя стакан и цепляет лист салата на вилку. Гипнотизирует, может конопля ему в нём видится? — И это ещё про меня говорят, что я бред несу. — Так это, Сень, половым путём передаётся. И взгляд в ответ — это как пиздюли по жопе: вроде больно, а вроде — ух ты ж, блять. // Арсений забавно краснеет, когда Антон покупает билеты в киношку на последний ряд, и прячет это, засовывая морду поглубже в воротник свитера. А ещё Шаст берёт большое ведёрко попкорна, чувствуя себя вполне довольным жизнью. Всё-таки выходной в ТЦ это не так уж и плохо. Сенька тянет свою лапу и пиздит попкорн, засовывая в рот побольше. На экране идёт реклама, так что он спокойно, но шёпотом выдаёт: — М-м, ванильный. — Прям как моя любовь к тебе. — А от тебя нормальных признаний всё ещё хуй дождёшься. — Попов губы обиженно поджимает и жуёт ещё при этом — прямо Цезарь во плоти. С листьями. — Хуй дождёшься, не переживай. Антон тоже закидывает жрачку себе в рот и облизывается, наблюдая за своим типа бойфрендом — довольный такой, счастливый, влюблённый. Давно нужно было выбраться куда-нибудь, отключить телефоны, послать всех нахуй и затусить в самой жопе города, где меньше вероятность возникновения «а-а, блять, это же эти с ТНТ!». Как нормальные люди: магазины, еда, фильмец, какой же Антошка молодец, что их вытащил. — Цыц, — Шаст это одними губами шепчет, когда Попов на него взгляд злобный в ответ метает, на секунду кажется, что это на самом деле кинжал, уж слишком остро, но пока вроде не течёт нигде, пока что. Антоха его за коленку хвать и к экрану отворачивается, будто так и надо. Ага, блять. — Смотри фильм. Он ладонью медленно скользит, оглаживает, кусает губы и в душе не ебёт, что там эта Харли Квинн делает. Какие бабы, какие сиськи, если у него член начинает вставать просто от того, что он своего мужика лапает причём не голышом. Арсений пытается от него отползти, но кресла это не диван, двигаться в общем-то некуда. Попов его руку своей накрывает, чтобы остановить, но Шастун переплетает их пальцы. И в этом жесте столько нежности, что их обоих накрывает с головой. Хорошо, очень-очень хорошо, боже. Поглаживания становятся настойчивее, ладонь уже на бёдрах — и в причинном месте от грубой ткани модненьких джинсов практически больно. Практически. Шастун к его шее наклоняется, толкает вниз горловину свитера, проводит по коже языком и жадно дышит в самое ухо — влажно, горячо очень, до мурашек по позвонкам. — Но дома ты от меня не отвертишься. // Антон лампово так устраивает свои кости на кухне. Жопой на табуретке твёрдо, но Арсений готовит что-то, и он не находит в себе сил свалить на диван. А ведь когда с Ирой жил, съёбывал. — Если это очередные полезные лягушки со шпинатом, то иди нахуй. — Антон затягивается сигаретой, не обращая внимания на запреты Сеньки, ебал он в рот его запреты, вот честно, причём во всех смыслах этого слова — ну вы поняли, он же ртом их говорит. Шастун упирается затылком в стену и выпускает дым изо рта. Красиво. В приглущённом свете кухни — красиво. Попов даже залипает на пару секунд, а потом дёргается, отгоняя всю эту дурь от себя. Из себя ведь точно не выйдет — он в этом дерьме уже на три метра поверх макушки увяз, но это совершенно не давит. Наоборот, в теле легко, и от бабочек внутри щёкотно. — Вот и пойду, потому что правильное питание благотворно влияет на потенцию. — Откуда ты такой умный взялся? — Ха! Шаст издаёт какой-то непонятный вопль-смешок, кашляет, а потом только хуже становится, когда это чудо в очередной раз открывает рот: — Из спермы. Из спермы, блять. Только Арсений, наверное, может ответить из спермы, причём с таким серьёзным лицом, будто так отвечать и принято. Один в один. Арс нарезает картошку, а у него, у Антона, так руки и чешутся помочь: встать взади, прижаться всем телом, обнять, держаться за один нож и тереться, пока от предвкушения искры из глаз не пойдут, и выть не захочется. А на ужин потом можно пиццу заказать. Всё лучше, чем какой-нибудь сельдерей. — Тебе помочь? — А ты потом на ремонт согласишься? Антон руки вверх поднимает, мол, понял, не дурак — дурак бы не понял. Пусть это дело останется за вами, маэстро. Ест Шастун куда лучше, чем готовит. Да и нравится ему это больше, во прикол, да? А потискаться… потискаться потом в кровати можно. Для кухни они так-то уже старички.