***
Одно из многочисленных кафе в Фицилавии: небольшое уютное помещение в домашнем стиле, — аккуратные пластмассовые столики, окрашенные под дерево, стулья, оббитые кожзаменителем кофейного цвета, искрящиеся, словно звезды, слезы гирлянд, пушистая мишура — то, что нужно, чтобы слиться с толпой, при этом оставшись наедине со своими беспорядочными мыслями и будто озверевшими чувствами. Вы заказали чай с имбирем и корицей и аппетитный кусок свежего вишнёвого пирога (мисс Паркер рассказывала, что здесь готовят чудесные, мягкие пироги по особому семейному рецепту владельцев заведения). Тяжело опустив голову на ладони, Вы закрыли глаза, медленно погружаясь во тьму мыслей. «Что за дни… Дэвид, почему именно сейчас?.. Хотя, приди он через месяц, то что бы изменилось? Абсолютно ничего. Разве что… Да что это я… Целый месяц представляла, что буду говорить ему, строила воздушные диалоги, а на деле… Стояла и мямлила, как обычно… Значит, Моника его бросила… Неудивительно, ему ещё тогда говорили, что она дама ветреная, но он был так очарован ей… И что он в ней нашёл? Бюст на ножках, да и только… Хотя она учится в университете N, так что неглупа… Сама виновата, думаешь, что все как в романах, ты носишь свитер, а он костюм, и все будут жить долго и счастливо. Жизнь жёстче, она другая», — неожиданно ход Ваших печальных мыслей был прерван таким до боли знакомым бархатистым баритоном. — Зависит от того, как на неё посмотреть. — Люцифер! — радостно воскликнули Вы и тут же смущённо замолчали, опустив взор на псевдо-деревянную столешницу. Посетители удивлённо обернулись, не веря, что сам Дьявол решил отведать местного лакомства. Однако не заметив никого, относительно напоминающего огромное красное существо с бычьими рогами и крыльями, они разочарованно вернулись к угощениям, украдкой смерив Вас удивленными взорами. Однако Вам было не до перешептываний и переглядываний, ибо перед Вами сидел он, тот, кого Вы полагали, не увидите никогда более. — Люцифер, — прошептали Вы, и улыбка сама невольно коснулась губ, — я так рада видеть тебя вновь… — А я-то как рад, — он улыбнулся в ответ, — все же хорошо, что послушал свое… шестое чувство и решил заглянуть сюда. — Скорее уж желудок, — продолжая улыбаться, ответили Вы не в силах отвести взора от мужчины, вновь сидящего напротив Вас. «Какие все же у него красивые глаза… Вот что значит «во взгляде утонуть можно…» — Ох, после вчерашнего я не смогу есть минимум до вечера. Все было очень сытно… Нет, именно чувство, ведь я сюда пришёл, надеясь увидеть тебя… Он с удовольствием наблюдал, как Вы вспыхнули, словно аленький цветочек, и поспешно отвели взор от него в сторону молоденькой симпатичной официантки с копной густых каштановых волос, что так мученически сжимала тугая чёрная резинка. Почти беззвучно поставив заказ на стол и пожелав гостье приятного аппетита, она спросила, будет ли сэр что-нибудь заказывать. — Крепкий кофе, пожалуйста… И, — он сделал особый акцент на последних двух словах, — без сахара. Он уничтожает благородный горький вкус. — Конечно, сэр, — промолвила красавица и как бы невзначай поправила выбившуюся прядь волос. Люцифер хитро улыбнулся, а девушка, просияв, довольная направилась к барной стойке. «Конечно, сэр… Тоже мне, мисс кафе 2020. Смотреть тошно…» — Вы проводили официантку недовольным взглядом, чувствуя, как грудную клетку сжимает уже казалось давно забытое липкое чувство ревности. «Конечно, Люцифер видный мужчина… Что удивительного в том, что на него будут вешаться все девушки… Сама-то не лучше… Нет, нет, о чем я думаю? Стоп, хватит», — помотав головой, Вы вновь сфокусировали взор на мужчине. И опять милые щёчки залились предательским румянцем. Он смотрел на Вас так, словно читал Ваши мысли; будто его руки осторожно касались Вашей бесценной души; казалось, ему было известно все Ваше существо, он словно видел Вас насквозь. Могли ли Вы знать, насколько Ваше чувство не подвело Вас? Дьявол, продолжая довольно улыбаться, едва заметно покачал головой. «Бедная, бедная девочка… Знала бы ты, кто сидит перед тобой, то была бы рада, если бы я ушёл с этой, признаться, симпатичной Джесс… Нельзя позволить этому милому существу полюбить меня. Ведь женские сердца так падки на это противоречивое чувство», — размышляя, он внимательно смотрел на Ваше красивое лицо: невинные губки, розовые от смущения щёчки, прекрасные глаза, веер ресниц… Люцифер неожиданно поймал себя на мысли, что он был бы не прочь исследовать это лицо губами… «Как же, должно быть, нежна ее кожа… Пора прекращать думать о подобном, я слишком чувствителен к невинности». — Прости, (В.И.), я немного задумался… — Что ты, я понимаю… — Нехотя в голосе скользнуло острое лезвие ревности. «Неужели она настолько хороша?» — Подумали Вы. А Дьявол едва сдержал рвущийся наружу смешок: так забавно Вы выглядели, словно насупившийся кот, которому не дали поесть. — Не дуйся, как мышь на крупу, (В.И.). — Что?.. — Обещаю, что Джесс мы с собой в поездку не возьмем. Вздрогнув, Вы едва не столкнули чашку со стола. Стыд алыми пятнами покрыл Ваше лицо, его красные языки даже лизнули Вам уши. С ужасом осознавая, что сейчас выглядите как Дед Мороз без бороды, Вы наклонили голову и сделали несколько глотков уже порядком успевшего остыть чая. Ароматная горьковатая жидкость нежно коснулась гортани, и Вы обезоруживающе улыбнулись, подняв руки в знак капитуляции. — Хорошо, хорошо, мистер Холмс, Вы меня раскрыли. — Потому что Вам стоит научиться врать, доктор Ватсон. Ибо Ваше смущённое лицо говорит красноречивее любых слов… — Он с удовольствием откинулся на спинку стула, не сводя взора со скромно улыбающийся Вас. «И все же прелесть». — Прости, просто… Да, я боялась… Что ты уедешь с этой… Мисс Джесс и… Про какую поездку ты говорил? — Пытаешься перевести тему? — Нет, просто хотелось бы знать, что ты задумал… Буду готовится морально. — Ммм, подумала, что я хочу отвести тебя в свои любимые места? — Ну, что-то вроде того… — Тебе там не понравится. — Конечно, — с улыбкой ответили Вы, отпив ещё немного ароматного напитка, — я ведь в покер играть не умею, да и не курю… — Покер? — Люцифер удивлённо вскинул брови. — С чего ты решила, что я любитель этой интересной, но чертовски затратной в материальном, да и нервном плане игры? — Нууу, ты похож на игрока… — Разве учёные уже успели выявить признаки, которые сразу укажут твою принадлежность к этому классу… как они их, о, девять кругов Ада, называют… хомо... сапиенсов? И тут Вы не выдержали и рассмеялась, представив себе эту картину. — Нет, конечно, Боже упаси, нет… Просто ты холостой мужчина, не любящий праздники, как-то проводишь после работы время… Явно не в читательский клуб ходишь… Я и подумала, что покер может быть хорошим способом расслабиться… — Ты почти угадала: я люблю покер, знаю множество мест, но и читать тоже люблю, особенно в компании столь очаровательных леди, как… Однако мужчина так и не успел закончить фразу, ибо в спокойное шёлковое течение его бархатистого баритона ворвался звонкий голосок официантки Джесс. — Ваш кофе, сэр. — Благодарю, милая леди. — Он улыбнулся ей, и девушка тут же, зардевшись, быстро удалилась прочь, прижав поднос к груди. «И все же… Понимаю Джесс, он просто бесподобен», — Вы невольно залюбовались им: высокий, широкий в плечах мужчина, облаченный в чёрный костюм и того же цвета рубашку, в распахнутом пальто выглядел, как настоящий мафиози из нуарных фильмов. И ещё это благородное серебро, рассекающее черноту волос. С маленькой белой чашкой в руках он походил на настоящего аристократа. Столько благородства и гордости было в простых, незамысловатых движениях. «Все, хватит смотреть, иначе он подумает, что я ещё извращенка какая», — подумали Вы, нехотя отведя взор в сторону. «Смотри на меня… Мне нравится восхищение, нежность, которую дарит мне твой кроткий взор… Он словно заряд электрического тока пронзает тело, так приятно», — он вновь и вновь очерчивал взором уже изученный профиль, и каждый раз он находил нечто новое, словно вместо с плотью изучал Вашу душу. Первым тишину, укрывшую Ваш столик своими крыльями, решил спугнуть он. — Итак, на чем нас прервали? Ах да, поездка… (В.И.), ты ведь помнишь, что я — англичанин… — Да… — промолвили Вы, смутно догадываясь к чему он клонит. — Так вот я как истинный англичанин не могу позволить, чтобы гость в моей прекрасной, не побоюсь этого слова, стране не увидел всех достопримечательностей Лондона. — Вообще-то, я ездила на экскурсии, — казали в свою защиту Вы, зачерпнув ложечкой аппетитного шоколадного пирожного. — Ты ездила только по туристической карте — местам, которые посещает каждый, чтобы купить магнитик, сделать фото или стащить пепельницу. Я же хочу показать тебе куда более… укромные, но не менее интересные места… Ведь Церковь Святой Троицы, где мы встретились, кажется, не входит в список мест, обязательных для посещения. — Он со спокойной улыбкой посмотрел на Вас, уплетающую успевшее пирожное, про которое Вы едва благополучно не забыли. Улыбнувшись, Вы коснулись губ салфеткой и кивнули, после чего допили последние капли терпкого напитка. — Да, ты прав… Но я многое уже видела. Сама гуляла по городу и одновременно изучала его… — Со мной будет веселее, чем с Google или Яндекс, я обещаю. Вы не смогли сдержать смеха. — Конечно, по крайней мере не придётся отвлекаться от просмотра достопримечательностей. — А вот тут как пойдёт… — М? — Вдруг я решу пригласить тебя… В ресторан, скажем? — Ой, Люцифер, не стоит… — Почему ты так протестуешь, (В.И.)? Я ведь не в бордель или казино сходить предлагаю. — Это очень дорого… — (В.И.), разве я похож на того, кто нуждается? — Нет, — промолвили Вы, осторожно положив ложечку на тарелку, — просто это очень… Я не… — Милая, — по Вашему позвоночнику, словно прошёлся разряд: все сжалось внутри, принося приятную, томную боль, — что происходит в Вашей стране, раз приглашение в ресторан вводит тебя чуть ли не в священный трепет? Взор Дьявола был прикован к Вашему лицу. Он видел и понимал причину Вашей «забитости», однако не мог же простой бизнесмен Люцифер Блэк узнать, о чем думает его… Знакомая? Подруга? Или… — Я… Просто это очень дорого, я… Прости, — Вы помотали головой, пытаясь отогнать липкий стыд, что сдавил горло и грудь, — просто я не настолько… обеспечена, чтобы ходить в рестораны часто. — А ухажер? — Ухажер? — Прости, у тебя… — Да, но мы расстались, — отчеканили Вы, и Дьявол понял, что лучше лишний раз не касаться этой темы. «Люди такие хрупкие и одновременно сильные существа. Их не сломит лавина, но один единственный метко выпущенный снежок может пошатнуть хрупкое равновесие и сбить с ног», — он неожиданно поднялся, сопровождаемый Вашим удивленным и немного испуганным взором. В одно мгновение взяв салфетку, мужчина склонился над Вам и осторожно коснулся нежных губ шершавой материей. Вы едва сдержали рвущийся наружу вздох. Его лицо было близко, непростительно близко от Вашего вмиг поалевшего, смущённого личика. В груди словно сжалась невидимая пружина, которая готова была разжаться в любое мгновение: то была концентрация чувств, эмоций, которые смертоносным цунами накрыли Вас с головой. К лицу тут же прилил жар, будто Вы находились подле открытого огня. Он сам был как огонь — непредсказуемый, опасный и такой чарующий, мощный, манящий. Подсознательно, шестым чувством, Вы ощущали некую тихую, словно притаившийся хищник в кустах, опасность, исходящую от него. Всё это казалось лишь игрой воображения, околдованного мрачным образом Вашего нового друга. Однако не могли Вы знать, что так Ваша бессмертная душа реагирует на присутствие Дьявола, трепеща в страхе всем своим существом. Люцифер смотрел прямо в эти полные чувств глаза. О, зеркало души, — они действительно отражали Ваши эмоции, кричали, громче любых стихов… Он видел Ваш тайный страх, немое восхищение, сомнение, смущение — все это было вызвано его присутствием, его действием. И Люцифер заметил, что ему было приятно, чертовски приятно, что именно он был причиной всех этих эмоций, вызванных в одной хрупкой человеческой душе. Приятное покалывание в пальцах, туго сжатый узел в груди — давно он не испытывал таких ощущений, давно он не ощущал ничего. Он осторожно стёр капли шоколада, что так удачно осели на Ваших губах. «Молочный шоколад… Интересно, каковы её губы? Такие же нежные, робкие, как она? Я встречал скромных красавиц с порочными губами и бесстыдниц с робкими, дрожащими… Какие же у тебя, моя милая?» — Его пальцы неожиданно скользнули вниз на Вашу губу. Осторожно, нежно, но при этом по-хозяйски он провел пальцем по нежной, податливой, искусанной коже. Хлад его рук обжигал, а собственнические движения сводили с ума. Люцифер едва сдерживал себя от того, чтобы сейчас, наплевав на все, заключить Вас в кольцо своих объятий и коснуться этих губ, взять их в плен, подчинить себе…Но нет, это может разрушить все… Он не может… Он Дьявол, он может все, но так поступить с Вами… Вы не знаете, кому желаете отдать свое трепетное сердце… Никто в кафе не обращал внимания на интимную сцену: люди продолжали говорить, шелест их голосов разносился по небольшому помещению кафе; официанты все так же разносили заказы, а ароматный запах свежеиспеченного теста продолжал приятно будоражить аппетит — для них вы до сих пор вели продолжали вести беседу. И даже красавица Джесс совсем не обращала внимания, что «роскошный мужчина» сейчас едва сдерживается от того, чтобы не погубить от своей страсти «милую простушку, возможно, дочку друга». Он неожиданно отстранился и с улыбкой произнёс: — Мне хочется заботиться о тебе, (В.И.). У тебя был шоколад на губах… Треклятые салфетки ничего не оттирают… — Он сел на свое место, продолжая смотреть, как Вы, краснея, поправляете волосы. «Ты ходишь по тонкой грани, милая (В.И.). Я не привык сдерживать свои желания», — он наблюдал за Вами, словно лев за ланью. Хищник притаился в тени и готов был напасть в любой момент. Но что-то удерживало его, то, что он сам объяснить не мог… Пока что. — Почему ты хочешь ухаживать за мной? — Потому что вчера ты ухаживала мной, едва знакомым мужчиной. Впустила в дом, обогрела… Ты пыталась научить меня радоваться праздникам, мелочам, а я буду учить тебя наслаждаться жизнью. И, — он поднял руку, — отказы не принимаются. Вы лишь смущённо улыбнулись и кивнули головой. Приключения начинались.***
Прошло ровно семь дней с этой памятной встречи в кафе. Люцифер не обманул, действительно показал Вам места, которые не помечены на туристической карте: начиная от рынка «TheRealFoodsMarket», где можно попробовать еду со всех уголков мира: начиная от испанских чорисо и чуррос и до индийского карри и итальянского мороженого; так же равнодушным Вас не смог оставить музей «Geffrye», в котором Вы смогли увидеть, как менялся образ жизни и стиль домов англичан в течение 400 лет, особенно замечательными оказались сады на заднем дворе, расположенные в хронологическом порядке с комнатами в «Geffrye»; так же мужчина показал Вам множество потрясающих парков, не таких известных, как пресловутый Гайд-парк, однако от того не менее, а возможно, и более прекрасных: так Вы узнали о садах Киото в парке Холланд; так же Вам удалось увидеть «Маленькую Венецию» — это скопление каналов и домов на воде, которые люди превратили в кафе и ресторанчики; и, конечно же, вы зашли в книжный магазин «DauntBooks», в котором провели добрые несколько часов за выбором интересной литературы и обсуждения уже знакомых произведений. За часы, проведённые вместе, вы успели порядком сблизиться и узнать его лучше. Происходящее напоминало игру в карты, где вы были игроками. И каждый раз, когда Вы открывали новую карту в его колоде, появлялось слабое навязчивое ощущение — игра проиграна ещё загодя. Ваше главное сокровище, сокровенная ценность, спрятанная за сотнями замков в сейфе швейцарского банка после неудачи, Ваше трепетное сердце наконец было вынуто из мрака и передано нежному свету, который постепенно возвращал его к жизни. Каждый раз, стоило Вам лишь увидеть мужчину, услышать его голос, ощутить рядом, как дыхание тут же перехватывало, а грудную клетку словно сжимал невидимый обруч, который в любой момент был готов сдавить её до момента, пока не треснут ребра. Щеки сами собой заливались позорным, как Вы считали, стыдливым румянцем, стоило ему лишь невзначай коснуться Вас или оказаться ближе, чем на расстоянии двух шагов...***
«Так, (В.И.), успокойся! Хотя как же можно успокоиться… Боже… Как подобное возможно? Я…в меня…влюбился сам Дьявол, Сатана? Неужели я настолько особенная? Еще чего, глупости!» — нервный смешок сорвался с Ваших истерзанных уст, однако Вы тут же вздохнули, обняли колени и положили на них голову, прикрыв измученные очи: хотелось спать, однако адреналин и острое осознание ситуации, в которой Вы сейчас находитесь, как грешник, застывший в ледяном озере, держало Вас в сознании. — «Так! Стоп! Ты сама сказала, что тебе безразлично, кто он… А что теперь? Ничего…ничего не изменилось… Я по-прежнему вижу в нем прекрасного человека, но никак не древнее зло. Ну, был бы он злым, то послал бы меня еще тогда, у Церкви. Злодеи с безрассудными девицами по ночному Лондону не ездят, а после не смотрят «Один дома» и не соперничают за лишнюю горсть поп-корна…» — И в это мгновение губы сами собой изогнулись в нежную улыбку, — «Такие воспоминания… Нет, не в сущности дело… Скорее уж в том, что мне придется свыкнуться с фактом того, что в мире мы точно не одни… Однако страшнее даже не это. Меня страшит наше будущее: что ждет меня, простую грешницу и Дьявола? Как мы можем быть вместе? Позволено ли… А как отреагируют остальные демоны там, внизу? Ведь если есть Сатана, то есть и подвластные ему… Падшие ангелы… Я помню Асмодея, Мамона, Аббадона… Будут ли они рады, узнай, что у их Повелителя появился вот такой необычный любовный интерес?.. Не поставлю ли я его в сложное положение? Как… Где мы будем жить? Ведь не может же он вечно оставаться здесь… И… Я умру…» — Вы медленно подняли голову, уперев взор в сияющий бриллиантовой россыпью звезд шелк ночного небосвода. Неожиданно маленькая точка вспыхнула словно в последний раз и подобно оторванной бусинке покатилась по лоснящейся темно-синей ткани в небытие, которое уже ожидало ее, раскрыв чернеющие объятия. «Желание… Пожалуйста, звездочка, сделай так, чтобы Люцифер был счастлив… И покойся с миром тот, чья звезда сейчас покинула небосвод… И когда-то так его покинет и моя звезда. И что после? С кем останется он? Одинокий, вновь покинутый, безутешный… Если бы я только знала, как помочь тебе, себе…нам, если бы все было так просто, как в сказках», — эти три слова крутились в Вашей голове, в то время когда Дьявол, стоя перед прекрасным, словно сотканным из мириад тончайших паутинок витражом, изображавшим его собственное падение.***
Его глаза были направлены на жуткое чудовище, фигурой напоминающее человека. Обремененное крыльями, рогами, оно в ужасе взирало на прекрасного, мощного словно пламя, ангела, чей меч практически пронзал проклятую плоть. Его губы тут же тронула лёгкая, мягкая усмешка, когда он вспомнил Вас, ласкающую безволосую голову этого существа, руками мастера превращенного в скульптуру. В то мгновение он сам желал оказаться, о, девять кругов, как это нелепо звучит, на своём месте, почувствовать эти тёплые руки на своей тяжёлой от дум голове, утолить рвущий изнутри голод — голод многовекового одиночества существа, лишенного любви, ласки и, казалось бы, не нуждающегося в них. Оказалось — наоборот. Люцифера положительно обескураживала привязанность к молодой человеческой девушке! Он Дьявол, Солнечный Ангел, а она человек. Даже если забыть об этих расовых неравенствах, то, милостивая Вечность, он старше, чем все лета каждого из членов её рода вместе взятых. И все же это не останавливало его от желания любоваться Вами, наблюдать за каждым малейшим изменением в мимике лица, выражении глаз. Он впервые за долгие века искренне наслаждался чьей-то компанией. Чего стоят только одни походы в это, как люди его называют, ах да, кино. Краем глаза он наблюдал, как по ходу повествования изменялось Ваше выражение лица; ощущал, как тонкие струны настроения то натягивались до предела, готовясь лопнуть в один миг, то наоборот расслаблялись, позволяя сесть чуть спокойнее. Ему нравилось Ваше милое смущение, неуверенность в дорогих ресторанах, в которые он любил водить Вас по вечерам. Казалось, можно вечно смотреть на то, как Вы, стушевавшись, пытаетесь разобраться с легионом столовых приборов. Он, конечно же, помогает Вам, при этом отпуская пару шуток по поводу того, что люди всегда создавали много сложностей буквально из ничего. Однако неизменно помогал Вам, и Вы одерживали блистательную победу над столовым серебром. Каждый миг, проведённый в Вашей компании, оставлял в душе падшего ангела неизгладимый, глубокий след, который не покрывался пылью новых воспоминаний. И он с упоением медленно, по капельке, смаковал их, словно дорогое вино, выявляя все новые вкусы в этом чудесном букете эмоций, чувств, ощущений… Он устало прикрыл глаза, так и продолжая стоять, скрестив руки за спиной, вслушиваясь в обволакивающую мелодию тишины. Единственное пятно света в непроглядной тьме — разноцветный витраж, светящийся, переливающийся слабым сиянием буквально изнутри. Слабые, тонкие, едва зримые лучи, касались его лица, не боясь, что он очернит их вмиг. Они оставляли едва заметные следы света на его бледном идеальном лице, так что мужчина становился похожим на прекрасную, высеченную искуснейшим из мастеров статую. А за спиной клубилась мгла. Словно став материальной, она извивалась, подобно змеям, сплетаясь в невообразимые по красоте своей орнаменты, или же становилась гладкой, лоснящейся, как шёлк. Она подчинялась воле своего господина, как и все в Преисподней. И сейчас она следовала за мыслями господина, воспроизводя некоторое их воплощение в материальном мире. Люцифер устало закрыл глаза, вспомнив тот день, который стал точкой невозврата, причиной его и Вашего душевного состояния на данный момент…***
— Значит… Ты решила, что библиотека будет лучшим местом, чтобы провести время? — спросил он, изогнув бровь в удивлении. — (В.И.), если ты так желала почитать, то просто сказала бы мне. У меня дома полно книг… И вино пить можно, и даже камин есть. — О, нет, Люцифер, если бы я хотела почитать, то точно не взяла бы тебя с собой, — с улыбкой промолвили Вы, осторожно спустив сумку с плеча. Мужчина хмыкнул, оглядев Вас с ног до головы. Облаченная в короткое коричневое пальто, вязаный свитер, горло которого жерлом вулкана окружало Вашу шею, черную длинную юбку и сапожки на невысоком каблуке — Вы выглядели невероятно мило. Или по крайней мере так казалось Люциферу, с удовольствием разглядывавшему Вас с высоты своего двухметрового роста. Кряхтя, Вы пытались найти в сумке телефон, который утром в спешке оказался несправедливо закинут в самые недра тёмной пещеры Али-Бабы. Пальцы нащупали кошелёк (не забыть проверить, сколько денег осталось на карточке), потрепанные страницы карманной книжечки в мягком переплёте, купленной в ларьке ещё в Москве, ключи от съёмной квартиры, забытую плитку шоколада (будет с чем чай пить) и острые иголочки расчески, однако никаких следов телефона. — Украли, что ли… — Надо будет проверить машину… — Я не доставала телефон там… — Не поэтому, — он продолжал стоять, сложив руки на груди, с лёгкой улыбкой на устах смотря на Вас, — мне кажется, что там завёлся третий лишний. Ибо ума не приложу, кто мог украсть твой телефон, если ты весь день ездила в моей машине. — Может, пока мы на заправке стояли. Помнишь, ты ушёл платить, а я пошла в продуктовый отдел, купить перекусить… Может, там и скомуниздили? Ой, — Вы осеклись, едва не ударив себя ладонью по губам, — то есть, украли, украли. — Ско… ко… Я не повторю эту абру-кадабру на русском, но надеюсь, что ты не прокляла того воришку до конца дней его. — Люци… Нет, нет, прости, это слово, оно используется в разговорной речи, и значит «украли». — Интересное слово, я запомню… И все же, — сказал он уже серьёзнее, — не беспокойся за телефон, мы сегодня же купим тебе новый. — Нет, — твёрдо сказали Вы и, чуть выставив ногу вперёд, относительно удобно разместили сумку на ней, продолжая тщетные поиски. Сердце билось где-то в горле, а руки невольно покрылись липким, холодным потом. «Там ведь все контакты, все номера… А если будут звонить родители? Или Мария Николаевна? Я ведь номеров то не помню, а там пароли, фотографии… Ууу, мои сохраненки и аккаунты… Какой позор, если кто-то увидит это», — Ваши руки продолжали свое нервное путешествие в недрах сумки. А мужчина тем временем, бросив взор на наручные серебряные часы на ремешке из тёмной кожи, покачал головой и промолвил: — (В.И.), мы уже минут десять так стоим… Не волнуйся, восстановят твои контакты… Аккаунты, я договорюсь. Но Вы были непреклонны. И вот спустя мгновение пальцы наконец нащупали заветный прямоугольник. — Есть! И не придётся ничего покупать. — Жаль, а я-то уже настроился на длительный спор и последующие походы по салонам. — Походов бы не было. Я бы не согласилась на такое… — А если это подарок от всей души? — Ну хватит… — Я знаю, как тебя подловить. — Знает он… — наигранно пробурчали Вы и, улыбнувшись, двинулись вперёд ко входу в библиотеку Баттерси, построенной по проекту Эдварда Маунтфорда между 1889–1890 годами. Люцифер усмехнулся и последовал за Вами, однако про себя отметив, что Ваше смущение и благодарность были бы лучшей для него наградой. «И все же жаль, что не потерялся», — подумал он, галантно открыв дверь перед Вами, пропуская вперёд. — Спасибо. — Всегда к твоим услугам, (В.И.). Вам удалось довольно быстро договориться с мисс Прайд, которая согласилась выдать Вам нужные книги, однако перед этим предупредив, что она лишь покажет, где их взять. — Простите, моя помощница Паула сегодня не пришла по личным причинам, а у меня уже, эх, возраст не тот, чтобы по стремянкам забираться. Полагаю, Ваш отец, — она кивнула в сторону мгновенно остолбеневшего от подобного заявления Люцифера, — любезно согласится мне помочь. — Конечно, мисс Прайд, — сдавленно произнес он, скривив губы в некоторое подобие улыбки. Вы же почувствовали, как жар захлестнул лицо и начал медленно растекаться по всему телу. Неожиданное, невинное заявление библиотекаря привело Вас в смущенное замешательство, будто некто застал Вас за неподобающим действием. Однако бойкая пожилая дама уже вела вашу сконфуженную пару к нужным стеллажам. — И все же мы не договорили, — промолвил Люцифер, осторожно опустив стопку разноцветных книг в твёрдых переплётах на стол. Мягкий жёлтый свет наполнял комнату, погружая ту в спокойную полудрему, что длится уже на протяжении стольких лет. Сегодня, на удивление, посетителей было мало: кроме вас была ещё пожилая пара и стайка студентов, которые, словно выпущенные на свободу птицы, разлетелись в деревянных джунглях стеллажей. Вы осторожно поставили сумку на стол, рассеянно промолвив: — О чем? — Почему бы ты не взяла меня с собой, если бы шла сюда не ради… — Он взял первую книгу в стопке и осторожно повертел её в руках, словно антикварщик диковинную редкость, — не могу понять, зачем тебе издания об Эвелин де Морган? В… Как его там… Интернете разве не пишут про нее? — Довольно мало на самом деле… Однако, пожалуй, начну с конца, — с улыбкой промолвили Вы, удобнее устраиваясь на мягком стуле. Мужчина тоже последовал Вашему примеру. Одной рукой он поднял стул с удивительной лёгкостью, словно тяжёлая деревянная мебель, обитая плотной зелёной кожей неизвестного зверя, ничего не весит, после практически бесшумно поставил ближе к Вам и сел. Невольно стыдливый румянец коснулся Ваших своими вездесущими руками Ваших щёк. Так он был красив в мерцающем жёлтом свете ламп, соединившимся в изящном вальсе с белым, дневным светом, проникающим в помещение сквозь большие белые окна. «Какие у него глаза… Карие… Кажется, будто бездна вместо глаз, в которую я готова прыгнуть с головой… Нелепость, прекращай смотреть ему в глаза, это неприлично», — однако желание любоваться тем, чей голос заставляет сердце биться чаще, а мысли трепетать, пересиливало разум, который сегодня, повесив белый флаг, решил капитулировать перед чувствами от греха подальше. Он с придыханием наблюдал затем, как робкий взор девичьих глаз исследует его лицо, его собственные карие очи. Ему было приятно ощущать её практически осязаемое восхищение; наблюдать за осторожными, словно у дикой лани, движениями. Она будто археолог, подобравшийся к гробнице Фараона, ходила рядом, не смея приблизиться более чем на несколько шагов. Велика опасность попасться в ловушку, провалиться в один из колодцев, остаться там навеки… Только вот кто попадётся: он или она? Он едва удерживал себя от пагубного желания коснуться её губ, почувствовать её тёплое податливое тело в своих руках, ощутить мягкое дыхание на холодной грубой коже… О, демоны, дайте сил стерпеть эту муку. Вы не выдержали первой. Смущённо отвернув голову, схватили первую лежащую книгу со стола и, нервно перебрав пальцами листы, открыли её на содержании. Щеки до сих пор полыхали, однако Вы не придавали этому значения, укрыв наглых демонстраторов стыда волосами. — И все-таки, что насчёт чтения? — спросил он как ни в чем не бывало, опершись локтем о стол и положив на раскрытую ладонь голову. — Чте… Ах, да… Чтения… Это уже будет не чтение, а вечер с великим критиком Люцифером Блэком, — с улыбкой промолвили Вы, до сих пор не поворачивая голову в сторону мужчины, который лишь тихо усмехнулся. — (В.И.), я не виноват, что эта… книга разбудила во мне критика. — И ведь хорошая же книга была… — Неужели ты называешь этот дешёвый ширпотреб, написанный после похмелья на коленке огрызком карандаша — хорошей, да простят меня жители этой библиотеки, книгой? Мне кажется том, который ты держишь, и тот сейчас истлеет от стыда. — Ну, зачем так жёстко. Это ведь история для расслабления, не несущая в себе особого философского смысла или интеллектуального подтекста, — Вы отложили «краснеющий» томик в сторону и, найдя в себе смелость, вновь посмотрели на мужчину. — В этом и проблема, (В.И.), я бы сказал глобальная. -В том, что в романе, купленном дай Бог за двести рублей нет подтекста? — Нет, — он покачал головой, и красивое лицо его пронзила едва заметная судорога, стоило Вам лишь произнести запретное для него слово, — проблема не в этом романчике, а в том, что люди забыли ценность книг… Раньше подобное могли позволить себе либо очень богатые товарищи, либо духовенство… Хм, кто бы сомневался… Даже в, казалось бы, в XVIII веке, не так давно, всего лет триста назад, в рабочие в Лондоне едва ли умели читать. Книги для них были такой же диковинкой, как для жителя какого-нибудь племени в Африке iPhone или холодильник. В том же Средневековье Позднем или Раннем процесс создания был делом трудным, ты и без меня знаешь… И люди ценили книги, выкладывали смысл в каждое написанное предложение, каждое слово… От всех книг была хоть какая-то польза, но как только человек смог упростить процесс, то тут же начали печатать все, что под руку попадёт. Вот теперь мы сидим и давимся дешёвой, да ещё и некачественной, порнухой, облаченной в наряд литературного произведения; некачественными сюжетами, откровенными плагиатами. И среди этого… Кхм, песка, ты, как золотоискатель, должен вымыть килограммы ради десяти грамм чистого удовольствия. — Мужчина замолчал. Теперь он сидел ровно, откинувшись на мягкую спинку стула. И лишь красивые длинные пальцы отстукивали мелодичный ритм на деревянной столешнице. И сердце Ваше билось в унисон с ним. — Да, да, ты, конечно, прав… Но, Люцифер… «Боги, я готов вечно слушать, как ты произносишь моё проклятое, ставшее нарицательным к злодеяниям имя», — понеслось у него в голове. -… раньше книги были сугубо религиозные… — Это было в тренде, и цензура пропускала, почему и нет, собственно? Едва сдержав смех, Вы кивнули, однако губы все равно тронула предательская улыбка. — В тренде… Что было бы, если бы я так ответила преподавателю по истории?.. Эм, прости, задумалась о былом… Но люди не могли мыслить широко, иначе, читая одну лишь религиозную литературу. — В любое время мыслить иначе опасно. Даже сейчас. — А тогда особенно… Но дело даже не в этом… Если человеку было грустно, то он не мог утешить себя хорошей, пусть и немного глуповатой книгой со счастливым концом. — У них было иное утешение… — Да, Рай, конечно. Но ведь то будет ещё через кто знает сколько лет, если будет вообще… А живем мы здесь и сейчас… Мне кажется, что такие вот «глупые» книги помогают стать… Мечтательнее, добрее, что ли. — Да неужели? — Конечно, ведь если ты прочитал хорошую книгу, то ты остался в хорошем настроении с положительными мыслями. А просто так срываться и орать на всех не будешь, ибо твой мозг будет постепенно «пережевывать» информацию вновь и вновь… — Возможно, ты и права, (В.И.), однако то, что мы читали, я не могу назвать литературой, хоть убей. — Тебе просто главный герой не понравился, — с улыбкой ответили Вы, пододвинув к себе томик. — Это мне-то не понравился? А кто вначале так яростно отзывался об умственных способностях героини, — он наблюдал за тем, как Вы медленно достаёт из сумки изрядно помятый блокнотик с закруглившимися концами, яркую зелёную ручку, после чего кладёте их на стол и лёгким движением притягиваете книгу к себе. При этом губки Ваши были сжаты, а взор устремлен в одну точку вперёд, что выражало крайнюю степень задумчивости. — Прости, я буду разговаривать и писать, иначе мы посидим тут до вечера. «Хоть Вечность, — подумал он и покачал головой. — Неужели моя чёрная душа ещё способна на такие чувства?» — Конечно, но про героиню я не забыл. — Злопамятный какой, — пробурчали Вы наигранно, едва сосредотачивая внимание на сплошной чёрной цепочке букв и цифр, что тянулась по всему белоснежному покрывалу страницы. — Нет, просто память хорошая, — он начал разглядывать нескончаемые стеллажи, чтобы хоть на мгновение позволить Вам побыть без его контроля. — Однако не это главное… (В.И.), зачем тебе информация о Эвелин де Морган? — Я буду писать статью о ней… И той информации, что есть в Интернете мало. То есть, не то, чтобы совсем мало, для статьи хватит, но хотелось бы чего-то нового… Она ведь потрясающий художник прерафаэлист. Была самой юной студенткой в Школе изящных искусств Слэйда. Она писала главным образом произведения на литературные и мифологические сюжеты. Ее первой картиной, которую, кстати, встретили с большим восторгом была «Ариадна на Наксосе». Вообще, она мистик и спиритуалист, поэтому очень многие ее работы посвящены ангелам и иным крылатым существам… А какие яркие, насыщенные у нее работы. Это ведь совсем не характерно для масляной живописи. Она применяла глицерин, чтобы добиться насыщенных цветов… — Увлеченная, Вы продолжали рассказывать о художнице, чье творчество действительно покорило Ваше тяготеющее к мистическому и сокрытому сердце. А он слушал, не перебивая, лишь наслаждаясь воодушевленным лицом и мечтательно блестящими глазами ставшего таким родным человека. -Ой, разве я тебе не рассказывала, что я подрабатываю в журнале? — Нет, (В.И.). И я, признаться, приятно этому удивлён. Как ты успеваешь и работать, и учиться?.. Ты успеваешь отдыхать? — в голосе его послышались тревожные нотки, кои раньше не звучали в этой бархатной шелковой мелодии. По позвоночнику словно пробежал холодок, Вы нервно вздрогнули и продолжили водить ручкой по белоснежной бумаге, оставляя причудливые узорчатые следы, что мы называем предложениями. — Конечно, Люцифер, — Вы промолвили это так мягко, нежно, как никогда ранее. И даже сердце Дьявола в этот миг встрепенулось и задрожало, словно в первый раз. Он остановил ищущий взор на Вашем лице, желая насладиться им, визуально коснуться каждого изгиба милого лица, упиться ощущением пусть и не полной, но близости к той, что своими невольными действиями пробудила его от векового сна. И лишь спустя минуту он поймал себя на том, что он пропустил часть из Вашей речи. Но переспрашивать было грубо. -… журнал называется «Вестник Культуры». Он ещё совсем молодой, недавно открылся. Нас там и не так уж много… Пять журналистов, три верстальщика, два редактора, включая главного. А также два фотографа. Один из них, как я, не профессионал. — Как… Ты попала в этот журнал? Вы слышали совсем не свойственную Люциферу рассеянность в голосе и чувствовали, как сердце переполняется внезапной надеждой, смущением и уважением к этому человеку, сидящему по левую руку от Вас. «А что… Нет, даже не смей!» — подумали Вы и начали быстро говорить, чтобы заглушить голоса в голове. — Совершенно случайно.Один из верстальщиков — друг моей знакомой. Он как-то обмолвился тем, что ищут талантливых молодых журналистов, ну или тех, кто хотя бы умеет писать… Говорил, что зашиваются они там, не успевают статьи подготавливать. Да, и по мелочи помощь нужна… А мне как раз… Нужны были деньги. Я ещё не работала няней у Венденских. Вот я и согласилась. А потом предложение о работе, да ещё выгодное. Пусть платят и меньше, чем журналистам, однако… — Вы подняли палец вверх.- Это тоже очень приличные деньги. Так что я согласилась, и вот сейчас, как раз из-за поездки в Лондон я решила написать статью об этой прекесной художнице. А где ещё искать много новой интересной информации, как не в библиотеке? Мужчина кивнул, продолжая смотреть на Вас, не смея более противиться своему сжигающему изнутри желанию любоваться этой хрупкой леди, что так увлечённо рассказывает о своей работе. — Конечно, это выгодно, и практика… Однако, (В.И.), ты могла бы сказать мне. У меня как раз есть знакомый… Он живёт не так далеко отсюда . Любитель искусства. Хорошо разбирается ровно как в живописи, так и скульптуре. Он бы поведал тебе много интересного. — Он собирал различные записи? — Да. Письма, дневники, путешествовал заграницу, он бы многое мог рассказать. Да, что уж там… Могу назначить встречу, когда тебе будет удобно. — Люцифер, — Вы повернули голову в сторону и рассеяно, искренне улыбнулись, — я не хочу беспокоить твоего друга по пустякам… — Ваалберит будет только рад побеседовать с заинтересованным человеком… Хм, старый зануда, я ему ведь ещё… вино должен, — после он уже серьёзно посмотрел на Вас и неожиданно твёрдо промолвил, — не говори о себе так, (В.И.). — Как? — Удивлённо спросили Вы, не понимая, куда клонит мужчина. — В таком пренебрежительном тоне. Ты — не пустяк… Не для меня. Его слова, словно стрела, пронзили сознание, душу, сердце. Вы не могли поверить, что значите для этого мужчины больше, чем просто занимательный собеседник. «Его взгляды… Он интересный человек… Однако несчастный. За шутками, остротами, он пытается скрыть что-то тяготящее его… Откуда я могу это знать? Глаза… может, я и не права, но в них я вижу бездну одиночества, грусти, тоски, скуки… Его пренебрежение к миру, забавная забывчивость, тайна, окутывающая его… Ведь я до сих пор точно не знаю, где он живёт, работает, с кем дружит… Ну, последнее уже известно… Семья… У него проблемы в семье, с родителями, братом… Он ведь даже Рождество не празднует, не считает чем-то важным семейные посиделки, простые, без хитростей… Что скрывается в этой бездне, что находится на её дне? Люцифер, ответь, что ты скрываешь… Я попытаюсь в меру моих ограниченных сил и жизненного опыта понять, утешить, я хочу, чтобы ты был счастлив, я…» -… люблю тебя, — эти слова лёгкими бабочками сорвались с Ваших уст. И устремились ввысь, упорхнули, растворились во тьме сводчатых потолков старинной библиотеки. Тишина огромной птицей нависла над Вами. Расправив крылья, она укрыла Вас от посторонних шумов. Внезапно сгустившаяся тьма смело вылезла из укрытий, коими служили тяжёлые стеллажи, столы, кресла, и лоснящимся шелком окружила вашу пару, клубясь и извиваясь, словно гонимая ветром. В другое время Вас бы напугало подобное происшествие, однако сейчас, когда взгляд был устремлен на него, ничего в мире более не имело значения. Люцифер не верил в реальность происходящего. Всё казалось слишком идеальным, неправдоподобным для его одинокого серого существования. Он не смотрел, не смел касаться Ваших воспоминаний, поставив себе это под запрет, как и все, что может идти вразрез с Вашей волей. Лишь подле Вас он чувствовал себя живым, чувствовал себя… прежним, открытым для сострадания и любви. Он не мог пошевелиться, продолжая смотреть на Вас, такую милую, такую родную… «Сейчас или никогда», — подумали Вы и почувствовали, как невидимая пружина, доселе сжимающая эмоции, расслабилась, освобождая лавину, мощь которой способна уничтожить любые преграды. Вы резко поднялись со стула, быстро подошли к мужчине вплотную и, осторожно наклонившись, коснулись своими тёплыми губами его ледяных, словно у мертвеца, уст. Колючая бородка тут же приятно защекотала разгоряченную кожу. А Вы стояли, даря ему свой робкий поцелуй. «(В.И.), моя маленькая девочка… К чертям все правила, к чертям все… Как дрожат её губы, от неё исходит столь приятное волнение, трепет… К черту все, иди ко мне, моя маленькая», — он, стараясь сдерживать страсть, что копилась в нем столько времени, осторожно обхватил Ваш стан руками, после чего медленно усадил к себе на колени. Вы вздрогнули, не веря, что он не оттолкнул Вас, не отстранил, мягко пошутив о женской природе. Тот, о ком Вы грезили всю неделю, чья тайна и боль стали постоянными спутниками повседневных мыслей, чей образ приводил в трепет, чьи мысли Вы пытались понять, сейчас мягко целует Вас в ответ, крепко, властно прижимая к себе. И с каждым мгновением поцелуй становится более страстным, сильным, как пламя. Люцифер осознает, что попал в ловушку, что все более не станет прежним, он больше не сможет быть показательно равнодушным рядом с Вами, однако… К черту всё. Есть сейчас и только сейчас, когда Вы, дрожащая от волнения, доверчиво прижимаетесь к нему, целуете… Наслаждаться мгновением, чтобы после запомнить его на века. Осторожно, словно боясь поранить, Вы коснулись его чёрных с благородной проседью волос. «Такие мягкие, словно шёлковые», — подумали Вы, несмело гладя густые волосы, уложенные в аккуратную причёску. Приятное волнение разлилось по его телу. Сильные руки ещё крепче сжали хрупкий стан, а нежный поцелуй превратился в страстный, жадный. Он брал над Вами верх, заставляя подчиниться, полностью вверить себя в его власть. Вы чувствовали, как искусанные губы начинают болеть от такого напора. Однако, к своему удивлению, Вы ощущали, что Вам это нравится. В руках Дьявола Вы были хрупкой маленькой девушкой, которую он желал укрыть от всего мира, защитить своим крылом. Вы всем телом оказались прижаты к его широкой груди. Терпкий, горьковатый аромат дорогого парфюма приятно щекотал ноздри; сильные родные руки с нежностью гладили Вашу прелестную спину, сокрытую под тёплым покровом свитера; помутневшее сознание, ноющая боль в губах, сбитое дыхание — Вы чувствовали, что более не выдержите напора страсти. И он это понял: нехотя прервал поцелуй, из-под полуоткрытых век наблюдая за Вами. Покрасневшая от смущения, со спутанными волосами и истерзанными в страсти губами Вы были невероятно милы, невинны, так слабы в его руках… — Моя… — утробно прорычал он, оставляя на милом носике поцелуй, — моя милая (В.И.), все хорошо… Все будет хорошо… Мой нежный ангел, моя милая (В.И.), — рваные слова горячим дыханием касались Вашего ушка. Он покрывал поцелуями Ваше лицо, шепча что-то неразборчивое, ласковое. А Вы, до конца не веря своему счастью, наслаждались ощущениями, прикрыв глаза в истоме. И лишь когда на Вашем лице не осталось не поцелованного места, он прекратил эту сладостную пытку, уткнувшись лицом в Вашу шею. Тёплые хрупкие ручки тут же коснулись густых чёрных волос и начали медленно, успокаивающе ласкать гладкие пряди. Забота, которой он никогда не знал. Нега разлилась по его телу, расслабляя каждую мышцу. Впервые за долгие века он позволил себе забыться в ней, полностью подчинившись сладостному беспамятству и удовольствию, которые ему даровали Ваши прикосновения. А Вы, мягко улыбаясь, с щедростью дарили ему свое тепло, заботу и любовь, которая тут же заняла лучшее место в Вашем сердце. Тонкие пальчики нежно гладили его волосы, а вторая рука обнимала его за спину. Такой взрослый мужчина и одновременно ребёнок. Вот она безграничная ласка женского сердца, которая даже Дьявола способна обличить беззащитным существом. Тишина библиотеки словно исполняла особую мелодию для Вас: неслышимую уху, однако чувственную для сердца. Плотные кольца тьмы крючковатыми когтями подбирались к окнам, дабы поглотить последний источник белого мрачного света, чтобы погрузить читальный зал в непроглядную мглу. Однако увлеченная заботой о Люцифере, Вы не заметили этих бесспорно тревожных знаков. Не слышалось шелеста голосов остальных посетителей библиотеки, даже миссис Прайд — пожилая библиотекарь, которая выдала Вам издания, замолчала, хотя была весьма словоохотливой пожилой леди. Прикрыв глаза, Вы коснулись лбом его макушки, медленно погружаясь в царствие сновидений. Тишина, темнота и холод близкого человека сморили Вас. А Дьявол просто желал продлить моменты бескрайнего спокойствия и нежности. Он знал, что наслаждаться вам осталось совсем немного…***
— (В.И.), милая, вставай… — Ещё пять… минут… — Ты так говорила три часа назад. — Три… Сколько, сколько?! — воскликнули Вы и тут же подскочили, запутались в необъятных размеров шелковом одеяле и тут же вновь нырнули в объятия мягкого матраца. — Вообще, три с половиной, если быть честным, просто не хотел тебя пугать, — его голос раздался совсем рядом. Вы осторожно подняли голову и увидели его прекрасное, словно высеченное из мрамора лицо совсем рядом со своим. Карие глаза с пониманием и игривостью смотрели на Вас, а на губах играла хитрая лисья улыбка. Вы тут же смущённо покраснели. На что он лишь тихо выдохнул, наклонившись, дабы коснуться губами Ваших милых пунцовых щёк. Однако, вовремя успев заметить надвигающуюся опасность, задорно хихикнув, Вы резко отодвинулись в сторону, после чего упали на мягкие, закутанные в шелк подушки. Его губы коснулись лишь воздуха, в котором до сих пор витали едва ощутимые нотки яблока и корицы. Он удивлённо взглянул на Вас и нарочно драматично промолвил: — Сколько живу, а чтобы женщины мне в поцелуе отказали… — Ко всему надо привыкать, мистер Обаяние, — с улыбкой промолвили Вы, не спуская с него взора, любуясь. — М-м-м, хочешь сказать, что ты особенная? — Нет, — покачав головой промолвили Вы, — просто я знаю, чего ты добиваешься, поэтому так легко не сдаюсь. — А зря, ты ведь действительно особенная, — сказав это, он лёг подле Вас. — Спасибо, мне очень приятно… — Ваш голос был буквально пропитан теплотой и нежностью, которые лёгкими волнами окружили его. Он, Дьявол, и он оказался пленён. Запутался в проводах чувств, что он ощущал ранее. Однако то были лишь блеклые тени, отголоски того сильного, яркого, словно пламя, страстного и одновременно нежного, сжимающего грудь чувства, что дано познать каждому. Лишь в разной мере. «Смертная девушка, пожалевшая, признаться, хорошую скульптуру, олицетворяющую меня, — что ты сделала со мной? Хотя… Не важно, черт с ним… Главное, — его рука плавно скользнула по Вашей тёплой, мягкой, словно персик, щеке, — что ты сейчас в опасности из-за меня… Они обязательно найдут тебя и без сомнения попытаются либо настроить против меня, либо, — о последнем Владыка Преисподней не желал даже мимолетно вспоминать, однако реальность острыми иглами пронзала маленький уютный мир, что выстраивался на протяжении недели, — похитят. Хотя вряд ли он способен на такое и все же, одна жизнь и многие, неплохой размен. Только вот эта одна жизнь, — он коснулся губами Вашего виска, щекоча кожу колючей бородкой, — для меня дороже сотен… И он это знает и пожелает использовать. В конце концов, не так часто у Дьявола появляются трещины в броне». — Люцифер, что-то случилось? — Ваш обеспокоенный голос вывел его из состояния мрачной задумчивости. Он вновь посмотрел на Вас, и теперь в его взоре читался немой вопрос. — Просто твое лицо… Оно было так сурово, что на мгновение я даже испугалась… Что тебя тревожит? Я… Постараюсь помочь, если это в моих силах… И даже если не в моих, все равно постараюсь. «Как раз сейчас, милая, помощь нужна далеко не мне», — подумал он и улыбнулся, скрывая напряжение, чья мрачная длань коснулась его лица ещё в библиотеке. Он поцеловал уголок желанных губ, после чего сдавленно прошептал: — Мой милый герой, все в порядке, просто подумал о том… Как же раньше я жил без тебя. — Неплохо, — Вы со смущённой улыбкой посмотрели на него. — Ого, с чего такое предположение, позволь узнать? — В другой ситуации я бы сказала: «Вон, какой живот отъел». Но… Смотря на твою фигуру, которая явно лучше моей, я могу лишь сказать, вон, какой пресс накачал. — Хочешь проверить? — Ой, что ты, не стоит… — Он тебя не укусит, я ручаюсь за него. Не выдержав, Вы рассмеялась, представив эту картину. — Теперь я знаю, куда пропали все женщины, что были до. — У тебя нет доказательств! — Найду! — А как же презумпция невиновности? — Не в этот раз, — со смехом ответили Вы и осторожно пальчиками коснулись холодной колючей щеки мужчины. Он прикрыл глаза, наслаждаясь такой простой, но трогательной лаской, а Вы медленно, словно боясь поранить, гладили грубую кожу подушечками пальцев. «Он не мальчик, надо быть осторожной в своих вопросах и…словах. И все же он такой… родной», — Вы с улыбкой смотрели на его спокойное лицо, чёрные с серебром волосы. И осознавали, что запутались в проводах своих чувств, всем сердцем прониклись доверием и нежностью к этому интересному, ироничному и все же доброму человеку…***
Мягкий свет заливал просторную комнату в стиле «модерн». Выкрашенные белоснежной краской стены, казалось, сверкали от тонких лучей, что исходили из лампочек в причудливой чёрной люстре, напоминающей корневую систему дерева. Посередине с невероятной важностью и гордостью разместилась огромная кровать, похожая на чернильное пятно на листе бумаги. Верно, такое ощущение складывалось из-за блестящего чёрного шелкового белья, в которое были закутаны подушки и одеяло. За этим мрачным великолепием с любопытством наблюдала картина, нашедшая свое место прямо над кроватью. «Какое странное сочетание… Просто невероятно. Я не ожидала увидеть здесь Врубеля… Видимо, ему нравятся его работы, ибо повесить в такой современной комнате «Демона поверженного», наверное, довольно смело в плане стиля… Хотя, может так и можно? Из меня такой дизайнер… Оно словно описывает его: смесь яркой новаторской современности с гордостью и отменным стилем старины», — Вы осторожно, словно боясь нарушить покой кого-то невидимого, но явно обитавшего здесь в комнате, приблизились к кровати, пока та не загородила Вам подступы к копии произведения искусства, что сейчас радовало искушённых зрителей в зале №33 Третьяковской галереи. «Запутавшийся в проводах Дьявол, теперь Поверженный демон — везде есть поражение и демон… поверженный… Это не может быть простым совпадением, нет… Это как-то связанно с ним, его чувствами, той самой скрытой болью», — Вы почувствовали, что невольно сердце будто опутали верёвками и резко сжали. И эти путы, будто тонкие иглы, врезались в плоть, принося страшную боль, от которой становилось трудно дышать, думать. «Люцифер… Запутавшийся в проводах… Поверженный… Имя, имя… Неужели он так страдает из-за своего проклятого народами имени? Оно… Оно связано… Я… Это похоже на безумие… Конечно же, Люцифер Блэк не может быть Дьяволом во плоти… Бред, мои догадки приведут меня в психушку, и все же…» — Вы вздрогнули, когда услышали голос любимого прямо за своей спиной. Горячее дыхание обожгло нежную кожу ушка, коего мужчина практически касался губами. — Рад, что тебе понравилось… Хотя многие говорят, что картины Врубеля весьма специфический вкус, особенно в спальне. Однако до сих пор находясь во власти своих, как Вам казалось, бредовых, нелепых фантазий, Вы медленно ответили: — А-а-а, да, да… То есть… Нет, нет, совсем не то, чтобы бредово, то есть не специфично, нормально. Я имею ввиду… — Милая, я понял, что ты имеешь ввиду, хоть и не с первого раза… Все хорошо? Лёгкие нотки обеспокоенности в его голосе спасительным шестом вытащили Вас из болота дум и фантазий. «Боже… Я ведь так напугала его своими глупостями… Ну, конечно, Дьявол, сам Сатана сейчас стоит за моей спиной. Возможно, все эти… изображения падения для него как афоризмы к чему-то более существенному, реальному… Я надеюсь, что он мне расскажет, просто надо аккуратно вывести разговор на эту тему», — с такими мыслями Вы повернулись к Люциферу и, с мягкой улыбкой посмотрев на возлюбленного, робко прижались к нему, уткнувшись носиком в пахнущую терпким, душистым парфюмом рубашку. Робкие объятия вырвали из его груди тяжёлый, пронзающий душу и плоть, низкий вздох. «Маленькая моя, знала бы ты, как близка была к разгадке». Он крепко прижал Вас к груди, так крепко, как никогда не ранее. Словно Вы были чудесной, по- волшебному прекрасной бабочкой, редкостью, на поиски которой терпеливый коллекционер потратил всю жизнь. И вот она оказалась в его руках. Эйфория счастья, неверие в реальность происходящего, сладостная боль в груди — все заискрилось, вспыхнуло сотнями радужных фейерверков, что осветили тьму одинокой души. «Если ты улетишь, поняв, в чьи сети попала… Я запомню этот день навеки… Ибо никогда я не ощущал такого острого чувства, даря простые… Такие желанные объятия простой смертной женщине… Моей женщине», — его лёгкий поцелуй Вы ощутили, словно прикосновение раскаленного угля к холодной коже. Всё казалось невероятным, нереальным, будто чудесный сон, который вот-вот должен закончится, провалиться в вязкие пучины тьмы. И Вы проснётесь в мягкой кровати, в квартире миссис Паркер, и ничего не будет. Всего лишь сон… Который упрямо не желает заканчиваться. Однако разве грёзы могут быть столь реальными? Можно ли в чертогах мечт и иллюзий ощутить, почувствовать этот крепкий холод родного человека, вдохнуть терпкий, щекочущий ноздри аромат парфюма, ощутить его сухие, обветренные губы на своих волосах… Нет, слишком прекрасно, чтобы быть правдой. И при этом то она и есть… — Милый… Люцифер… я люблю тебя… — эти произносимые веками, простые, старые как мир, банальные, но вгоняющие в трепет слова слетели с Ваших истерзанных мужчиной уст. И Дьявол вздрогнул, получив удар током от проводов, в которых запутался сам и из плена которых он не пытается вырваться. Вы сдавленно пискнули, когда его сильные руки, словно тиски, сжали Вас настолько, что казалось, будто кости треснут и рассыпятся порошком. «Неужели он настолько силен?» — Прости, милая… Прости, мой ангел, я не рассчитал… — Его хриплый голос холодной водой облил Вас, приводя в чувства. И тут же жар стыда прилил к бледным щекам. — Всё, все хорошо… Прости, я… Ох, как же… Наверное… — Тихо, тихо, — холодные губы коснулись щеки, милого носика, подбородка, — милая… мой ангел, все хорошо… — Прошу, — с придыханием вопросили Вы, едва успевая проговаривать слова под дождём одновременно холодных и горячих, жадных поцелуев, — не обессудь… подумай, что… Так сразу… — Милая, разве похоже, что я что-то имею против? Да и как можно не ответить, когда чистая, словно первые капли весеннего дождя, невинная, хрупкая, изувеченная горем душа рвётся к тебе, тянется в твои объятия… Как смею я отказать той, которую люблю? «Любит?.. Он любит меня? Не может… Как же… Разве…» — затуманенное счастьем сознание окончательно потерялось в непроглядном лабиринте, где в одно мгновение пересекались мечты и реальность, сказка и быль. Вы помните, как холодно и одновременно защищёно, словно в бесконечных льдах, было в плену его объятий, словно те могли укрыть с головой и сохранить этот волшебный миг на грядущие века. Однако этот мертвенный хлад таял под пламенным дождём поцелуев, которыми щедро одаривал Вас любимый мужчина.Объятые мистической тишиной вы стояли, обнявшись, не в силах вымолвить и слова. Эйфория счастья скоро пройдёт, и здравый смысл благодаря логике таки сумеет найти выход из лабиринта спутанных, переплетенных мыслей и чувств. И тогда придет осознание ситуации и извечный вопрос: «А что будет дальше?» Однако сейчас существовали лишь Вы, он, тишина… и дверной звонок, который уже полминуты сорвавшимся голосом вопит хозяину о том, что пришёл посетитель. — Ох, черт… Как всегда вовремя, — пробурчал он, нехотя выпуская Вас из плена. При этом взор карих глаз неотрывно следил за каждым Вашим незаметным действием. — Да, испортили всю атмосферу, — с улыбкой промолвили Вы, поправляя внезапно ставшую похожей на старую гармонь юбку. — Люцифер, ты ждёшь… Друзей? — Чтобы ждать друзей, надо как минимум иметь хотя бы двух из них. И не в Фейсбуке. Нет, (В.И.), это… Точно, — он усмехнулся, покачав головой, и сложил руки на груди. Невольно отметив, что каждый его жест полон невероятного благородства и гордости, а растрепанная прическа придаёт ему домашний вид, Вы, хитро улыбнувшись, спросили: — Может это деловой партнёр настойчивый? Или с работы? — Нет, лучше, это курьер, который принёс наш ужин… И кое-что для тебя, — при этом губы его изогнулись в столь коварно-хитрую улыбку, что Вам невольно стало неловко и между тем любопытно. — А… — Хотели было задать вопрос Вы, однако он лишь покачал головой и, оставив на Вашем лбу горячий поцелуй, растаял в чернильной тьме неосвещенного коридора. «Кажется, меня ждёт нечто интересное… Может последовать за ним? Нет… Как-то неудобно по чужой квартире. Однако, с другой стороны, Вы чувствовали, как в груди разгоралось жгучее любопытство увидеть обитель своего дру…уже возлюбленного во всей красе. Поэтому, постаравшись затолкать смущение в самые дальние уголки своей души, Вы смело направились вперёд, во тьму, не забыв поправить свитер и юбку. В жилище любимого надо ступать при полном или относительно полном параде.***
Огромная светлая комната была освещена белым светом, исходящим из ламп, уютно устроившихся в объятиях причудливых люстр, что замысловатыми ветвями свисали с потолка. Гостиная была совмещена с кухней и столовой особым дизайнерским образом, так что выглядела эта «шведская семья» более чем уместно и стильно. Строгое пространство состояло из белых и чёрных цветов с вкраплениями серых оттенков. Особое внимание привлекал похожий на изогнутую линию кожаный чёрный диван с небрежно разбросанными по его гладкой поверхности подушками. На нем, казалось, могла разместиться целая рота солдат. Ещё бы и генералу с поварихой место осталось. Остальная же роскошная, стильная мебель была расставлена с особым вкусом. Каждый элемент находился на положенном ему месте, словно в таблице Менделеева. И все же было что-то отталкивающее в этой блестящей строгим, дорогим лоском ожившей картинке с журнала дизайнерских интерьеров. А именно — холодность. У Вас невольно складывалось ощущение, будто здесь до вас доселе не ступала нога человека. Все было безукоризненно идеально, как на картинке, но не как в том месте, где обитает человек… Никаких хоть несколько неровно лежащих подушек, в задумчивости забытой на полке чашки, небрежно раскрытой книги, стопки журналов, напоминающей Пизанскую башню, не было запаха… В комнате пахло новизной, пылью, но не ставшим родным парфюмом и тяжёлой, будто все грехи человечества, полынью. «Неживое, все будто неживое… Нет, кажется разыгралось воображение, это всего лишь моя фантазия… Тоже мне, Елена Летучая, проверяем ваши дома на жизнепригодность», — неожиданно Ваше внимание привлекло плоское продолговатое нечто, похожее на перо невероятных размеров птицы. Полукруглый его конец с любопытством выглядывал из-под огромного дивана. «Не стоит это трогать… Нет, может, это какой-то сувенир… Тогда нет, наоборот, надо поднять его, положить куда-нибудь на видное место, чтобы он после заметил», — словно тайно пробравшийся воришка Вы прислушались к доносящимся из коридора звукам. Высокий, слегка дрожащий тенор курьера тонул во властном бархатистом баритоне Люцифера. Отчего-то облегчённо выдохнув, Вы опустились на корточки и со страхом запустили руку в чернеющую расщелину между пухлым брюхом дивана и плоским блестящим пакетом. Пальцы тут же коснулись нежного опахала пера. Мягкое, лоснящееся, Вы невольно замерли на мгновение, которого хватило для Дьявола, чтобы вернуться в гостиную и застать свою любимую в весьма любопытной позе, собирающую пыль под диваном. — Кхм, — прокашлялся он, осторожно поставив на стол пластиковые контейнеры с едой из ресторана. — Милая, я тебе не помешал? Вздрогнув, Вы тут же обхватили перо за тонкий прочный стержень и попытались немедленно встать. Однако Ваш мужчина оказался куда проворнее самой Вас. Нежно обхватив Вас за талию, он медленно поднял Вас на ноги и осторожно развернул лицом к себе, окинув бережным взором растрепанные волосы и немедленно покрасневшее от смущения лицо. — Ох, Люци, не стоило… — начали было Вы, но мужчина лишь покачал головой и лёгким поцелуем коснулся Ваших губ. — Мне очень нравится твоя… креативность. Никогда не знаешь, чего ожидать в следующий миг… — И вдруг взор его упал на огромное мягкое перо, что Вы продолжали сжимать в руках. Вы заметили, как на мгновение лицо его исказилось жестокой судорогой, будто мужчина увидел оружие, которым некогда его пытались убить, неким неожиданным образом оказавшееся найденным в ящике с носками. Но то длилось лишь короткий миг, который оказался обрезан острыми ножницами времени. «Что же ты скрываешь, Люцифер?» — подумали Вы, с едва заметной грустью смотря на лицо любимого. «Даже само время против меня… Каждое мгновение напоминает мне о том, что скоро счастье кончится, придётся открыться ей… Потерять её», — подумал падший ангел с глубоко скрываемой печалью, смотря на Вас. — Прости, я просто заметила это перо… Оно невероятно огромное… — Подделка, — отчеканил он, не выпуская Вас из плена крепких объятий. — А на ощупь весьма натуральное, мягкое… Все же умеют делать хорошие подделки. — Китайцы прогрессируют. Хотя они всегда были славными мастерами, — с улыбкой промолвил он и осторожно коснулся Ваших взъерошенных мягких волос рукой. Тихо усмехнувшись, Вы прикрыли глаза, наслаждаясь этой простой, но приятной лаской. — Да, ты прав… Ты его купил в Китае? — Нет, в Америке… Или точнее в Нью-Йорке. Когда бывал там… На встрече… Искал новых партнёров и перспективных новичков в чьи проекты можно инвестировать. — И как успехи? Нашел выгодные проекты? — Нет, к сожалению, перо единственная вещь, что я привёз из Америки… Кроме отменного бурбона JimBeam, конечно. — Я уже ждала, когда ты это скажешь, — с улыбкой промолвили Вы и после нежно коснулись губами колючей бородки мужчины. — Ты хорошо меня выучила, (В.И.)…- его тихий шёпот жаром обдал Ваше ушко, и Вы почувствовали, как внутри сжался тугой, приятный ком. «И все же он взрослый мужчина, с ним нельзя шутить… И при этом так хочется рискнуть», — однако смущенные новым чувства не позволяли крепче обнять, коснуться чёрных волос, лица… А как хотелось провести нежно пальчиками по острой скуле, крепче прижать к себе и никуда не отпускать… — Милая, прости, я совсем забыл… — Да-да… — Кроме ужина курьер доставил кое-что ещё. Для тебя. — Как это? Люцифер? Нет, не говори… — Разве я не могу сделать подарок для любимой женщины? — Он удивлённо вскинул брови, осторожно коснувшись рукой Вашей мягкой щеки: — Неужели у вас в России так не принято? — Нет-нет, просто это так неожиданно… и быстро… — Я уже не молод, (В.И.). К сожалению… Время не играет в мою пользу… — Что ты, Люцифер, ты ещё в самом расцвете сил, не говори о себе так! — Отчаянное осознание захлестнуло Ваше существо, и Вы крепко обняли его, не понимая, что не его, а Ваши лета на исходе… — Ну все, тише-тише, на сегодня драмы достаточно, — он шутливо потрепал Вас по волосам, — лучше примерь то, что я заказал для тебя. Надеюсь, не ошибся с размером. — И все равно мне неловко… — И слушать ничего не желаю, это подарок, и назад его я не приму. — Я и не отказываюсь, — с игривой улыбкой промолвили Вы, легко выпархивая из крепких объятий мужчины. — Просто констатирую факт. — Мы уже неделю этот факт пытаемся исправить и все без толку. — Скрестив руки на груди, он оперся о стену, наблюдая за тем, как Вы с присущей Вам робостью взяли блестящий, словно волны неспокойного моря в бедном свете луны, пакет, с любопытством повертели его в руках, предварительно прочитав надпись, а после, улыбнувшись, медленно пошли в спальню, дабы исполнить его желание. «Что она сотворила со мной, эта девочка? Почему я буквально теряю голову, забываю обо всем, о сути своей, находясь с ней? Хотя… Возможно, все это миф о том, что Дьявол не способен любить. Я не чистое зло, каким меня привыкли изображать люди… О, нет. Виноватые в своих пороках они желают приписать все свои мерзкие заслуги мне, будто я могу разорваться на части и днями на пролёт соблазнять миллиарды людей на грех… Забавно, как бы я тогда Адом успевал править и держать в узде души? Ладно, черт с ними… Главное она, она… Простая, порой даже слишком… Она едва ли выделяется из всех её сверстниц. И тем не менее уникальна, как снежинка. Люди как снежинки. Кажутся одинаковыми, но каждый неповторим и уникален в своём роде.И все же нет, она особенная для меня… Ангел, мой непорочный ангел, который ведёт меня к свету, в то время как я желаю заключить её в объятия и низвергнуть со мной в Ад, чтобы остаться с ней навсегда», — сначала плавный поток мыслей постепенно становился неспокойным, резким, бушующим. Каждое дуновение осознания того, что он не может более оставаться в наземном мире, пока бесчисленные души томятся в Аду под контролем его слуг, которым самим то нужен присмотр, беспокоило, смущало мысли. А тем временем полный бледный лик луны выглянул из-под покрова чёрных облаков. Обведя ленивым взором искрящийся мириадами оранжевых огней Лондон, она горделиво заняла свое почётное место на небосклоне, окружив себя звездами. И в этом смешанном коктейле света и тьмы карие глаза отчётливо различили робкое движение родного человека. Он не ошибся с размером: лёгкое, будто сотканное из эфира шёлковое платье на тоненьких бретельках синими волнами обтекало тоненькую изящную фигурку, как бы невзначай подчеркивая все прелести, коими природа наделила женщину. Аккуратно уложенные на бок роскошные волосы, шёлковое платье и бледная в белом лунном свете кожа — он замер, не смея отвести взора от ангела, его ангела, который, робея и поправляя складки на безупречной лоснящейся шелковой ткани, направлялся в его сторону. Часто Люцифер думал о том, что вместо вороха свитеров, кофт сомнительного качества и прочих ваших скромных вещей неплохо было бы облачить Вас хотя бы раз в нечто более женственное, элегантное, то, что Вы несомненно заслуживаете. И вот сейчас следя восхищённым взором за напрягающейся и расслабляющейся шеей, соблазнительной ключицей, тонкими ручками с сетью вен, он понимал, что не ошибся с выбором. А Вы всем своим существом ощущали на себе тяжесть его восхищенного изучающего взора, однако Ваш был не менее восторженным: облаченный в черную рубашку, расслабленный галстук, жилет и брюки он, словно вампир из древних преданий, прятался во тьме, и лишь рубиновые глаза хищно блестели из-под густых изящных бровей. «Словно демон мои вампир… Опасный, таинственный и такой… домашний, родной… Какой все же удивительный мир… Ещё утром я и не могла мечтать о том, чтобы он… Коснулся меня, поцеловал, вот уже весь вечер я окружена его заботой и любовью… Которую я хочу и буду дарить ему в ответ», — окрыленная этими мыслями Вы лёгкой бабочкой вспорхнули прямо в объятия паука, который тут же прижал, заковал прекрасную пленницу в кокон холодных рук. — Ты прекрасна, — прошептал он, с удовольствием коснувшись обнажённых лопаток-крыльев. «Мне нужны все мои силы, чтобы не сорваться прямо сейчас», — пронеслось у него в голове, однако робкое прикосновение заставило узел, завязавшийся в груди, сжаться и болезненно пульсировать, принося некое мучительное удовольствие. А Вы медленно проводили ладошками по его широкой мощной спине, ощущая, как будто литые из стали мышцы напрягаются при каждом касании. Опасная стадия… Люцифер осторожно, едва ощутимо огладил плавный изгиб шеи, почувствовав, как по нежной коже прошлась лёгкая мелкая дрожь напряженного волнения и… желания почувствовать его пальцы на шее вновь. Смущенная, растерянная от нахлынувших жаром чувств Вы невольно крепче обняли его, ближе прижались к широкой груди, будто в немой мольбе остановить и не останавливать эту сладостную муку. «Это невероятно, так остро… Никогда я не думала, что прикосновения могут приносить столько удовольствия. Дэвид касался моей шеи… Даже ближе… Но это было ничем в сравнении с тем, что я испытываю от твоих касаний, Люцифер… Я так хочу, но при этом… Так боюсь… Одно дело читать фанфики или, ох, стыдно, предаваться фантазиям. Но совсем иное испытать все это в реальности на себе… Готова ли я?» И, словно почувствовав Вашу неуверенность, он понимающие кивнул и оставил лёгкий поцелуй на Ваших губах. — Ужин остывает, (В.И.)… — Да, ты прав… Идём… Он нехотя выпустил прекрасную бабочку из объятий, проводив её последним печальным взором. После взял нечестно забытые прозрачные контейнеры и понес их в столовую, в которую плавно переходила гостиная. Мужчина, галантно отказавшись от Вашей помощи, лично разложил все по тарелкам, после чего подошёл к буфету — огромному полированному плоскому сооружению из красного дерева с батальонами разноцветных бутылок, что скрывались за стеклянными дверцами в ожидании своего часа. Он извлёк оттуда кажущуюся чёрной в мистическом свете свечей бутылку вина и с присущим небрежным изяществом разлил по бокалам искрящуюся алую жидкость. — «Виста Алегре» сорокалетней выдержки составит приятную компанию нашему ужину. — Несомненно, — с улыбкой промолвили Вы, неуверенно разглядывая раскинувшуюся перед Вами красоту, — ты… всегда заказываешь из ресторана еду? — Да, — спокойно ответил он, разместившись напротив Вас, — как видишь, я холостяк, поэтому готовить мне, увы, некому. — А ты пробовал сам научиться? — А ты попробуй представь меня в переднике с поварёшкой в руке? — Он беззлобно улыбнулся, не без наслаждения наблюдая за тем, как нежные, искусанные им губы дрогнули в усмешке, а после сама девушка задрожала от смеха, вырывающегося наружу сотнями серебряных бабочек. — Ох, прости, Люци… Просто действительно… Представила… В розовом переднике… — Вы искренне пытались подавить порыв смеха, но это лишь сильнее раззадоривало бабочек, и они начинали с неистовым рвением трепетать, требуя увидеть свет. — Вот и я о том же, милая… — Он медленно пригубил красной ароматной жидкости, не сводя взора с Вас. — Тебе, наверное, тяжело одному… Прости… Мне несколько неловко спрашивать о таком. Всё же личная жизнь, семья, политика, финансы и религиозные предпочтения — темы весьма щекотливые, которые не приятно обсуждать… — Тогда не останется предметов, о которых можно вести беседу, — спокойно сказал он, отпив ещё несколько глотков. — Ну почему: искусство, музыка… Те же финансы, только не в кошельке человека, а нечто более общее, как мировые биржи. — К сожалению, мировые биржи не помогут мне узнать тебя лучше. — Он поставил полупустой бокал на стол и небрежно откинулся на спинку стула, сложив руки замком на коленях. Смущённо вздохнув, Вы тихо промолвили: — И мне… — Значит, сегодня отойдем от темы бирж, искусства и болезней и побеседуем друг о друге… Так на чем мы остановились — моем одиночестве? — Да, если… — (В.И.), мы договорились, что без «если» и «но»… К тому же, учитывая тот факт, что наши отношения перешли на иной уровень, я смею предложить, что узнать о быте друг друга не самая плохая затея. — Пожалуй, ты прав… Так что насчёт одиночества? — Вонзив чайную ложечку в густой кофейный крем, Вы осторожно вынули её, и в следующее мгновение таящая от одного касания сладость приятно обожгла вкусовые рецепторы. А он смотрел и наслаждался, мысленно представив, как хорошо было бы вновь провести салфеткой по губам, пытаясь стереть с них липкий крем… Только он имеет права касаться этих губ, ничто и никто более… Тем более приторная густая консистенция портит ни с чем несравнимый и едва ли поддающийся описаниям вкус её губ… Перебивает аромат яблок и корицы… — Люци… Люци, все хорошо? — Ваш обеспокоенный голос вывел мужчину из состояния транса. Он медленно кивнул и острожное потёр виски. — Да-да, прости… Неожиданные мысли вывели меня из равновесия… — Ты так смотрел на… — Вы не решались вымолвить правду, ибо она была слишком смущающей, личной, -на десерт… Пока я ела, что мне показалось, будто ты ме… Его взглядом поглотишь. Ты ведь и к еде ещё не притронулся, — Вы кинули в сторону нетронутых тарелок с остывшим ужином. — Кажется, китайская еда, которую мы отведали в том милом ресторанчике… Как его… Ах, да, «Сад Принцессы». Кажется, они не готовы сотрудничать с Европой сегодня, увы, — мужчина обречённо развёл руками, а Вы лишь покачали головой и отложили чайную ложечку в сторону. — Люцифер, я ведь волнуюсь за тебя, — произнеся это со вздохом, Вы встали и начали собирать посуду, намереваясь помыть. Однако неожиданно быстрым, даже резким движением он положил свою тяжёлую большую ладонь на Ваше хрупкое запястье. — (В.И.), ты не прислуга в этом доме. Завтра приедет горничная и все уберёт. Мягко улыбнувшись, Вы почувствовали, как сердце отбило два взволнованных удара. Ни один представитель противоположного пола ещё так не заботился о Вас. Даже Дэвид. — Всё хорошо, я ведь не перетружусь, если помою несколько тарелок и бокал. — (В.И.), я не могу позволить своей женщине, — он сделал особый, ощутимый нажим на слове «своей» от чего Ваше трепетное сердце забилось в безумном ритме одной ему известной, потаенной мелодии, — изничтожать свою кожу губкой и… как же… ах да, моющим с этой адской химией. — Моющее не виновато в том, каким его породили, — со смехом промолвили Вы, стараясь сдержать вздох, готовый сорваться с трепещущих уст, — у нас в стране принято, что после застолья надо убирать посуду… Желательно самим, но если есть дети, то можно и их подключить. — Бесплатный клининг-сервис на дому… Только больно дорогой, — проворчал он. И Вы, не сдержавшись, рассмеялись. — Не любишь ты детей, Люцифер. — Я и не скрываю этого. Маленькие пищащие, кричащие создания, за которыми ты сначала ухаживаешь, а после они в определённый момент обвинят тебя в том, что ты их породил на свет. Неожиданная догадка стрелой пронзила создание. И с губ невольно сорвалось: — Ты так говоришь, будто у тебя самого были дети. Он вздрогнул, со страхом вспомнив последнюю сотню отпрысков, которые надеялись получить «милость» от «высокопоставленного» отца. К сожалению ангелов и самих демонов, они игнорировали любые способы предотвратить рождение себе подобных. И то вовсе не из-за того, что контрацептивы — изобретения людей. Нет. Просто в момент бушующей страсти, застилающей сознание густой пеленой, демоны едва ли думают о последствиях. В конце концов войско Ада тоже пополнять как-то надо… Роды же для демониц совсем не то, что для земных женщин. Это не радостное осознание невероятной способности тела воспроизводить разумную жизнь, которая в будущем расцветет в музыканта, композитора или же иного человека. Отнюдь. Чаще всего они даже не обращали внимание на округлившийся живот. Порой он их жутко раздражает, ибо не все акты сладостных утех удобно проводить пузом к верху. Однако на общее благо беременность едва ли длилась месяц по человеческому времяисчислению. Именно поэтому перед Люцифером остро стояла задача вечно повышающейся демографии. Однако даже не то гложило его в детях. Если демонята буквально через неделю достигали по уровню развития ребёнка лет восьми-десяти, то человеческие отпрыски развились медленно. Им нужны годы, чтобы научиться говорить, ходить, свободно думать и воспринимать мир, тогда как демонятам не нужно и двух недель. И он не мог осознать, как люди справляются с этим, откуда берут желание и, главное, любовь к этим невероятно слабым существам. Не мог понять и не желал. — Нет, упаси меня Девять Кругов от детей. Просто… Мои менее предусмотрительные знакомые делятся опытом. — Благо… То есть, я уже подумала… — Что сейчас придёт мой сын, который обнаружит отца в компании леди, которая едва ли старше самого этого юноши? — Он лукаво посмотрел на Вас, беззлобно улыбнувшись. И Вы кинули, не желая скрывать от него свои истинные чувства. — Да, признаюсь, боялась. Даже уже начала придумывать отговорку. — Даже если бы у меня был сын или дочь, то последнее, что я бы делал — так это отчитывался перед ними. — Эх, к сожалению, все не так происходит… Я заметила, ты очень ценишь свою свободу. Вы заметили, как побледнело его и без того мраморной белизны лицо; по скулам словно лихо провели наждачной бумагой — они заострились и несколько напомнили резкие выступы, коими порой заканчивается широкое поле; родные, тёплые для Вас, шоколадные глаза наполнились ржавью, что во тьме ночи будто горела алым пламенем преисподней. «Что я сказала не так? Что… Свобода? Почему… Сколько же я не знаю о тебе, Люцифер», — бросив последнюю вилку в раковине, дрожащими руками Вы закрутили вентили крана и бросились к мужчине, на ходу высушив руки вафельным, совершенно новым полотенцем. «Новым… Словно им никто никогда не пользовался, как и всем в этом доме. Слово воплощенная в жизнь картинка, в которую забыли добавить душу… Как бы мне хотелось узнать о тебе больше, исцелить раны, которые так искусно прячешь. Только бы ты доверился мне», — об этом думали Вы, моя посуду и слушая его успокаивающий, ласковый и при этом холодный, словно благородный шёлк, голос. Всё же Вам удалось вновь упорхнуть из его объятий, на что он лишь покачал головой, но позволил Вам с невозмутимым видом продолжить мыть посуду. И вот сейчас Вы подбежали к нему и склонились, желая заглянуть в глаза, успокоить, извиниться за оплошность… Однако в следующее мгновение Вы вздрогнули, едва сдержав себя от шага назад и крика, так и норовящего сорваться с истерзанным им уст. Его взгляд был демоническим, дьявольским… Таким, каким обычно описывают его в романах, реже источниках, содержащих сведения о падших ангелах. Ржавь заполнила собой радужку, почти полностью поглотившую зрачок, оставившую лишь узкую, с игольное ушко, щелочку, окруженную фосфоритирующей ало-жёлтой лавой, сумевшей передать всю разрушительную мощь в одном лишь взоре. Страх парализовал, не позволяя пошевелить и мышцей ставшего неподвластного и неожиданно тяжёлого тела. Мысли словно сгорели в жаркой вязкой пучине, и все же с уст сорвалось: — Люцифер, твои глаза… — Больше не скрыты от тебя, милая, — все тот же ласковый, знакомый бархатный баритон. Но почему он срывался с чужих, сухих, обветренных уст? Он был в ярости. Не на Вас, а на себя, свою внезапную несдержанность. Никогда до этого он не поддавался на внезапный зов эмоций, которые он редко, но все же испытывал. И вот сейчас простое невинное утверждение пробудило в его душе давно забытое чувство яростного осознания извечной несправедливости мироздания, существования его самого. «Я никогда, никогда не был свободен… С первых минут творения и по сей день я не имел той самой пресловутой свободы, о которой так любят вещать люди. Если существа небесные не знают понятия такого, то что может быть известно им, потомкам изгнанников из Рая? Я сделал выбор, желая обрести свободу, но был низвергнут в Преисподнюю и оказался закован ещё сильней, чем прежде… Разве можно считать моё жалкое влечение существования судьи, палача свободой, если я не могу быть с женщиной, которую люблю? Я не могу покинуть Ад — взбунтуются души, начнётся смута средь Князей, возможно, вновь Асмодей или кто ещё пожелают моего свержения. Имя моё, Люцифер, означающее «светоносный» стало проклятьем и нарицательным всех грехов… И она, эта хрупкая, прекрасная, словно первые цветы Эдема, человеческая девушка — символ того, чего у меня никогда не было… Свободы и любви», — его безрадостные тяжкие мысли были сокрыты глубоко за племенной пеленой дьявольского взора. И все же маленькая искра боли мелькнула в огне, и Вы заметили её и неожиданно почувствовали прилив сил и смелости, как тогда, когда Вы осмелились позвать на ужин незнакомца. Осторожно, будто боясь ранить, Вы положили похолодевшие от страха, дрожащие словно в лихорадке руки на мраморное лицо любимого и посмотрели прямо в адские очи. — Не скрыты?.. Я не понимаю… Люцифер… Милый, как все это возможно? Я… я заметила много странностей, но полагала, что ты… расскажешь… Это трюк? Розыгрыш? Глаза… Человеческие глаза не могут вот так… — Зато дьявольские могут. — Он накрыл Ваши ладони своими ледяными, как сталь, тяжёлыми руками и утомленно закрыл глаза, позволив себе коснуться Вашего тёплого лба своим. «Такая тёплая, родная… Как же я буду без тебя, (В.И.)?» А Вы не заметили, как крупные жемчуга слез с неразличимым несовершенному человеческому слуху звуком соскользнули вниз, найдя свой последний приют на лице Дьявола. Мягко высвободив одну руку из его крепких тисков, Вы осторожно погладили его по голове, поправив выбившиеся пряди, мягко спустились вниз, ощущая, как напрягается каждая мышца в его будто литом из металла теле. И осторожно, трепетно обняли его за плечи, прижали к себе, ощутив, как тяжёлая голова коснулась нагого, залитого лунным светом плеча. Колючая бородка приятно щекотала кожу, однако дыхания не было… Он не дышал и при этом продолжал жить, крепко обняв Ваш хрупкий стан. Страх невольно сжал горло, заполнил сердце, разрывая грудную клетку на части, и все же жалость и нежность к нему была превыше любого страха. Лишь жемчуга слез продолжали падать из глаз. — Люцифер… Люцифер, милый, ты не дышишь… Почему?.. Милый… Я запуталась, я ничего не понимаю. Скажи… Кто ты? — Вопрос опасной искрой повис в воздухе, словно той, что исходит из пиротехнических наборов, чтобы после разорваться ослепительным, оглушительным фейерверком. — Я — Дьявол, милая (В.И.), — таков был ответ, заставивший Вашу бессмертную душу задрожать от страха, а Вас от леденящего удача догадки, которая терзала Вас, подобно зверю, но казалась столь немыслимой, что оказалась правдой. — Ты… Шутишь? — Нет, (В.И.). «Я тот, кого никто не любит, я тот, чей взор надежду губит, я бич рабов моих земных, я царь познания и свободы, я враг Небес, я зло природы, и видишь, я у ног твоих», — прекрасные строки Лермонтова, лучше сейчас и не скажешь. Милая, я тот, кого жалела ты в Соборе Святой Троицы. То уродливое существо, некогда бывшее прекраснейшим из созданных Создателем ангелов. Я первенец творения, — на мгновение замолчав он продолжил. — Понимаю, что звучит пафосно и нелепо, однако… Такова истина, мой милый ангел. Он чувствовал страх, парализовавший Вас смертельным ядом горькой, словно сгнивший плод, правды, которую Вы вкусили сами того не желая. Ваш мир рушился, будто карточный домик, снесенный дуновением ветра. Обрывки некогда такой идеальной, абсолютно правильной реальности разлетелись, оставив после себя истерзанное бумажное тело, начало знания, которое оказалось ложным. «Они существуют… Он… Реален… Боже… Все это время я… Была подругой Дьявола? Самого… Того самого?..» — Многие сатанисты позавидовали бы тебе, (В.И.), — произнёс он в плечо, невольно касаясь губами мягкой кожи. «Смогу ли я сделать это вновь?» — Ага… Да… — словно робот промолвили Вы, продолжая сжимать Дьявола в объятиях. В глазах невольно потемнело, а окна неожиданно засияли красотой радужных витражей церкви, и вот он, запутавшийся в проводах. Аромат ладана и тлеющего воска, вязкая тьма и искаженное в муке лицо. Холод воска, из которого сотворена статуя и бархатный голос зовёт из тьмы, просит следовать за ним. И не хочется ему сопротивляться, ибо столь власти в нем, так искусно переплётшейся с мольбой, что невозможно отказать… Еще шаг, и Вы неожиданно распахиваете глаза. Однако перед взором простирался не сводчатый потолок церкви с тяжёлой бронзовой люстрой, подвешенной на толстых цепях, а натяжной черно-белый потолок и его лицо с прежними шоколадными тёплыми глазами, в которых помимо ласки читалось неподдельное волнение. — Лю… — Тссс, любимая, милый ангел… — Он невесомо коснулся Вашей щеки, несильно сжав хрупкую ладошку, что беззащитно покоилась в его ладони, — ты устала, у тебя шок… Моя хрупкая, беззащитная девочка, прости, я слишком резко начал… — Это был не сон? — Спросили Вы, и в голосе скользнула последняя надежда на то, что Вам все почудилось и Вы просто не просыпались после библиотеки. Однако одного лишь взора родных глаз хватило, чтобы понять: то был не сон, а реальность, такая же материальная, холодная, как и ладонь, которая сжимает Вашу хрупкую ладошку. «Нет, этот просто не может быть… Я, верно, сошла с ума… Но красные глаза… я видела их воочию… Тогда можно объяснить влечение Люцифера к картинам Врубеля, скульптурам, изображающим его… плохие отношения с… отцом, братом… И… Боже, я праздновала Рождество с Дьяволом! Каково ему было в тот момент? Вроде бы не горел, как в фильмах, но… как? Я не могу поверить… То есть, я верила, но одно дело верить, не ведая правды, а просто следуя за своим сердцем и убеждениями и совсем иное — встретиться с небесным, как теперь это слово по-иному звучит, в жизни… Это получается, что я… целовала Дьявола… Сатану? И он мне признавался в… Это либо слишком прекрасный сон или же… Реальность, в которой я живу», — Вы лежали, уперев взор в черно-белый потолок, пребывая в чертогах мыслей и размышлений, а он не смел тревожить, лишь продолжал крепко сжимать ладошку, осторожно гладя внутреннюю сторону пальцем. «Но он же… Совсем не такой, каким его описывали… Он совсем не злой, я помню, когда мы гуляли, то он подал нищему… Хотя возможно он просто желал, чтобы тот ушёл со своей скрипкой, но все же… Он помогал мне, мы шутили, смотрели фильмы вместе… Он галантен, вежлив, воспитан, имеет чувство юмора и при этом совершенно не злой или желающий причинить боль… Нет, нет, он не чистое зло. Я в это не верю… И все же он… Боже, он видел изгнание людей из Рая, потоп, возрождение и падение цивилизаций, всевозможные войны… Бесчисленные души ступили в его подземные чертоги, чтобы остаться там на грядущие нескончаемые века… Интересно, а Ад такой, каким его описывал Данте Алигьери? Или же там все устроено по-другому? А ангелы и демоны шепчут на ухо людям советы? Или как в «Друзьях Ангелов» сражаются…» Однако не успели Вы окончить грандиозную мысль, как Люцифер, до сих пор старавшийся сохранять полное хладнокровие и серьёзность, не выдержал и тихо усмехнулся, осторожно, будто святыни, коснулся Ваших мягких, спутанных волос, на мгновение бросив взор на кокетливо спущенную шлейку платья. «Нашёл, о чем думать в такой момент», — пронеслось в голове, в то время, когда он прошептал: — (В.И.), лучше не пытайся смешивать «Божественную комедию» и «Друзей ангелов» в один коктейль. Это как смешать водку и шампанское — после того и того в голове каша. — Значит, у вас… Не так все? — Абсолютно нет, милая, по крайней мере не как в этом… Как его… — Мультике, — с печальной улыбкой произнесли Вы и с удовольствием увидели, как разгладились напряжённые морщины на бедном лице, а в нежных глазах мелькнула тень облегчения. «Прости, я заставила тебя волноваться… Я не была готова к правде, но почему сейчас так спокойно?» — Это чудеса вашего человеческого организма. Даже мне неизвестно, как вы можете приспособиться к любым условиям, какими бы экстремальными они ни были… Как ты себя чувствуешь? — Как человек, который только что узнал об Аде и Рае, — все с той же измученной улыбкой промолвили Вы и попытались подняться, но он не позволил одним уверенным, властным касанием уложив Вас обратно. — Хорошо… Правда, гораздо лучше, чем ты считаешь. — Ты уже шутишь, а это верный признак выздоровления. — Я стараюсь… Но это так тяжело принять. — Я не тороплю, милая. Для тебя это все действительно ново и невероятно. К этому придётся привыкнуть… Прости, я лгал тебе. Вы с удивлением посмотрели на него, после чего все же осторожно приподнялись, неожиданно ловко проигнорировав попытки мужчины уложить Вас обратно, сели и посмотрели прямо в его глаза. — Ты не боишься, (В.И.)? — неожиданно спросил он, смотря прямо в Ваши прекрасные, бездонные в своей глубине и неописуемые по красоте глаза. — Боюсь, — честно ответили Вы, не отрывая взора от родных, греющих душу глаз, — очень боюсь, но я… Не вижу тебя злом, Люцифер, — теперь его имя стало иметь особый, грозный вес, но при этом с Ваших губ оно срывалось лишь прекрасной бабочкой, –«светоносный», — мужчина вздрогнул, — у тебя очень красивое имя… Я… Прости, то, что сейчас скажу… Выслушай, прошу. — Вы положили руку на его плечо, мягко сжав. И столько силы, мольбы и безграничной нежности было в этом жесте, что он покорился, кивнул головой и лишь крепче сжал хрупкую ладошку, зажатую в тисках его ладони. — Я предполагаю, что ты… Считаешь себя злом или думаешь, что так считаю я… Но, Люцифер… Милый… Это не так, для меня. Будь ты Люцифером Блэком, Морнингстаром или даже Холмсом, ты всегда… В первую очередь будешь хорошим человеком, другом, мужчиной… Меня страшит твой истинный возраст, познания, что ты сокрыл в себе, могущество, которым ты наделён, твоя власть над Адом, твой истинный, не человеческий лик… Я боюсь этого, ведь оно непостижимо для меня, простой смертной грешнице, которая в жизни ещё не видела ничего, но узнала величайшую тайну… Я не герой, Люцифер, я не смелая девушка, которая готова принять все быстро. Сейчас у меня аффект, поэтому я так спокойна. В другой раз я бы просто… Плакала? Не знаю… Прошу, Люцифер Морнингстар, помни, что для меня ты всегда будешь тем самым мужчиной, дни с которым были лучшими в моей короткой жизни. Он сидел, продолжая смотреть на Вас, не в силах поверить, что все сказанное — истина. Однако он чувствовал, как эмоции бушевали в Вашей бессмертной душе подобно морю во время шторма. Каждое слово было словно нежнейшая перламутровая жемчужина, с трудом добытая из ракушки коей служила Ваша душа. Не лгали, все сказанное было правдой о нем. Вашей правдой. И в то мгновение он понял, что больше не сможет отпустить Вас. Страшная, леденящая душу мысль вновь остаться одному, непонятому, погрязшему в пучине тоски грядущих веков, приводила его, Дьявола, в ужас. Однако больше его ужасала мысль о том, что Вас может коснуться другой мужчина… «Я не позволю им даже коснуться драгоценного локона её волос… Моя бедная, маленькая девочка, эти недостойные называться мужчинами не смогли рассмотреть в тебе святыню, женщину, которую надо оберегать, уважать… Ты боишься дорогих подарков, ресторанов, считаешь себя обязанной мыть эту чёртову посуду… Да цербер мне голову оторви, даже банальная вежливость для тебя нечто невиданное. Насколько надо унизить женщину, чтобы она воспринимала простое проявление хорошего воспитания, как что-то неземное?.. Я не оставлю тебя с ними, нет! Ты слишком прекрасна для этого мира. Самаэль, соблазнив Еву, украл у людей счастье Эдема, я же отниму у них земного ангела, смогшего понять даже Дьявола… Милая, скоро ты будешь дома», — Вы не могли прочесть его мысли, однако по одному лишь твердому, постепенно сатанеющему взгляду понимали, что они далеки от блаженства. «Может, он так волнуется из-за моих слов? Надеюсь, что я сказала все правильно… Он не заслужил самобичевания и того, что он нем говорят… Он наказывает людей за их грех, как судья, исполняет приговор, как палач. Но разве судья и палач виноваты в том, что подсудимый убил кого-то? Это был его выбор…» — Неожиданно Вы смело подались вперёд и робко, словно впервые коснулись его губ, желая успокоить, показать, что понимаете его и принимаете его натуру. Однако неведомо было Вам, что этот невинный жест стал подписью в Вашем приговоре, который ещё будет оглашен. Он замер лишь на миг, а через секунду Вы уже оказались зажаты в его стальных объятиях без возможности упорхнуть. Люцифер целовал, как раньше: страстно, жадно и при этом нежно, стараясь не причинить Вам боль. Однако сейчас в его поцелуе проснулась доселе сокрытая властность и сила, которую Вы ощутили лишь на короткий, словно вспышка пламени, миг. Но и его хватило, чтобы тело обдало жаром подземного пламени, а мышцы напряглись так, что казалось, ещё секунда и они лопнут, подобно натянутой верёвке. «Как же… Ни одно живое существо не способно хранить в себе такую мощь, только он… Первый из созданных ангелов тот, чьё имя стало обозначением зла, а существование сплошной невыносимой мукой», — терзаемая подобными мыслями Вы обмякли в его руках, полностью отдав себя его власти. Это был невообразимый танец противоположностей: нежности и каменной грубости души, слабости и силы, сочувствия и раскаяния. Он захватил вас обоих полностью, овладев мыслями, разжигая чувства. И вы поддавались им, самозабвенно отдавая себя в их власть. Вы мягко отстранились и с наслаждением вдохнули воздух, в чью симфонию вписались нотки тяжёлого парфюма мужчины и того особого запаха, по которому мы определяем человека…или не совсем человека, который столь сложно описать. А мужчина любовался Вами покрасневшей, растрепанной, смущённой и такой родной. Невольно его взгляд скользнул ниже, коснувшись бледной шеи, острых ключиц, мерно вздымающейся груди, хрупкого стана, скрытого лишь под тонким шелком платья. «Как же она прекрасна. Слишком идеальна, чтобы быть человеком», — Он продолжал держать Вас в объятиях, оттягивая роковой момент расставания. Возможно, навеки. От подобной мысли у Дьявола невольно сжималось сердце, и, казалось, оно даже начало биться, как у грешных людей. — Милый, — Ваш нежный, будто сотканный из шёлка голос нитью Ариадны вывел его из мрачного лабиринта мыслей, — мне надо… Домой… Прошу, — Вы крепче прижались к нему, зарываясь носом в черную ткань рубашки, — не подумай ничего, но… Нам надо подумать… Каждому по отдельности… О будущем… Мне надо… Осознать, что мир… — Ещё более сложен, чем казалось? — Люцифер скорее утвердил, нежели спросил и все же продолжал прижимать такую хрупкую Вас к себе, наслаждаясь теплом, что дарило Ваше горячее дыхание. — Да… Прости… — (В.И.), даже Дьяволу не по силам искоренить в тебе эту привычку вечно извиняться, — с улыбкой промолвил он и нехотя разомкнул цепь объятий, — я отвезу тебя. — Нет, прошу, отдохни, ты очень устал. — Милая, — с придыханием произнёс он, — ты невероятна… Я вызову такси. Вы безмолвно кивнули, чувствуя, что душа противится этому решению, однако разум твердит, что будет лучше обдумать ситуацию в одиночестве. После нескольких кружек ароматного чая и успокоительного.***
Через десять минут Вы уже ехали в такси, со слезами на глазах наблюдая, как растворяется мерцающее сотнями очей чудовище небоскрёба на фоне чёрных ватных облаков. «Люцифер, я люблю тебя и буду любить, даже если жизнь нас разлучит… Почему мы можем общаться с человеком годами, однако дальше дружбы чувства не посмеют ступить? А здесь понадобилась лишь неделя, и я…готова ли принести жертву? Что я готова сделать ради любви? И любовь ли это?.. Ангелы, Демоны, любовь и вот, голуби на скамеечках, все уживаются в одном, таком невероятно сложно устроенном мире… Как мы можем чувствовать любовь? Откуда вообще берётся это чувство? Из чего? И почему…» — Карусель мыслей вращала Ваше сознание, не довозя до конечной точки в тот момент, когда Вы, облаченная в пальто, шапочку, с не завязанным шарфом, болтающимся безвольным шнуром на шее, шли домой. Осматривая печальным, отстраненным взором прекрасные дома, дошедшие до нас со времен печально-романтичной Викторианской эпохи, Вы не заметили, как в Вашу сторону, медленно раскачиваясь аки детская игрушка-неваляшка, приближалась до боли знакомая фигура с полупустой прозрачной бутылкой, в которой плескалось искрящееся в свете фонарей коричневое море бренди. — О-о-о-й, какие люди ещё не в Голливуде! — Дэвид, это ты?! — изумленно воскликнули Вы, остановившись на полпути. Липкий страх холодным разрядом прошёлся по позвоночнику, вызвав не вольную дрожь. «Только этого сейчас не хватало», — подумали Вы, медленно помотав головой. Однако никаких признаков нахождения людей не улице не наблюдалось. Резные стрелки часов на циферблате старины Биг Бена давно перешли отметку III. «Надо было до дома доехать, дура. А она пешком захотела пройтись, вспомнила дни былые… Его нельзя оставлять такого на улице, ещё замёрзнет ведь», — но бушующий поток Ваших мыслей был прерван вздымающимся, булькающим, словно пена в пивной кружке, голосом Вашего бывшего ухажера. — Эй, (В.И.), я к тебе обращаюсь?.. Тебе, и-ик, уши, что ли, заложило? — Нет-нет, просто я задумалась… — О хахале своём? Вы дернулись, будто от пощечины и с губ лишь сорвалось: — Откуда? — От горбатого верблюда, блять! — неожиданно воскликнул он, после чего немного отпил из бутылки, чтобы восстановить утраченные на крик силы, — мне рассказали, как ты… И-ик, с кем ты любишь проводить время… И-ик, что, на бабки повелась? Богатого папика захотела? — Дэвид, ты что, головой об асфальт приложился? — оскорбленно воскликнули Вы, чувствуя, как страх покорно уступает место злости и… обиде. Ибо никогда он, даже выпив, не говорил с Вами в таком тоне, — он не «папик» — это раз, второе — какая тебе разница с кем и где я провожу время?! У нас уже все кончено… — Это тот старпер тебе в рот кончил, раз уже в таком платье щеголяешь, — он указал на виднеющийся из-под пальто подал шелкового платья, — а я даже, и-ик, ещё не начинал. Или ты только богатым даёшь? — Дэвид! — В отчаянии воскликнули Вы, начав медленно отступать назад, — ты пьян, иди проспись! — Сама ты пьяная, а мне не сон нужен… Мне ты нужна, (В.И.)… — Нет, Дэв, — мягко промолвили Вы, примирительно выставив руки вперёд, как некую защиту, — тебе нужно поспать… Давай я тебя отведу в отель… Где ты там остановился, и ты поспишь, и утром… — Ты уже будешь сосать у своего папика, шлюха ебаная!!! — заорал он и неожиданно резко подался вперёд. Раскрасневшаяся от стыда, гнева и обиды Вы сделали несколько шагов назад, смотря на то, как некогда аккуратный, добрый молодой человек с лучезарными глазами сейчас более похожий на одного из Ваших соседей, грязный, с взлохмаченной, напоминающей жёсткую губку шевелюрой, сверкая безумными хмельными глазами, сейчас надвигался на Вас. — Дэйв, что ты… Да иди ты к черту! — Только вместе с тобой, дорогая! — воскликнул он и с неожиданным проворством подался вперёд, в одно мгновение схватив Вас за руку. Тут уже чаша Вашего терпения оказалась переполнена. С диким воплем загнанной в угол кошки Вы ударили его сумкой по голове, приправив это действие весьма точными прилагательными. Парень тихо ойкнул, видимо, не ожидавший получить отпор, однако после, вцепившись в Вашу руку с воистину богатырской силой, намеревался ударить Вас, как вдруг внезапно хватка ослабла, а голос Дэйва, более напоминавший жалобный стон младенца, послышался где-то впереди. — Что… — Милая, с тобой все в порядке? Этот мерзавец… Он не успел тронуть тебя? — родной, бархатный баритон окутал Вас невидимыми объятиями, даруя ласку и защиту. — Люцифер, как?.. — Я попросил водителя позвонить мне, как только ты приедешь домой. И он позвонил, сообщил, что мой милый ангел выпорхнул из машины за метров двести до пункта назначения… Хорошо, что я поспел вовремя… Именно поэтому, — указав небрежным жестом на лежащего около ближайшего дома Дэвида, он повернулся к Вам, осторожно положив руку на холодную щёчку, — я не хочу, чтобы ты оставалась в этом мире без моего присмотра. — О чем ты, Люцифер? Я уже ничего не понимаю, милый… Прошу, пойдём… Нет, давай сперва его до отеля довезем. — Эту тварь? — Дьявол удивлённо поднял бровь. — Эту тварь зовут Дэвид, он тот самый… Ухажер, про которого я тебе рассказывала. — Ещё лучше, — протянул он, и в тихом голосе его послышались холодные, как сталь, грозные нотки, — как раз хотел с ним побеседовать… Даже моим желаниям суждено сбыться. — Люци, не… — О-о-о-о, ты опять. И-и-к, решила сыграть в мисс благородство, (В.И.)? Конечно, если я… И-ик, помну твоего папика, то кому ты будешь сосать? — Следи, кому и что говоришь, мальчишка, — его грозный рык пронзил хрустальную тишину ночной улицы, однако на удивление никто не выглядывал из окон. Дьявол постарался, чтобы разговор прошёл в приватной атмосфере. — Ещё одно слово — и вырву твой паршивый язык и заставлютебя его сожрать, пока я буду любоваться, как ты жуешь свою плоть, давясь кровью, жалкое подобие Адама. Дэвид желал высказать «папику» все, что он думает о нем и Вас, милая (В.И.), однако огромная, словно сотворенная из камня, ладонь Люцифера крепко сжимала горло юноши, уперев бренное тело оного в стену. — Что? Кажется, возражений не последует… Прекрасно… — Его мощный, низкий голос невольно заставлял тело каменеть, а бессмертную душу трепетать в священном страхе перед грозным палачом, который встретит наши души по ту сторону мира. И Вы замерли, словно статуя, не имеющая возможности пошевелиться или вымолвить хоть слово. «Это Дьявол, Сатана… Он сдерживает себя, я чувствую… Он мог бы… Боже… размазать Дэвида по асфальту одним лишь взором… Нет, я должна… Дэвид, конечно, грубиян, предатель, но он не заслуживает смерти… Нет…» А мужчина ещё крепче сжал горло мальчишки, который, словно выловленная сельдь, беспомощно болтал ногами в воздухе, желая лишь вернуться в свою родную среду. «Какого черта, кто… Кто он?» — Тот, чьи глаза будут последним, что ты увидишь в своей жалкой, никчемной жизни, мерзавец… — Его рука крепче сдавила горло несчастного парня. Он был в ярости. Дьявол не мог представить, как можно даже голос повысить на Вас. Что уже говорить о… рукоприкладстве. — Встретимся в Аду, падаль… — Люцифер, милый, нет, пожалуйста, прошу, отпусти его! — воскликнули Вы, словно освобождённая от заклятия, бросились к мужчине. — Отпустить? — удивлённо спросил он, ослабив хватку. — Милая, это недостойное даже называться амебой, существо оскорбило тебя. — Он просто пьян… — Это не оправдание. Сколько таких «просто пьяных» мучили и продолжают мучить женщин. Всё начинается с малого, (В.И.). Ни один достойный называться мужчиной, человеком, даже пьяным не скажет того, что он смел высказать о тебе… Я не потерплю, чтобы какая-то грязь оскорбляла мою женщину, — его грозный, обжигающий холодом тон не оставлял сомнений в серьёзности намерений Дьявола. Да и разве будет он шутить? Однако Вы пристыженно чувствовали, как сердце наполняется радостью от осознания защищённости и нужности тому, кого Вы любите больше всего… — Да, я понимаю, но, прошу, не тронь… — И Вы, уставшая от мыслей, сомнений, осознания реальности происходящего просто слабо обхватили хрупкими ручками мужчину со спины, ощутив даже сквозь плотные слои одежды, как напряглись его мышцы от этого мимолетного касания. «Что же ты делаешь со мной, (В.И.)? Почему я не могу тебе отказать?» — Благодари госпожу за то, что она оставила тебя вживых, смерд. Но…- Его голос вновь стал угрожающе низок, — ещё раз я узнаю, что хоть ещё одна женщина пострадала от твоих мерзких рук… Мы встретимся, но уже за гробовой доской. И никто не узнает об этой милой воспитательной беседе, надеюсь, я ясно объяснил? Вы не знали, что увидел Дэвид, однако он резко завопил и, как только Люцифер отпустил его, тут же на коленях пополз прочь, даже не посмотрев назад. — Немного о правильном подходе к людям, милая.- Это было последнее, что Вы услышали перед тем, как мир поглотила тьма.