Дерзкое и внеплановое

— За окном лютый пиздец! Я не знаю, как буду выезжать. Эти дармоеды коммунальщики ни черта не разгребли… — я зажал сигаретный фильтр зубами и прокрутил колесико зажигалки, выбивая холодную бензиновую искру. Дым, пар изо рта, распахнутые глаза-окна соседней шестнадцатиэтажки, так бесстыже пялящейся на мое продрогшее декабрьское нутро, вывернутое наизнанку равнодушным понедельником. Я смахнул тапком снег с незастекленного балкона, чувствуя, как промокшие носки начинают подмерзать. Голос Костяна в трубке телефона заглушался шумом ветра, так нагло пытающегося столкнуть меня вниз и разнести мою непутевую буратинью голову в щепки. — Мих, подожди, может метро? — Какое, в жопу, метро? Я до него буду двадцать минут пилить, а потом от него еще хрен знает сколько! — я затянулся, раздраженно сминая фильтр в руках. Нащупал нераздавленную капсулу. Клац. Вдох. Завоняло бабским ментолом. Отчего-то потянуло на обещания, которые я никогда не выполню. Ну, естественно. — Нет, это определенно не дело. Сегодня же возьму лопату и разгребу!.. — Ладно, я смотрю, что уже и сам опаздываю. Мне тоже еще машину откапывать. Ты там не переживай, если что. Горгона наша поймет. В трубке что-то щелкнуло, загудело, и я понял, что Костян включил чайник. Как эти люди могут что-то есть и пить утром? Я от тошноты погибаю, а они… Хотя, тошнит, думаю, от курева на голодный желудок, но не суть важно. С голых веток тополя напротив отломился большой шмат снега от перегруза толстой вороньей жопы. Черное дьявольское создание раскрыло клюв и оповестило всех о том, что оно нашло гнилой орех и утащило со свалки недоеденный рогалик. Очень вкусно. Я скривился, зло вдавливая окурок в пепельницу. Спортивная домашняя кофта, полуспортивные домашние штаны и совершенно неспортивные тапки промерзли вместе со мной настолько, что казалось, рассыпятся сейчас на осколки, будто вымоченные в жидком азоте, как в фильмах ужасов порой рассыпаются тушки людей. Я поспешил внутрь квартиры, не забыв прихватить телефон, который уж точно схлопнется на морозе. Натопленная до двадцати пяти градусов по Цельсию малосемейка для меня (в количестве одна штука) и жирного кота (в количестве одна штука), что жрал за двоих и ранее был маленьким котенком, подобранным прошлой зимой на улице у подъезда, встретила меня запахом лаванды, пшикнутым мне прямо в лицо автоматическим аэрозолем. Химозная лаванда напомнила о необходимости выкинуть к чертовой матери эту тошнотворную машину по уничтожению рецепторов, если, конечно, удастся отодрать ее от стены. Я поспешно стянул с себя ледяные тряпки, надел приготовленные с вечера рубашку и брюки. С тоской посмотрел на галстук, который так и не научился завязывать и, по неимению личной завязывальщицы, решил, как обычно попросить это сделать менеджера по работе с клиентами Зою, мать двоих сыновей, дважды замужнюю и дважды разведенную женщину. Поймав свое отражение в зеркале, я едва ли не взвыл от досады. Чертова щетина после выходных отросла слишком заметно, чтоб игнорировать ее, но часы подсказывали, что если за ночь не прибежала толпа гномиков-альтруистов и не расчистила мне машину, то вряд ли я успею на работу, выкраивая время на минуты, проведенные с бритвой в интимном уединении. Я зло засунул галстук в сумку для бумаг, втиснул ноги в ботинки и натянул пальто, напрочь забывая про шарф. К черту все! Вызвал лифт. Спустился. Вспомнил, что забыл ключи. В это время какая-то падла вызвала лифт на шестнадцатом этаже. — Сука, если это мужик — я набью ему хлебало! — злобно пообещал я себе, почти с ненавистью ожидая, кто же выйдет из приехавшей кабины, молясь, чтоб только это был не бывший тренер по боксу Серега с поломанными ушами и идущим волной носом. Дзинь! Двери лифта медленно разъехались в стороны. — Здрасте, дядя Миша! — пропищал мой девятилетний сосед сверху, закидывая на плечо неподъемный портфель с суперменом. Я хмуро пробурчал что-то в ответ, и, едва ли не сбивая пацана с ног, запрыгнул в вонючий общественный туалет, который таковым окрестил алкаш Игорь с десятого этажа. Черт, да кто же эти лифты такими медленными сделал?! Ключи, конечно же, оказались в кармане пальто. Точнее, они были там всё это время, просто я напрочь забыл, что помимо внешних карманов, есть и внутренние. Чертовы золотые рыбки в моем ДНК, от которых, судя по всему, память мне и досталась в наследство! А еще интеллект, наверное. И не верьте в два высших, они все врут. Я по-быстрому достал простецкий веник из багажника своего потрясающего седана, пригнанного не так давно мне из Польши. Новенький, без пробега по России, зато с пробегом по Польше, что почти не считается. Охеренно красивого апельсинового цвета, с большой, пусть и не сильно заметной царапиной на левом крыле и пятном неизвестного происхождения на заднем сиденье. Расчистил лобовое стекло, заднее, боковухи, чуть-чуть убрал снежную шапку. Снега — сантиметров десять-пятнадцать, но дороги уже, скорее всего, превратились в снежное скользкое месиво, а кусающий за нос морозец успел сковать жижу ледяной корочкой. Просто блеск! Часы на приборной доске визжали, что до сожжения на костре в наказание за опоздание осталось полчаса. Хватит ли этого, чтоб доехать, матеря всех и вся? Мы не знаем, мы не знаем. Я завел двигатель, переключился на заднюю и начал понемногу жать на газ.Автомобиль заурчал двигателем, встрепенулся колесами, зафыркал снегом, взбираясь (о ужас!) на десятисантиметровую гору из снега. Чуть поддал газу и… колеса въехали на спрятанный под снегом зачем-то очень нужный во дворе самодельный лежачий полицейский и принялись скатываться вниз. Я резко нажал по тормозам, но скользкая дорожка уже несла мой «задок» на припаркованный Ниссан. Зажмурившись, я ожидал визга сигналки, сопровождающий неизменно такие вот автокатастрофы, но Ниссан равнодушно молчал, величественно возвышаясь над моей Шкодой, так оправдывающей свое название. Я вывернул руль, переключаясь на drive, и отъехал чуть в сторону. Заглушил движок, вышел на мороз и, ступая по скрипучему снегу под аккомпанемент скрипучих же зубов, подошел к Ниссану. Присел рядом с водительской дверцей, повозюкал зачем-то пальцем по царапине и столь же бессмысленно покосился на дом. Понятия не имею, чья тачка. В этом дворе каждый ставит свою машину там, где будет место. Но скотиной я никогда не был, да и не настолько нищеброд, чтоб зажлобить деньги за какую-то царапину. Да, накосячил, да, виноват. Нужно платить. Я вернулся в машину, оторвал кусок от отчета, который всё равно пришлось бы переделывать из-за тупых ошибок, и быстро накалякал, кое-как размещая клочок бумаги на папке с документами: «Извините, поцарапал вашу машину». Подумав немного, дописал еще внизу свой номер телефона на всякий пожарный. Выудив из кошелька пару купюр, сумма которых, по моим подсчетам, немного превышала ту, что придется отвалить водиле Ниссана на СТО, я аккуратно закрепил деньги и бумажку найденной в бардачке прищепкой, подобранной еще весной под балконом, и вновь вернулся к тачке. Вряд ли прятать деньги под дворник — хорошая идея. Текст размокнет, а то и уволочет кто-то. Обошел машину кругом, обдумывая, как бы так закрепить, и, о, удача! Этот придурок забыл закрыть до конца правое пассажирское окно. Я заглянул в салон сквозь щелку, обнаружив мокрую полоску от талого снега на сиденье и, быстро кинув записку с деньгами вовнутрь, вернулся к себе. Нужно ехать, хотя я все равно уже, можно сказать, опоздал. В офисе было шумно, и мои опасения не оправдались. Пусть я и пришел позже, но никто не заметил этого: в предновогодней суете нашей мегере не было никакого дела до меня. Конечно, какая работа, когда нужно вырезать снежинки и обсуждать с главбухом новогодние наряды на корпоратив. Я поздоровался с Костяном, побеседовал с секретаршей Сонечкой, потом Зоя уже традиционно завязала мне галстук, и работа медленно затарахтела, забарахталась, погружая в свою пучину. К обеду организм напомнил о потребности засовывать в себя через ротовое отверстие пищу, но отчет, который я запорол, а сегодня утром еще и порвал, требовался до вечера, и это был один из тех дедлайнов, которые я никак не мог просрать. Блевотно-желтые туфли индивидуального пошива нашей местной медузы горгоны возникли рядом с моим столом. Не то, чтобы я сидел под столом, но это яркое желтое пятно на фоне серого офиса привлекло внимание моего рассеянного бокового зрения. — Михаил, вы отправили немцам ответ? — поджимая губы, будто я уже упал перед ней на колени ниц, умоляя о снисхождении, протянула начальница, сверкнув густо-накрашенными болотными глазищами. — Да, еще вчера, — кивнул я, складывая руки на груди, чувствуя под кожей гудение, от постоянной работы с клавиатурой. Толстые пальчики, унизанные кольцами, сжались в маленькие потные кулачки. Мегера прищурилась. Что? Нечем крыть? — И что же они? — Я еще не читал. Занимаюсь отчетом. — О, тем, что вчера нужно было отправить? — Нет, тот, что вы просили на сегодня. — Пожалуй… хм, тогда у вас есть сорок минут, — победные огоньки в хищных глазах раскормленной тигрицы блестели так, будто она только что завалила антилопу в одну харю. Я опешил. — Но почему сорок? До конца рабочего дня больше часа! — Да, это так, но мне нужно его просмотреть. Я не собираюсь читать его вне своего рабочего времени. Я едва удержался от едкого замечания, что жопа не отвалится, если взять почитать домой, но, к счастью, мое омерзительное настроение не испортило мне карьеру. Погода плохой бывает не так часто, а вот повышение — совсем уж редко. Пришлось включаться по полной и, уверен, ошибок я наделал много. Но через сорок три минуты бумаги были у нее на столе. Этот странный пунктик — печатать всё, что можно было бы оставить в электронном варианте, был странностью нашей начальницы, за которую я ненавидел ее всей душой. И не потому, что так топлю за экологию, вовсе нет. Просто торчать лишнее время у принтера, который вечно кем-то занят, вечно глючит и зажевывает бумагу, было таким себе удовольствием. Час. У меня есть свободный час. Ответы от немцев были отложены в долгий ящик, по крайней мере, до завтрашнего дня, а в руки попал телефон. Сообщений не было, но оно и понятно: в соцсетях я не сидел, а в «телеге» переписываться было особо не с кем. Пришлось играть в старый добрый тетрис, установленный мною на телефон для уничтожения времени в пробках. Лучше бы аудиокнигу скачал, конечно, но читать я любил исключительно бумажные экземпляры. — Миш, есть курить? — Костян возник внезапно, прямо за спиной, и я почти что вздрогнул от неожиданности, едва ли не выронив телефон. Игра запищала, сообщая о том, что я продул, и вылезла чертова реклама прокладок. — Да, идем, а ты что, забыл свои? — я откинул телефон на стол и поднялся на ноги. — Закончились. Сумасшедший день. Мрачный вид друга настораживал, но я не стал лезть в душу. Захочет — сам расскажет. Мы вышли на курилку, забыв прихватить с собой верхнюю одежду, и вот теперь, пронзенные всеми ветрами и морозцом, стояли в темноте под лестницей, пытаясь выжечь искру из сдыхающей «Зиппо». — Моя мне истерику закатила. Говорит, что задерживаюсь часто. Ревнует, — зачем-то начал рассказывать Костян, затягиваясь дымком. — Фу, бабские. — М-м, — неопределенно протянул я, пожимая плечами. А что еще говорить? Сам жалел, что сдуру взял. Друг приспустил галстук, завязанный заботливой женушкой, и нахмурился. На бледном лбу пролегла глубокая морщина, и я точно мог сказать, что ее не было год назад, когда он только женился. Точно так же, как и не было свисающего над ремнем пузца, кредита на стиральную машину и седых волос. — Ты на корпоратив идешь-то? — спустя полминуты молчания, поинтересовался без особой заинтересованности мой дорогой друг и коллега. — Да ну их. Нина Николаевна опять залезет на стол и будет танцевать стриптиз, Петрович опять нажрется и начнет лапать Сонечку, мегера наобещает всем премии, а потом попытается организовать поездку на море всем нашим дружным коллективом. Я не пойду, Костян, уж не обижайся. Друг только неопределенно дернул плечом, выдыхая в небо облачко дыма. Я попинал снег под ногами, чувствуя, как муторно кружится голова. Зверский голод скручивал кишки в узел, желудок превратился в черную дыру, искажающую пространство и время. Приду домой и нажарю сковородку картошки. Затошнило. На языке появился привкус желчи. Нет, лучше сварю овсянки. Жареная картошка сейчас не лучшая идея, если я, конечно, не хочу проблеваться. — Какие планы на Новый год? — спросил Костян. Я только хохотнул. — Да шампанского выпью, высший командный состав послушаю и на боковую. Детей у меня нет, так что нахрен надо. — Во-во, и я бы так. Детей у меня, слава тебе, Господи, пока что нет, но жена — она сама как ребенок. Ей и елку подавай, и мандарины, и ананасы, и шампанское, и новогоднее настроение. Я ей говорю: «Марина, тебе сколько лет? Можем мы просто спокойно посидеть, поесть оливье?». А она мне: «Ты не понимаешь эту зимнюю романтику!», и сидит с какао на балконе, в плед закутавшись, жопу морозит! А потом пересматривать заставляет «Один дома» в сотый раз! Тьфу, бабы! Я снова только покивал головой, не зная, что ответить. Дамы на постоянной основе у меня не было уже лет пять, да и не хотелось особо. Стресс можно было снимать в клубе или приглашать девочек с сайта, а тянуть на себе еще одного человека, который, не в обиду женскому роду, «жрет» бабла немерено, не хотелось. Последняя моя почти-что-супруга говорила, что ей мало денег, и я должен больше зарабатывать. Ну, я и выгрызал себе повышение и прибавку к зарплате всеми силами. Потом начались предъявы, что я редко бываю дома и вообще внимание ей не уделяю. Мой мозг закипел, начались бесконечные ссоры с криками и слезами, и вот уже ненаглядная в очередной раз собрала свои пожитки и уехала к маме, да так и не вернулась. Видимо, мать уговорила больше ко мне, мудаку такому, не возвращаться. Я не особо горевал. «Искры» не было, и я это чувствовал. А зачем волочить за собой уже сдохшие, или, вернее сказать, никогда не бывшие живыми отношения? — А я сегодня машину поцарапал, — внезапно пробормотал я, выкидывая окурок в притрушенную снегом урну. — Да ты что? Чью? — Костян последовал моему примеру и поспешил к дверям. — Не знаю, сарай такой на колесиках. Кинул записку, деньги в салон и уехал. Спешил же. Даже не посмотрел, что с моей машиной. Мы погрузились в обволакивающее тепло холла офисного центра и направились к автомату с кофе — моя первая еда за сегодня. — А я бы уехал. Камер же нет? Нет. А кто там поцарапал — не мое дело. — Не, я так не могу. Карма, и все дела. — Ага, ага, поступай с людьми так, как хотелось бы, чтоб поступали с тобой. Это не работает ни разу. Я снова лишь закивал, как китайский болванчик, ткнув в кнопку напротив «американо с молоком». Костян такой — может идти по головам. Так и надо в жизни, несомненно, но мне не позволял хнычущий над ухом ангелочек в белом платье. Пусть люди платят мне говном за добро, зато моя совесть будет чиста. *** — Если говорить откровенно, то они должны были продуть еще в первом тайме, и я понятия не имею, как им удалось… — бесконечное комариное жужжание над ухом шло фоном, не задевая мои нервные клетки, не нанося значительного урона мозгу и почти не выбешивая. Я был достаточно активным слушателем: кивал, поддакивал, иногда улыбался или хмыкал, в надежде, что это был не вопрос. Да и будь это вопрос — что бы я смог ответить? Медлительная черепашья пробка оскалилась белоснежными зубами, взмахнула неоперившимися плавниками, поднимая клубы копоти и пыли, и бросила мне в лицо кусок ничего не значащего красного светофорного света, что рубиновыми переливами запечатлелся на усыпанном каплями подтаявшего недавнего снега лобовом стекле, и смылся вниз безжалостным дворничьим серпом. — Нет, ну ты представляешь? Он даже не заметил, слепой карась, а ведь ему орали все, понимаешь, все?! — Ну, а что видеоповтор? — я перестроился в третий ряд прямо за светофором и включил поворотник, готовясь съезжать в заснеженный двор. — Да там что-то непонятно как-то все было… — Костян провел рукой по короткому ёжику волос и бросил раздраженное, но не злое «ай, ладно!». Так бы сразу. Я ведь в футболе полный ноль. — Спасибо, что подвез! — он протянул открытую ладонь и искренне заулыбался, обнажая скол на верхнем резце и чуть кривой нижний клык. Бесконечно искрящиеся глаза смотрели со своим привычным, почти собачьим дружелюбием, и я в который раз поблагодарил ни разу не существующего бога в том, что у меня есть такой друг. — Извини, что так получилось. Наверное, придется теперь эвакуатор вызывать. Стремаюсь я как-то ее на прицепе тащить по такой каше. Я пожал протянутую руку, кивая в ответ. Да, в такую погоду лучше не рисковать. — Может, завтра еще попробуешь завести? Хотя, после ночи на морозе… — Да она еще утром как-то странно шумела. Давно еще на СТО надо было сгонять, а я все тянул и вот… — Костян развел в стороны медвежьими руками и выбрался из салона. Заглянул еще раз на прощание, потирая щеку. — Ты все-таки посмотри игру. Вот конкретно ту стоит глянуть. Ну, бывай! Я проводил взглядом его упакованную в теплый пуховик фигуру и повернул ключ в замке зажигания. «Shine bright like a diamond, shine br…» — Блять! — я едва не подскочил, не понимая, почему вообще Рианна решила поорать в моей машине, но сияющий неограненным алмазом экран телефона, присобаченного на автодержателе, не оставлял сомнений: каким-то образом Рианна сделала свой хит мелодией по умолчанию и теперь терроризировала мой музыкальный слух своими воплями. Или не по умолчанию? Я попялился пару секунд на экран с надписью «Евгений Т.», прикидывая, почему он находится в списках контактов, и на третьем призыве сиять, как бриллиант, до меня дошло, что это, черт возьми, Тверской Евгений, тот самый, что заключал контракт на несколько миллионов евро, не от своего, конечно же, лица, а от лица компании, но тем не менее! Я вцепился в телефон с такой силой, что едва с мясом не вырвал держатель от него, и протараторил в трубку, будто боялся, что столь «крупная рыбка» убежит. — Слушаю, Евгений! На другом конце провода повисла тишина, а потом бархатный баритон осторожно, будто ступая по тонкому льду, спросил: — Откуда вы знаете мое имя? Я ошарашено заморгал, не сразу отыскав в голове нужный ответ. — Ну, вы сами позвонили мне. Это Михаил Воронцов, компания «Тео»… — Вы поцарапали утром мою машину, оставили номер, — прервал меня знакомец, и я услышал на заднем фоне звук работающих станков. — Я сейчас в цеху, не могу говорить. Денег хватило с лихвой, у меня брат владелец СТО, так что деньги почти все оказались невостребованны. Не могли бы мы где-то встретиться, чтоб я мог отдать вам их? — А… карта? — я почему-то чувствовал себя безумно смущенным. Ну, конечно, он удалил мой номер, а я по старой привычке сохранил, и единственное, что напомнило мне, кто этот «Евгений Т.» — это песня Рианны на звонке, которую мы с Костяном по приколу поставили, празднуя в баре крайне успешную сделку. На другом конце провода хлопнула дверь, и шум цеха стал заметно тише. — Да, простите, Михаил. Я вспомнил. Компания «Тео». Сделка на четыре с половиной миллиона евро, я помню. Вы тогда лично контролировали… — щелкнула зажигалка, голос на миг стих. — Кажется, лет шесть назад? Тогда тем более я настаиваю на личной встрече! Если вы столь честный человек в бытовых делах, то у меня к вам очередное деловое предложение, которое ну никак не терпит электронных посредников! Я тупо кивал на каждое слово, утопая в киселе шелковистого, низкого мужского голоса, что будто гладил меня по щеке ладонью. От Евгения всегда очень вкусно пахло. Я только после знакомства с ним позволил себе такую роскошь, как покупать дорогой парфюм, осознав всю мощь благородного запаха. — Михаил, вы еще тут? Я распахнул глаза, пытаясь выползти из транса, в который попал то ли от недосыпа, то ли от убаюкивающего голоса, чуть хриплого, размеренного, с едва различимым акцентом. Только вот, какой страны? — Да, конечно, когда вам будет удобно? — слабо пробормотал я, сжимая в руках раскочегарившийся корпус телефона. — Может, прямо сегодня? Как я понимаю, мы соседи? — М-м, да, похоже на то. В двух кварталах есть прекрасный паб, если вы не против. Евгений издал тихий шелестящий смешок и коротко бросил: — Тогда в восемь на месте ДТП? — Советую вам больше не парковаться рядом с моей машиной, я за рулем всего год… — Ну, если каждая маленькая авария будет заканчиваться в баре, я все-таки предпочту парковаться на старом месте! Это был флирт, или мне показалось?..