Сойди ко мне

Рей всегда думала, что она не на своем месте. Будто живет чужой жизнью с чужими людьми. В каком-то смысле так оно и было — сирота в приемной семье не может рассчитывать на многое. О ней заботились в рамках программы госпомощи, но не любили. И иногда напоминали, что она не их крови, а ребенок безымянных мигрантов. От родителей Рей достались золотистая кожа и веснушки в самых неожиданных местах, глаза непонятного цвета — то ли орехово-золотистые, то ли зеленовато-карие, то ли серо-зеленые, непослушные волосы, которые миссис Платт каждое утро скручивала в тугие пучки. А еще дурацкое имя. Почему-то его не получилось поменять, какое-то затруднение в бумагах. Но опекуны все равно звали ее между собой «Кирой», а когда она вела себя хорошо, то «Кирочкой». Не то чтобы Рей вела себя плохо. Просто она была несколько… задумчивой. Если ей что-то не нравилось, то она могла отключиться. Не видеть, не слышать. Из-за этого она регулярно посещала бесплатного психолога и сделала несколько томограмм. Здорова, просто странная, как сказал Платтам очередной специалист. «С замужеством пройдет». И тогда Платты озаботились ее замужеством, как до этого подбирали ей «приличную» школу и «достойный недорогой университет». Рей попыталась объяснить, что не торопится замуж, но ее просто не услышали. Как не слышали, когда она просила другую одежду, кроме светлых платьев, другую прическу, кроме приличных пучков, другое хоть что-нибудь. И сейчас Рей шла с занятий, ловила открытым ртом снежинки и думала, что у нее еще целых полгода до окончания университета. А потом она сбежит. Получит диплом бакалавра, стащит свой паспорт из сейфа Ункара Платта, возьмет из кассы всю дневную выручку в счет тех лет, когда она работала в ломбарде Платтов за спасибо — и поминай, как звали. Она не хочет выходить замуж за любого «сына подруги» миссис Платт. Она не хочет до старости жить в глуши и пялиться на разбитый асфальт на их улице. Она не хочет жить не своей жизнью. Платты говорили, что взяли ее из доброты душевной. Но на самом деле Рей выяснила — им просто хорошо платило государство. Ведь в пять лет она была под подозрением на шизофрению. Слышала голоса, видела невидимое. Типичный ребенок со слишком хорошим воображением. Рей помнила мало из тех лет. Но она все еще верила, что у нее был друг. Не воображаемый, а вполне настоящий. Она даже имя помнила — Бен. Вот только лицо в памяти не задержалось. Вроде бы волосы темные, голос низкий. Сказки ей читал. Но был он приютским или пришлым — Рей сказать не могла. А как ее взяли под опеку — он перестал приходить. Рей надеялась узнать что-то про него, когда развяжется со своими опекунами и их унылыми планами. Впереди, прямо на заснеженном тротуаре, сидела гадалка — старуха с крючковатым носом. Ее лицо скрывали длинные полуседые патлы, повязанные цветастым платком, темные одежды мешали пройти, а вокруг валялись засаленные карты. Странно — в их квартале на попрошаек сразу жаловались в полицию, а старуха просидела здесь настолько долго, что у ее костлявых ног ветер намел небольшой сугроб, и карты утопали в снегу. Рей отвела взгляд и сделала шаг с тротуара, намереваясь обойти незнакомку, как вдруг рука в аляповатых перстнях схватила ее за пальто. — Он идет, милая, — прошамкала старуха. Она шепелявила, но голос был чист и звонок, как у молодой. — Он придет за тобой. Беги. И помни: ничего не ешь, даже если умирать будешь! Рей в ужасе оттолкнула крючковатые пальцы, бросилась бежать. Сейчас нелюбимый дом и каморка под самым потолком показались ей самым надежным на свете убежищем. В большой гостиной горел свет, желтые квадраты подрагивали на снегу. Рей удивилась — Платты обычно экономили электричество. Но еще удивительнее то, что ее встречала опекунша у заднего входа. — Милая Кирочка, — пробасила дородная Вирджиния Платт, вытирая грубые ручищи о кружевной передник. — У нас особенный гость. Хочет повидать тебя. Ты должна встретить его, как подобает. И, не слушая робких возражений и вопросов Рей, она повела воспитанницу кружным путем в ее комнату под крышей. Там, под оловянным взглядом маленьких глазок, Рей переоделась в голубенькое платье, а потом, почти под конвоем, спустилась в гостиную, навстречу мужчине в военной форме. — Адепт-генерал Прайд, дорогая, — Ункар едва ли не кланялся, Рей тоже робко наклонила голову под холодным взглядом мужчины, который был ближе к пятидесяти, чем к сорока. Имя генерала она моментально забыла, оно словно мелкий песок проскользнуло сквозь сито ее памяти. После дежурных слов, когда юную девушку представляют мужчине в летах и с заслугами, Рей села за стол. Обычно она ухаживала за гостями, но в этот раз с подносами бегала опекунша. Прайд говорил мало, но буквально сверлил ее светлыми глазами. Рей чувствовала себя мясом на прилавке. Хороша ли выйдет корочка при запекании? Не слишком ли много жилок? А если полежит подольше? Адепт-генерал только что вернулся с войны, которую не стоило называть вслух. Он был на хорошем счету у командования и шел на повышение. Похвастался домом в более престижном районе пригорода и конечно, несомненно, без всякого удивления Рей узнала, что он холостяк. Ищет достойную девушку, чтоб составила его счастье. Неодобрительно относится к высшему образованию у дам и весьма недоволен современными нравами. Платты нахваливали воспитанницу, словно конокрады лошадь на ярмарке. И тиха, и скромна, и стирает-убирает, и технику бытовую сама чинит, и не поддерживает всего этого «феминизьма». Рей молчала. Она понимала, что происходит. Но особенно ее напугало, когда Прайд сказал: хочет жениться до весны. Ему опять в командировку, а дома должна быть беременная хозяйка. Рей аж пошатнулась при слове «беременная», но этого никто не заметил. С тем же успехом ее могли ввести в комнату, приказать повернуться на триста шестьдесят градусов и велеть проваливать. Для оценки внешних качеств было бы достаточно. Наконец проклятый ужин кончился. Рей позволили «пойти освежиться», а Платт с Прайдом пошли курить сигары и пить бренди. Рей бросилась наверх, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она пыталась представить, что холодные бледные руки Прайда будут шарить по ее телу, как не видевшие света пауки, а эти рыбьи глаза станут разглядывать ее голую. Не бывать этому! Она переоделась в спортивный костюм, оставшийся со времен школы, накинула старую куртку, слишком холодную для этого сезона. Одежда лишь чуточку жала в груди. Денег у нее совсем нет, но это и неважно. Зато она знает код от сейфа с паспортом и школьным аттестатом. Жаль, университет не закончила. Рей не могла объяснить, почему ей хочется оказаться от этого Прайда как можно дальше и как можно скорее. Но она привыкла доверять своему «шестому чувству». Прайд отвратителен. И если она скажет ему «да» даже для вида, даже в виде договорной помолвки — она пропала. Старенький сейф сдался ей, словно Рей была опытным медвежатником. Она долго рылась в расписках, счетах, договорах. Жаль, что деньги Платт хранил в другом месте. Но вот и ее аттестат, свернутый в трубочку и перевязанный шелковой ленточкой. Рей не сомневалась, что аттестат отдали бы сразу жениху, как и паспорт. Она сунула документы в карман и захлопнула дверцу. Прокралась на лестничную площадку и присела — опекуны как раз провожали генерала. — Неплохая девушка. Скромная, молчаливая, все как я люблю. А с… фертильностью у нее все в порядке? — Прайд поболтал в воздухе пальцами. — Абсолютно здорова, девственна, каждые полгода посещала врача, — Ункар угодливо поклонился. — Прекрасно. Свадьбу я надеюсь сыграть через месяц, как только прекратится предновогодняя суета, — генерал сам себе кивнул. — Завтра хочу поговорить с невестой наедине. Она должна знать круг своих будущих обязанностей. Хлопнула дверь, и чета Ункаров, негромко переговариваясь, направилась в гостиную — прибраться после визита гостя. Рей же устремилась на кухню и, слишком шумно топая, выбежала во двор. Над обледеневшими деревьями висела как будто заплесневевшая луна, воздух облачками пара выходил из носа и рта. Все было вокруг слегка фальшивым, словно декорация в театральной постановке. И даже снег под ногами хрустел чересчур громко, но немного невпопад. Рей пересекла садик, который сама же помогала разбивать, толкнула протестующе взвизгнувшую калитку. — Милая, это ты? — послышался из окна голос опекунши. Рей не ответила, только сунула зябнущие ладони в карманы и ускорила шаг. Но через несколько минут не выдержала и оглянулась, чувствуя себя как Орфей, которому нельзя было оборачиваться на Эвридику, чтоб вывести ее из царства мертвых. Дом, в котором она выросла, по-прежнему светил в зимней темноте желтыми окнами, словно подмигивал. Призывал одуматься и вернуться. Там будет тепло и сытно, там за нее все решат. Рей растерянно моргнула. Ей как будто соринка в глаз попала. На другой стороне улицы рядом с ее домом что-то мерцало, как будто новогоднее украшение с лампочками бросили в снег. Но это легкое разноцветное мерцание ее влекло. Голос разума призывал одуматься. Как минимум очень глупо было снова проходить мимо жилища Платтов, откуда она только что сбежала. И тем не менее, ноги Рей в слишком холодных кедах словно бы сами потопали обратно, слегка оскальзываясь на снегу. Она прошла мимо дома, и никто не остановил ее, хотя Рей видела грузные тени за занавесками. В снегу лежал венок — остролист, омела, лиственница… А еще в него был вплетен незнакомый цветок, благоухающий так, словно несколько минут назад сорван. Не роза, не лилия, не ирис, а нечто иное, но совершенно прекрасное, цвета зари. Рей тронула нежные лепестки пальцами, и земля содрогнулась, а света словно стало меньше: окна потускнели, луна спряталась, звезды съежились. Сама тьма черным валом покатилась на Рей по улице богом забытого пригорода. Рей вскрикнула, хотела бежать, но ноги ей отказали, словно в кошмаре. Когда хочешь пошевелиться и не можешь. Ей мерещились выгнутые шеи черных коней, оскаленные морды черных волков и хищные клювы черных воронов, но подкатила к ней странная повозка вовсе без упряжи, в которой стоял некто в черном, укрытый черным же плащом. Из-под капюшона на Рей глянула страшная личина — пустая маска с полыхающими потусторонним огнем прорезями. А потом незнакомец схватил ее и втащил в повозку. Рей вскрикнула. Земля разверзлась под ними, и все исчезло во тьме и багровых всполохах.