Сойди ко мне

В тот вечер, когда шел дождь, Рей сдалась окончательно и признала очевидное. Плохая из нее богиня! Она могла воскресить, но не могла накормить, могла приказать растениям расти и цвести, но они расцветали все разом, в особенности старались сорняки. Творить еду получалось плохо, а люди… люди были неблагодарными. Теперь она опасалась появляться днем, ведь ее невидимость обратно «не включалась». Люди требовали от нее излечения, еды, справедливости. Но какую справедливость она могла дать тем, кто беден и кругом должен? Люди не ценили здоровье само по себе и злились, что она не может наделать им хрустящих банкнот из воздуха или хотя бы новый телефон подарить. Рей могла оттолкнуть их и убежать, но предпочитала не показываться на глаза до ночи. И проплакала однажды три дня, потому что надеялась даже не на поклонение, как божеству, а хотя бы на радость и благодарность, но если бы. Чудо, явленное раз, — это чудо. Чудо, явленное многажды, — обязанность чудотворца. А потом и этого мало толпе. Дождь был сильным — стучал в стекла, поливал крышу, просачивался внутрь и капал за шиворот. Рей устроила свое новое жилище на крыше большого нежилого особняка, словно сказочный герой. Из досок и фанеры, скрепленных ее воображением и божественной силой, появился красночерепичный, словно игрушечный, домик с разноцветными стенами. Редкие трубочисты и пожарные инспекторы его в упор не видели, а места там хватало только на пару шагов и распрямиться в самом центре. Внутри были лампа с темными стеклами плафона, в которых неизвестный умелец прорезал звезды, обычные и хвостатые, а еще груда одеял. Одеяла Рей забрала из контейнера «для бедных», куда приносили подержанные вещи, а лампу нашла на помойке, где лечила бездомную старушку, и починила ее. В домике всегда было тепло, но порой капало. Рей пряталась там от мира и размышляла, что же ей дальше делать. Вчера ей показалось, что она видела в толпе своего несостоявшегося жениха. Или человека, которого «носил», как плащ, бог войны Арес. Как там его, офицер Энрик Прайд? Рей запаниковала и убежала. Она не была готова встретиться лицом к лицу с родственниками, даже если Кайло врал про них. И Смерть перестал приходить, словно тоже обиделся на нее. Поэтому Рей смотрела на ползущие по разноцветным стеклам окошка струи дождя и глотала слезы. Как же ей не хватает Кайло! Но с тех пор, как она поцеловала бога смерти в той больнице, он больше не приходил и не отзывался. Рей чувствовала себя одинокой и ненужной. Может, и правда лучше бы стать целым миром и больше не чувствовать такой тоски? Ведь никого не интересует она сама по себе. Только с ее силой или сердцем, только как жертва и источник. Даже Кайло. Наверное. Рей завернулась плотнее в пахнущие чужим прошлым и сухими розами одеяла, закрыла глаза и пожелала сама себе увидеть хороший сон. Сны ей иногда снились, как в детстве — будто летаешь или на облаке катаешься, и оставляли после себя просто радость. Жаль, такое случалось все реже. Сон все-таки соизволил присниться и показал ей цветущий сад. Рей шла по мягкой зеленой траве, не помня, кто она такая, путалась в подоле длиннющей белой рубашки, поминутно съезжавшей с плеч. Солнечный свет проникал под сплетенные ветви деревьев золотым кружевом, оплетал пространство сияющей паутиной. Густо и сладко пахли белые и багряные лилии, а под бочкообразным засохшим деревом вдали сидела увитая плющом статуя. Рей приблизилась из любопытства, вгляделась в белоснежный, почти не тронутый погодой мраморный профиль. Это был мужчина-воин, прикрывший глаза — то ли в миг усталости, то ли в час мечты. Его мощные плечи опустились, крупные руки отдыхали на воткнутом в землю мече. Трещина пересекала лицо статуи, как шрам, складки длинного плаща пообкололись, остальное было не разглядеть за плющом, цеплявшимся за мертвый камень и разрушавшим его. Так жизнь побеждала смерть. Рей нежно коснулась ледяной щеки, думая, насколько красив был тот, с кого сделали статую. Повинуясь неожиданному порыву, она поцеловала мраморные губы, пожелав, чтоб неизвестный ожил. И вот кровь расцветила бледное лицо, трещины стали багровыми рубцами прошлых битв, а плащ — простой пыльной тканью. Каменные локоны почернели и заблестели шелком, а на Рей уставились темные с золотом глаза. — Надо же, куда ты меня призвала, — улыбнулся Кайло, и Рей все вспомнила — кто она, кто он и кто они вместе. — Ты в моем сне, — она протянула к нему руку. — Я очень скучаю. Скажи мне правду, Кайло, какой бы ужасной она ни была. Даже если ты меня съесть должен! — Все проще, — Кайло улыбнулся открыто. Он вообще был совершенно как человек в этом сказочном саду из сна. — Жизнь и смерть сражаются, потом смерть побеждает жизнь, но из сердца, из крови рождается новый мир, уничтожая старый. Или жизнь побеждает смерть, и мир остается прежним еще на цикл, пока не приходит новая смерть. — Я никогда не хотела сражаться с тобой! — возмутилась Рей. — Ты уже это делаешь, — Кайло легко пожал плечами. — Над каждым умирающим и больным, над каждым высохшим полем и сгоревшим лесом ты прогоняешь меня, и я ухожу. Все правильно, так и должно быть. Смерть влюблена в жизнь, а жизнь любит себя. Поэтому я поддамся. Но ты зря плачешь, ты еще так привязана к своей человеческой частичке! Время для богов идет по-другому, и до следующей битвы еще тысячи лет. — И что же делать? — совсем по-детски пробормотала Рей. — Не знаю, — Кайло опустил длинные ресницы. — Ты мне до конца не веришь, ждешь ножа в спину и пожирания сердец, видимо. А знаешь, кто тварь, которая рассказала тебе отравленную правду в неправильной интерпретации? Это Кронос. Много чего наворотил, но особенно любил жрать своих детей живьем! Ему ты поверила… Голос Кайло сочился сейчас злым сарказмом. Рей виновато опустила голову. — Я больше не смогу тебя увидеть в реальном мире? — Если только ненадолго на закате, — сказал он уже тише. — Или… — Или?.. встрепенулась Рей. — Ты можешь все-таки выйти за меня замуж, — Кайло сбросил с себя плети плюща и встал, а по его бледной, испещренной старыми шрамами, как узорами, коже поползла блестящая чешуя доспехов. Вмиг он предстал перед ней закованным в черную броню, и только лицо осталось живым. — Я буду любить и уважать тебя, — проговорил бог смерти, и голос его раскатился по саду так, что реальность сна дрогнула. Рей поняла: это божественная клятва. А он продолжал: — И если мне суждено пасть от твоей руки в конце времен, то так тому и быть, я приму свою судьбу с радостью. Ничто не вечно, даже боги. И я буду отступать перед тобой, отдавать тебе человеческие души и пространство. И я буду защищать тебя и твой возлюбленный мир от великого хаоса. — Что я должна сделать? — спросила Рей, не говоря ни да, ни нет. — Встретить меня на закате завтра. У любой границы — городской черты или водной преграды. Разделить со мной гранат. Как по-настоящему, так и метафорически. Но… — Всегда какое-то «но»… — Рей скривилась. — Но это последнее предложение, какое я могу тебе сделать. Сказки так и работают, — Кайло поднял руку, и на его ладони соткался шлем. — Если ты не придешь, значит передумала, и любым клятвам конец. А придешь — назад дороги точно не будет. Подумай, юная богиня. Кайло надел шлем и исчез. А потом сон рассыпался цветными осколками, словно и не было этих деревьев, этой травы, этих белых цветов. Рей подскочила, задыхаясь. Солнечные зайчики скакали по ее лицу — над городом занимался рассвет. А около самого лица лежали несколько пятиугольных листиков плюща, еще свежих, словно их только сорвали. «Рассвет. Значит, время до заката», — подумала Рей, краснея. Она уловила странный намек насчет поедания граната, хотя смутно припоминала что-то такое из школьного учебника по истории искусств. Кажется, Персефона должна была съесть шесть зерен граната, чтобы возвращаться к Аиду раз за разом? Какая-то девчонка из их класса еще фыркнула, что ни одна дурочка не захочет обратно к мамочке от не просто бога, а целого царя подземного мира. А ей нужно было прогуляться, проветрить голову и решить, хочет ли она и дальше постигать тайны бытия в одиночку. Альтернатива — довериться впервые в жизни богу смерти и принять его руку. Встать рядом с ним и не думать о конце времен, где ей придется… придется… Рей всхлипнула, смахнула слезы и завозилась, пытаясь подняться. Силой мысли сумела заплести себе косы, а одежду придумала неприметную, джинсы там какие-то, сверху укороченная мантия с капюшоном, как неформалы любят ходить, чтобы спрятать лицо от требующих чудес. Одежду Рей делала не с нуля, а из каких-то тряпок, как и домик из порченой фанеры. А вот с деньгами, драгоценностями и смартфонами не прокатывало, слабенькая иллюзия выходила, которая в руках другого человека развеивалась. Может, Кайло объяснит ей, в чем дело. Если она, конечно, согласится. Хоть он чересчур тороплив для бога, мог бы хоть лет десять подождать для начала — Рей невольно улыбнулась мыслям. Она потянулась и собралась навестить для начала любимую певицу. Как вдруг в дверь громко постучали. Рей сглотнула, ощутив прилив страха, но приоткрыла дверь и выглянула в щель. Прямо на крыше стояли полукругом незнакомые ей мужчины и женщины. И впереди — Прайд, жених ее. То есть, конечно, собственной персоной Арес, бог войны.