Спираль Фибоначчи

Он снова бежал по пустым коридорам пятой палубы. Теперь там не было ни мертвых тел, ни голосов, ничего кроме сумрака и запертых дверей. Вновь и вновь он пытался открыть то одну, то другую дверь. Он безуспешно стучал по ним, разбивая кулаки. Он вскрывал аварийные панели, чтобы добраться до управления, но вместо этого натыкался на камень, словно корабль целиком был высечен в скале. В конце-концов стены начинали сдвигаться и удушье зажимало его горло костлявой рукой. Тогда он просыпался. Кирк протянул руку туда, где раздавался писк будильника и нащупал кнопку выключателя. – Свет сорок процентов, – скомандовал он. Даже приглушенный свет ударил по его все ещё закрытым глазам. Несколько мгновений он лежал, не двигаясь, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Наконец, осторожный выдох облегчения вырвался из груди и он открыл глаза. Всю свою жизнь Кирк практически никогда не помнил снов после пробуждения, однако последние два с лишним года стали неприятным исключением из этого правила. Нет, он все также редко вспоминал, что ему снилось ночью, но собственные ощущения каждое утро говорили ему, что он снова видел все тот же кошмар. Головная боль была самым неприятным из этих ощущений и потому каждое его утро превратилось в русскую рулетку. Сегодня ему повезло. Давным-давно Кирк настроил систему автоматической уборки на постоянное поддержание порядка и потому, едва он встал с постели, как кровать сразу же ожила механизмами. Он не успел ещё дойти до ванной, как все было закончено и комната обрела свой прежний нежилой вид. Следующим пунктом ежедневного ритуала было разглядывание скрутки из проводов, торчащих из стены над раковиной в том месте, где у всех людей на Земле обычно висит зеркало. Этот предмет обстановки отправился на переработку после инцидента, произошедшего полтора года назад. Теперь во время умывания Кирк был избавлен от лицезрения собственного изможденного лица. Ему не нужно было зеркало, чтобы знать, что за прошедшие меньше чем три года он состарился лет на десять. За умыванием следовал короткий завтрак. Настроенный на определенное время репликатор подал сигнал готовности ровно в тот момент, когда Кирк вошел в кухню. Вся бытовая техника имела абсолютно новый вид, а разноцветные питательные кубики на тарелке были единственным ярким пятном в этом небольшом помещении. Быстро покончив с пищей, Кирк отправил тарелку в переработчик, запросил у репликатора чашку зеленого чая и, получив требуемое, отправился в гостиную. Всю дальнюю часть комнаты, образовывавшую неправильной формы эркер, занимал большой рабочий стол. На нем в строго упорядоченном беспорядке лежали инструменты, мотки бечевки, куски дерева, тюбики с красками и схемы, напечатанные как на пластике, так и на настоящей бумаге. Посреди океана этих мелочей гордо высился корабль. Корпус лоснился тщательно пригнанными полосками орехового шпона, палуба грозно щерилась пушками из черненой латуни, мачты стремились вверх, словно пытались улететь на парусах, как на крыльях. Модель выглядела совершенно законченной. Примостив чай на единственное свободное место, размер которого странным образом совпадал с размером дна кружки, Кирк уселся за стол. Руки привычно потянулись к инструментам, раскладывая их в особом порядке, готовя к работе. Только вот в этот раз работы для них не было. Последние окончательные переделки Кирк закончил два дня назад. Теперь ему оставалось только убрать инструменты и материалы по местам, отчистить стол от стружки, обрезков ткани и присохших капель клея, а «Энтерпрайз» водрузить на полку стеллажа, словно трофей. Вместо этого Кирк просто сидел, то и дело отхлебывая чай и глядя, как паруса корабля окрашиваются нежно-розовыми красками рассвета. До следующего пункта ритуала оставалось один час тридцать семь минут. Автоматическое существование стало его второй натурой поразительно быстро. Уже спустя пару месяцев с начала службы на Земле Кирка перестали узнавать на улице старые знакомые и сослуживцы. Из обаятельного и душевного человека он превратился в угрюмого и дотошного. Некоторое время командование не могло нарадоваться на то, как изменился бывший смутьян, но вскоре даже адмиралы флота стали опасаться новоиспеченного контр-адмирала. В первый год Кирку предложили взять дополнительный курс тактики космического боя в Академии. Под занятия был отдан зал церемоний, потому что это было единственное помещение, которое вмещало в себя всех записавшихся на этот курс. К концу триместра занятия перенесли в небольшую аудиторию, а на следующий триместр записалось всего несколько человек, так что курс отменили. Примерно в это же время Кирк достал из шкафа подарок Клааста и начал строить модель. Предрассветные, статистически самые спокойные часы он проводил с «Энтерпрайз», а потом отправлялся на службу, где всевозможные срочные дела задерживали его дотемна, а иногда и за полночь. Не было никаких оснований предполагать, что этот, только начинающийся день пройдет по-другому. Уже на середине кружки Кирк забыл про чай. Казалось, блики от небольшой латунной пластинки, которую он крутил в руках, загипнотизировали его. В косых лучах восходящего солнца текст на табличке то пропадал, то появлялся вновь в зависимости от угла зрения. Чуть неровные буквы выдавали ручную гравировку и огромное терпение того, кто впечатал их в металл. USS Enterprise. Внезапно блики задрожали и через мгновение сверкнули маленькой молнией, когда Кирк швырнул табличку на стол, рывком поднялся со стула и отправился в спальню. Короткий ионный душ, только для того, чтобы согнать остатки сонной расслабленности. Чистое белье и практически новый, все ещё непривычный комплект униформы. Если тунику вместо фуфайки Кирк ещё мог принять, то по поводу замены брюк на рейтузы он месяц назад подготовил рапорт командованию, но так до сих пор и не отправил. Натягивая тунику, Кирк поморщился. Ткань униформы была новейшей разработкой, однако это почему-то не избавило её от банального недостатка всех сверхэластичных тканей – она цеплялась за волоски на теле. В который раз Кирк подумал, что стоило бы вернуться к старой привычке удалять волосы с груди и в который раз забыл об этом, едва закончил одеваться. В прошлом отсутствие волос на торсе было скорее необходимостью, чем прихотью. Слишком часто Боунсу приходилось его штопать и область вокруг раны после заживления надолго оставалась плешью посреди обычно густой растительности. Неожиданная мысль о докторе неприятно кольнула Кирка. Возвращаясь в гостиную, чтобы захватить рабочие документы, он пытался избавиться от навязчивых воспоминаний, но те липли к нему, словно мокрый волос к руке. * * * Последний их разговор с Маккоем состоялся полгода назад. Тогда доктор неожиданно появился на пороге квартиры Кирка, страшно раздосадованный тем, что тот его избегает. С первого же взгляда на друга беспокойство доктора усилилось. Тот не был похож сам на себя, словно в него вселился кто-то другой, чужой и неприятный. Кирк даже не пытался скрыть своего раздражения, когда открыл дверь. Однако он все равно пригласил доктора войти и изобразил на лице подобие приветственной улыбки, которая, правда, тут же увяла. Леонард сделал вид, будто не заметил всего этого и попытался вести себя, как ни в чем не бывало. – Привет, Джим! Найдется минутка для меня? Я тут был проездом по делам и решил заскочить, проведать старого друга. – Через полчаса мне нужно отправляться на заседание в Адмиралтействе, но до тех пор я свободен. – Заседание? В это время? – Маккой бросил выразительный взгляд на темное облако города за окном. – Это чрезвычайное заседание. Совершенно секретно, – строго ответил Кирк, будто учитель нерадивому ученику. Маккой опешил от такого тона и не сразу нашелся, что ещё сказать. – Когда у вас отпуск намечается? Предлагаю нам вдвоем выбраться на пикник, только в этот раз без гусениц, – Леонард неловко рассмеялся собственной шутке. Его смех быстро растаял в неуютной тишине. – Спасибо за предложение, но в ближайшее время я не собираюсь идти в увольнительную, – холодно, как автомат, доложил Кирк. Этого Маккой уже не вынес. – Черт побери, Джим! Что с вами такое? Вы сами не свой! – Уверяю вас, доктор, я абсолютно функционален, – последовал спокойный ответ. – Черта с два! Вы сами-то себя слышите? Вы говорите, как Спок! Нет, хуже! Да зеленокровый гоблин по сравнению с вами девочка-ромашка! Ярость всколыхнулась в Джиме и он скрипнул зубами. – Что вы от меня хотите, Боунс, чтобы я улыбался, будто ни в чем не бывало? Только для того, чтобы вас успокоить? Не хочу я улыбаться, вот и все! И на пикник с вами не хочу, и чтобы вы в душу мне лезли, тоже не хочу. – Не нужно мне, чтобы вы улыбались, Джим! То есть нужно, но искренне. Я смотрю на вас и мне страшно, это я вам как врач говорю. Бледный, как смерть, синяки под глазами, краше в гроб кладут. Сколько вы спите в день? – Какая разница? – У вас бессонница? Что вы принимаете? Как часто отдыхаете? – Да перестаньте уже! – взорвался Кирк. – Я вам не ребенок! – Вы мой друг! – припечатал его Маккой и тот отшатнулся, будто от удара. Несколько мгновений оба молчали, потом Кирк устало потер ладонями лицо, тяжело опускаясь на подлокотник кресла. – Простите, Боунс, я не хотел. Просто у меня работа нервная, – попытался он пошутить, но Маккой не купился на его вялую улыбку. – Вы помните что такое коллапс волновой функции? – Что за ерунду вы спрашиваете, Боунс, конечно помню, это же в первом классе проходят. Там ещё обычно про кота этого несчастного рассказывают. К чему вы это спросили? – А к тому я спросил, что вы, судя по всему, решили, что можете быть во всех местах одновременно. Я справлялся о вашем графике у секретаря – и не надо на меня так смотреть – я ваш друг и ваш врач, у меня есть на это полное право. Так вот, я ваш наблюдатель и сколько бы вы ни пытались изобразить из себя квантового супергероя, я вижу только одну уставшую частицу, которая наплевательски относится к своему здоровью! И пока я здесь, вам придется иметь с этим дело! Кирк посмотрел на доктора исподлобья и тихо ответил: – Тогда я предпочитаю остаться волной. Леонард едва не вздрогнул от мрачной решимости, которая сквозила в этом простом заявлении. – Джим, – почти умоляюще обратился он к другу, – с вами что-то не так в последнее время, я беспокоюсь за вас. В ответ на это Кирк медленно поднялся на ноги и взглянул на доктора. В этот раз его слабая улыбка была искренней и очевидно виноватой: – Прошу прощения, Боунс, но мне в самом деле пора идти. * * * Солнечные блики, наполнявшие гостиную, прогнали наваждение. Залитая золотистым сиянием модель выглядела торжественно и величаво, несмотря на окружавший её хаос. Несколько мгновений Кирк разглядывал элегантные очертания корабля, словно видел их впервые, затем решительно пересёк гостиную. Выкопав из стружки латунную пластинку с гравировкой, он открыл тюбик с клеем и, нанеся несколько капель с обратной стороны таблички, прижал её к основанию модели. Через несколько ударов сердца клей схватился и Кирк, словно птицу, выпустил корабль из рук. Пару мгновений он просто смотрел на результат своего труда, а потом усмехнулся и, смочив палец в остатках чая, провел им по форштевню, пробормотав: – Сим я нарекаю тебя «Энтерпрайз».