Расскажи мне о своей катастрофе

      Все его глупые и отчасти безумные идеи всегда начинаются отсюда. От этого мерзкого ощущения уязвимости и усталости, когда все струны его души обнажаются в первую очередь для него же самого.       Кроули ненавидит и боготворит это состояние. Кажется, вообще-то, именно он его и придумал. Что, впрочем, неудивительно.       Алкогольное опьянение дарит поначалу лёгкость и эмоциональную раскованность, но платой за него всегда служат адские муки похмелья на следующее утро — подарок и плата за него вполне в духе Кроули, которому всегда кажется, что он недостоин ничего хорошего.       Особенно часто и остро ему это кажется как раз тогда, когда он невозможно пьян.       Когда он пьян, он всегда думает об Азирафеле. Нет, он всё время думает об Азирафеле, но когда он пьян, мысли эти начинают приобретать философский налёт, а после плавно перетекают в банальное самобичевание.       Он ведь не может любить ангела, правда? И уж тем более он не может рассчитывать на его взаимность. Никогда и ни при каких обстоятельствах, иначе это уничтожит их обоих. Уничтожит Азирафеля — на себя-то Кроули уже давно плевать.       Но мыслей и чувств всегда (особенно в такие пьяные моменты) в Кроули слишком много. Он думает и думает, и думает, параллельно с этим напиваясь всё больше и больше, и больше. Вплоть до того, что его пьяный уставший мозг начинает генерировать самые идиотские идеи и ассоциации.       И почему-то вспоминать старого зануду Шекспира.       О, Кроули терпеть не мог Шекспира! У него всегда всё было так мрачно и безысходно, что мир окончательно терял краски, и хотелось поддаться унынию и пойти повеситься. Но странным образом Шекспир нравился Азирафелю, а потому приходилось терпеть и даже пару раз чудесить чудеса (каков каламбур!), чтобы пьесы его не проваливались.       Кроули знал их все, разумеется. И честно, он был бы не против забыть их. Но когда он напивался, они, словно назло, всплывали в его голове. Вернее, всплывала только одна.       «Ромео и Джульетта».       Нет, если так посудить, сюжет у неё был… странным. Но Кроули никогда об этом не думал, потому что внезапно этот старый зануда своей пьесой задел нечто настолько сокровенное в душе (или что у демона было вместо неё) Кроули, что он до сих пор, спустя несколько веков существования этого произведения, не мог перестать его анализировать.       Да, сюжет был странный для любого скептика и здравомыслящего человека. И Кроули бы точно был в первых рядах, кто высмеивает и критикует пьесу, если бы он смог отделаться от стойких параллелей, которые рисовало его больное воображение.       Враждующие семьи — Ад и Рай, юные влюблённые, которым нельзя любить друг друга — Кроули и Азирафель (в мечтах Кроули, по крайней мере). И в конце смерть их потому, что уж лучше действительно умереть, чем жить без возлюбленного или в браке с кем-то, кто никогда не сможет его заменить.       Чёрт возьми, это было гениально!       Кроули ненавидел и любил эту пьесу одновременно. Из-за проклятых параллелей она делала ему невыносимо больно и всегда, кто угодно бы её побрал, всплывала в пьяном мозгу тогда, когда демон напивался.       Кроули всхлипнул пьяно: внутри него всё нестерпимо болело. Чёртова пьеса снова всплыла в воспоминаниях, давя на самое больное и сокровенное, а количество выпитого алкоголя делало его чрезмерно ранимым и уязвимым.       С этим надо было что-то делать. Иначе переизбыток чувств и боли грозился изнутри разорвать его на мелкие части. И тогда ему в голову пришла идея. Та самая идиотская пьяная идея. — Билли, налей всем за мой счёт! — заплетающимся языком, который лишь чудом умудрился более ли менее связно выкрикнуть эти слова, громко произнёс Кроули. — Энтони Джульетта Кроули угощает всех! — радостные пьяные возгласы раздались со всех сторон паба, на что демон лишь самодовольно усмехнулся.       Энтони Джульетта Кроули звучало даже гордо, вообще-то. Утром, правда, во избежание неловких вопросов и — не дай кто угодно! — понимания со стороны Азирафеля, пришлось сократить Джульетту до скромного Джей, а на все вопросы, что эта буква значит на самом деле, таинственно отмалчиваться или отмахиваться. Однако…       Не переставать при этом быть Энтони Джульеттой Кроули, определённо. И чувствовать внутри себя хотя бы небольшую толику облегчения.