Смертоубийственная миссия. Дети

      Кленасаль* – одна из немногих первых планет с отличным климатом и флорой, которая была колонизирована людьми вперёд турианцев, саларианцев и прочих азари. Как так получилось, что более развитые соседи по Галактике проморгали такой своеобразный клочок «рая» в бесконечном звёздном пространстве – оставалось загадкой для всех и по сей день. Однако ж, факт принадлежности Кленасаля Альянсу был утверждён на межгалактической арене и посягательствам не подвергался, несмотря на всю лакомость этой небольшой планетки. В первую очередь, Кленасаль был хорош своим климатом и ландшафтным разнообразием, на несколько шагов переплюнув, в этом смысле, родную Землю. Здесь были и густые леса, и поля, и реки с морями, и горы с равнинами, и океаны с пустынями. И, наверное, именно поэтому на этой планете действовала так называемая программа «Первозданного убежища», ограничивая посягательства на ресурсы планеты тем самым утверждённым на межгалактической арене документом. Видимо, печальный опыт с истощённой Землёй и неуёмными аппетитами людей сделал своё благое, в масштабном смысле, дело. Или может быть просто другие расы не пожелали, чтобы повышенная активность людей исходила сразу с двух планет. А может быть и всё вместе, поди теперь разбери. Куда более важным было то, что колонии, жёстко ограниченные в подаче ресурсов, развивались куда медленнее, чем могли бы, и с помощью тех технологий, которые производили максимально наименьшее количество отходов. Таким образом, Кленасаль был возведён едва ли не в ранг заповедных планет, и жизнь на нём приобрела свой, совершенно иной, от привычной модели человеческого поведения «брать и ничего не отдавать», характер. Можно было сказать, что колония, где приземлилась «Нормандия», представляла собой весьма скромных размеров город, разделённый на кварталы: жилой, торговый, рабочий. А ещё здесь наблюдалось целое множество садов и парков, украшенных частыми эко-фонарями с приятным тёплым светом по ночам. В основе жилых домов всё ещё просматривались контейнера первооткрывателей, уже, правда, претерпевшие изрядную долю косметических изменений, и покрытые сверху густой вьющейся растительностью, что позволяло им органично вписаться в утопающую в зелени местность. Центром же этого городка являлся огромный грузовой танкер, который, похоже, больше не имел возможности бороздить просторы космоса, и был тем первым и, можно сказать, «допотопным» средством, на котором добрались сюда первые колонисты. Единственное, что было странным в этом месте – фиолетовое небо, в котором можно было увидеть звёзды даже днём: атмосферный слой здесь существенно отличался от Земного, в нём наблюдались примеси некоторых неизвестных ранее на Земле газов, которые, как выяснилось, не только не оказывали никаких патологических влияний на человеческий организм, но ещё и позволяли местным прожить более чем до 150 лет, при условии полного генного и технического невмешательства, а с ними и того дольше. «Кинув якорь» в единственном космическом порту Кленасаля, «Нормандия», спустя каких-то полтора часа, едва ли не полностью опустела, оставив часть СУЗИ и провинившихся Джеймса с Рексом, в качестве караульных на борту. Перед тем, как покинуть горячо любимую SR2, Шепард честно предупредила, что если по возвращении она обнаружит хоть единую новую царапинку на обшивке корабля, оставленную не Жнецом, на двух хороших специалистов в этой неравной войне точно станет меньше. С собой на прогулку, кроме, разумеется, Санти и Дэниела, ради которых это всё и затеялось, Шепард взяла Трейнор и СУЗИ, как главных «экспертов» в выборе качественных и симпатичных вещей, ну и как главные няньки (СУЗИ на эту роль попала лишь из-за оставшегося на борту Джеймса). Остальным же коммандер просто дала отмашку на отдых, позволив наслаждаться новыми местами ближайшие часа три, благо посмотреть здесь было на что. Первые полтора часа они своей, исключительно женской, компанией третировали местных торговцев, торгуясь, по выражению одного из последних «как дьяволы», и приобретая всё необходимо-возможное, что могло понадобиться детям. Поэтому, спустя уже полчаса Санти и Дэниел были прилично одеты и обуты в вещи подходящие им и по возрасту и по размеру. В следующий час, который был потрачен на продолжение прогулки и выбор вещей не первостепенной важности, дети обзавелись ещё и несколькими комплектами запасной одежды, гигиенических принадлежностей и даже небольшим количеством сладостей. Кредитов в этот поход по магазинам явно никто не жалел, отрываясь, как в последний раз. В самом деле, по пятам за ними всегда следует шанс не дожить до завтра, наткнувшись на авангард Жнецов или на ещё что, так что жалеть деньги сейчас… Потом от них всё равно будет мало толку… Наверное… В какой-то момент Шепард просто зависла рядом с магазином животных, засмотревшись на необычные виды рыб, которые водились на Кленасале, и, не заметила, как Санти, что-то нашептав Саманте на ухо, уволокла её вглубь торговых рядов, а Дэниел с СУЗИ ушли к автомату с мороженным. Осознав, что осталась одна, капитан лишь пожала плечами, возвращаясь к созерцанию аквариумов и клеток, выбирая очередную жертву, которую ждала голодная смерть. В голове медленно и неспешно прокручивались воспоминания… Интересно, куда же делась прошлое космическое чудище, по чьей-то ошибке названное милым домашним зверьком из рода грызунов? Не сдохла же эта тварь, в самом деле. — Присматриваешь нового хомяка, Шепард? — Приятные субгармоники вклиниваются в мысли, побуждая кожу покрыться сотней-другой мурашек. Что ж, ещё когда они только расходились в разные стороны на выходе из корабля, Шепард уже была железобетонно уверена, что Вакариан найдёт её, даже если она пожелает спрятаться под каким-нибудь широколистным кустом, коих тут было в достатке. — Следил, здоровяк? — Джейн улыбается, чуть поворачивая голову, чтобы зафиксировать в метре от себя высокую фигуру турианца с двумя рожками мороженного в руках. Одно из них было чисто белым, а другое – насыщенно-фиолетовым: оставалось лишь догадываться, какое полагалось употреблять людям. Очень бы хотелось, чтобы это был белый. Вакариан самодовольно улыбнулся, насколько позволяло строение лица, чуть кивая на возвышающуюся невдалеке башню корабля, с которой отлично просматривались все районы, и протянул Шепард белый рожок. — Будешь? — Ясно, значит для турианцев мороженое фиолетового цвета, а сам Гаррус уже успел побывать в центре колонии. — Профессионал… — Улыбка не сходит с её лица, и капитан предпочитает спрятать её за изящным белым рожком, аккуратно и медленно пробуя его на вкус. Насыщенный сливочный пломбир не разочаровал. Он был мягким, словно воздушное облако, нежным, как танцовщица-азари в приватном танце, и сладким ровно в той мере, которая нравилась Джейн. Женщина даже зажмурилась, позволяя своим вкусовым рецепторам сойти с ума от удовольствия, а всему миру пропасть из мыслей на несколько прекрасных мгновений. Когда же она в последний раз пробовала мороженное, тем более, такое вкусное? Уже и не вспомнить. Открыв же глаза, Джейн заметила, как удивлённо-восхищённо на неё смотрит Гаррус, явно задерживающийся с ответом. Уличённый в подглядывании, турианец откашлялся, немного смутившись, а затем вернулся в прежнее русло беседы, так и не прокомментировав, что же его так поразило в блаженном лице капитана. — Стараюсь. Так что, выбираешь домашнего любимца? — У меня уже есть один домашний турианец, зачем мне ещё? — Можешь заходить и гладить меня в свободное время. А я буду кусать тебя за пальцы. — Длинный синий язык скользнул по виткам рожка, утащив в рот сразу почти половину. Было ужасно интересно, какое же турианское мороженное на вкус, но матушка-природа этот интерес точно не одобрит. — Только за пальцы? — Тон Шепард становится игривым, как и прищур её зелёных глаз. Гаррус наклоняется ниже, чтобы тихо прошептать, за что ещё он может укусить коммандер, стоит ей только потерять бдительность, когда… — Дядя Гаррус! — Их маленький междусобойчик прерывается радостным голосом Дэниела, который бежит к ним с таким же, как и у Шепард, белым мороженным в руках. Вакариан, с разочарованным вздохом, вынужден отстраниться и переключить своё внимание на уже добежавшего мальчика, легко подхватывая того на свободную руку. Это действие вызывает удивлённые и озадаченные взгляды случайных прохожих и торговцев: представители других рас на Кленасале были редкостью, а уж чтобы они так запросто и по-свойски вели себя с человеческими детьми… Интересно, не будь с ними сейчас самой Джейн, местные бы решились подойти и узнать у ребёнка: не обижает его подозрительный турианец с винтовкой на спине. А уж что они тут все подозрительные, с полным боевым вооружением-то, было ясно, как божий день. — Тётя Джейн! — С другой стороны в Шепард врезается счастливая Санти, за которой спешит задумчивая Саманта. — Что купили? — интересуется Шепард, пока Гаррус катает на себе Дэниела, а СУЗИ раздаёт припасённое для всех мороженное. — Карандаши и фломастеры! И бумагу! — Санти счастливо демонстрирует покупки, и Джейн с интересом берёт один из фломастеров, изучая небольшой рекламный ярлык на нём: Универсальный несмываемый маркер. Окрасит любую поверхность, смоется минимум через неделю. Какое-то нехорошее чувство шевельнулось внутри от этой надписи. — Я так люблю рисовать. Спасибо, тётя Саманта! — Серьёзная вещь, — одобряет Гаррус, прочитав ту же надпись через капитанское плечо, благо рост позволял, а визор любезно переводил человеческую письменность на турианский. Шепард же может позволить себе только улыбнуться и вернуться к своему мороженному, предчувствуя проблемы от этих несмываемых фломастеров. Ещё через каких-то полчаса Шепард вместе со всеми оказалась в одном из крытых садов Кленасаля, растения в котором, однако, были привезены с Земли, как первичный тест на адаптацию живых организмов к здешнему климату. Сейчас же эта небольшая теплица была полностью покрыта не только прижившимися, но и сильно размножившимися цветами и деревьями, которые под стеклянным куполом и фиолетовым небом смотрелись до странного прекрасно. Санти, разместившись на одной из лавочек со своими новыми покупками, старательно принялась перерисовывать то, что видела. Да, разумеется, куда проще было сделать фотографию, чем и занялась СУЗИ, но в художественном искусстве имелся ряд своих особенностей, делающих его прекрасным. К тому же, Санти хотелось потом подарить эти рисунки Шепард в благодарность за то, что она сделала для неё с братом. Трейнор и Дэниел отправились гулять по одной из дорожек, рассматривая знакомые и незнакомые, всё же Дэн никогда не был на Земле, растения и обсуждая их. Что примечательно, когда мальчик умудрялся строить короткие предложения, его заикание сводилось к минимуму, позволяя говорить, практически, как обычные люди, но стоило снова попытаться выразить мысль в более чем пяти словах, и дефект речи снова начинал резать слух. Жаль, что, похоже, это нельзя было исправить хирургически или лекарственно, иначе бы доктор Чаквас уже сделала бы это. Скорее всего, только длительная психотерапия могла помочь мальчику справиться с заиканием, которое, кстати, уже даже на Земле не встречалось. Гаррус же и Шепард пошли по другой дорожке. Для турианца здесь так же, как и для Дэниела, почти всё было в новинку, так что капитану приходилось просвещать его по поводу того или иного растения, иногда втихую посмеиваясь, когда турианец, вдохнув слишком интенсивный аромат, начинал забавно чихать, словно кошка. — Я, конечно, видел цветы на Цитадели, но эти… У вас удивительная планета, Шепард. — Вакариан наклонился над кустарником роз, вдыхая их мягкий аромат. После предыдущего знакомства с цветущими лилиями он делал это крайне осторожно. — Что это? «Да, была удивительная, пока Жнецы не превратили её в пепелище», — подумалось Шепард, но вслух, разумеется, она сказала совершенно другое. В конце концов, Палавен тоже горел ярым пламенем, и не стоило об этом сейчас упоминать. — Розы. Самые капризные в уходе цветы и, вместе с тем, самые почитаемые в романтических отношениях… Из всего языка цветов только о значении этих, пожалуй, знают все люди. — Язык цветов? — Вакариан удивлённо на неё посмотрел, а затем вернул взор на казавшиеся безобидными, сперва, растения. Не могли же они разговаривать, в самом деле. С разумными растениями, вроде Торианина, они уже наобщались, хватит. — Ну, это более образное название. Не в смысле, что растения разговаривают. Просто каждый цветок имеет своё значение и, собрав определённые цветы в букет, можно что-то сказать тому, кому ты его подаришь. Раньше это было довольно популярно, но сейчас на самой Земле не так уж много цветов, так что дарить букеты – привилегия только очень и очень состоятельных людей. — Понятно. И что же они значат на языке цветов? — «Любовь» и «страсть». Такая же прекрасная, хрупкая и такая же ранящая, если сжать неаккуратно. Видишь шипы на стебле? Они ранят человеческую кожу. — Эти шипики-то? Какие же вы люди всё-таки незащищённые. — Гаррус стянул перчатку и без труда коснулся шипа на зелёном стебле, как бы убеждаясь, что он вообще действительно способен кого-то ранить. Опытным путём выяснилось, что на турианцах не работает. — Это может значить, что я могу не опасаться шипов человеческой любовью? — Он хитро посмотрел на Шепард. — Кто тебе сказал, что моя любовь похожа на розу? — Широкая снисходительная улыбка поселилась на губах капитана. — Да, действительно. Она скорее похожа на выстрел из винтовки. — Вакариан хмыкнул, поднимаясь, и они пошли по дорожке дальше, вглубь теплицы, где им уже не попадались случайные прохожие. — Мгновенно и без шансов на выживание. Шепард хотела на это что-то ответить, но внезапно замерла, глядя на неожиданно открывшуюся им завораживающую картину: — Подсолнухи. — Не дожидаясь вопроса, ответила коммандер, потрясённо глядя на целое поле цветов, которые доходили ей практически до уровня плеча. — Гаррус, твой визор может делать фотографии? Сделаешь для меня? Она снимает перчатку и делает крошечный шаг вперёд, протягивая руку к нежным жёлтым лепесткам самого крайнего к ним цветка, пока Вакариан послушно фиксирует понравившийся пейзаж. Подсолнухи под сумеречно-фиолетовым звёздным небом чужой планеты – что может быть прекраснее? Шепард замечает, как её губы немного подрагивают, выдавая скрытые глубоко внутри эмоции, что сейчас закручивались в тугую спираль печали. Сухой, истлевшей, похожей на дорожную пыль: стоит только хорошенько подуть и она исчезнет. На левое плечо ложится знакомая рука, она почти не ощущается из-за защитного слоя брони, но движение, которым выражают поддержку, нельзя не почувствовать. — Подсолнухи – цветы Мендуара… Под кончиками пальцев ощущается прохлада нежных листьев, их живая, почти однородная структура, знакомая до мельчайших деталей с ранних лет, с первых шагов. Любимые цветы мамы: они всегда ходили в единственный сад на каждый её день рождения, чтобы провести время в окружении целого поля, утопающего в шелесте массивных листьев и том особенном запахе, что имеют эти цветы, когда семена в их сердцевине ещё зелены, а большие соцветия обращены к солнечным лучам. — Они горели вместе с ним… Рука на плече сжимается чуть сильнее, но капитан отрицательно качает головой: она в порядке. Это всего лишь память, старая-старая память, уже давно прекратившая причинять ей боль. — Даже под чужим небом они выросли большими и сильными… Ты похожа на них. Шепард улыбается, опуская руку. Кажется, на языке цветов подсолнух значит «чудо»? Вряд ли Гаррус об этом знает, а она не станет ему об этом говорить. — Я рада, что мне довелось увидеть их вновь. Ветер, что проникает сюда сквозь мощные фильтры с улицы, проходится мягким гребнем по полю, заставляя зелёные листья шелестеть, касаясь друг друга, и дует в лицо стоящим на его краю существам. Ветер чужих планет сдувает пыль воспоминаний, он зовёт вперёд, стирая следы на которые больше не оглянуться.