1990 год
Это было раннее майское утро. То самое время на границе ночи и дня, когда звёзды в небе еще видны, но горизонт на востоке уже начинает светлеть. Стояла обычная и привычная тишина, нарушаемая лишь стрекотом да шорохом животных в траве, ветров, запутавшихся в кронах, да редкого скрежета старых домов. И было тихо, пока где-то в горах не раздался раскат грома, рокотом прокатившийся по всему побережью. В доме на окраине проснулся плотник по имени Хан Сонхо. Его разбудила боль в спине, там, где меж лопаток располагались застарелые шрамы. Самое ужасное место на всем теле — ни почесать, ни кремом намазать, по крайней мере самостоятельно. Мужчина, не понимая, почему вдруг проснулся, покряхтывая спросонья, встал с постели и, шаркая по привычке, вышел на кухню. Не глядя плеснул себе в кружку воды из фильтра и огляделся. Из ребят никто не вернулся, дом был пуст. Он снова сделал глоток, но почти тут же прыснул фонтаном. Окно в кухне выходило сразу на пляж, а там происходило… Нечто. Быстро придя в себя, мужчина бросился к стенному шкафу, достал первые попавшиеся брюки, в которые не сразу смог влезть, и какой-то свитер, оказавшийся даже великоватым в длину — явно кто-то из парней оставил и забыл. Всунул ноги в порядком уже растоптанные кроссовки и бросился в сторону моря, даже не позаботившись о том, чтобы закрыть за собой дверь. Здесь уже давно нечего было бояться воров и грабителей. Он успел добежать до начала происходящего, чем бы это ни было, и теперь воочию наблюдал знакомую, но такую будоражащую сердце картину. Но в отличие от всех предыдущих Снисхождений, это было на порядок мощнее. Здесь, на пляже, граница миров была особенно тонка. Именно в этом месте он и сам стал человеком долгих почти тридцать лет назад, а теперь на землю прибыло еще одно небесное создание. «Что-то вы зачастили!» — молнией пронеслась в голове мысль, пока он бежал по песку к самой кромке воды, где и открывался портал между Небом и Землей. Сонхо хотел хоть на мгновение прикоснуться к свету небес, чтобы тот осветил его душу, вдохнул во все его существо веру и надежду, успокоил застарелую боль там, где когда-то развевались белоснежные крылья… Успел. Мужчина успел сделать вдох и почувствовал себя невесомым, совершенно растворившимся в воздухе, спокойным и счастливым. А вот глаза закрыть не успел — слишком уж опьяняющим оказалось это чувство безграничной любви и свободы. Ярчайшая по своей силе вспышка озарила светом все побережье, заставив мужчину упасть на колени и уткнуться головой в песок. Когда же перед глазами перестали прыгать огромные цветные пятна, он проморгался, и увидел, кто оказался по эту сторону портала. Молодая женщина смотрела на угасающие в небе звезды пустыми глазами, а по ее щекам катились крупные серебристые слезы. В простом белом платье, она лежала, неловко раскинув руки и ноги, прерывисто дыша. Разметавшиеся по песку черные волосы оттеняли бледность ее кожи и изящество линий. Лишь через несколько минут, когда пропал свет и снова появились звуки, когда показалось, что ничего этого и не было, она повернула голову, и ее щеки стали, наконец, наливаться румянцем. Он знал ее. Когда-то там, в прошлой бесконечной жизни, которая сейчас казалась лишь полузабытым сном, не более того, они были напарниками. И когда его изгнали, ее лицо было последним, что осталось в памяти о жизни «До». Пляж стал первым видением «После». — Ну здравствуй, старый друг, — выдохнул мужчина, подгибая под себя правую ногу. Сейчас ей его помощь не нужна. Осознать и принять себя человеком она могла сама. И должна была сделать это, если хотела продолжать жить. Хотя бы так. — Ты почти не изменился, — женщина сдавленно усмехнулась, и он скорее догадался, чем действительно понял, что она сказала, ведь из ее горла выходили лишь какие-то хриплые булькающие звуки. Она попыталась приподняться, но не смогла. Сил еще не хватало, переход всегда забирал их слишком много. Даже когда они просто наведывались в мир смертных, это было невероятно тяжело, что уж говорить об изгнании. Изгнание… Самое страшное и тяжелое для любого из Хранителей. Только она, в отличие от Сонхо, теперь не будет одна.***
С той самой ночи минул почти месяц. Женщина поправлялась довольно быстро, раны на спине заживали почти что на глазах, но Сонхо все равно продолжал дважды в день, утром и вечером, делать ей компрессы и примочки. Отправив своим товарищам срочные телеграммы, он предупредил, что дом будет закрыт в ближайшие пару месяцев, даже ехать и стучать в ворота смысла нет — все равно не откроет. Один так и приехал, словно не поверил, но пришлось довольствоваться лишь видом облупившейся краски на чуть покосившейся калитке. Выделив соратнице отдельную комнатку, раньше служившую кладовой, в которой не было окон во избежание неприятных инцидентов, он привел в порядок и остальные помещения, подивившись тому, как быстро однако все вещи снова разбредаются со своих установленных мест. Благодаря своим связям, ему удалось сделать документы и фиктивную личность. Для этого все складывались в общак — банковский депозит, несколько заначек с наличными. Каждому следующему было легче, потому что его могли не только встретить и приютить на время, но и адаптировать, научить жить простой человеческой жизнью. Теперь женщина носила имя Хан Сонми и значилась в метриках его младшей сестрой, только выбравшейся из своей глухой деревни где-то на севере. Легенду еще предстояло продумать, но это уже ее забота. Она всегда была своенравной. Но бесконечно была предана Свету. Что же случилось, что она сделала, чтобы быть отлученной? На что пошла, на какое предательство, чтобы получить такое наказание?***
Первую неделю она не разговаривала вообще, только спала и пила воду, столько, сколько мужчине с трудом удавалось влить в нее. Вроде бы, и сопротивления никакого не было, но и воли к жизни не чувствовалось. Когда он дотрагивался до еще свежих шрамов на спине, женщина лишь стонала от боли, а его кончики пальцев горели огнем, отдаваясь в собственных лопатках. Все Хранители, прошедшие подобное, испытывали схожие чувства. К сожалению, они оказались из самых невезучих — с Изгнанием им оставляли память и боль от осознания того, что они утратили, чего они теперь навечно лишены. Сонхо не спрашивал, что она сделала, решив, что если захочет — сама все расскажет, когда будет готова. Заняв такую спокойную позицию и проникнувшись своей ролью старшего брата, просто выхаживал младшенькую, надеясь, что у нее хватит сил, энергии и воли принять новую реальность и жить новой жизнью. Просто жить. «В конце концов, смертные ведь так и существуют…»***
Она лежала на животе, вытянувшись струной и положив подбородок на руки. Длинные волосы завивались в колечки от влажности, поэтому она забрала их в пушистый пучок, чтобы не мешали. Кожа почти совсем зажила, но было все еще больно, когда Сонхо накладывал марлевые мешочки, пропитанные травяными отварами, которые его научила делать Яна. Вспомнив женщину, которая так же выхаживала его много лет назад, мужчина улыбнулся и, отвлекшись, надавил чуть сильнее, заставив Сонми дернуться и сдавленно охнуть. — Ой, прости, — он аккуратно расправил компресс. — Задумался. — О ком? — фыркнула женщина. «А у нее начинает прорисовываться характер, не правда ли?» — спросил себя Сонхо, раздумывая о том, что и как стоило бы ответить. Пока он думал, прошло достаточно времени, и отвечать стало вроде бы неловко, поэтому он смолчал. А она и не ждала ответа, думая о своем. О том, ради чего она оказалась в положении изгнанницы на земле. Ради кого.***
Свет был приглушен, поэтому Сонхо снова помог наложить бинты. — А ты не слишком очеловечиваешься? — заметила Сонми, когда он, дотронувшись до плеча, резко отдернул руку. — Когда-то мы могли коснуться души друг друга, и в этом не было ничего зазорного, а теперь отшатываешься как ошпаренный, даже если просто коснулся моего тела… — Пройдет время, и ты станешь такой же, — заметил мужчина, в глубине души согласный с этим замечанием. — Я не очеловечиваюсь. Я просто уже стал человеком. Как все они, кого мы когда-то пытались сберечь. Все, что меня отличает от смертных — воспоминания о крыльях и небесах, да чуть более долгая продолжительность жизни. — Удобно как, — заметила женщина, поправляя повязку, и непонятно было, что она имела в виду. Накинув на плечи просторную белую рубашку, слишком широкую для ее сухощавой фигуры, она застегнула все пуговицы, поправила спадающие штаны, которые не спасал даже тугой ремень, и повернулась к своему «старшему брату»: — Скажи мне, «оппа», — в голосе проскользнули ехидные нотки, когда она выделила это обращение. — Когда ты меня отпустишь? — А я тебя ведь и не держу, правда? — Сонхо аккуратно сложил оставшиеся бинты и миску из-под отвара на поднос и встал, собираясь выйти во двор. — Просто лучше тебе будет здесь. Пока не поправишься. И мы еще не нашли его, поэтому тебе все равно некуда идти. Сама ты его не найдешь. Сонми смолчала, и он, так и не дождавшись ответа, вышел. — Я сердцем чувствую, он где-то рядом, — едва слышно прошептала женщина, прижав пальцы к груди.***
Так прошел еще почти месяц. Постепенно женщина начала не только более свободно ходить по дому, но и выходить в магазины, на площадь. Сонхо представил ее своим соседям и знакомым как младшую сестру, и некоторые даже увидели между ними определенное сходство. — Ой, точно! У вас носы одинаковые! — говорили одни, пока вторые им поддакивали. — И овал лица! Вам бы еще двойное веко, и совсем бы глаз не оторвать было! Сонхо только усмехался, думая о том, что люди вряд ли видят какое-то реальное сходство. Скорее, подспудно чувствуют то, что они почти одинаковые, и уже привычно интерпретируют это в реальность. Так же проще. Позже за чаем Сонми заметила: — Люди стали еще более зацикленными на внешности, да? — Заметила? — Бросается в глаза, — она сделала глоток и добавила еще немного кипятка в кружку. — Им невдомек, что мы все похожи потому, что нас объединяет аура света и неба, а не потому что где-то там у кого-то похожие черты лица… — Ну, внешне мы все-таки тоже похожи. Ты же не можешь это не признать. Оба только рассмеялись.***
Однажды Сонхо вернулся из мастерской с кипой каких-то газет и парой конвертов. Один был маленький, и он его сразу убрал, а вот второй был из плотной коричневой бумаги и казался довольно пухлым. Внутри оказался еще один конверт, плотно замотанный скотчем в несколько слоев. И письмо, даже скорее записка — маленький клочок бумаги с несколькими неровно написанными строчками. Сонми, сидевшая напротив за столом, не успела разобрать написанное, да и почерк у писавшего оказался трудночитаемым. Мужчина же, пока пробегал глазами по строчкам, нахмурился, а потом вышел, забрав записку с собой. Пока его не было, женщина взяла в руки одну из газет и начала читать первую полосу. Несмотря на то, что в языке, правилах поведения и письме она разобралась довольно быстро, именно написание слов и чтение пока доставляли больше всего проблем: слишком быстро уставали глаза, а еще она иногда глупым образом путала гласные между собой, из-за чего порой говорила какие-то глупости, или вовсе что-то неуместное. Все эти знания и умения раскрывались сами собой, волнами ее захлестывая прямо с головой. Это был какой-то особый механизм, предусмотренный кем-то свыше. И ему явно не чуждо было специфическое чувство юмора: то, на что у детей уходили годы обучения, во взрослых, словно файлы в компьютер, закачивалось откуда-то снаружи и выплывало откуда-то изнутри за какие-то считанные дни и недели. В самый первый свой вечер Сонми говорила с большим трудом, скорее подхватывая какие-то конструкции из атмосферы, чем понимая на самом деле, что она имеет в виду. Но уже на следующий день фразы стали уже более осмысленными, а глядя на плакаты на стене она даже смогла разобрать несколько слов. Дальше — больше. Все больше, и больше, и больше открывалось с каждым вздохом. Одновременно с осознанием такого «взросления» ей пришло в голову, что сама она значительно уменьшается. И если в первый день она ощущала себя так, словно могла охватить, обнять и вдохнуть целый мир, дотянуться до звезд и перешагнуть море без особых усилий, то сейчас женщина скорее ощущала себя маленьким человеком в огромном мире, до которого почти никому нет дела. «Интересно, все ли смертные так себя чувствуют?»***
Когда Сонхо вернулся в комнату, Сонми сразу же отложила газету в сторону. Ничего из прочитанного не запомнилось, хотя в этот раз текст воспринимался гораздо легче. Женщина мысленно похвалила себя за то, что делает успехи. — Ну что, будешь собираться? — мужчина посмотрел на нее очень внимательно, но она не поняла, что он имеет в виду, поэтому пришлось уточнить. — Что? Куда? — женщина развела руками, а потом ткнула пальцем в потолок. — Туда мне пока рановато, сам же знаешь. — Ты разве не видела? Он потянулся за самой верхней из газет и открыл страницы где-то ближе к середине. Увидев, что Сонми так и не поняла, ткнул пальцем в правый верхний угол, где была размещена коротенькая заметка. — Это ведь он, верно?