— Ну, мелочь, признавайся: как было провернуто то, что истерику закатила ты, а виноват снова я? Пять больших шагов вперед, поворот на пятках и столько же назад, чтобы затем повторить все вновь. На третьем круге тихий смешок, касание пальцами стола и шелест бумаги в попытках отделить один рисунок от другого, молчаливая пауза и улыбка. Ева не видела, но знала: её упрямый брат не уйдёт никогда в жизни и будет расхаживать по комнате вечно, если она не поговорит с ним. Еще два шага до окна, тяжелый вздох и возня в попытках усесться на подоконнике удобнее. Девчонка зажмурилась на несколько секунд, надеясь, что так мальчишка подумает, что она спала, и громко засопела для убедительности, но Артём рассмеялся, и она открыла глаза. Подтянула поближе к груди острые коленки, нахмурилась и вновь вперилась злобным взглядом в светлые обои, хотя Еве казалось, что за свои долгие пять лет жизни она изучила эти стены до мельчайших деталей, знала каждый цветок и каждую извилистую линию. Однако подняла руку, провела указательным пальцем по стеблю, проследила касаниями каждый листок и, наконец, добралась наверх, до нарисованного пышного цветка, у которого тщательно посчитала каждый лепесток. Что угодно, лишь бы брат ушел. — Ева, если ты меня не видишь, это вовсе не означает, что я не вижу тебя. Артём смотрел на сестру с понимающей полуулыбкой, давно успевший привыкнуть к частым капризам, которые следовало вовремя купировать, пока они не перерастали в то, что Ева траурно называла подслушанным у взрослых словом «депрессия», которая включала в себя по какой-то загадочной причине долгие слезы по пустякам и обиды на каждого, с чем приходилось справляться ее брату. Высокий темноволосый юноша, с широкой улыбкой и заразительным смехом, он вливался в новую компанию за пару шуток и реплик, и компания Евы также не стала для него большой трудностью. Отец всегда был с девочкой слишком мягким, мать слишком строгой, и Артёму одному удавалось выдерживать поход по тонкой линии дружбы и воспитания, не давая девчонке стать слишком разбалованной, но и не начиная многочасовую тираду при каждом мелком промахе. — Я сплю, — буркнула Ева, прервав их молчание, и потянула за одеяло, чтобы скрыться под ним, но с удивлением обнаружила, что то даже не сдвинулось с места, а затем невольно озадаченно обернулась. И столкнулась взглядом с насмешливыми ореховыми глазами брата, который бесшумно подошел к постели секундой ранее и одной рукой удержал единственное возможное укрытие сестры за другой конец. Ева нахмурилась и дернула такой необходимый ей предмет на себя, но тот так и остался в мертвой хватке брата. Артём издевательски ловко уклонился от ударов ног, но отчаянную попытку отбиться от него куклой пропустил, и разрисованная голова, слетев с подобия шеи, покатилась по полу, сверкая варварской прической вместо образцовой укладки. Девчонка на постели вдруг затихла, проследив вместе с братом неожиданное обезглавливание, затем швырнула в него остатки одеяла и, сев, громко разрыдалась. — И в чём же так провинилась эта симпатичная блондиночка Маша, что ты подвергла ее такой экзекуции? — Артём присел на корточки, извлек из-под шкафа пострадавшую часть тела и прокрутил ее у себя перед глазами, внимательно рассмотрев. Видимо, над несчастной пластмассовой девушкой поработал Эдвард руки-ножницы, начисто лишив ее даже шанса иметь роскошные светлые локоны, от которых остался лишь короткий ежик. Еще один оборот произведения парикмахерского искусства, и Артём все же несдержанно расхохотался, осев прямо на пол, а игрушка вскоре оказалась выдернутой у него из рук подскочившей Евой. Девчонка понятия не имела, что такое экзекуция, однако была абсолютно уверена, что это что-то гадкое и обидное для нее, а значит, брат смеялся над ней. Артём перехватил ногу девчонки раньше, чем та прилетела ему прицельным ударом в лоб, дернул на себя и словил Еву, с коротким визгом упавшую ему в руки и ткнувшуюся носом плечо. Несколько рывков, еще удар по груди — и Ева тихо расплакалась, устраиваясь на своем любимом месте, где часто засыпала: у брата на коленях. Вытирая мокрые дорожки со щек, почувствовала широкую ладонь у себя на спине и горячее дыхание в районе макушки от тихого смеха. Артём находил ее горе комичным и даже не пробовал это скрывать. — Давай сюда куклу, верну ей башку на место, так и быть. — Это все из-за тебя! — девчонка почти успокоилась, но тут же взвилась вновь, и маленький кулачок врезался парню в грудь снова, не нанеся явного урона. — Это ты сказал, что если отрезать ей волосы, то они отрастут! — Я? — лукаво улыбнулся старшеклассник, слегка надавив и совместив все части тела игрушки вместе. — Не, Евик. Я такого не говорил. Ева зарычала от злобы, подобно маленькому дикому зверьку, а Артём поцеловал ее в лоб и поставил на ноги. Его сестра почти тут же уперла руки в бока в самом воинственном жесте, щурясь, и парень рассмеялся вновь, бросив еще один взгляд на куклу. Не думал же он, что Ева в самом деле такая глупышка и решит проверить его предложение про стрижку, которое даже звучало сомнительно. Нет, на самом деле, думал и предвкушал целую неделю. — Я обиделась, — кивнула, наконец, девчонка, от слез которой не осталось и следа, будто не она только что ими намочила брату всю футболку. — И жду новую куклу. А сейчас пошли, мы еще не досмотрели мультик.
***
— Артём? Хрупкая рука скользнула в воздухе, не встретив никакого препятствия, когда отчаянно необходимо было это препятствие найти. Ева сжала зубы крепче, пытаясь сдержать бесполезный стон, провела кончиком языка по искусанной нижней губе, подчиняясь привычке. Металл и соль. А вокруг пустота, и все, что у нее оставалось, зависело от него, находящегося где-то здесь, но теряющегося во мраке, который девушка все никак не могла преодолеть. Густой темный туман, через который невозможно было пробраться, а спасение словно маячило рядом и зависело только от него. Он ведь спасал её раз за разом, никогда не отступая. — Ева, — холодные пальцы, наконец, охватили теплые мужские ладони, и Ева с едва заметной усмешкой прижала их сплетенные руки к груди, резко выдохнув, что отозвалось нелокализованной, но настойчивой болью, которая все увереннее забирала его, уводя все дальше и дальше с каждой бесполезно потраченной секундой. — Тём, а помнишь… — она замолчала, моргнула, чтобы прогнать пелену слез, и взглянула на него снова. — А помнишь, как я всегда забиралась к тебе на колени и отключалась там, пока ты пытался выучить уроки, одновременно пытаясь и меня удержать? Ты знаешь, иногда я специально делала вид, что сплю, чтобы ты отнес меня в постель. Весь недружелюбный мир сжался только до размеров его обеспокоенного лица, которое она знала в самых мельчайших деталях, и девушка слабо улыбнулась. Он давно уже перестал быть тем шестнадцатилетним мальчишкой, а она только два года назад доросла до его возраста в тот день. Исчезли вихри непослушных прядей, всегда ему мешавшие, и сменились короткими жесткими волосами, по которым она скользнула рукой, а он закрыл глаза, склонившись ниже, чтобы Ева могла дотянуться. Пальцы провели по лбу, осторожно пытаясь разгладить складку между бровей — Артём больше не улыбался — и опустились к мужественному подбородку, покрытому легкой щетиной, пока другая ладонь судорожно сжимала его руку. — А помнишь, — вновь начала она, — как ты мне наплел про ту куклу? Ну, про волосы. Я тебе поверила, представляешь? Детская травма, — Ева пошевелилась, чтобы быть к нему ближе, но он наклонился сам, и она с облегченным вздохом обняла руками шею, в которую столько раз плакала. — Ладно, Артём, так и быть. Можешь спать спокойно. Я тебя прощаю, хотя ты и говнюк. Только… обними меня, пожалуйста. Он хотел что-то возразить, но Ева лишь крепче прижала его голову к собственному плечу и мягко поцеловала в висок, поскольку больше никуда не могла дотянуться. Он вырос, а она все так же была маленькой бестолковой девочкой. Хотя бы для него. В конечном итоге, вот и все, что у нее было. Всегда один он.***
Скучно. Нудно. Уже видела. Ева недовольно нахмурилась, на мгновение перестав раскачивать босой ступней в воздухе, и агрессивно несколько раз провела большим пальцем по экрану смартфона снизу вверх, листая ленту. Несколько записей остались от такого способа непросмотренными, но та, на которую пал выбор девушки, заставила Еву недовольно застонать, выдернув один наушник из уха. — На новые посты в мире кризис, да? — буркнула она и откинула смартфон куда-то в недра одеяла, где тот мгновенно и бесславно утонул. Скинув одну ногу с другой и поправив футболку, не подходящую по размеру, Ева все же приподнялась на локтях. Сперва осторожно дотронулась пальцами, провела всей ступней, толкнула и, наконец, откровенно избила. Бесполезно. Мужчина, растянувшийся на её постели поперёк, даже не двинулся с места, продолжив с закрытыми глазами хмуриться своим отрешенным мыслям. — Эй, придурок, — девушка села и, сменив тактику, подалась вперёд всем корпусом, но, не удержавшись, ойкнула и упала брату на живот, отчего тот тяжело вздохнул и разлепил все же веки. — Желай спокойной ночи и вали. Разлегся. Опять о телках своих думаешь, да? — Ага. Ты же всех их отвадила, зараза. Артём тихо хмыкнул, разглядывая ангельскую улыбку на лице сестры, которая кое-как сползла с него, потирая ушибленные конечности. На маленькую девочку она больше не походила, однако все ещё безумно обожала брата и хотела показывать это ещё меньше, чем в детстве. А Артём делал вид, что верил в её напускное безразличие, когда Ева каждый день побыстрее выпроваживала его из комнаты, с трудом позволяя поддерживать многолетнюю традицию: поцелуй в нос перед сном. Надо же, стоило совершеннолетию замаячить на горизонте, она сразу же забыла, как просила сидеть с ней, пока ей не удастся уснуть. Темнота ведь ужасно страшная. Зато ревновала сестра его знатно. Любая девушка, с которой был замечен Артём, с победной ухмылкой устранялась Евой от ненаглядного братца на раз-два, порой, когда тот ещё сам не успевал сообразить, что произошло. Кому-то хватало всего лишь фирменного «Тём, вчера же другая была?» или «Блин, ты только потише, а то другие орали так, что не уснуть». Кто-то был заранее предупреждён мужчиной о любимой и придурковатой сестре и стойко держался до получения фотографий Артёма с самой первой его девушкой, которые Ева бережно хранила на своём телефоне. Она щедро отправляла их пассиям брата, которые ей не нравились (а не нравилась ей решительно каждая), добавляла несколько слов о жене на небольшом сроке беременности, любви до гроба и временной ссоре, а затем, злорадно посмеиваясь, оправдывалась перед собственной редко пробуждающейся совестью легко и просто. Не могла же Ева винить себя в том, что девушки брата не выдерживали маленькую проверку? Сам Артём, к счастью, этот метод ещё не разгадал и о фотографиях не догадывался, ведь девушки уходили либо молча, либо со скандалом, бросая в мужчину непонятные для него самого обвинения. Ева на все вопросы беспомощно разводила руками. Истерички, что поделать. — Сладких снов, заноза в заднице, — ухмыльнувшись, Артём наклонился и, чтобы позлить, нарочито медленно чмокнул сестру в тёплый нос, получил ладошкой по своему и тут же ущипнул её в ответ. Ева довольно улыбалась, провожая удаляющуюся спину брата, но, стоило тому на мгновение обернуться, тут же сощурилась и сморщилась, выдав ему видимость того, что ей было неприятно. Артём, не сдержавшись, закатил глаза, а девушка, уже успев забраться под одеяло, высунула оттуда одну ладонь и гордо продемонстрировала ему средний палец. И совершенно неважно, что в душе она танцевала от радости, обожая братца до помешательства. — Всё, я ушёл, можешь больше не прятать свою кису! — прокричал мужчина из коридора, обувая ботинки. — Мудак, дверь закрой! — в ответ ему завопила Ева, ненавидя засыпать, если её комната была открыта, что Артём каждый раз демонстративно игнорировал. — И тебе всего хорошего, — издевательски отозвался он и только хлопнул входной дверью, чем заставил Еву в бешенстве зарычать. — Говнюк, — заключила девушка, высовывая из-под одеяла свою плюшевую игрушку, как и посоветовал брат. — Мурзик, насри ему в тапки, а? Мурзик не отвечал, глядя на Еву неподвижными пластмассовыми глазами, и пришлось смириться с мыслью, что месть останется неосуществленной, а Артём будет ходить безнаказанным. Досчитав от единицы до шестидесяти, а затем провернув то же самое, но в обратном порядке, девушка осторожно отбросила край одеяла в сторону, пробежалась по комнате и уперлась руками в подоконник, чтобы выглянуть в окно. Чёрный спорткар брата безупречно сливался с темнотой, и Ева едва уловимо хмурилась, пытаясь его разглядеть, но тот вдруг мелькнул в свете фонаря, взвизгнул шинами и рванул дальше по дороге, увозя с собой остатки порядочности. Если бы Артём видел в эти мгновения свою младшую сестру, он бы никогда её не узнал. Стащив со стройного тела мужскую футболку, украденную вчера у Артёма под его громогласные возмущения, Ева отшвырнула ненужную вещь на постель, потянулась, бросив на себя короткий взгляд в зеркало, и вскоре толкнула дверь ванной. Сатана завистливо присвистнул от температуры воды, которая обожгла нежную кожу в первые мгновения, но девушка не сдвинулась с места, охотно подставляя ей лицо и грудь. Пора было избавляться от роли мелкой заботы брата и становиться собой. Когда родители впервые устроили скандал о том, что Еве нужно было перестать развлекаться и начать готовиться к предстоящим экзаменам, Артем уже понял по вспыхнувшим злобой глазам сестры, что с этого момента она из собственного упрямства не сделает ничего, что могло бы приблизить её к поступлению хоть в один университет. Когда мать расхаживала по кухне, собрав их всех, и сокрушалась о бестолковости своей младшей дочери, Артём даже не удивился, что Ева слушала, смотрела в стену напротив и бессовестно улыбалась, хотя, казалось бы, следовало расстроиться. Когда Ева, пробравшись к нему под одеяло ночью и прижав вечно холодные руки к теплому торсу брата, отчего тот невольно вздрогнул, шепотом и гордо поведала о том, что специально завалила всё, что сдавала, Артем был даже не способен на нее злиться. Мелкая и бестолковая, начисто лишенная мозгов. Ева была их общей семейной проблемой всегда. Всё своё детство она проходила покрытой синяками с головы до ног, время от времени шмыгая разбитым носом, по которому ей двинули в затеянной девчушкой драке. Артём снимал её с деревьев, с заборов, с крыш, доставал из ближайшей канавы и Еву, и её велосипед, находил сестру во дворе на другом конце города, куда она самозабвенно проследовала за убегавшим котёнком, а потом заинтересовалась дружбой с новыми детьми. Миловидный светловолосый ангел с виду, она была настоящим демоном внутри, и абсолютно никто не мог её удержать на месте и к чему-то принудить. Проходив в первый класс ровно месяц, Ева начала скучать, и, когда бесконечные прописи ей надоели окончательно, поднялась посреди урока, захватила свой огромный чёрный рюкзак и вышла за дверь. Артём успел словить её на выходе только чудом, сорвавшись с физики из-за звонка введенной в ступор учительницы начальных классов. На занятия девчонка вернулась только после клятвенного обещания купить ей мармеладных червячков. Как Ева в себе это сочетала, знала она одна. Сестра Артёма устроила настоящую истерику, когда ей хотели купить розовой портфель, поскольку тот казался ей слишком девчачьим, но пенал сразу же схватила с феечками и отказывалась отпускать. Ева дразнила во дворе хнычущих мальчишек, но абсолютно ничего не мешало ей громко рыдать на полу своей комнаты, если у неё порвался любимый носочек с единорогами. Абсолютно всех представителей мужского пола, кроме брата, она считала отвратительными, но открыто флиртовала с каждым, стоило ей подрасти. «Гандон», — женственно поведала девушка Артёму, когда завершились её первые, не самые удачные отношения, и забыла о них после коробки бананового мороженого. В шестнадцать Ева начала курить, что проделывала в школе демонстративно, сидя на подоконнике так, чтобы короткая юбка слегка приподнималась и демонстрировала самый край ажурных чулков, но никогда ни миллиметром выше. Через год она случайно подожгла жалюзи сигаретой, получила встрёпку от брата и курить стала в туалете. — Эй, Евик, станцуешь сегодня для меня? — Обязательно, Сафонов, только для тебя. Парень в форме бармена довольно ухмыльнулся и повернул сигарету к девушке. Обхватив сигаретный фильтр губами и оставив на нем четкий след от помады, Ева выдохнула дым в сторону очень медленно, чтобы растянуть слишком короткое удовольствие. Пейзаж вокруг был не слишком притягательным. Девушка знала: с другой стороны здания сияла неоном вывеска, завлекая посетителей, у которых бумажник был потолще остальных, и обещая достойное развлечение, стояли невозмутимые секьюрити, не менявшиеся в лице, казалось, никогда, и одна за одной подъезжали дорогие машины, чтобы высадить сильных мира сего, насквозь прогнивших изнутри. А здесь, со стороны служебного выхода, это был всего лишь ночной стриптиз-клуб, играющий на извечной похоти человечества. Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри. Прав был старикан Фрейд. Гримёрка, как и всегда, жила и пульсировала от количества полуголых девушек внутри. Только подходя к двери, Ева услышала очередной взрыв смеха, грохот, потом визг и новую порцию хохота. Серьёзные люди в таких местах не работали, а несерьёзные могли позволить себе веселиться всегда. Блондинка улыбнулась своим собственным мыслям и толкнула дверь, ворвавшись в компанию своих ночных подруг, которых не встречала нигде, кроме помещений, ограниченных стенами клуба. Все они прекрасно понимали, что, столкнувшись на улице, сделали бы вид, что видели друг друга впервые. Их настоящие жизни и жизни слишком порочные шли параллельно друг другу, и никакие знакомства из одной не должны были перетекать в другую. Закон. Ева подняла взгляд и столкнулась с собственным отражением в зеркале, прежде чем одна из девушек помогла ей закрепить плотную черную маску, которая скрыла под собой большую половину лица. Теперь сверкали лишь огромные ореховые глаза, которыми она гордилась, поскольку у Артёма были такие же, и влекли пухлые губы, на которых было специально сконцентрировано внимание. Девушка моргнула, и её копия ответила ей тем же, но Еве почудилась в этом тихая насмешка. Всем было абсолютно насрать на её лицо, когда она выходила на подиум. В главном зале неожиданно вступили басы, и девушка ощутила, как её сердце забилось чаще, подстраиваясь под этот ритм, желая успеть за ним и обрываясь на каждом ударе, чтобы вновь забиться к следующему. Ночь началась. Управляющие миллионами сбросили с себя свои образы и остались такими же жалкими, как и остальные, когда охрана распахнула двери. Ева закрыла глаза, размеренно выдохнула, переносясь мысленно к тем людям, которые, улыбаясь собственному удовольствию сегодня, заходили в клуб первыми. Прошла вместе с ними контроль и обвела взглядом помещение, выхватывая детали друг за другом. Барная стойка у левой стены, подсвеченная ультрафиолетовым светом, где Сафонов с радостью был готов выслушать все страдания об убежавших любовницах и жёнах, а заодно неплохо раскрутить на бабки, поскольку случайным образом слишком пьяным наливал из самых недешёвых бутылок. Дорогие кожаные диваны, укромно притаившиеся в невероятно разнообразных местах: можно было легко устроиться у самых стен, скрывая свои жадные взгляды от всех и самого себя, а можно было занять место у самого подиума, чтобы затем рассмотреть танцовщицу в мельчайших деталях. Некоторые поднимались на второй этаж и уже там, облокотившись о перила, следили за остальными людьми сверху, как привыкли делать в обыденной жизни. И, разумеется, главная часть — несколько пилонов на сцене, посреди помещения, чтобы точно никто не смог пройти мимо или не заметить того, ради чего всё было построено. А где-то, скрытые от всех, существовали VIP-места для тех, кто хотел остаться с девушкой один на один и потребовать от неё больше. За определенную плату. — Да ты совсем тухлая, подруга, — Ева ощутила удар в плечо и распахнула глаза. Рядом с ней, прислонившись бедрами к столику, где валялись побрякушки и косметика, стояла девушка — Эрика, как она просила себя называть. Ева всегда не могла отделаться от стойкого ощущения, что на самом деле её звали Машей, или Дашей, или Настей на крайний случай, но определенно чем-то, никак не выделявшим её среди остальных. Эрика была их находкой и денежным мешком. Длинноногая брюнетка, точно знающая, что ей следовало делать, чтобы привлечь к себе внимание и показать себя лучше всего, она притягивала взгляды мужчин практически мгновенно и танцевала огромное количество приватов, за что получала приличную сумму зарплаты и совершенно неприличную сумму от своих клиентов. За эти деньги она могла бы давно отсюда свалить. — Слушай, Ри, — Ева послушно развела руки в стороны, пока девушка закрепляла ей под грудью на черное боди широкую полосу светоотражающей ткани, от которой тянулась полоска поменьше — к ошейнику, плотно облегающем шею. — Если мужчина свалил на ночь глядя… — К бабам, — не дослушав, ответила Ри, обернув вокруг талии сделанную из той же ткани подвязку для чулок, которая служила только декоративным элементом, поскольку самих чулок не было. — Поехал трахаться. — Он не такой, — тут же возмутилась Ева, покусывая ярко накрашенную губу от нервов, поскольку Артём упрямо уворачивался от её вопросов. — Все они не такие, Ев, а потом ты для них здесь задницей трясешь, — усмехнулась девушка и звучно шлепнула подругу по правой ягодице, а Ева от неожиданности взвизгнула. — Вот, держи. Расслабься. Твой мачо и сегодня тупить, наверное, будет. Он приходил практически каждую ночь и непременно занимал место, наиболее близкое к пилону. Ева успела уже изучить его вдоль и поперек за то время, что они виделись на одну песню, расходились и встречались в следующем танце. Он разваливался на диване, раздвинув колени, и следил за ней пристальным взглядом, иногда касаясь губами стакана, чтобы сделать глоток алкоголя. Взрослый. Конечно, взрослый, как и все, кого впускали в клуб. Светлые волосы, каждый раз уложенные назад, и посмеивающиеся глаза, цвет которых Ева никогда не могла рассмотреть из-за полумрака или, наоборот, слепящих вспышек света. Гораздо менее внушительных размеров, чем Артём, но ведь Артём профессионально занимался борьбой, и мало кто мог похвастаться более выдающейся мускулатурой. Его имени Ева не знала, но просыпалась, сжимая бедра крепче, чтобы прогнать остатки сна, где он вел ее за собой в сторону VIP-кабинок и смотрел, бесконечно смотрел, а затем сдергивал себе на колени. В комнате в такие моменты всегда было невыносимо душно, и девушка откидывала одеяло в сторону, мялась несколько секунд и разводила колени в стороны, опуская ладонь к низу живота и двигая вниз, пока пальцы не касались клитора, вырывая громкий вздох. А за стеной в это время мирно сопел в подушку Артём, к его счастью, даже не догадываясь, что рядом кончала его сестра, закусывая ладонь, чтобы не закричать от удовольствия. Ева задумчиво перекатила белый кружок, напоминающий таблетку, между указательным и средним пальцами, воровато оглянулась и забросила в рот, запив из стоящего рядом стакана с алкоголем, за что получила одобряющее подмигивание Эрики. Мать вашу, она заслуживала веселиться, даже если Артём уезжал блядствовать, а её новая сексуальная мечта предпочитала только наблюдать издалека. Ева едва уловимо улыбнулась, скользнув кончиком языка по мокрой нижней губе. Она тоже умела быть плохой. Она любила ей быть. Когда девушка подошла к краю сцены, кивнув уходящей в гримерку танцовщице, она чувствовала, что что-то было не так, как всегда, но не могла собраться с мыслями и определить, что именно ей казалось странным. Толпа еще бурлила от предыдущего выступления, но свет в зале вдруг стал совсем тусклым, так что рассмотреть что-то можно было только на расстоянии вытянутой руки, и Ева шагнула на сцену. Ее выступление началось. Снова включили освещение, и то замерло на хрупкой фигуре девушки на сцене. Она смотрела туда, в зал, на всех мужчин, что разом приковали взгляды к новому представлению, и не сдержала игривой улыбки, которую вряд ли кто-то заметил, но почувствовало абсолютное большинство. Музыка плавно набирала обороты, и Ева, сперва плавно поведя обнаженным плечом, прогнулась в спине, подобно ласковой кошке, подставляя под свет и взгляды ягодицы, покрытые мягким сиянием от блесток, которые танцовщицы наносили в гримёрке. Медленный поворот головы, позволяющий перекинуть светлые волосы на одну сторону — и сверкнул, привлекая внимание, ошейник, который делал её будто покорной, согласной на всё, что ей могли предложить её наблюдатели. Девушка уперлась руками в пол, приподнимая корпус, и с первым ударом музыки, вместе с начавшимися словами, откинулась назад, открыв вид на впалый живот и высокую грудь.Kill me. Lie me. Course me. Do it more one again.
Вперёд, туда, ближе к краю сцены, где были они все, где скользили по ней взглядами и ухмылялись. Взглянув на одного из незнакомых мужчин, Ева прикусила губу и перекатилась по полу в сторону, одновременно широко разведя ноги, а затем мгновенно их сомкнув, чтобы встать на колени и, уперевшись в пол локтями, прогнуться снова, пока её тело ласкал свет и, казалось, весь зал.Drink me. Frick me. Hate me. As you never before.
Ни одного лишнего движения, лишь соблазняющие, четко выверенные, нравившиеся людям напротив. Несколько шагов на коленях в сторону, чтобы они могли рассмотреть ее полностью, пройтись от маски на лице до туфель на ногах, чтобы задержались на том, что им было нужно, однако не думали, что она их. Ева вновь откинулась назад, вскинула ногу и описала ей в воздухе полукруг в обе стороны, чтобы затем перекатиться на живот и повторить всё снова. Они хотели смотреть, и они смотрели, словно, казалось, уже сорвали с неё боди и оставили абсолютно обнаженной, открытой, поскольку ей было больше нечем прикрываться.Love me. Pray me. Break me. Make it for yourself.
Девушка коснулась ладонями пилона, крепко сжав пальцы, подтянула тело ближе и прижалась к нему спиной, оглядывая дразнящим взглядом диванчики напротив, прежде чем приподнялась и раздвинула ноги в шпагате, запрокидывая голову, учащенно дыша, держась, но подаваясь навстречу, отдаваясь музыке и им всем. Евы больше не было. Существовала только эта девушка в маске, которой нравилось, что за ней наблюдали, которой нравилось быть желанной ими всеми.Wash me. Hold me.
Новый взмах ногой, и Ева вновь опустилась на колени, которыми затем вдруг оттолкнулась от пола, приподнимаясь, и схватилась двумя руками за пилон, а свет сразу из нескольких прожекторов резко сфокусировался на ее соблазнительно выгнутой фигурке и отразился от одежды обратно в зал тысячей таких же лучей.Fuck me.