Дипломник

В день последнего экзамена Чанёль без проблем открыл глаза в семь утра и почувствовал, что выспался. Бён тихо перемещался по квартире, видимо, собирался на работу, и скоро придёт его будить. Прикрыв глаза, парень с наслаждением потянулся на кровати и остался в том же положении. Несмотря на неожиданную бодрость, выбираться из постели абсолютно не хотелось и стал ныть затылок. Хотелось немного полежать с закрытыми глазами, вслушиваясь в еле слышный шум из кухни. Три дня пролетели совершенно незаметно. Чанёль сделал билеты поздно вечером в понедельник после прогулки, но читать начал только в четверг. Один раз. Потому что не смог заснуть и делать было нечего. Разумеется, в голове ничего не отложилось. Зато вчера он почти весь день потратил на прочтение ответов, а потом домой вернулся хозяин квартиры, и они снова через несколько часов пошли прогуляться. Несмотря на то, что уже был конец месяца, погода не особо радовала: снег постепенно пропадал с улиц, а по вечерам сильно подмораживало. Зима постепенно оставалась только в температуре воздуха и ветре. Сейчас за окном, скорее всего, было холодно. Чанёль вздохнул и сел на кровати, проводя рукой по спутанным волосам. Бён, лениво прислонившись к косяку боком, стоял в проходе двери. На нём всё ещё была домашняя одежда, хотя пора было бы уже одеваться, и Ёль нахмурился, обращая внимание к чужим глазам.       — У меня выходной, — оповестил тот, словно услышал незаданный вопрос.       — Наконец-то, — улыбнулся Ёль, заваливаясь обратно на кровать. — Что делать будете?       — Разберусь с расписанием, поругаюсь с методистом, сделаю правки, а с завтрашнего дня у меня начитка лекций у заочников. На неделю.       — Ну не-ет, — недовольно протянул Чанёль, накрывая лицо ладошками, — это же во сколько Вы будете возвращаться? А может Вы им просто скинете лекции и они сами разберутся?       — А может быть ты поднимешь свою задницу и начнёшь собираться? А со своими делами я разберусь и без тебя. Ёль, надувшись, всё-таки поднялся с кровати, проверил процент зарядки на телефоне и решил, что этого будет недостаточно. До ванной он добрался через долгие несколько минут, обременённый поиском зарядки. В душе голова пришла в порядок и теперь перестало казаться, что что-то давит на затылок. Мужчина, стоя прямо напротив прохода, имел возможность лицезреть его неуклюжие попытки натянуть носки. Подходя к кухне, парень быстро накинул на себя футболку и закинул легкий свитер на плечо, надевать его после тёплого душа абсолютно не хотелось. Бён допивал кофе, глядя на закипающий чайник. В комнате стояла приятная тишина. Быстро поев, Пак снял телефон с зарядки, собрал рюкзак, несколько раз всё перепроверил, заранее открыл документ в читалке и двинулся в коридор. На часах было без десяти восемь. Мужчина с кем-то переписывался, всё так же стоя в проходе, однако услышав, как Чан начал одеваться, двинулся в его сторону.       — Вернёшься ко мне? — вопросил Бён, блокируя телефон.       — Если не помешаю, — пожал плечами Ёль, следом снимая куртку с вешалки. — Но мне нужно будет показаться в общежитии.       — Напишешь, когда освободишься и поедешь в общагу.       — Хорошо, — кивнул Ёль, натягивая капюшон на голову. Они привычно двинулись друг к другу, чтобы коротко поцеловаться, и парень закинул рюкзак на плечи. Мужчина пожелал ему удачи и закрыл дверь. Чанёль с легкой душой решил проигнорировать лифт и спуститься по лестнице. На улице действительно было довольно холодно, но ему очень повезло вовремя оказаться на остановке и сесть в первый же автобус, который довёз его до корпуса. Кара начала ему писать в половину девятого о том, что преподаватель может быть опоздает, и он может не спешить, но уже было поздно. Он зашёл в здание как раз в это время и сразу же заметил девушку на лавочках в холле. Экзамен должен был пройти хорошо, но некоторые отчего-то переживали, постепенно собираясь кучкой вокруг старосты. Чанёль не то чтобы переживал — немного нервничал. Преподаватель ничего не сказала насчёт того, что студенты сели практически рядом друг с другом. Билет был нормальный. Было три вопроса, которые Ёль относительно хорошо знал, поэтому стал писать сразу же и не отвлекаясь. Первой пошла Кара. Быстро, словно заучивала, она ответила на два вопроса и преподаватель прервала её речь, протягивая зачётку с оценкой. Чанёля настойчиво звали вторым, он ещё не дописал второй вопрос, сконцентрировавшись на третьем. Парень подумал, что наверное у него хорошие баллы, поэтому сел за первую парту и стал отвечать. Женщина стала заполнять зачётку сразу же, словно выслушивать Ёля было банальной необходимостью. Она устало посмотрела на него, рассказывающего из воспоминаний второй вопрос, и поставила оценку в начале ответа на третий. Разумеется, в зачётке была пятёрка.       — Каникулы на неделю? — вопросил Пак подругу, спускаясь на первый этаж.       — Да, — облегчённо выдохнула та, натягивая на ходу шапку, — наконец-то можно отдохнуть и подлечить нервы. Чанёль ничего не ответил, с наслаждением представляя, на что можно потратить целую неделю отдыха.       — Есть планы? — вопросила Кара.       — Есть, — кивнул Пак, — и я надеюсь, что меня никто не потревожит на предстоящей неделе. Для меня это важно. Честно говоря, жить с Бёном было всё ещё немного неловко, но абсолютно терпимо. Иногда они вместе готовили, иногда просто забивали на всё и шли есть в какое-то кафе. С ним было легко в плане быта, но немного тяжело в плане отношений. Он всё ещё не мог заставить себя довериться ему, хотя Бён прорывался сквозь любые запертые двери с невероятной настойчивостью. Это пугало, но не отталкивало. Во всяком случае, Ёля не раз предупреждали… Отправленная смс-ка не осталась без внимания. Мужчина дал добро, и парень стал собирать вещи. Время пролетело незаметно, уже в двенадцать Ёль звонил в чужую дверь, устало прислонившись плечом к стене рядом. Бён, прижимая телефон к уху, коротко его поцеловал и одними губами попросил проследить за чайником на кухне. Разумеется, Ёль двинулся туда, слыша, как из спальни доносится недовольный голос, а потом тон всё больше повышался и наконец стало тихо. Мужчина прижался к нему сзади, спросил, хорошо ли он сдал экзамен, и сел за стол. Только Ёль собрался похвалиться хорошей оценкой, как резко зазвонил в кармане джинс телефон. Звонила Кара.       — Прив… — едва успел откликнуться он, как девушка перебила его истерическим криком.       — Мне только что звонила твоя мама! Я, идиотка, сняла вызов даже не посмотрев на экран.       — Моя кто?! — удивлённо воскликнул Ёль. — Только не говори, что ты сказала ей…       — … про каникулы! — договорила девушка сама. — Блин, Ёль, я обосралась. Прости, пожалуйста! Она когда начала разговаривать со мной я так растерялась, что просто не смогла нормально соврать. Она сто процентов всё поняла и теперь позвонит тебе. Телефон оповестил о второй линии, и Чанёль измученно взглянул на экран, видя жирное «Мама» поверх второго вызова.       — Она уже, — вздохнул он, игнорируя звонок. — Ладно, забей. Я абсолютно не удивлён, что она сначала позвонила тебе, а не мне. Это похоже на неё.       — Прости, — протянула девушка.       — Всё, забей, — отмахнулся Пак, — всё нормально, этого стоило ожидать. Мама перестала звонить, как только поняла, что парень с кем-то разговаривает. Чанёль выключил закипевший чайник, положил телефон на стол и замер в ожидании, стиснув руки в кулаки. Бён ничего не спрашивал, но периферически было заметно, как он заинтересованно за ним наблюдал. Парень взмолился, чтобы звонок поступил как можно позже, но умом понимал, что если родителям надо — они дозвонятся и на тот свет, а если Ёль не ответит, то раскопают могилу и недовольно спросят, почему он не отвечает. Вызов поступил через несколько минут ожидания. Чанёль вздохнул, на мгновение прикрыв глаза, а потом принял вызов. Естественно, мама сначала справилась о его экзаменах, потом о самочувствии и уже после этого стала рассказывать о том, что сестра Ёля погостит пару дней. Не надо быть пророком, чтобы понимать, о чем идёт речь. Ёль надавил пальцами на глаза и вышел из комнаты в гостиную, прикрыв дверь. Нужно было хоть как-то объяснить маме, что возвращаться он не хочет и не может. И естественно, его ждал провал:       — Твоя староста сказала, что у Вас каникулы на неделю, Пак Чанёль! — возмущённо воскликнула женщина. — Неужели ты не можешь проведать родителей впервые за полгода?! Мы простили тебе отсутствие на твой же день рождения и Новый год, но это не значит, что ты можешь вообще не приезжать домой!       — Мам, пожалуйста, — вздохнул парень, присаживаясь на диван, — ты же знаешь, как я терпеть не могу поездки. Я понимаю, что последний раз был у вас летом, но в конце концов… слушай, по-моему я уже достаточно взрослый для того, чтобы навещать вас немного реже. У меня диплом вообще-то пишется, и…       — Не смей прикрываться своей учёбой! Как ты можешь так наплевательски относиться к своей семье! — воскликнула женщина в который раз, следом обращаясь к кому-то другому. — Я больше не могу разговаривать с этим неблагодарным ребёнком! Когда в телефоне послышался голос отца, Чанёль понял, что он определённо поедет домой. И не факт, что завтра. Скорее всего, сегодня же вечерним рейсом, хотя можно отсрочить до завтра, сказав, что все билеты раскуплены. С отцом у Ёля всегда были напряженные отношения. Это был человек, с которым Ёль не мог свободно оставаться один в комнате. В основном он общался только с мамой. Отец — рычаг давления в такие неразрешимые моменты. Естественно, папа был недоволен им с большой буквы.       — … я понимаю, — вздохнул Ёль, — но и вы поймите меня.       — Тебя не было дома почти пять месяцев, — вроде бы не кричит, но этот тон… — У тебя не должно быть никаких отговорок для своей семьи, Чанёль. Ты так устал от нас за всё это время? Мы были настолько плохими родителями для тебя всё это время, что ты не хочешь…       — Да причём тут это! — несдержанно вскрикнул парень. — Всё с вами нормально, просто вы не хотите войти в моё положение!       — Не смей повышать на меня голос! — гаркнул отец, и Чан неосознанно сжался, накрывая лоб рукой. Тишина стояла буквально несколько секунд. — Когда ты вернёшься домой, тебя будет ждать серьёзный разговор. Он ничего не ответил. Просто выпрямился, уткнувшись взглядом в журнальный столик. Когда в телефоне зазвучал голос матери, он был довольно извиняющимся, зато у Чанёля — полным разочарования:       — Как ты могла поставить его против меня? — вопросил он. — Ты же знаешь, как я его воспринимаю, и всё равно сделала это.       — Мы так давно не виделись, Чанни, — произнесла мама так, словно это могло что-то изменить.       — Это не повод делать то, что ты сделала, — обрубил парень. — Как приеду — позвоню, встречать не надо — не маленький уже. Пока. Она знала, что Ёль отреагирует именно так. Знала, но всё равно это сделала. На самом деле, ему не привыкать ставить других выше себя, своих потребностей и желаний. Чанёль привык так жить — так, удобнее всем. И плевать, что не ему. Ехать желания никакого не было. Хотелось хоть раз в жизни сделать для себя хоть что-нибудь вот такое мелкое, без чужого вечного контроля и давящего: «а ты не пожалеешь, Чанёлли? ты уверен, Чанёлли?» Чанёль никогда не был ни в чем уверен, наверное поэтому теперь не мог построить ни с кем нормальные отношения, потому что извечное «а ты уверен?» тянется слишком долго из далёкого «оттуда», куда завтра парню придётся ехать. Пак выключил телефон, со стуком бросив его на стол, и накрыл лицо руками. Боже, он всего лишь хотел посвятить эту неделю себе и мужчине. Всего-то! Даже если бы тот приходил домой поздно вечером, даже если бы у Бёна не было на него времени во время начитки — это всё пустое, потому что одного присутствия хоть на некоторое время вполне достаточно для того, чтобы почувствовать себя чуточку счастливее. Всё, чего хотел бы Чанёль, находилось здесь. Здесь он чувствовал себя в безопасности. С другой стороны, парень понимал и чувства родителей, но лишь отчасти: мама получала смс-сообщения, звонки, они созванивались по видео-связи, поддерживали общение как могли. Разве этого недостаточно?.. У него всё нормально, всё хорошо до тех пор, пока его не начинают вот таким образом принуждать к чему-то и действовать на и так расшатанные из-за сессии нервы. Чанёль ведь должен быть лучшим, не должен расстраивать семью и позорить родителей… Нужно было подняться с места и объяснить всё Бёну. Спокойно, не мельтеша, поставить перед фактом и смириться с этим, но внутри всё грызлось, а недовольство и разочарование выпускало когти. Нужно было успокоиться и только потом выходить из комнаты. Упёршись локтями в колени, Ёль приобнял себя и уткнулся взглядом в выключенный телефон. Подобная вспыльчивость — не новость для него. Он же такой эмоциональный парень! Бён пришел сам. Открыл прикрытую дверь ногой и занёс две чашки, которые поставил на журнальный столик. Пак никак не отреагировал, боясь, что сейчас взорвётся от этих чувств и мужчина посчитает его эмоциональным подростком. Хотя, по-моему, именно так он его и воспринимал. Сейчас они не говорили, Бён словно понимал, что пока спрашивать о чём-то бесполезно. Он лишь придвинул к нему чашку, пару раз нажал на кнопку разблокировки ёлевского телефона и откинулся на спинку дивана. Молчание длилось недолго, но постепенно парню становилось ужасно неловко и стыдно за всё происходящее. Ёль потёр лицо ладонями и со вздохом полностью повернулся к мужчине, спокойно пьющему кофе. Его глаза на мгновение стрельнули в сторону парня, но не более того.       — Мне надо будет уехать домой, — наконец, произнёс Чан.       — Хорошо. Если нужно — езжай, — откликнулся Бён. На мгновение парня поразила та лёгкость, с которой мужчина отпустил его. То есть, не отпустил. Не отпустил ведь? Парень нахмурился, пытаясь понять, как охарактеризовать чужие слова. Ёль не просил отпустить его, это просто было предупреждение о том, что он уедет. Констатация факта. Значит, мужчина не «отпустил», не «позволил» уехать, а… принял к сведению? Одобрил? Нет, не «одобрил». Просто принял, как должное. Но как это было легко для него! Неужели Ёль…       — Или ты хочешь, чтобы я тебе запретил туда ехать? — усмехнулся мужчина, отмечая глубокий мыслительный процесс. — Что за каша в твоей голове варится… Растерянно взглянув на Бёна, Чанёль устало закрыл глаза и накрыл лицо ладонями. Ему определённо нужно выбросить всё лишнее из мыслей, очистить голову и нормально поговорить с мужчиной, но становится только хуже. Даже ладошка, проводящая по волосам, нисколько не спасает положение, а неожиданное напоминание о чае возвращает его в реальность и занимает руки теплотой.       — Что тебя так расстраивает?       — Всё. Всё, что со мной происходит. Не было слов, чтобы объяснить свои чувства. Всё, что так долго копилось, к чему шел Чанёль, резко обернулось к нему лицом и показалось совершенно отвратительным. Сколько времени должно пройти, чтобы он перестал быть таким услужливым, переступающим через себя? Почему он не может стать таким равнодушным, как Бён?.. Мужчина, если и хотел что-то спросить снова, то больше не стал. Он оставил его одного, когда зазвонил телефон, и больше не вошёл в гостиную. Чанёль пришёл в себя ближе к трём часам. Перестал нагонять вокруг себя тучи, относительно взял себя в руки и поднялся с места. Нужно было приготовить что-то поесть. Захотелось чего-то другого, не того, что они едят обычно. Стараясь сильно не шуметь, чтобы не мешать чужим (казалось, бесконечным) телефонным переговорам, парень медленно приступил к готовке. Без травм, разумеется, не обошлось. Но теперь, зная, где находится аптечка, он смог о себе позаботиться без привлечения чужого внимания. Дальше пошло легче, и уже через час можно было звать мужчину есть, но тот вышел из комнаты сам, видимо, на запах. Выразительно посмотрев на чужую руку с двумя перебинтованными пальцами, Бён сел за стол и вздохнул. Чанёль абсолютно справедливо посчитал, что день был безнадёжно испорчен. Обессиленный, он полулёг, полусел на кровати, укутался в одеяло и уставился на мужчину. Тот что-то быстро печатал, полностью сосредоточившись на своей работе. Скорее всего, ему удалось разобраться с расписанием и теперь он занимался планом лекций для заочного отделения. Чанёль не знал, чего хотел, опуская взгляд чуть ниже. В голове крутились варианты развития событий и все они расстраивали его, потому что это будет не то. Не так он представлял себе предстоящую неделю. Мужчина освободился ближе к шести часам. За это время Ёль успел немного поспать, сжавшись в комок, послушать музыку, посидеть в соц. сетях, выслушать поток извинений от Кары и расстроиться ещё больше. Бесило его и то, что он не может легко к этому относиться. Ну подумаешь, придётся неделю пожить с родителями! Ну подумаешь, выслушивать от отца, какой он плохой сын! Ну подумаешь, истерить по ночам, переживая, что все надежды родителей на его будущее могут не сбыться только потому, что Паку всё осточертело! Как же всё это было… сложно. Он молчал всё время. Сбегал в ванную, чтобы умыться, немного сидел на кухне, пытаясь взять себя в руки, пока закипал чайник, но не смел отвлекать мужчину. Чанёль знал: он не смог бы на него обидеться за подобное отношение. К тому же, никаких отношений у них и не было. Они просто… были рядом и всё. Парень определённо точно помнил чужие слова о том, что иногда Бён может ставить свои потребности выше чужих, поэтому обижаться ну никак не получалось. И это бы никак не спасло ситуацию, а только усугубило. Забронировать билет на 07:55 утра было просто, но это означало, что до восьми нужно попасть в общежитие, собрать документы, нужные вещи и отправиться выкупать билет на станцию. Поездка должна была занять не больше трёх часов. Кара написала, что выкупила себе билет на 08:00 и отправится чуть позже него. В любом случае, идти им нужно было в одну сторону, подождать какое-то время было несложным делом. Чанёль вдруг подумал, почему он так рано решил уехать, а потом понял, что не смог бы так долго находиться рядом с мужчиной. О времени отбытия Ёль предупредил, когда тот закончил с распечаткой лекций и заданий. Мужчина лишь кивнул, собрал все свои бумаги в папку, подготовил сумку и устало лёг в кровать. Чанёль какое-то время просто сидел, глядя на настольную лампу, и не понимал, почему настолько тяжело было дышать. Всё это было так неправильно. Хотелось сбежать, потому что тишина, как и постепенно сгущающаяся темнота в комнате, сильно напрягала. В конце концов он просто лёг в кровать спиной к Бёну, в напряжении сжался и закрыл глаза, надеясь, что сон придёт как можно скорее.       — Расскажи мне, — неожиданно и тихо произнёс мужчина. — Я знаю, что ты не спишь, Чанёль. Доверься мне и расскажи. Чанёль зажмурился, сжимая подушку пальцами. Рассказать? Зачем? Даже если Бён и поймёт, то это уже будет не то. Это уже будет слишком для него. Всё, что Чанёлю удалось выдавить из себя, заключалось в фразе, которую парень ненавидел больше всего в жизни:       — Я проблемный.       — Все люди проблемные, — фыркнул Бён. — И если я спрашиваю о том, что тебя тревожит — это значит, что я готов вникнуть в суть проблем. Если ты будешь молчать — это плохо отразится на всём. Абсолютно на всём в твоей жизни, а ещё заденет мою. Ни мне, ни тебе не нужен этот снежный ком. Поэтому перестань закрывать всё в себе, не уподобляйся мне. Не уподобляться?.. Всё, чего хотел бы на данный момент Пак, это быть таким, как Бён: сильным, контролирующим свои эмоции, рассудительным, способным перевернуть горы и справиться с любой ситуацией. Хотелось быть таким, каким позволял себя увидеть Бён. Неужели мужчина считает, что это плохо?..       — Я не знаю, что говорить, — признаётся Чанёль, — этого всего так много и одновременно мало… Я чувствую больше, чем могу рассказать. Мужчина позади ничего не говорил и не двигался. Чан замер, прислушиваясь до такой степени, что мог слышать чужое еле слышное дыхание. Давалось ли ему время на «подумать»? Или же Бён просто заснул, наплевав на него?.. Мысли крутились в голове с такой скоростью, что хотелось встать и разбить свою голову о стену. Просто чтобы эта какофония ужаса в одно мгновение замкнулась и больше никогда не проигрывалась в его голове.       — Я такой ребенок, — шепнул, наконец, он.       — Почему? — отозвался Бён. — Всё дело в эмоциях?       — Не только в этом. Я очень сильно завишу от людей. Долгое время, да и сейчас тоже я не в состоянии принимать решения сам. До переезда, естественно, это были родители. Я даже не задумывался о каких-то вещах, потому что они всегда были рядом: решали за меня, требовали, поощряли то, что мне было не нужно и… много чего было. Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что абсолютно не готов ни к жизни, ни к устройству отношений. У них очень много ожиданий насчёт меня, и я тупо теряюсь во всём этом. Понимаю, что мне это и нахрен не нужно, но всё равно стараюсь, пытаюсь, прыгаю выше головы, а этого всё время оказывается мало, — Ёль усмехнулся. — Этого никогда не было достаточно. Я всё время в заботах, весь в учёбе, стремлюсь к чему-то — это уже привычка. Нет, от привычки хотя бы отказаться можно, а тут я сросся с этим состоянием напряжения, вечного подвоха, вечного ожидания чьего-то разочарования во мне и в самом себе. Я всегда чувствую себя уставшим. Отдыхать нельзя — возложенные надежды должны оправдаться, а на здоровье, личную жизнь наплевать… Иногда даже думать боюсь — заведу сам себя куда-то глубоко и казню себя, потому что всегда «недостаточно». Потому что надо идти, работать над собой, уступать кому-то, подстраиваться под кого-то, всё для других, чтоб не разочаровались, чтоб довольны были, а то как потом жить…       — Семья давит на тебя.       — Я люблю их настолько, насколько могу любить. Раньше как-то не обращал внимание на то, что они делают, но постепенно стал понимать, что этот тотальный контроль и манипулирование убивают меня. Это вечное: «а ты не пожалеешь?» или «ты уверен?» А я никогда не уверен, что принятое мной решение будет положительным, — шепчет Ёль. — Самое худшее из всего этого то, что я не чувствую к людям любви — всё время напряжённый, ожидающий, что кто-то воспользуется мной. Я не умею любить так, как это нужно делать. За заботу и любое хорошее отношение к себе я чувствую нужду отплатить тем же, даже если в ущерб себе… Если бы я мог передать весь тот спектр эмоций, который я испытываю каждую секунду, находясь рядом с Вами, Вы бы сошли с ума.       — Я уже схожу с ума, — Бён резко дёрнулся, скидывая с них обоих одеяло, чтобы перевернуть парня на спину и склониться над ним. У Чанёля туманно-слезящиеся глаза, и в них почему-то страшно смотреть. — А сейчас честно мне ответь: ты вступал со мной в контакт только из-за того, что хотел… отплатить, — выплюнул мужчина, кривясь, — мне за всё, что я сделал для тебя?       — Нет! — ошарашено воскликнул тот, жутко краснея. — Я же не настолько сумасшедший, чтобы позволять кому-то пользоваться собой только потому, что… Это не распространяется на… подобные вещи, господин Бён. Я имел в виду, что пытаюсь отвечать людям тем же, даже если им это не нужно, лишь бы не чувствовать себя обязанным.       — И ты не пытаешься таким образом переступить через себя, чтобы побыстрее влюбиться в меня? Ёль даже замер, сконфужено пытаясь понять, о чем идёт речь. Мужчину словно накрыло облегчение: расслабилось лицо и руки перестали так сильно давить на чужие плечи.       — Нет, — всё-таки ответил Чан. — Да, я чувствую себя обязанным и мне всё время очень стыдно, что я не могу ответить Вам взаимностью так, как Вы заслуживаете этого, но это не… Я делаю это потому, что хочется, а не потому, что так надо.       — Я уже получил всё, что мог на данном этапе. Мы встре-ча-ем-ся с тобой, — по слогам произнёс он, — ходим гулять, целуемся, практически вместе живём, не бери в оборот секс — это пока не так важно. Я в ебаном ужасе от того, что крутится в твоей голове. Это не просто пиздец, Чанёль. Тому, что с тобой творится, ещё не придумали определение.       — Я проблемный, — всхлипнул Ёль.       — Ты… идиот, — вздохнул мужчина, закатив глаза. — Ставлю сотку на то, что ты даже не подозревал о том, что я считаю всё это, — он обвёл их пальцем, — нормальными отношениями. Едва Чанёль покраснел, Бён выдал краткое: «Обалдеть» и сел на кровати, полностью отпуская чужие плечи. Таким растерянным Пак его ещё никогда не видел.       — Как ты вообще принял решение о том, что можешь попробовать встречаться со мной? — задумчиво проговорил он. — С кем-то совещался? Бился головой о стену? Я не понимаю…       — Ни то, ни другое, — смущённо выдал Ёль, садясь на постели, — это было просто…       — Помутнение рассудка?       — Нет!       — Я заморочил тебе голову или косвенно заставил встречаться со мной?       — Да нет же! — возмущённо ударил по одеялу Ёль. — Это было для себя! Мужчина поднял на него взгляд, постепенно хмурясь, пытаясь понять чужие слова.       — В том смысле, что мне хотелось этого. Вы всегда вызывали такие чувства… то Вас ненавидишь, то восхищаешься и сделать ничего не получается. Я когда до конца понял, что на самом деле заинтересован в том, чтобы как-то отвечать Вам взаимностью, было уже слишком поздно что-то менять или решать. Да, я пытался Вас безрезультатно использовать, но это лишь поначалу, чтобы получить бонусы и точно понять, что Вы что-то чувствуете. Вы были таким закрытым, а я терялся из-за этого! И если Вы продолжали меня в какой-то степени игнорировать, то я уже не мог — мне уже жизненно необходимо было привлекать внимание. Я впервые что-то сделал для себя, потому что мне это было нужно, потому что хотелось, потому что это были Вы, — Ёль запутался в том, что говорил, и накрыл лицо руками. — Извините, я такой бред несу. Не могу нормально это выразить. Но всё то, что между нами происходило и происходит, это происходит без корыстных намерений, без… чего-то плохого. Я здесь по доброй воле и даже если всё ещё сомневаюсь, то надеюсь, что это ненадолго. Потому что я сам от себя устал.       — Хочется всё отпустить, забыть и наконец-то почувствовать себя нормальным человеком, а не существом, за которое всё всегда решалось, которое всегда всем обязано и которое боится, что разочарует всех вокруг. Пак даже руки от лица убрал, чтобы взглянуть на чужие губы, искривлённые в усмешке.       — Знакомая ситуация?       — Знакомая ситуация, — улыбнулся уголком губ Бён. Ёль долго не выдержал сидеть молча. Он и так слишком долго молчал сегодня. Едва он нашел в себе силы на контакт, как тело само понесло навстречу чужим рукам. Это был не просто поцелуй — водопад облегчения от того, что его поняли, пусть и сказали, что он…       — Какой же ты идиот, — вздохнул Бён, заваливая парня обратно на кровать. Накрыв его одеялом, он придвинул свою подушку ближе и лёг чуть повыше боком. — Родители хотят одного, ты — другого. Ты хочешь остаться со мной, они требуют, чтобы ты вернулся домой. И с отцом у тебя тоже какие-то проблемы — я всё учёл?       — Да, но я ничего не говорил о папе, — нахмурился Ёль.       — И так всё понятно, — усмехнулся мужчина. — Ты не одинок в этом деле. Но я собрался с силами и выбрался из этого колодца сразу после магистратуры. У меня были похожие проблемы с родными. Оказывать им сопротивление было очень сложно и на какое-то время я остался один, но сейчас всё, к счастью, нормально. Пусть я больше никого к себе не подпускаю так близко.       — Когда-нибудь и я так смогу.       — Сможешь, а пока придётся поехать и постараться не испортить всё ещё больше, чем уже есть, — Чанёль поднял глаза на мужчину и устало выдохнул: «Я не хочу никуда ехать». — Я знаю, но иногда бывают такие ситуации, когда ни ты, ни я ничего сделать не можем.       — А может…       — Рано, — твёрдо произнёс мужчина. — Ты ещё не в состоянии нести ответственность за свои поступки, а я не собираюсь перетягивать её на себя. Я поддержу, если ты тщательно всё обдумаешь и обговоришь не только со мной, но и со своими родными, но это должно произойти не сейчас. Рано всё рубить так, как это сделал я. Парень вздохнул и отвернул голову, почувствовав облегчение. Он не один. Он, наконец-то, не один!       — Всё будет хорошо, Чанёль. Всё обязательно будет хорошо.