Дипломник

Чанёль сонно потягивается и тянет руку к телефону. Не глядя мажет пальцем по экрану и выключает нарастающий гомон мягкой мелодии. Тело ощущается слишком тяжелым. Парень едва слышно вздыхает и приоткрывает глаза, пытаясь осмотреть комнату мутным взглядом. На долю секунды он снова закрывает глаза, пытаясь прислушаться к звукам в комнате, но ничего не улавливает: мужчина позади него спит так крепко, что даже не сопит. Безупречно. Аккуратно приподняв одеяло, Пак поворачивается на спину. Бёдра протестующе вспыхивают, но давление тут же слабнет, оставляя после себя лишь небольшое напряжение, словно он совсем недавно был на сеансе мануального терапевта. Руки и спина скованы, каждое движение плечами сопровождается вспышками острой боли, переходящей в тянущуюся. Ощущение, словно мышцы стянуло в джут, и теперь, чтобы их расслабить, нужно как минимум отмокать час в ванной. Повернув голову в сторону окна, Ёль щурится, заметив капли на стекле, а потом переводит взгляд на чужую спину. Пальцы так и тянутся огладить крепкие мышцы, коснуться широких плеч… Пак одёргивает себя: Бён плохо спал эти недели, не стоит будить его прямо сейчас, но… он клянётся — эти чёртовы родинки на спине были созданы для его губ. Переведя взгляд в потолок, Чан понимает, что нужно вставать с постели, иначе он застрянет здесь надолго. Внутри всё натягивается, сопротивляется, воет, но он заставляет себя покинуть постель, успокаивая себя тем, что они смогут уделить друг другу достаточно времени. Теперь, когда он здесь, — да. Аккуратно сев на постели, парень тут же встаёт и тянется за штанами и футболкой. Носки он кладёт в карман, телефон туда же, затем ощупывает себя и понимает, что ключи от комнаты тоже в штанах. Обернувшись вокруг себя, Чан оставляет пижаму на стуле, как напоминание о себе, и отправляется в сторону коридора. Немного постояв около своей обуви, парень возвращается обратно в комнату, тихо раздвигает шторы ещё больше и ставит окно на проветривание. Когда он вернется, здесь уже не будет так душно. Возможно, мужчина проснётся самостоятельно. В коридоре снуют люди, хотя на часах без десяти восемь. С дверью приходится помучиться: то ли он спросонья не понимает, в какую сторону поворачивать ключ, то ли с замком что-то, но дверь удаётся открыть не сразу. Чего не скажешь о соседней двери: Джэ выходит из номера с пакетом в руках, видимо, отнести в прачечную. Ёль его игнорирует, лишь открывает дверь и пытается вытащить ключ из скважины.       — Хочешь мне что-нибудь сказать? — тихо спрашивает Чан, даже не взглянув на застывшего рядом мужчину.       — Да. Думаю, теперь тебя не выловить в одиночестве, — и умолкает, видимо, не найдя тех самых слов. Пак мельком оглядывает его:       — Хорошо подумай, прежде чем что-то мне говорить.       — Это я уже понял, — слабо усмехается Джэ, поднимая руку к лицу. Нос распух, появился розоватый оттенок кожи, да и мужчина хмурится, аккуратно прикасаясь к лицу.       — Хочешь извиниться? — предполагает Чан, всё-таки вытащив чёртов ключ.       — Извиниться? — удивляется Джэджун. — А ты не хочешь?       — Я? — удивлённо усмехается Чан. — Ясно. Понятно. Едва он собирается ступить в комнату, как собеседник останавливает его:       — Ладно, от тебя я тогда получил по делу — за это извиняюсь, но вчера этот твой… товарищ ударил меня ни за что.       — Правда? Я так не думаю, — качнул головой Чанёль. — Я надеюсь, что ты больше не подойдёшь к нам, Джэ. И я советую тебе угомониться и найти себе нормального человека, а не куклу, которая будет высасывать деньги из твоего кошелька. Лучше бы ты вкладывал их в кого-то, кто действительно этого достоин, а не за секс или что-либо другое.       — «Который достоин»? У тебя извращенное понятие о людях, парень. Открою секрет: таких людей нет. Проще купить любовь, чем её заслужить. К тому же, у каждого свои приоритеты.       — Я не собираюсь лезть в твою голову. Давай разойдёмся мирно.       — Ещё раньше надо было это сделать, — цокнул Джэ, отводя взгляд. — Давай, удачи тебе. Чанёль входит в комнату, сбрасывает кеды и проходит дальше по коридору, останавливаясь около угла. С шумом втянув воздух, парень облизывает губы и непроизвольно прислоняется плечом к стене, оглядывая бардак, который они после себя оставили. Постельное чуть ли не с корнем выдрано из-под матраса, подушки мятые, одеяло криво свисает с кровати, полотенце тоже и картину завершают комки смятых салфеток, лежащих на полу. Воспоминания врываются в голову, словно с ноги открывают дверь и захватывают парня в кокон ощущения чужих рук на теле. Неловко переступив с ноги на ногу, Ёль ставит телефон на зарядку, поднимает салфетки и убирает в урну. В гардеробной есть ещё одно полотенце, так что он стягивает его с полки, выбирает сменную одежду и тащится в ванную. В душе никак не получается не думать о том, что было вчера. У Пака не было времени, чтобы проанализировать произошедшее начиная с того, как он набросился на Бёна у двери — Боже, жуть какая-то — заканчивая тем, что мужчина устроил во дворе. Не то чтобы Ёль был особо против, но он не понимает, чем его удар отличается от бёновского, ведь только после этого Джэ усмирил свои порывы. Некстати он снова начинает думать о близости и вздыхает. Мужчина беспокоит его, он хочет, чтобы Бёну с ним было максимально хорошо, но, кажется, от парня вообще ничего не зависит. Бён обвесил себя цепями с навесными замками и, похоже, все ключи растерял, если они вообще когда-то были. Единственное, что Ёль точно понимает: сдерживаться — это плохо, и до такой степени, как было вчера — тем более, но то тело не принадлежит ему, а провоцировать Бёна — значит пытаться голыми руками разорвать металл. У него нет шансов, только если сам мужчина захочет избавиться от напряжения и страха сделать что-то не так. «Но я ведь не хрустальный», — думает Чан, протягивая руку к полотенцу. — «Я таким никогда не был. Он что-то надумал себе и теперь мучается». Собрав влагу с волос, он развешивает полотенце и одевается, сразу выходя из ванной. Взгляд цепляется за вещи, но он решает, что отнесет пакет, когда вернётся из бассейна. Пора бы и костюм постирать, так что это дело потерпит пару часов. Время половина девятого. Телефон зарядился всего на двадцать процентов, этого мало, поэтому он выдёргивает вилку из розетки и идёт в коридор. Кеды надевает небрежно — смяв пятки, и шлёпает в коридор, где закрывает дверь на чёртов сопротивляющийся замок и входит в комнату Бёна. Поставив в коридоре телефон на зарядку, он двигается дальше. Мужчина уже сидит на постели, спиной к нему. Чан отмечает влажные волосы, голую спину и, не обходя кровать, становится на неё коленями. Бён оборачивается к нему, парень замечает, что в его руках телефон, который тут же откладывают в сторону на кровать, и эти самые руки тянутся к нему. Чану достаточно продвинуться чуть вперед, чтобы ощутить на боках крепко захватившие его ладони.       — Привет, — говорит Бён, приподняв уголок губ. Ёль залезает на его колени и коротко целует, тем самым отвечая на приветствие.       — Как спалось?       — Безупречно. Но если бы кое-кто остался со мной в постели — я бы не возражал. Улыбнувшись, Пак начинает говорить, что не хотел случайно разбудить его шумом, но по-моему Бёну всё равно: он спускает руки на бёдра, слабо сжимает и наклоняется ближе, чтобы слабо коснуться губами проступивших меток от его губ. Чанёль вздыхает, поднимая руки от плеч до влажных волос, зарываясь в них пальцами, словно пытаясь приблизить к себе мужчину. Парень выгибается и чуть хмурится, ощутив, как губы слабо касаются воспалившегося укуса на плече.       — Ты бы видел, что мы после себя оставили в комнате.       — Можем оставить после себя то же самое и здесь.       — Ох, чёрт… — шипит Ёль, ощутив, как горячо вдруг стало в паху. — Хочешь опоздать на завтрак? Готов остаться голодным? Бён медленно отстраняется от него и смаргивает темноту с глаз, хотя всё равно слишком отчётливо видно, в каком он состоянии.       — А кто сказал, что я останусь голодным? Чанёль глубоко вдыхает и отстраняется от мужчины на вытянутые руки.       — Так, ты не можешь делать это сейчас, и говорить не стоит.       — Правда? — усмехается Бён, обхватывая его бёдра и подсаживая ещё ближе на возбуждённый член. — Кому же тогда мне это говорить?       — Я имел в виду время и место. Мужчина усмехается и проводит левой рукой по его груди до шеи, большим пальцем надавливая чуть выше кадыка, вынуждая запрокинуть голову. Горячее дыхание сбивает паковское сердце с ритма, и хочется на всё наплевать, и вообще — кому нужен чёртов завтрак?       — Замечательное место, безупречный парень на моих коленях, — соблазняюще протягивает мужчина, пробираясь свободной ладонью под футболку, — а время… когда, если не сейчас?       — Чёрт, ты уверен?.. Мужчина перебивает, даже не дослушав:       — Абсолютно.       — Нет, я имею в виду…       — Да-да, детка, не беспокойся. Чанёль с шипением втягивает воздух и зажмуривается, на мгновение ощутив себя непозволительно хорошо от этого обращения. Чёрт, почему оно так сводит его с ума и находит отклик к паху? Видимо, он слишком привык к «малышу», иначе как истолковать эти сомнительные реакции на…       — Слезай, малыш, дай мне тебя попробовать. Нет, нихуя он не привык. Щёки обожгло так, что он тихо застонал. Бён похлопывает по бедру, но парень наоборот зажимает его коленями, не позволяя ему снять с себя.       — Ты не будешь это делать прямо сейчас.       — О-о, ты мне запрещаешь? — усмехается мужчина, издевательски прикусив кожу на плече. — Мне казалось, вчера тебе понравилось. Мотнув головой, Пак отстраняет от себя мужчину, обхватив его лицо ладонями.       — Понравилось, но ты не будешь сосать мой член перед завтраком. Бён приподнимает уголок губ, ухмыляясь, и Чанёль готов проклясть себя за то, что решил отстранить его от себя. Щёки пылают от того, каким внимательным взглядом окидывает его лицо Бён. По-моему, жар, исходящий от головы, в секунду может высушить его влажные волосы.       — Тебя это смущает, — констатирует мужчина. Едва Чан открывает рот, чтобы возразить, (несмотря на ещё больше покрасневшие щёки от неловкости), как мужчина с наслаждением втягивает воздух и притягивает его к себе за шею для поцелуя. Губы готовы выжать из него душу, эти касания, эти движения, это ощущение горячего языка во рту… Блять. — Как же мне хочется показать, что нас ждёт дальше. Я всего лишь отсосал тебе, а тебя уже накрывает. Мысль о твоей реакции на всё остальное возбуждает меня ещё больше.       — По-моему, накрывает тут тебя, — отмечает Ёль. И тут же с адским сожалением наблюдает, как Бён моргает и словно приходит в себя, немного неловко окинув парня взглядом.       — Да, наверное, для тебя это прозвучало дико…       — А я думаю, что всё нормально, — убеждённо произносит Чанёль, отпуская чужое лицо. — У тебя эмоциональная недоразвитость, а я вспыхиваю как спичка от любой искры. Тебе нужны мои эмоции, а мне нужен ты. Так что, так и быть, если ты заставишь меня, то я могу и сгореть для тебя.       — Сгорать не надо — лучше гореть вечно.       — И желательно в твоих руках?       — Угадал. Поцелуй получается слишком острым. Всё такое яркое: и язык, и губы, и звуки, и руки… Чёртовы бёновские руки. Чанёлю иногда кажется, что он сходит с ума из-за них. Их вид сбивает его с толку ещё больше, чем сами касания. Большая узкая ладонь с длинными пальцами всегда напряженная и аккуратная. Она всегда оглаживает кожу с небольшим давлением, словно хозяин руки убеждается в реальности Ёля. Это всегда так чувственно, с долей проявления давления на кожу, с остринкой. Чанёль не видит — ощущает. Преисполняется чувствительностью до такой степени, что сознание не успевает обработать информацию и начинает давать сбой. Бёну это нравится: когда он теряется, издаёт больше звуков, пытается выбраться из его рук и всегда терпит поражение. Когда поцелуй сильно замедляется, наполняясь ленивыми движениями губ, Чан прислоняется лбом к бёновскому и вздыхает, не зная, как описать свои ощущения.       — С тобой настолько хорошо, что даже страшно, — признаётся он, отстраняясь от мужчины. — Как ты можешь быть таким… всеобъемлющим?       — Прошло примерно девять месяцев с тех пор, как мы начали встречаться. Как ты можешь быть таким чувствительным спустя время? — тут же задаёт вопрос мужчина, убирая руки с его тела и отставляя их назад, чтобы тоже немного отстраниться.       — Не знаю.       — Вот и я не знаю. Всё происходит естественно. Чанёль думает: «это ненормально, так сильно хотеть быть с человеком, так желать его, так… любить и хотеть продлить эти чувства». На периферии сознания появляется назойливая мысль о бёновских навесных замках, и Ёль отрывает взгляд от чужого лица, а потом и вовсе приподнимается, чтобы встать с мужчины.       — Что такое?       — Ничего, — качнул парень головой. — Одевайся. Парень берет с тумбочки бёновские часы и чуть хмурится, проследив за движением стрелок. Без десяти девять, скоро нужно будет спускаться.       — Ты такой непостоянный, — произносит мужчина, садясь ровно.       — В каком плане?       — Секс. Разговоры об этом. Иногда ты давишь, иногда отступаешь. Чанёль пожал плечами, оглаживая пальцами металлический браслет часов.       — Не вижу смысла говорить о сексе, когда ты ещё не готов к нему, потому что считаешь, словно к нему не готов я, — Ёль снова пожимает плечами, опуская взгляд на свои пальцы. — Я давлю, потому что думаю, что это поможет тебе свыкнуться с мыслью, что тебе как-то придётся просунуть в меня свой член. Бён усмехается. В глазах застыли смешинки.       — Поверь мне: я никогда не нуждался в смирении с этой мыслью. Чанёль поджимает губы, продолжая вертеть часы в руках. Он осматривает мужчину, ставшего рядом с ним, и качает головой:       — До какого-то момента я так и думал, потому что у тебя было достаточно времени до отношений, чтобы представить со мной близость и возжелать её, но сейчас я в этом не уверен.       — Не уверен, — констатирует мужчина, немного нахмурив брови. Парень кивает:       — Я вот что тебе скажу: несмотря на то, что сейчас я окреп, я не буду настаивать на сексе с проникновением, потому что понимаю твои опасения и нагрузку на бёдра и всё остальное — эту твою позицию я принимаю и не буду заикаться до тех пор, пока мы не вернёмся домой. Но по поводу всего остального я с тобой совершенно не согласен: я открыт абсолютно для всего, для всех твоих желаний и мыслей, для всего, что ты бы хотел со мной попробовать. Через тебя я хочу понять, что мне подходит, а что нет. И если для этого тебе придётся меня связать или отшлёпать — я просто подставлю руки и своё тело, чтобы тебе удобнее было это сделать. Если нет, то мы вычеркнем это из списка в голове, и всё. Мне не нужны твои предположения и убеждения по поводу меня и моей личности — мне нужно моё личное самостоятельно принятое решение по поводу того, что меня устраивает, что подходит и нравится. Ну и раз мы подняли эту тему, то по поводу твоего страха навредить мне я скажу, что я, как и любой нормальный человек, буду переживать, но не бояться, потому что это будешь ты. Твой страх сделать что-то не так со мной, как с кем-то, кто был до меня, мне понятен, но мне непонятно, почему это становится стеной между нами.       — Это не стена, — тут же возразил Бён, следом добавляя: — Пока ещё не стена.       — А она грозится таковой стать? Бён чуть склоняет голову, словно задумывается, но затем отрицательно качает головой.       — Ты храбришься сейчас? — задаётся вопросом Пак. — Если потребуется, мы разделим проблемы друг друга, так что тебе не нужно казаться уверенным в себе.       — Думаю, я бы хотел тебе рассказать о том, что тогда случилось, но я не хочу, — начал было Бён, но встретившись с разочарованным взглядом парня, на мгновение поджал губы. — Я уже не тот неопытный пацан… Я бы хотел сказать, что мы с ним были виноваты оба, по крайней мере я убеждал себя в этом долгое время, но чем старше я становился, тем больше понимал, что верхний виноват в том, что что-то идёт не так в большей степени, — Бён вздыхает, взглянув немного выше Чанёля. — Я не привык заниматься сексом с девственниками. С тех пор я не оказывался в постели с кем-то, кто не проходил через первый раз с кем-нибудь другим.       — Что у вас случилось, Бэк? Мужчина опустил на него взгляд, и лицо его преобразилось, словно он был готов рассказать… но мягкие черты превратились в очерченные грани, и Чанёль опустил взгляд, а потом и вовсе сел на постель, оставляя мужчину стоять перед ним. Весь его вид показывает, как он не хочет говорить об этом. Мужчина тяжело вздыхает и проводит ладонью по волосам.       — Я бы хотел, чтобы всё было легко и просто: расслабил мышцы и просунул, но так не бывает, Чанёль.       — Я знаю, — с готовностью заверил парень, но мужчина лишь хмыкнул, скашивая на него скептический взгляд.       — Геи не занимаются сексом слишком часто. В арсенале руки и рот — этого достаточно, чтобы доставить друг другу удовольствие. К тому же, заниматься анальным сексом часто опасно для обоих, но для нижнего — это всегда больший риск.       — Я знаю, — мягко произнёс Чан. — Мне не нужны азы. Просто поделись со мной тем, что тебя беспокоит.       — Мы были молодыми и не совсем трезвыми. Это был второй (наверное) раз, когда я был сверху, но что-то пошло не так. Я сделал что-то не так, и мне не сразу удалось понять, что случилось: он ничего не сказал, хотя должен был сказать, зажался, хмурился. И когда я всё-таки заметил и спросил его о самочувствии, он что-то невнятно пытался втолковать мне… Он отказывался вызывать скорую, поэтому через свой страх это сделал я, и в конце концов это буквально спасло ему задницу, — хмыкнул мужчина. Настолько всё плохо?.. О.       — Теперь… я понимаю больше, — медленно протянул Чанёль. — Всё оттуда — после этого раза, да?       — Что «всё»?       — Твоя чрезвычайная внимательность, неспешность и…       — А, да, — кивнул Бён, подхватывая штаны со стула, чтобы видимо, наконец, начать одеваться. — С тех пор я всегда пытаюсь всё контролировать. Я не позволяю себе терять контроль и осуждаю себя, если всё-таки путаюсь в чувствах во время секса.       — И всё же, теперь ты другой человек: более опытный и серьёзно к этому относишься. Мужчина завязал шнурки на штанах и покачал головой.       — Да, но страх остался во мне. Не осуждай меня за то, что я его испытываю. Парень едва не задохнулся от возмущения, потому что «а где я пытался осуждать?!». Бён мягко улыбнулся и склонился к нему, чтобы поцеловать в лоб.       — Я рад, что ты достаточно сознателен, чтобы поговорить со мной о сексе, но я не боюсь им заниматься. Я беспокоюсь о том, что могу оказаться недостаточно внимательным к тебе из-за твоего состояния и своего необузданного желания обладать тобой. Согласись: это накладывает некоторые особенности на исполнение наших желаний.       — И не поспоришь даже, — сдался Пак. — Но всё-таки, скажи честно: есть ещё что-то, что не позволяет тебе открыться мне? Ты какой-то супер-извращенец или что-то вроде того? Бён оглушительно рассмеялся, выронив футболку из рук.       — Нет, я не извращенец, но я бы хотел вспомнить прошлое, если ты не откажешься. Иногда я практиковал всякие… сомнительные штуки. На любителя, — всё ещё улыбаясь, мужчина поднял одежду и встряхнул ткань. — Я был жадным: мне хотелось знать всё, почувствовать, понять, чего мне хочется больше всего, и как-то… как по велению вселенной, всегда находились люди, готовые преподнести мне урок.       — Посмотрим, — откликнулся Ёль, понимая, что ещё рано говорить о чем-то большем, когда ещё до сути не дошли. — Но всё-таки я немного о другом.       — Я не думаю, что кроме первого раза есть что-то ещё. Я не стыжусь прошлого, лишь с опаской буду предлагать тебе разделить со мной мой опыт, но в целом я не чувствую, что что-то могло бы мешать мне.       — Но ты всё время говоришь о «ты не готов», «как-нибудь потом» и переводишь темы, когда мы затрагиваем всякое такое.       — Но ты ведь и правда не готов, — пожал плечами мужчина, протягивая руку к часам в паковских руках. — Не здорово приступать к десерту перед завтраком. Усмехнувшись, Чанёль поворачивает чужую ладонь и накладывает часы на руку, самостоятельно застёгивая браслет на запястье.       — Мне казалось, сегодня ты пытался провернуть именно такую ситуацию. Бён захватывает его руку и мягко проводит по тыльной стороне ладони большим пальцем.       — Не беспокойся ни о чем, ладно? — просит Бён. — Мы всегда можем поговорить об этом — главное начать. Секс подождёт, и он не будет спонтанным — я ни за что не соглашусь на это. Кивнув, Чан поднимается с места и целует мужчину в щеку, направляя его к двери.       — Нам нужно поторопиться на завтрак. Я ещё хотел отвести тебя в сад.       — Там дождь идёт, — заметил мужчина, отправляясь в гардеробную. Парень прошёл мимо, сел на стул и принялся надевать кеды, плотно завязывая шнурки. Бён бросил перед собой чёрно-белые кеды и быстро обулся. Положив кошелек в карман штанов, он вытащил вилку из розетки и подал парню телефон. Уложив нужные вещи в карманы, мужчина расслабленно вышел в коридор, замкнул дверь и подтолкнул Пака к лифту.       — У них тут было меню на выбор. Угадай, что я выбрал?       — Супер-диетическую еду?       — Именно. Буду усиленно приводить себя в форму.       — Тебе-то зачем? — удивился парень, входя в кабину. — Ты хорошо выглядишь.       — Ещё немного, и ты достигнешь желаемого результата. Я беру с тебя пример, — пожал плечами Бён, нажав на «1». Ёль едва не поперхнулся смешком:       — Это в каком месте «ещё немного»? Мне ещё нужно кучу веса набрать, и я только начал тренировки.       — Ещё немного, — заверил мужчина. — Я же вижу. Парень, улыбаясь, качнул головой:       — Ты куда-то не туда смотришь. В столовой — как обычно: куча людей, много незнакомых новоприбывших лиц, и между рядами мелькает опухший Джэджун. Теперь для Пака не составляет трудности садиться за дальние столики, так что они идут к окнам. Оттуда и вид красивый, хочется на улицу несмотря ни на что. За пустым разговором проходит весь завтрак. Чанёль мельком поглядывает на время, отчего-то переживая, что пропустит будильник. Честно говоря, на занятия ну совсем не хочется идти, особенно, когда мужчина здесь, но он успокаивает себя тем, что это ненадолго. И всё же, убрав за собой подносы, они выходят на улицу и двигаются в сторону пруда. Дождь практически перестал идти, лишь изредка падают с деревьев капли, пытаясь прошибить макушку. Пахнет дождём и сырой землей. Чанёль глубоко вдыхает прохладный воздух и передёргивает плечами, когда по телу проходят мурашки. Бён двигается неспешно, наслаждаясь прогулкой так же, как и он.       — Есть какие-нибудь планы на будущую неделю? — поинтересовался Чан. Мужчина пожал плечами, рассматривая приближающийся мостик у пруда. — В некоторые дни я буду пропадать часами. Это ведь твой отпуск, ты должен отдохнуть.       — Придумаю что-нибудь.       — Только не сиди в комнате, ладно? Сходи куда-нибудь. В городе сто процентов найдётся что-то, что заинтересует тебя. Нам нужно сходить на пляж. Давно туда хочу.       — Вечером сходим, — говорит Бён, становясь у перил посреди мостика. — Как много рыбок.       — А когда их кормят, они слетаются как стая. Вон, смотри какая жирная рыба. Вроде декоративная, но так вымахала! А эта… Чанёль делится впечатлениями, мужчина оперирует фактами. Парень даже не удивляется, когда Бён вдруг начинает рассказывать о рыбах: распознаёт форель, золотую рыбку, а те толстенькие обитатели водоёма оказываются карпами, остальных он не признаёт.       — Так они размножаются или нет? Вдруг их станет слишком много?       — Форель не размножается в искусственных условиях, золотым рыбкам много не надо для этого дела, но как видишь, здесь за этим следят.       — А мелких-то рыб нет. Эти виды могут сожрать их?       — Вполне себе, — соглашается Бён, упёршись локтями в перила. — Карпы могут есть рыб, которые меньше их. Но я так понимаю, все на корме сидят.       — Да, приходит девушка, и они сразу несутся к ней. Мне стоит спрашивать, откуда ты всё это знаешь? — качнув головой, поинтересовался Пак.       — Когда-то от ничегонеделания я озадачился этим вопросом. Если случится, что мы решимся переезжать в частный дом, то я хотел бы сделать там пруд. Конечно, это нелегко и нужен уход, но хотеть не вредно. Чанёль торопливо облизывает губы и переводит взгляд на небо, обдумывая ответ. Мужчина уже говорил, что хотел бы жить где-то в отдалении от города, но сможет ли на это пойти Чан? Ведь он не собирается расставаться с мужчиной, и в то же время не собирается становиться между чужим желанием. Бён заслуживает исполнения каждого своего желания, но всё же это такой шаг…       — Рано ещё об этом думать, — говорит мужчина, обхватив его рукой за спину. — У тебя ещё есть время? Проверив телефон, Ёль кивает. В этом месте совершенно не хочется спешить. Все эти месяцы они только и делали, что спешили: в учёбе, отношениях, в работе, заботах. Теперь, наконец, можно отдохнуть. И на самом деле парень не представляет…       — Это твой первый отпуск за несколько лет. Что ты об этом думаешь? Бён усмехнулся, мельком взглянув на него. Пак лишь пожал плечами, скрещивая руки за спиной.       — Думаю, что его нужно загрузить по полной. Я не привык лежать без дела, мне нужно движение.       — Я бы лежал. Долго, до боли, — улыбнулся Чан.       — А толку? Тело избавится от напряжения через сутки, может, через двое суток, а голове нужна разгрузка. От неё все проблемы — это она всё время подкидывает задачи, так что отдыхать нужно именно ей. Чем больше эмоций словлю, тем лучше. Лёжа в кровати эмоций особо не отхватишь.       — Разве что только со мной, — усмехнулся парень. Мужчина промолчал, но Ёль заметил, как уголки губ приподнялись в улыбке. Он так и шёл, думая о чём-то своём, не снимая загадочное выражение лица до самих лавочек. Чанёль молча присел рядом, намеренно задевая коленом чужую ногу. Вдалеке виделись люди — проходило занятие по йоге. Взгляд замер на плавных движениях, а сознание в который раз унесло его в сегодняшнее утро, а затем раньше — в прошлый вечер. Воспоминание вспыхнуло в голове, вынуждая парня резко повернуть голову к Бёну, который смотрел туда же. Уловив боковым зрением обращенный на него взгляд, мужчина вопросительно промычал, моргая, с трудом выходя из мыслей.       — Что насчёт твоего юношества? А? Бён закатил глаза, складывая руки на груди.       — Ничего интересного, правда.       — В самом деле? — вопросил Чан, поворачиваясь к мужчине боком, буквально укладывая колено на лавку, чтобы было удобнее. — Не заставляй меня настаивать, Бэк. Вот скажи мне: моя молодость и твоя — они кардинально отличаются?       — Небо и земля. А может даже ещё больше, — хмыкнул Бён, взглянув на него.       — Расскажи мне о себе. Мужчина, кажется, решился не сразу. А может просто решал, что именно рассказать. Чан заметил, как чужой взгляд прошёл сквозь него и незаметно улыбнулся.       — Каким ты был в школе?       — Ненормальным? — мгновенно ответил Бён, поперхнувшись смешком. Взгляд приобрёл сознательность. — Подростковый период буквально орёт о том, что я был неадекватным: озлобленный, невыносимый, болезненный, сопротивляющийся, но всё-таки депрессивный, замученный семьей и самим собой. Думаю, в тот период времени я причинял себе больше неудобств, чем кто-либо другой. Окончание школы буквально ознаменовало мой отъезд. Я поступил в универ, и он сломал меня, собственно, как это и должно было произойти: в жизнь входят новые люди со своими жизнями, появляется множество знакомств, общение без разбора, и ты оказываешься слишком молод, чтобы разбираться в людях и не оказаться вовлеченным в чьи-то истории, и относишься ко всему с простотой, которая потом выходит боком. Универ — это не о знаниях, это о постройке характера. Сам не замечаешь, как меняешься, но постепенно осознаешь, что здесь нужно было быть плохим, а тут хорошим. Под конец бакалавра во мне уже было какое-никакое равновесие, но я всячески его подрывал, потому что чем осознаннее становишься, тем тяжелее держать спину прямо. К тому же, родители почувствовали во мне стержень, пришлось соответствовать выдуманному образу, а дальше пошло по накатанной. Чужой взгляд давно опустился на плитку под ногами. Чанёль понимал, что между ними пропасть, но жаждал подробностей, даже если они не соответствовали его ожиданиям.       — А что было в начале учёбы? На первых курсах.       — Первые два курса были той самой перестройкой, — Бён облизал губы, поднимая на него взгляд. — Я ведь поступил на ДиА назло родителям, мне была неинтересна эта специальность, поэтому я плохо учился, посвящая практически всё своё время знакомым. Люди — это ведь намного интереснее, чем сидеть по четыре-пять пар ежедневно! — мужчина закатывает глаза, не одобряя свои приоритеты в прошлом. — Первое время я шёл на контакт неохотно, но после первых же сомнительных сходок меня всосало в сформированную компанию так сильно, что впоследствии отказ воспринимался как оскорбление. «Выйти» было трудно, практически невозможно, да и я не стремился: какая там учеба, когда каждый день веселье, секс, пьянки, отношения и всё такое яркое, бурное, эмоциональное. Я подсел на саму атмосферу — мне этого жутко не хватало в школе. Будучи подростком особо не разгуляешься, а там, в другом городе, вдали от всех, казалось, что я другой человек, — Бён ненадолго умолкает, покусывая губу. — Я думал, что становлюсь непобедимым, что ломаю систему и посылаю учёбу нахуй, что меня не выпрут несмотря на поведение. На первом курсе многое прощалось, но постепенно отголоски трезвого рассудка стали звучать отчётливее: проваленные экзамены, незакрытый курсовой с сессией, множество долгов, потом пошла нехватка денег, но я перебивался на вечеринках всем, чем мог… Думаю, стоит упомянуть, что плохая компания предполагает по-настоящему плохих людей: у нас были не просто пьянки… Я ничего не замечал, пока в какой-то момент не оказался в больнице с переломами ребер и отбитой головой. Парни напивались, накуривались и влипали в неприятности, а ты либо со всеми, либо изгой. Так что в полной мере я осознал, что нахожусь в полном говне, когда, еле выдерживая боль в теле, зашёл на кафедру и мне показали приказ на отчисление с моим именем.       — Катастрофа, — прокомментировал Чан, когда мужчина умолк.       — Хуже. В то время мне казалось, что вернуться домой поверженным было хуже, чем сдохнуть в угаре на вечеринке. Именно этот ужас и стыд за то, что я так упустил ситуацию, заставил меня понять ситуацию. Надо было срочно исправлять: я договорился о пересдачах, с горем пополам закрыл долги и сессию, изворачивался как только это было возможно, а потом за мной пришли и намекнули, что выходить из компании неправильно. Ёнмин оказался спасением: появился в нужное время в нужном месте. Он стоял среди руководства совета старост, а таким парням с безупречной репутацией достаточно было шепнуть фамилии в деканате, чтобы всё решилось.       — Но ты говорил, что взялся за ум после второго курса, вроде бы, — отметил Пак.       — Да. Дело в том, что когда занимаешься всякой херней и голову не загружаешь, живётся легче, а тут вдруг резкая смена понятий. Круг друзей-знакомых сменяется — до этого я общался с идиотами, а теперь меня окружали уставшие, но стремящиеся к чему-то люди, жрущие знания как не в себя. За собой я таких неадекватных стремлений не замечал, и было трудно сойтись с кем-то, кто хотя бы вполовину устраивает разгрузочные дни и способен отдохнуть; потом была смена приоритетов — печальный опыт давил на голову, надо было заставить себя заинтересоваться выбранной специальностью и найти хоть какие-то цели; приходилось прикладывать много усилий, стараться, выдерживать большие нагрузки и двигаться в одном темпе с отличниками, а это, ну…       — Заёбывает, — хмыкает парень, кивая своим мыслям. Он весь подростковый период потратил на то, чтобы гнаться за неуловимыми вещами, оправдывая чужие надежды.       — Мягко говоря, да, — улыбается Бён. — Хотелось свободы, но помня прошлое, зная, как это отразится на медленно улучшающейся среди преподов репутации, становилось труднее решиться на «отдых». К тому же, все эти вечеринки резко перекрыли, универ стал плотно следить за жизнью студентов, чтобы не портился рейтинг учреждения, и тогда появились эти секретные вечера отдыха, — Бён оскалился пустоте. — Я рвал себя на куски, потому что хотел одного, а обязан был делать другое. Примерно в тот момент я осознал, что загнал себя в яму. А из ямы прыгнуть в другую было нетрудно: достаточно было узнать, где проходят встречи, а потом дело за малым — прийти, на халяву напиться и утухнуть.       — И что, легчало?       — На удивление да, — кивнул Бён. — Атмосфера, эмоции, неожиданная яркость и пьяная радость делали своё дело. Я как будто наполнялся энергией и мог держаться на плаву. В тот период времени Ёнмин героически пытался меня курировать, мы сильно сдружились, но он ничего не знал о моих редких походах на вечеринки. Он плохо реагировал на это и всячески старался оградить меня от сомнительных знакомств, но моя-то репутация среди студентов с самого начала была подмочена, так что… — он пожал плечами, — особой роли это не играло. Мне надо было держаться, а выпивка была тем, что могло освободить голову от напряжения из-за учёбы и внутренних проблем.       — Значит, ты всегда был плохим парнем, — констатировал Пак, — это действительно не сравнить с моей жизнью, хотя мою задницу тоже всё время тянуло на приключения. Видимо, я был слишком мягким для того, чтобы сопротивляться семье.       — Поверь мне: ты ничего не потерял, — заверил Бён, уложив ладонь на его колено.       — Но ничего и не приобрёл. Мужчина пожал плечами:       — Каждый добивал себя своими методами. Неудивительно, что вскоре после магистратуры я снова оказался в яме. Жизнь так странно поворачивается… никакого постоянства: из крайности в крайность.       — Постепенно всё налаживается, — поджал губы Пак.       — Звучит безрадостно, — усмехнулся Бён, — но я понимаю твои чувства: мне пришлось ждать улучшений тридцать четыре года, и я чертовски рад, что ты ждал меньше. Слабо улыбнувшись, парень отводит взгляд от чужих глаз, а потом и вовсе отворачивает голову. Да, всё наладилось, но всё ещё остаются вопросы, которые он не может решить. Ему всё ещё не хватает решительности, но он обязательно попытается вычеркнуть из списка все знаки вопроса. Когда срабатывает будильник, Чан отмирает и достаёт телефон из кармана.       — Пора, — констатирует он, неторопливо оглядываясь вокруг. — Вернусь примерно в половину первого. Ты собираешься возвращаться в комнату?       — Побуду здесь.       — Хорошо. Кивнув, Пак целует мужчину в щеку и поднимается с места. До начала занятия пятнадцать минут, так что приходится ускориться. Они зашли довольно далеко, а ему подняться в комнату, взять сумку и успеть переодеться. Уже на половине пути он понимает, что ему придётся пробежаться, чтобы успеть, так что до лифта он буквально добегает. И только ощутив спёртое дыхание, осознает, как же круто было бежать. Улыбка сама по себе появляется на лице, и Чан героически пытается сжать губы, чтобы не выглядеть идиотом. Хотя зашедшим в кабину людям абсолютно всё равно на взъерошенного парня. Пак успевает: быстро хватает две сумки (отметив, что комната приведена в божеский вид), быстро закрывает дверь и спускается в раздевалку. На занятии голова разгружается, он даже позволяет себе немного поплавать, пока тренер отвлеклась на телефонный разговор. После занятия он заскакивает в прачечную, тут же хватая бланк и быстро заполняя данные. Влажные волосы лезут в глаза, а футболка прилипает к телу, но он всё игнорирует, не зная зачем спешит. Впрочем, теперь-то есть, куда и к кому спешить. Я всё, поднимаюсь к себе — 12:37, Чанёль Мужчина обнаруживается около его двери. Прислонившись плечом к стене, он что-то печатает, задействовав обе руки. Зажав сумку между ногами, парень интересуется, чем занимался Бён, параллельно достав ключи, чтобы открыть дверь.       — Долго сидел в саду, изучал приложение санатория, потом рассматривал карту города — наметил небольшой маршрут. Тут есть, куда сходить. Бросив сумку на стул в коридоре, Чан сбрасывает кеды и снимает с себя футболку, проходя в гардеробную. Выбрав вещи, он бросает их на постель рядом с мужчиной и идёт в ванную, чтобы высушить волосы полотенцем. Влага раздражает, но ему лень высушивать их феном. К тому же, осталось пятнадцать минут до обеда, а он ужасно проголодался…       — Когда ты освободишься?       — После семи, наверное, — с сомнением протягивает Чан, снимая штаны. — Хотя, возможно, в этот раз раньше. Наверное, в шесть или половину седьмого. Мужчина блокирует телефон и откидывает назад, упираясь локтями в постель, наблюдая за тем, как Пак переодевается, он спрашивает:       — А что осталось?       — Ток в два часа и спортзал в пять. Ты уже что-то запланировал?       — Да, но всё зависит от твоего графика. А завтра у тебя что?       — Завтра день забитый: начиная с одиннадцати до часа дня, потом с четырёх до шести. А в воскресенье как сегодня.       — Тогда сегодня просто прогуляемся до моря, — решает Бён, полноценно укладываясь на постели. — Время так быстро летит…       — С кем-то — да, но если в одиночестве — оно ужасно тянется. Переодевшись, Чан проверяет время и кладёт телефон в штаны. Став коленями сбоку кровати, он склоняется над мужчиной и целует его, практически сразу ощущая ладонь на шее. Бёну не хочется разрывать поцелуй, а Чанёль совсем не сопротивляется. Точнее, не весь Чанёль, а одна отдельная его часть. Когда урчит в животе, Бён усмехается в поцелуй, и парень разрывает контакт.       — Я потерял слишком много энергии, — улыбается Пак, оправдываясь.       — Тогда пошли её восполнять. Обед проходит слишком быстро. Чанёль доедает свою порцию и понимает, что мог бы съесть что-нибудь ещё. Эта чёртова диета сводит его с ума. Жутко хочется чего-то запрещенного, сладкого, например. Пока они поднимаются на свой этаж, Бёну звонит сестра, и оказавшись в комнате, он продолжает с ней неторопливо разговаривать. Потом, кажется, подключается и Ибо. Оставшиеся несчастные полчаса до терапии, Ёль посвящает мозаике, которую никак не может закончить. Бён наблюдает за ним, прислонившись спиной к стене напротив него.       — Всё хорошо? — интересуется Чан, когда звучат слова прощания.       — Да. ЫнБи переживает, что я буду мешать тебе выздоравливать. Ёль усмехается, подняв на мужчину взгляд.       — Интересно, как же. Приподняв уголок губ, мужчина практически обходит стол и прислоняется к нему бедром.       — Она убеждена, что я буду к тебе приставать и отвлекать от мыслей о здоровье.       — Тебе стоило сказать, что это я буду к тебе приставать, — смеется Чан, проверив время на телефоне — осталось пять минут. — Вот вернусь с терапии и сразу как пристану!       — Мне уже морально готовиться к твоим поползновениям? Улыбнувшись, парень встаёт из-за стола и коротко целует мужчину.       — С половины третьего до пяти я весь твой. Если хочешь, будут не только поползновения. Бён вдруг заряжается энергией:       — О! Да? Тогда мы идём в ботанический сад.       — В… куда? — удивляется Чан, тут же засмеявшись. — Плевать, я на всё согласен. Только надо вернуться до пяти.       — Сделаем. Быстро обувшись, Ёль из коридора просит мужчину поставить его телефон дозаряжаться и выскакивает в коридор. Улыбка не сходит с лица. Какая разница как проводить время? Главное, что теперь они вместе. К тому же, у Бёна по-настоящему долгожданный отпуск, и его стоит провести в движении, а не в комнате. Чанёль готов согласиться абсолютно на всё, что он предложит. Нетерпение движется по венам, мучая его ожиданием окончания сеанса. Врач даже сказать ничего не успевает, как Чан уже благодарит и прощается, соскальзывая с кушетки. В коридоре Ёль отмечает, что погода немного изменилась, но солнце всё ещё закрывает облаками. Бён ожидаемо имеет практичную одежду, впихивая в руки ветровку.       — Мне кажется, ты преувеличиваешь, — хмурит брови парень, послушно выходя в коридор.       — Лишним не будет, — откликается Бён, ловко закрывая свою дверь.       — А мы туда как на экскурсию или как эстеты поглазеть на дикую природу? Мужчина засмеялся, обернувшись на него. Нажав на кнопку вызова лифта, он освобождает руки, раскладывая вещи по карманам штанов.       — По qr-коду с табличек можно самим себе устроить экскурсию, но, честно говоря, я рассчитывал словить сенсорную перегрузку от обилия разных оттенков зелени, — усмехнулся Бён, пропуская его в кабину первым.       — А, там оранжерея? Закрытая зона?       — Есть и парковая, но если пойдёт дождь, мы туда не пойдём.       — Без проблем. Сколько бы раз Чанёль не обходил территорию вокруг санатория, а парковку ни разу не заметил и вот почему: это была огражденная от чужих взглядов часть, с несколькими калитками, обросшими вьющимися растениями. Как не глянь, а не заметишь, что стоят машины. Охранники пропустили их внутрь, подождали, пока они сядут в машину, прогреются и открыли калитку.       — Далеко ехать? — спросил Ёль, подкручивая громко заигравшую музыку.       — Минут двадцать, если верить обозначениям на картах. Я здесь никогда не был, поэтому понятия не имею, какая здесь обстановка на дорогах. Чанёль кивнул, поспешно доставая телефон из кармана, чтобы успеть найти заигравшую песню. Заскринив результат, он не стал выключать приложение, положив телефон между ногами на сидение. Бён, скосив на него взгляд, с усмешкой дёрнул бровью.       — Может, просто возьмёшь флешку и не будешь сходить с ума?       — Так не интересно, — качнул головой Ёль. — Я разбил песни по жанровым папкам, но аренби больше всего.       — Тебе хотя бы нравится или это какая-то патологическая потребность скопировать мои вкусы и предпочтения? Чанёль подавился смехом:       — Ты слишком высокого о себе мнения. Бён игриво цокнул, через кривлянья изображая, словно ему трудно признать правоту, но приходится.       — Есть такой косяк. Улыбнувшись, ищет через приложение следующую заигравшую песню и расслабляется, наблюдая за городом через окно. Уже на подъезде к огромной территории ботанического сада, Чан садится ровно. Несмотря на будний день, на парковке мало свободных мест. Ёль облизывает губы, наблюдая за тем, как сосредоточенно Бён паркуется задним ходом. Эти руки пора засудить…       — Приехали, — огласил мужчина, отстёгивая ремень. Оттянув штаны в паху, Ёль отстёгивается тоже и выходит из машины первый. Волна удовольствия прокатывается по телу, когда он понимает, какое это наслаждение — вылезать из автомобиля без боли. Довольно простонав, Ёль захлопывает дверь и утыкается взглядом в сконфуженное выражение бёновского лица. Парень смеётся.       — Просто я вылез из машины, не испытав никакой сложности, — объясняет он, всё ещё улыбаясь из-за отпечатавшегося смешного выражения лица, — ты просто не представляешь, какой это кайф: делать обычные вещи без боли. Я сегодня буквально бежал к лифту и комнате, когда опаздывал на плавание. Это просто секс. Делать что-то без боли — это прямо секс.       — Поверю на слово, — произнёс Бён, героически сжимая губы, чтобы не засмеяться от глупости произнесённого.       — Да что ты знаешь о жизни вообще? — буркнул Чан, отворачиваясь к проходной.       — Не дуйся. Я всё понял. Закатив глаза, Пак молча ведет их к калитке. Бён показывает купленные билеты на телефоне, их перепроверяют по системе и пропускают внутрь. Уже на входе ощущается особая атмосфера, потому что здесь безумно красиво и ухожено.       — Куда идём?       — По стрелочкам, очевидно, — отвечает мужчина, подняв взгляд к небу. — Тучи собрались, так что начнём с оранжереи. В холле здания снова проверяют их билеты, объясняют, с чего лучше начать свою прогулку и напоминают о qr-кодах. Чанёль проходит через пластиковую дверь и морщится: здесь слишком тепло и влажно, а ещё повсюду столько оттенков зелёного, что глаза с трудом находят отличия. Здесь столько всего и одновременно ничего… ничего из того, что Ёлю было бы известно. Против воли он достаёт телефон и ходит с ним от таблички к табличке, тихо зачитывая Бёну информацию с сайта Сада, а потом рассматривая само растение. Телефон пополняется кучей ненужных фотографий. Чанёль умудряется даже захватить пару раз бёновскую спину и широкий разворот плеч, когда мужчина не замечает его действий (а может смиренно делает вид, что не замечает). Кроме них, похоже, вообще никому не интересно: посетители пришли сюда пофоткаться и поглазеть на странные растения с деревьями. В очередной раз, когда Бён начинает смеяться с попыток Ёля убедить мужчину, что всё понял и без подсказок с сайта, он понимает, что лучше так, чем ходить как зомби. Их подколки и пререкания шутливы, но вряд ли бы было лучше молча ходить и фотографировать зелень, даже не пытаясь понять, что это такое… Оранжерея настолько поглощает парня, что он напрочь забывает о занятии в спортзале. Бён одёргивает его в районе кактусов, показывая время.       — Блин, я уже забыл об этом.       — Я тоже, — усмехнулся мужчина, — но на входе поставил таймер на час, так что у нас есть время заехать выпить кофе и вернуться в санаторий. С сожалением оглянувшись на оставшиеся части экспозиций, парень всё-таки решительно двинулся к выходу.       — Мы придём снова, если хочешь. Я видел, у них есть вечерние и ночные экскурсии.       — Ночью нужно спать, — ответил Чан.       — Рекомендуется, но не обязывает, — подмигнул мужчина. Вздохнув, Пак проводил взглядом мужчину, обошедшего машину к водительской двери, и сел внутрь. Быстро разобравшись с ближайшим кафе, Бён завел автомобиль, и вскоре они влились в общий поток движения.       — Будешь кофе?       — Я регулярно буду зависать в зале, и тренер сказал, что лучше не пить ничего содержащего кофеин.       — Тогда выберешь что-то другое. Напомню, что есть кофе без кофеина.       — Нет, просто чай. Финиковый или имбирный… посмотрим, что будет. До кафе доехали быстро. Бён взглянул на часы и скомандовал выходить из машины, предупредив, что до начала занятия у них есть полчаса.       — Точно успеем? — поджал губы Ёль. — Минхо кажется суровым, что-то мне не хочется опаздывать к нему на занятие.       — В самом деле?       — Угу, — промычал Ёль, открывая дверь в кафе, — такое ощущение, что он из меня решил буквально выжать всю жидкость. В прошлый раз я сначала с ним умаялся, а потом ты меня добил.       — Хочешь сказать, он сделал половину моего дела? — вздёрнул бровь Бён. Закатив глаза, Чан плюхнулся за ближайший столик.       — Хочу сказать, что внешний вид тренера и его поведение буквально орёт о том, что он будет очень недоволен, если я опоздаю. Я, конечно, понимаю, что тренера работают в санатории и у них много ответственности, но здесь важно отношение постояльцев к проблемам со здоровьем. Они впрягаются так, словно это у них какие-то заболевания, а не наоборот. Долго Пак в меню не заглядывает — тыкает в первый же чай; Бён заказывает себе кофе.       — Что будешь делать, когда вернёмся?       — Пойду с тобой.       — Да? Бён пожал плечами, копаясь в телефоне.       — Я же говорил, что постараюсь использовать этот отпуск как разгрузку. Тренировки — самое то. А вот после этого, если у тебя останутся силы, можем сходить на пляж.       — Комары задолбят, — поморщился Пак, обращая внимание на официанта. — Спасибо. Притянув к себе чашку, он глубоко вдыхает запах и прикрывает глаза. Пахнет так, что собирается слюна во рту, а в голове появляется воспоминание об ощущении терпкости на языке.       — Не захочешь — поужинаем, прогуляемся по месту и останемся в комнате. Принесённый кофе пахнет намного сильнее. Бён отпивает из чашки сразу же, по-прежнему глядя в экран. Чанёль сдувает пар со своей чашки и достаёт свой телефон, нагло фотографируя мужчину. Бён поднимает взгляд ровно в момент щелчка камеры, и Пак не может не улыбнуться, заметив, как меняется чужой взгляд на недовольный.       — Какой же ты жучара, — довольно вздыхает парень.       — Пей свой чай, солнце, нам ещё ехать.       — Я не виноват, что ты пьёшь кипяток. Боюсь представить, что творится в твоём рту.       — В нём максимально хорошо: влажно, горячо и тесно, — усмехнулся Бён, глядя на него одним из своих сумасшедших взглядов. Чан сжимает губы, умоляя себя отвлечься от произнесённого, а вот то, что в штанах становится теснее от пробежавших ассоциаций — это уже проблема.       — Я хренею. Ну вот за что ты так со мной?       — За то, что тебе нравится то, что я говорю и могу сделать, — усмехается Бён, одним глотком опустошив чашку. — Кажется, ты нас задерживаешь. Возмущённо надув щёки, Чанёль хмурится и делает большой глоток чая, о чем сразу же жалеет. Язык щипает так страшно, что он едва удерживает стон. Слово «обжёгся» совершенно не передаёт испытываемые им ощущения.       — От дурной головы язык страдает, да? — усмехается мужчина. Уложив телефон в карман, он подзывает официанта. И пока Чан глубоко вдыхает, пытаясь унять боль, мужчина просит принести пару кусочков льда и заодно расплачивается по счёту. Поднявшись с места, он склоняется к его уху, подвинув блюдце с двумя небольшими кусочками льда.       — Подержи во рту, малыш, не глотай, — шепчет мужчина, сверкая ухмылкой. Чанёль с таким потрясением глядит на него, что едва вспоминает, что вообще должен сделать.       — Оставлю это без комментария, — мямлит он от боли во рту. Лёд обжигающе холодный. Парень повторно стонет от того, что боль словно усиливается в несколько раз. Так и выходит из кафе, зажав губы ладонью. Бён уже садится в машину, и Чанёль торопливо переставляет ноги, чтобы не задерживать отъезд.       — Всё ещё болит? — интересуется мужчина, когда они практически подъезжают к санаторию. Угукнув, Ёль прижимает языком оставшиеся малюсенькие кусочки льда к нёбу. Мужчина говорит ему отправляться в комнату, чтобы переодеться и не опоздать на занятие, а сам разберется с парковкой и только потом придёт — ему не принципиально, когда приходить в зал. Кивнув, Чан выбирается из машины прямо под моросящий дождь и быстрым шагом добирается до здания. Уже в комнате он пьёт прохладную воду прямо из бутылки, и язык страшно щипает, но уже не болит так сильно, как раньше. К залу Чанёль приходит минута к минуте. Минхо встречает его около входа, привалившись к стене плечом, сложив руки на груди. Кивнув головой в сторону зала, он пропускает мимо ушей приветствие и сразу начинает занятие, засыпая упражнениями и разминкой. Паку даже оглянуться некогда на вторую часть зала, он понятия не имеет, когда Бён приходит, но когда сам Чанёль освобождается в пятнадцать минут седьмого, мужчина уже там. Попрощавшись с тренером, Пак выходит в коридор и прислоняется к стене недалеко от панорамной стены-окна. Ракурс позволяет ему проследить за чужими движениями, и Ёль не ожидает, что настолько ощутимо будет видеть Бёна на тяге верхнего блока. Чану тренер тоже напророчил упражняться на этом тренажере, но пока его тело слишком слабое для таких нагрузок даже с малым весом, зато этот чёртов жук рвёт на груди рубаху, словно недели до этого только этим и занимался… Бён выходит к нему сам спустя десять минут. Ему достаточно взглянуть на смарт-часы, чтобы определить время и обратить на Пака внимание. Чанёль очень надеется, что глаза не выдадут его чувств, но Бёну достаточно оглядеть его, чтобы ухмыльнуться и непозволительно близко приблизиться, чтобы шепнуть очередную пошлость.       — Блин, серьёзно: что меня выдало? — недовольно буркнул Чан, потерев защипавшую щеку. — Глаза? Щёки? Или настолько явно заметно, что у меня встал?       — Ты оттягивал футболку, малыш, — подмигивает мужчина, поворачивая его к коридору, — вот и всё. До конца ужина всего полчаса. Так что на душ времени не остаётся и им приходится идти на ужин прямо так. Они не одиноки: почти все вышедшие с ними жильцы санатория плетутся в столовую. Ужин проходит неспешно и с большим удовольствием, хотя Чанёлю кажется, что он готов съесть что-то ещё, но увы…       — Кто где ночует? — спрашивает Чан.       — Давай у меня, — пожимает плечами Бён, собирая пиалы на поднос. — Загляни к себе, возьми какие-то вещи и приходи. Отпив воды, парень кивает:       — Надо забрать вещи из прачечной. Схожу в душ и приду к тебе. Дверь не закрывай.       — Хорошо. Так и делают: Чан идёт вправо, мужчина влево к лифтам. Забрав вещи, парень неспешно добирается до своей комнаты, ставит телефон на зарядку и идёт в душ. Уже там, раздевшись, он вспоминает, что забыл сменные вещи и возвращается обратно, затем снова идёт в ванную. Когда он оказывается во второй комнате, там практически не горит свет: только один светильник в углу комнаты освещает пространство, но больше ничего. На улице достаточно светло, но комната всё равно тусклая, потому что солнце сильно затянуло облаками. Окно открыто, и ветер буквально тянет запах дождя. Ёль думает, что скорее всего ночью будет гроза. Он ставит телефон на зарядку, заметив, что ещё один телефон подключён к розетке, а потом стягивает с себя футболку со штанами. Здесь ему одежда особо не понадобится. Бён такого же мнения, поэтому выходит из душа полностью обнаженным, параллельно пытаясь высушить волосы полотенцем. Откинув одеяло, парень подставляет подушки к изголовью и расслабленно полусадится на постели.       — Дверь закрыл? Угукнув, Ёль лениво наблюдает за мужчиной, проходящим по комнате к телефону, и что-то клацает, продолжая проводить тканью по волосам.       — Погода сильно испортилась, — отмечает Бён, — море отменяется. Думаю, ночью будет дождь. Снова угукнув, парень скашивает глаза на серое небо и залипает на нём, ощущая на себе потоки прохладного воздуха. Хочется прикрыться одеялом, но до ближайшего уголка нужно тянуть руку, а подняться сил нет — половина тела буквально гудит от напряжения. Бён привлекает его внимание, когда садится в кресло: здесь немного другая планировка или мужчина просто его перетащил в другое место, потому что в комнате Пака кресло находится около постели, а в этом номере — около окна. Развесив небольшое полотенце на подлокотнике, мужчина открывает пачку сигарет и губами достаёт сигарету, тут же несколько раз щёлкая зажигалкой. Затянувшись, он зачёсывает влажные волосы назад и откидывается на спинку. Эта поза кажется Чанёлю вызывающей, в какой-то степени откровенной: расставленные ноги, расслабленная поза, свисающая рука с подлокотника, длинные затяжки… Он сотни раз касался чужого тела, проводил руками по плечам и груди, царапал кожу, прикусывал, ставил метки и всё равно, наблюдая за ним, Чан чувствует себя как в первый раз. Достаточно лишь представить, как он сядет на чужие колени, как тут же воображаемый Бён тянет к нему руки и смотрит своими невероятными глазами то ли соблазняя, то ли предвкушая то, что Чанёль сможет ему дать. Правда, он ничего ему не сможет дать. Пока — нет. Парень не сразу понимает, что почерневшие глаза наблюдают за ним. Бён поднимается с места, втаптывает окурок в пепельницу и идёт к постели. Даже не зная, что может произойти дальше, Ёль в предвкушении опускает взгляд к чужим губам, тут же ощущая как, прогибается матрас под давлением чужого колена.       — Чего-нибудь желаете, господин Бён? — шепчет парень. Мужчина садится рядом с ним и наклоняется ближе, упираясь через его тело рукой в постель. Пак прижимает ладонь к чужой шее и с удивлением понимает, насколько у него горячая кожа. Пальцы двигаются дальше, к загривку, и аккуратно входят во влажные волосы. Бён медленно оглядывает его, словно решает, с чего начать, и криво улыбается, но не отвечает.       — Надумал играть в молчанку? Слабо усмехнувшись, он наклоняется к уху и опускает ладонь на бок, посылая импульс по всему телу.       — А кто тебе, Чанёль, позволял нарушать субординацию, мм? — вкрадчиво вопрошает мужчина. Парень шумно выдыхает, чувствуя, как сознание с готовностью раскрывается для игры, окутывая тело полотном предвкушения. Пальцы на боку усиливают хватку, и даже не возникает желания лечь удобнее. Чан сомневается, что ему позволят малейшее движение.       — Так…       — Тс-с, — перебивает Бён. Губы соприкасаются в настойчивом поцелуе. Парень закидывает руки на шею, пытаясь привстать и подвинуться, но мужчина вжимает его ладонью в изголовье и на мгновение сам разрывает поцелуй. Заминка нужна лишь для того, что поддеть резинку белья и тут же стянуть его с бедер. Губы припухшие, покрасневшие, взывающие к касанию… Мужчина приближается к нему снова, Чан с готовностью опускает взгляд на его губы, но Бён сбивает его с толку, вынуждая смутиться:       — Раздвинь для меня ноги.       — Чёрт, что ты творишь? — бормочет Ёль. Бён лишь усмехается, пока парень сгибает ноги в коленях и раздвигает их для пересевшего между ними мужчины. Больно ущипнув его, он проводит руками от колен к бёдрам и подсаживается ещё ближе, соприкасаясь с ним пахом. Ладони жгут тело не хуже поцелуя, который усиливает сердцебиение. Чанёль как обычно первый, кто несдержанно стонет, пытаясь отклониться от изголовья, но у Бёна иные планы на его телодвижения — их прямое отсутствие.       — Я не хочу лежать камнем, — недовольно протягивает Чанёль, ощущая на шее едва ощутимые укусы.       — Когда я захочу спросить тебя — я спрошу тебя. От неожиданности прозвучавшего, Пак непроизвольно напрягается, но у Бёна потрясающе умелые руки. Он вынуждает его подчиниться, и медленно расплавляет в нём металл, удабривая несдержанность.       — Возможно, господин Бён захочет поиграть с пальцами? Я по ним жутко соскучился, — шепчет Чан. Мужчина усмехается и отстраняется от него, прошивая тёмным взглядом.       — Возможно, — с непонятной интонацией откликается Бён. Однако, никаких движений не осуществляет. Чанёль странно себя чувствует под таким тяжелым взглядом. Такое ощущение, что Бён решает, как будет его препарировать. Такой взгляд трудно удержать, и он чувствует, как щёки начинает щипать, а глаза ужасно хочется отвести, потому что неловкость поднимается к горлу. Ёль думает спросить, есть ли в комнате смазка или что-либо заменяющее её, но почему-то нерешительно продолжать молчать, не в силах перестать кусать губу. Наконец, мужчина начинает действовать, но не так, как ожидает Пак: Бён оглаживает ладонью связки на ноге, обводя большим пальцем основание полувозбуждённого члена. И пока все чувства концентрируются на этом касании, мужчина не спускает с него взгляд. Ёль чувствует себя прикованным к нему и не может отвести глаза, хотя ужасно хочется и горящее лицо только и сигнализирует об этом. Он даже не сразу чувствует, что вторая ладонь продолжает движение, поднимаясь от паха к шее и вдруг — ко рту. Большой палец поглаживает подбородок и касается губ. В этот же момент чужие глаза опускаются ниже к руке, и Чанёль ощущает себя так, словно родился второй раз. Затем понимает, что прямо сейчас готов сдохнуть, потому что бёновские зрачки расширяются, когда он приоткрывает губы и впускает палец внутрь. Парень думает: это — лишь игра, но указательный и средний не следуют далее. Чанёль это осознает, когда сфинктер растягивает под аккуратным давлением плотной подушечки большого пальца. И это всегда как в первый раз. Пак готов проклясть себя, потому что дыхание сбивается с привычного ритма, ноги раздвигаются шире и ужасно хочется поёрзать, чтобы приблизить касание к простате. Хочется яркости перед глазами, импульсов, чтобы снесло крышу и…       — О, — задушено выдыхает Чан, тут же зашипев.       — Хочешь что-нибудь сказать? Щёки воспламеняются от чужого тона.       — Не уверен, — мямлит он, начиная понемногу сжимать одеяло. И всё-таки это безумно странно: реакция следует, даже если ничего такого не происходит. Чанёль понимает, что возбуждается по большей части от осознания происходящего, чем от самих действий. Он без ума от того, что бёновские пальцы внутри него, что он здесь, рядом с ним, что он хочет его, но останавливает себя… Чёрт, что же будет, когда они дойдут до проникающего секса?.. Простата набухает под поглаживаниями. Ёль словно окунается в горячую воду, лицо ошпаривает жаром удовольствия. И пусть движения аккуратные, массирующие, его всё равно кроет от желания свести ноги. На колено заёрзавшей ноги опускается ладонь, останавливая одним движением. Чан прикусывает губу и поднимает взгляд к заинтересованным глазам напротив, тут же низко простонав от резкого движения внутри.       — Чёрт… — шумно вдыхает, зажмурившись.       — Ты такой узкий. Парень распахивает глаза под собственное: «О, нет». Он готов держаться до последнего, если мужчина будет молчать, но это — всегда приближает его к грани слишком быстро. Движения внутри словно ускоряются, но тут же будто замедляются и всё горячится изнутри, посылая волны возбуждения в член. Чан не может удержаться: снова ёрзает, хмурит брови и стонет, сжимая одеяло в кулак.       — Ну-ка, спокойнее, — мягко командует мужчина, спуская ладонь с колена на бедро.       — Ох, нет, — парень качнул головой, тут же чувствуя, как стон поднимается к горлу от крепкого давления ладони.       — Поменяемся местами? — предлагает мужчина, тут же замечая поспешный кивок. Однако когда мужчина подсаживается к изголовью, Ёля буквально силком усаживают на колени, да ещё и так близко… Парень хочет сказать «О, это необычно», но успевает лишь выговорить «О, это…», потому что Бён нетерпеливо облизывает губы и перебивает его настойчивым:       — Открой рот, малыш.       — Чёрт, — стонет парень, прежде чем пропустить чужие пальцы внутрь. Это не кажется чем-то извращённым, но Ёлю почему-то нравится. Он вливается в процесс, обводя фаланги языком. Он знает, что должен всего лишь оставить на пальцах побольше слюны, но не может себе отказать в желании попробовать их пососать. Бёновский зрачок скоро перекроет радужку, хотя они и так у него довольно тёмные…       — Тебе не кажется, что ты переусердствуешь? — хрипло спрашивает мужчина.       — Просто пытаюсь показать, что ты теряешь со своей категоричностью по поводу минета. Бён стонет сквозь сомкнутые губы, и это лучший звук, который Ёль когда-либо слышал. Мужчина немного раздвигает ноги, подсаживается парня ещё ближе и, чёрт, Ёль должен был предвидеть это, но сообразил слишком поздно. Он снова в коконе его рук, да ещё и губ, которые таранят кожу у ключиц. Пак стонет, запрокидывая голову, когда первый палец проскальзывает внутрь.       — Хочешь что-нибудь сказать?       — Если я начну задыхаться от обилия чувств — просто добейте меня, господин Бён. Мужчина зашипел, настойчиво коснувшись простаты. От неожиданности Ёль даже привстал, но чужая рука усадила его обратно, прижимая к себе за спину. Касания даже не думали прекращаться, и Чанёль не мог удержать в себе эмоции, посылая мурашки по чужому телу.       — Как много всего, — пожаловался он.       — Всё как ты любишь, — хмыкнул мужчина. — Ты перестанешь ёрзать или нет? Я не планировал заканчивать так рано.       — Плохо держишь, раз я ёрзаю, — шикнул Чан, тут же ахнув от очередного импульса. Бён рыкнул, плотно усаживая его на колени. Парень густо покраснел, ощутив твёрдый член мужчины. Неудивительно, что он заговорил об этом: Пак буквально трётся об него, естественно, это подводит к краю их обоих. Опустив взгляд вниз, Чанёль приоткрывает губы и рефлекторно дёргается от проникновения второго пальца. Рука это полностью пресекает.       — Блять.       — Мм, вошёл как влитой, — одобрительно протянул мужчина. — Ты такой расслабленный внутри.       — Ебануться. Откуда в твоей голове столько пошлости? — прохныкал Пак.       — Да это всё ты, — возбуждённо шепнул мужчина, сильнее надавливая на простату, — ты, а не я. Чанёль всхлипывает, попытавшись дёрнуться в капкане рук. Бён недовольно цокает, неумолимо взглянув на него, но Чанёлю много не надо, чтобы кончить. Раз не дают дёргаться, будет пробовать действовать иначе. Главное, продержаться, пока он отвлекает мужчину поцелуем. Сперва кажется, что это выше его сил — держать себя под контролем, пока тело отзывается на каждое касание изнутри — но постепенно рука ослабляет захват и удаётся подгадать момент, чтобы обхватить их члены ладонью. Губы автоматически замирают, не разрывая контакт. Бён открывает глаза, и они настолько застланы желанием, что хочется на всё наплевать и насадиться на член самостоятельно. Понимание того, что мужчина не отступится, приходит сразу: руки не распускаются, а пальцы не сбиваются с темпа, словно ускоряя трение внутри. Чанёль прикусывает губу и целует агрессивнее, надрачивая члены. Словно сам себе хуже делает: из него стоны выскакивают чуть не каждую секунду, зато из Бёна хрен вытащишь.       — Имей в виду: я без тебя не закончу, — предупреждает он, разорвав поцелуй.       — Ты не сдержишься, — горячо возражает мужчина, слабо укусив его за подбородок. — Давай же, малыш, давай. С каждым резким движением руки Ёлю кажется: вот сейчас! Вот сейчас! Вот сейчас! Ствол пульсирует, дыхание начинает срываться и как же, чёрт возьми, хочется поёрзать, расплавиться в чужих руках. Парень нетерпеливо, несдержанно стонет, будто бы умоляя уже всё закончиться, но Бён продолжает себя удерживать несмотря на стимуляцию.       — Пожалуйста, — на грани бормочет он, выгибаясь, — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Тело слишком горячее. Обжигающее. Ему кажется, что кружится голова от неустойчивого дыхания. Он насаживается на пальцы, несдержанно рывками двигает бёдрами, увеличивая трение между членами. Мужчина гулко стонет, ослабляя захват вокруг поясницы, и сжимает ягодицу, прикусив кожу на шее. Чанёль даже не осознает, что из этого доводит его до оргазма.       — Бэк! Парень стонет, всем телом откликаясь на чужое протяжное мычание. Сейчас настолько хорошо, что Ёль не отцифровывает в какой момент мужчина втягивает его в поцелуй. Осознание приходит как по щелчку: он всё ещё постанывает в чужие губы, затем мозг распознаёт аккуратные поглаживания в районе бедер… Медленно разорвав поцелуй, Чанёль отклоняется от мужчины и облизывает губы. Бён расслабленно откидывается на спинку кровати и приподнимает уголок губ.       — Ты бы себя видел.       — То же самое могу сказать и о тебе, — шепчет Чан, для удержания равновесия укладывая ладони на его предплечья. — Как-то в этот раз по-другому. Не пойму, в чем дело.       — В тебе? — предположил Бён.       — Или в тебе?       — Или во мне, — пожимает плечами мужчина. — В душ или посидим?       — Не знаю, — рассеяно отвечает Пак, опуская взгляд, — пойдём, наверное.       — Иди ты, или тебя отнести? — подёргивая бровью, предлагает мужчина. Слабо улыбнувшись, Чан, морщась, привстаёт с чужих колен и отсаживается к боку кровати. Ладонь останавливает его, обхватывая за запястье. Парень удивлённо оборачивается, уловив непонятный взгляд.       — Всё нормально?       — Конечно, — недоумевающе откликается Пак, тут же усмехаясь: — А что может быть не нормально?       — Я тебя неправильно ощущаю. Не так, как обычно. Улыбнувшись, Чанёль склоняется к Бёну, который наклоняется к нему, уловив намерение поцеловаться.       — У меня банальный переизбыток эмоций, Бэк. Ты вызываешь угрожающую моему сердцу дозу чувств. Вот посиди и подумай, как мне с этим справиться. Выпутав руку из захвата, он поднимает свои трусы с пола и бросает их на стул, уходя в гардеробную. Стащив с полки полотенце, он медленно входит в ванную и закрывает за собой дверь, замирая на месте вместе с тихим щелчком замка.       — Нихуя себе, — шепчет Чан, утыкаясь лицом в полотенце. В душе он старается надолго не задерживаться. Необъяснимое желание оказаться в комнате рядом с Бёном становится сильнее с каждой минутой. Так что он практически не обтирается, больше уделяя вниманию волосам, с которых капает слишком много воды. Мужчина оборачивается, когда он выходит из ванной. Окно открыто нараспашку, впуская прохладный воздух. Продолжая вытирать волосы, Ёль голышом забирается на кровать с ногами и обращает всё своё внимание на вновь закурившего Бёна. Он садится в кресло и переносит вес на локоть, опёршийся на подлокотник. Чан опускает голову, проводя полотенцем по затылку, затем откидывает полотенце в конец кровати, молча надеясь, что мужчина заберет его в ванную и развесит. Прищуренные глаза всё ещё оглядывают его, а затяжки становятся всё глубже и медленнее.       — Знаешь, какой у тебя сейчас взгляд?       — Такой, что тебе не нравится? — слабо усмехается Ёль.       — Нет, не в этом дело, — качнул головой мужчина, совершенно неожиданно дёрнув плечом и на мгновение проявив сконфуженность. — Он мне непонятен. В том смысле, что его ещё не встречал. Я знаю тебя вдоль и поперек, но это — это что-то, что я ещё не встречал.       — Это не первая наша близость, — возразил Чанёль.       — Да, но видимо впервые нам удалось вызвать в тебе столько чувств.       — Это было много, — аккуратно согласился Пак, — но мы не сделали ничего нового, чтобы это произошло.       — Интересно, — протянул Бён, задумчиво окинув его взглядом. Поведя плечом, Чан закатил глаза и накинул на ноги одеяло, намереваясь спать голым. Долой трусы! Телу нужно дышать. Пока он копошился на постели, взбивая для них подушки и поправляя сбитую простынь, Бён так и не опустил взгляд, продолжая за ним наблюдать, даже большой палец прикусил — настолько был задумчивым.       — Ты чего? — удивился Чанёль. Мужчина моргнул, поднялся с места и сделал последнюю затяжку, тут же втаптывая половину сигареты в пепельницу.       — Ты раскрываешься, а я не могу уловить, из-за чего. Мне интересно, что будет дальше. Не хочу упустить ни один момент, — хмыкнул он. Чанёль закатил глаза и лёг на подушку, натягивая одеяло чуть выше бедра.       — Мне больше интересно, почему сейчас. Разве «бум эмоций» не должен был произойти раньше? До аварии, например? Мы тогда и начали развлекаться, но почему-то накрыло сейчас.       — «Развлекаться», — фыркнул мужчина, подняв-таки полотенце с кровати. — Спокойной ночи, малыш.       — Я дождусь тебя, и тогда будет «спокойно ночи», — зевнул Чанёль.       — Не дождёшься, — хмыкнул Бён, отходя дальше.       — Дождусь! — возразил парень.       — Спорим на желание? Ёль закатил глаза и угукнул, прекрасно осознавая, что готов заснуть хоть сейчас. Эти чёртовы кровать и подушка слишком хороши, чтобы оттягивать сон.       — Вид сзади буквально орёт о том, что ты уже мне проспорил. Чан с трудом разлепил глаза и тяжело вздохнул:       — Вид сзади должен орать тебе совсем о другом.       — Стесняюсь спросить: о чём же? Ёль резко обернулся, хмурясь при виде мужчины: Бён прислонился плечом к стене, скрестив руки на груди, оба полотенца оказались на плече.       — Ты серьёзно ждёшь, пока я усну?       — Я кое-что придумал и теперь хочу выиграть несмотря ни на что. Устало взглянув на Бёна, парень откидывается обратно на подушку.       — В таком случае, я проиграл. Пожалуйста, иди уже в ванную, ладно? Без тебя мне хуже спится. Мужчина ничего не отвечает. Ветер становится всё холоднее, но кажется, что в комнате всё ещё стоит жар. Чанёль закрывает глаза и натягивает одеяло повыше. Практически сразу чувствуется поцелуй в висок и тихое «Я закрою окно, когда вернусь. Засыпай». «Я тоже люблю тебя, Бэк»