О прощении

Бэтмена больше нет. Долгое время Бэтмен был обычной городской страшилкой. Пока в Венесуэле поклонялись бандитам и гангстерам, в восточных районах Готэма в киосках с журналами, сигаретами и фиджет спиннерами можно было найти гипсовые фигурки Бэтмена размером с ладонь. Фигурки были разнообразные: некоторые просто летучие мыши, другие изображали бесформенную чёрную фигуру с длинными остроконечными ушами и горящими глазами. Такие обычно ставили у входа в заведение или дом, чтоб отвадить зло. Перед важным ограблением принято было выкуривать сигарету у старого памятника Соломону Уэйну, на подножии которого была нацарапана летучая мышь, чтобы задобрить Бэтмена. Его существование всё-таки доказали, хотя многие всё ещё сомневались, другие полагали, что кто-то просто взял за идею легенду и смастерил под него костюм. Готэмцы считали себя народом набожным и недолюбливали метропольского инопланетянина, взявшего привычку давать интервью Дэйли Плэнет, не особо они жаловали и греческую принцессу, которая твердила, что была представительницей Олимпа, да и всех остальных они тоже на дух не переносили. Бэтмен, пусть и походил больше на дьявола чем на бога, был олицетворением их желаний и молитв. Он был порождением Готэма. Он пугал и в то же время защищал, наказывал и помогал. Проститутки клеили на окна самодельные бэтсигналы, дети оставляли у окон открытки и блюдца с печеньем, наемные приспешники всё так же курили у старого памятника Соломону Уэйну перед важными заданиями. Потом Супермен твитнул, что Бэтмен был Брюсом Уэйном. Не ясно было, шутка ли это, может, в следующем ток-шоу мистер Уэйн шутливо признается в том, что он и в самом деле Бэтмен, и все посмеются, ведь ну правда смешно же! С каждой минутой всё меньше, правда. Особенно когда особняк Уэйнов подорвали. Следуя славной традиции, Брюс Уэйн стал самой популярной кандидатурой в мэры. Даже несмотря на то, что он отказался. Готэмцев это не останавливало. Они любили странноватого, но доброго Брюса Уэйна, они любили страшноватого, но заботливого Бэтмена. Кто-то продавал идеи для мюзиклов, киоски с газетами, сигаретами и фиджет спиннерами продавали теперь гипсовые фигурки Уэйна размером с ладонь. Метрополис превратился в нулевую зону, Вашингтон едва ли не ушёл под воду, в Африке до сих пор во многих местах стояли диктаторские режимы, но Готэм не унывал. Они уже не раз переживали полное разрушение, не единожды их включали в самые опасные города мира — и посмотрите-ка, Готэм всё ещё стоит. И снова главные новости им приносил инопланетянин метропольский — лучше бы город свой получше защищал, бурчал в баре на Солдэй сквер дед, пряча лицо за кружкой пива, не дай бог тот услышит, он же совсем там поехал головой и убивает всех направо и налево. На Землю тогда напал какой-то другой инопланетный маньяк — продыху нет от этих инопланетных задниц, чего им тут, мёдом намазано, продолжал бурчать дед — и дело было настолько плохо, что пришлось даже Супермена из тюрьмы достать, чтоб тот помог. И вот из корабля вышел этот Супермен, вынося на руках какой-то огромный чёрный ворох. В тот момент у всех готэмцев в мире сердца коллективно пропустили удар. — Бэтмен мёртв, — произнёс Супермен, — он умер как герой, защищая Землю, защищая весь мир, защищая своего сына. В тот вечер у пошарпанного памятника Соломону Уэйну собралась целая толпа. Вокруг раскинулось море плюшевых летучих мышей, цветов, фотографий с размытыми пятнами (владельцы с пеной у рта доказывали, что поймали неуловимого Бэтмена на камеру). Единственные, кому это всё как-то уже в печёнках сидело, были дворники и уборщики. Им приходилось смывать бессчётные бэтсимволы и граффити со стен. Так вот уже неделю над парадным входом в мэрию красовалось красной краской «Бэтмен жив». Теперь уже покупались права на документальные фильмы. Форумы с конспирационными теориями росли. Кто-то говорил, что умирал Бэтмен не впервые, но каждый раз возвращался. Значит, и в этот вернётся, главное, верить И готэмцы верили. Дэмиен понял это как никогда ясно, когда связывал грабителя магазина, ожидая полицию. Грабитель смеялся, сплёвывая кровь, и рассказал ему, что встретился как-то с тем Бэтменом, настоящим. — Я тогда так обделался, даже не стыдно признаться, — хихикнул он, расшатывая языком полувыбитый зуб. — Не знаю, как он это делал, но в один момент мне казалось, у меня сердце от страха остановится. Он разбросал остальных ребяток, у которых хватило мочи хоть попытаться броситься на него. Я наставил на него пистолет, думая, какой же я кретин, как будто какая-то пуля сможет хоть замедлить это чудище. А он сказал мне: «Зачем?» Нормальным голосом. Прикинь? Я не выстрелил, а он ушёл, оставив меня. Я, конечно, так и остался ублюдком конченым, но каждый день задаю себе этот вопрос. Ты, конечно, костюм надел, но чего-то тебе ещё не хватает, сынок. Так зачем? Дэмиен вырубил его и, заслышав сирену, сбежал, оставив полицейским разбираться с горе-философом. * Кара парила над потолком, протирая влажной тряпкой угол, убирая с люстры паутину. Волосы торчали коротким хвостиком, щёки порозовели от усердия. Она задалась целью вычистить поместье до блеска, неостановимый вихрь чистосердечного старания и солнечного оптимизма. Давно забыв о том, что должен был вынести вазы в холл для профессиональной очистки, Дэмиен прохаживался по галерее, рассматривая длинную череду портретов. В самом центре комнаты, сурово глядя на каждого входящего, стоял в полном обмундировании Соломон Уэйн. Слева от него висел портрет его сына Алана, а далее тянулась вереница бесконечных Уэйнов. Выбивался портрет ближе к концу, из пятидесятых, изображающий Доротею Уэйн. В роду Уэйнов редко рождались женщины, ещё реже они становились главой семьи, но эта с легкостью затмила всех мужчин, с которыми делила галерею, кроме, разве что, самого Соломона и отца. Когда мать заставляла его учить семейную историю, она стала любимым предком Дэмиена. Портрет был сделан после войны, так что поверх одного глаза уже красовалась чёрная повязка. Доротея стояла так прямо, что чуть отклонялась назад, с успехом глядя сверху вниз даже на тех, кто был выше неё — что само по себе было маловероятно, ведь в ней роста шесть футов. Однажды её попытались выкрасть, наставив пистолет ей в лицо и приказав выйти из машины, на что она рассмеялась и не двинулась с места. Из-за такого соседства Томас Уэйн казался ещё мягче, несмотря на свой рост и комплекцию. Он был воистину огромным мужчиной, едва вмещался в картинную рамку, но страха он не внушал, слишком уж доброе было у него лицо. Лицо доктора, который ездил по трущобам Готэма, лицо человека, который едва не обанкротил семью благотворительностью, по которому плакали все, включая его врагов. Браун предпочитала Елизара Уэйна, архитектора, одержимого всем мистическим. Он построил и кафедральный собор, и ратушу, перестроил практически весь центр Готэма, напичкав его горгульями. Больше всего он любил, конечно же, ту горгулью, что была его женой, заговорщицки шептала Браун, заставляя Дэмиена дёргаться от её тёплого дыхания, пахнущего острыми Доритос. После смерти жены он, преисполненный печали, утопился в бочке с вином. В прямом смысле. Такими подробностями из жития Уэйнов мать с ним не делилась. Дэмиен даже не знал, правда ли это или очередной розыгрыш противной Браун, но спросить не решался, чтоб не показаться дураком. Она же частенько называла Дрейка своей горгульей, но возможно, потому что Дрейк был уродливым и горбился. — О чём задумался? — перед ним возникло перевёрнутое лицо Кары. — Всё ещё переживаешь из-за того грабителя? Ты же знаешь, он просто задеть тебя пытался. — Знаю, — ответил Дэмиен и почувствовал, как в носу зачесалось от пыли, упавшей с её волос. — Просто вспомнил кое-что, извини. Я не самый лучший собеседник. Если хочешь, можем поставить музыку. Кара широко улыбнулась и перевернулась, опускаясь на землю рядом с ним. — У них у всех такие вытянутые строгие лица, будто привидения. Жилище у тебя жутковатое, — призналась она, — как раз под стать Бэтмену. — увидев что-то в его лице, она быстро добавила: — Но мне нравится всякая жуть. По ночам тайком читала страшилки, мама запрещала. Ха! Каждый четверг, если, конечно, помощь нигде не нужна, в Башне проходит киновечер, класс, да? На прошлой неделе была моя очередь и мы смотрели «Наследие»! Просто ужас! Хайме так визжал! Хочешь присоединиться на этой неделе? — Не думаю, что это хорошая идея. — Но почему? — расстроенно спросила Кара, как будто у них не случался уже бесчисленное количество раз этот разговор. — Вход только для Титанов. — Но ты же был когда-то одним из них, уверена, они будут не против. — Будут, — Дэмиену было физически больно хоть в чём-то отказывать ей, — они не захотят меня видеть. Я только вечер всем испорчу. Поверь. Кара упёрла руки в боки. Она напоминала надутого щенка лабрадора. — Потому что вы были по разным сторонам, да? Ну так я тоже. Но это была ошибка. Они приняли меня. Примут и тебя. — Всё не так просто, — покачал головой Дэмиен. — В твоем случае, это действительно было ошибкой вследствие неведения. В моём, осознанным выбором. И я до сих пор не уверен, ошибочном ли. Он не был единственным из Титанов, кто остался с Суперменом. Киборг и Рейвен тоже переселились на базу Лиги Справедливости. После войны Рейвен сбежала к отцу в Ад, а насчёт Виктора… Он едва ли не первым поддержал Супермена, думая, что во взрыве в Метрополисе погибли Бистбой и Старфайр. На базе они делили стенку, и Дэмиен часто слышал, как в соседней комнате на повторе проигрывают записи. Записи лучших времён: иногда лаял пёс, рычала горилла, изредка доносилось птичий клекот, и много отрыжек, песен, весёлых криков и смеха. В этом море смеха нельзя было различить отдельные голоса, но пару раз он улавливал, или представлял, будто улавливал, Грейсона. Их тюремные камеры тоже имели смежную стену, но Виктора отключили от сети и проигрывать записи он больше не мог. Ни звука не доносилось из соседней камеры, и Дэмиен представлял, как Виктор бездвижно лежит на одном месте, утешаясь лишь отголосками воспоминаний. Однажды Старфайр пришла к ним — какими же они были дураками, если подумали, что атомный взрыв мог хоть как-то ранить существо, являющее сгустком чистой энергии? Она села на табуреточку перед камерой Виктора, рассказала ему, как они собрались, все, кто остался из Титанов, явились к Супермену без какого бы то ни было плана. Глупые дети, все до единого. Не желая — тогда ещё — брать на душу детские жизни, Супермен бросил их в Фантомной Зоне. Они провели там шесть лет. Мгновение и вечность. Друзья искали их всё это время, искали по всей планете, во всех уголках Вселенной — и наконец спустя шесть лет Бэтмен нашёл их и спас. За всё время, что она просидела в тюремном коридоре, она ни разу даже не взглянула на Дэмиена. Не накричала, не потребовала ответа, ни словом не перемолвилась. Она готова была простить Виктора, но его не существовало для неё. Дэмиен не винил её, как не винил никого, кроме отца. Стыдно признаться, но Дэмиен понятия не имел, где был сейчас Виктор и чем занимался. Возможно, вернулся к Титанам. Вряд ли, но возможно. Если бы вернулся, они бы приняли его. Но Дэмиену туда хода нет. Возможно, если бы он вернулся сразу же после пропажи Дрейка. После того, как глупые Титаны пришли прямиком к ним, думая, что сила дружбы сможет остановить Супермена. Но всё закончилось так быстро, без кульминации, без огласки. Они просто пропали с лица Земли, и ни Дэмиен, ни Виктор не успели узнать, что Старфайр и Коннер выжили. Дэмиен понятия не имел, как близко всё это время был Дрейк. Если бы… Дэмиен вздохнул. Толку думать об этих «если бы» да «кабы». Уловив, что её слова лишь усилили его меланхолию, Кара виновато сжалась, стараясь занимать как можно меньше места. Сколь несвойственное ей состояние! Ему нравилось, когда она занимала собой всё пространство, не давала ему уйти от ответа, не давала ему скрыться в свой панцирь как старая, подверженная депрессии, черепаха. Не замечая, что делала, она слегка поднялась над землёй, так что только носки едва касались пола. Ещё немного — и улетит как подхваченный ветром воздушный змей. — Я тебе никогда не рассказывал про Доротею Уэйн, — внезапно сказал Дэмиен. Настроение Кары мгновенно переменилось, она приняла эту веточку оливы и закрутилась в воздухе, устраиваясь поудобнее, приготовившись слушать. — Этот мой любимый, — она указала на портрет Томаса Уэйна, — он единственный выглядит счастливым. * Он опустился на пролёт пожарной лестницы, надеясь, что костюм и сгустившаяся темнота скроют его присутствие. Если, конечно, его не выдаст собственное рваное дыхание. Прижал руку к пострадавшему боку — горячо, мокро, кровь не остановилась. Да и как ей было остановиться, если он гасал по крышам как умалишённый. Всё потому что чёртова Барбара не даст ему входа в пещеру. Оказалось, кроме неё доступ имели ещё Кошка, Клоунесса и Тодд, но он даже не пытался, эти трое скорее отрежут себе правую руку, чем помогут ему. Впрочем, взаимно: когда он попадёт в пещеру, первым делом закроет её от этого сброда. Кошка, перебежчица без стыда и совести, Клоунесса, по вине которой взорвался Метрополис, помешанный маньяк Тодд? Их существование и то, что Барбара считала их более достойными доверия, нежели его, вызывало в нём ярость. Её оправдания, будто она защищала его от попытки стать вторым Брюсом, только ещё больше бесили. Все костюмы находились в пещере, но всевидящая Барбара не учла одного: пронырливость Дэмиена. С помощью рентгеновского зрения Кары он нашёл чемоданчик, в котором Брюс хранил один из запасных костюмов, в который он мог переодеться в экстренной ситуации. Костюм, естественно, был лёгким, практически не защищающим, без привычного набора гаджетов. Но это был костюм. Дэмиен перешил его немного под себя и вышел на улицу. Патрули проходили с переменным успехом: ко всему прочему ему нужно было избегать Барбару и остальных. Не самое лёгкое дело, но он частенько проделывал подобное раньше, дабы избежать опеки старших, приставленных к нему в качестве няньки. Браун единственная отпускала его без боя, ведь это значило, что она могла прискакать к Дрейку и продолжать патрулировать с ним, притворяясь, что искала Дэмиена. Несмотря на то, что это было ему на руку, Дэмиен каждый раз бесился. Он вообще всё время бесился рядом с ней. Его бесил её писклявый голос, его бесила её внешность, её неуважение к отцу, её лобызания с Дрейком, его бесило всё, что она делала. Браун искренне наслаждалась своим положением занозы в заднице. Каждый раз, когда они возвращались с патруля, он тайком рассматривал её. Она снимала свой капюшон, и её грязные русые волосы всегда по-дурацки лежали, примявшись. Её огромный рот, большие зубы, невыраженный подбородок, по-жабьи выпуклые глаза. Она снимала верх комбинезона, от которого у неё всегда оставались следы на противно-бледной, склонной к красноте, коже. Когда она целовала Дрейка, Дэмиен задумывался, не чувствовал ли тот привкус доритос? А ведь она совсем не была дурой. То есть, была, конечно, полной дурой, но в то же время гениальной. Ей хватило ума взломать Зета-трубы и вломиться на базу. Титанам полегче, они хотя бы могли физически пробиться, а Стефани всего лишь человек, пусть и одарённый сверх меры. Они с Касс ворвались со спасательной миссией, не послушавшись ни разума, ни Брюса (Стефани часто шутила, что в её голове голос разума и совести звучал как Брюс). Стефани и Касс пришли вызволять Дрейка, уверенные, что он не заключён где-то в супер-темнице, построенной Суперменом, что его хранят в ещё более защищенном месте, где-то под рукой, слишком уж он опасный, чтоб упускать его из виду. Дэмиен тогда подумал, какой же бред, но как оказалось, их чутьё было абсолютно право. Не он первым заметил их, они успели пройти через половину базы. Касс вырубила Виктора, прежде чем тот поднял тревогу, а Стефани буквально столкнулась с Дэмиеном. Ему ещё долго снилась её презрительная гримаса при виде него. Дэмиен вынул катану, но не спешил нападать. Она тоже медлила. — Мы пришли за Тимом, — глухо произнесла она. — Дай пройти. — С минуты на минуту тут будет Диана, — вопреки себе сказал он, — уходите, пока можете. Дрейка здесь нет. Не было никогда. — Мы не сбежим как некоторые, — отрезала Стефани, решительная, как никогда серьёзная, исполненная праведного гнева. — Дай пройти. — Не могу. За ней выросла Касс, без слов повторяющая слова Стефани. Пропусти нас. Пусть ты и на стороне зла, но ты можешь сделать доброе дело. Отойди в сторону. Дэмиен готов был драться с Брюсом, готов был драться с бывшими друзьями Титанами, но поднять руку на любимую сестру и на неё, глупую нелепую Стефани, не мог, не был готов ещё. Он попробовал, но они обе обошли его как будто не дрались до этого с, как минимум, двадцатью людьми. Касс обняла его, нажимая на нужные точки, и он повис в её руках; она аккуратно усадила его у стенки и повернулась к появившейся из-за поворота Диане. Они явно много тренировались, чтобы так слаженно двигаться. Они словно работали на одной мысленной волне — и волна обрушилась на Диану со всех сторон. Не в состоянии двинуть и пальцем, Дэмиен смотрел как они раз за разом нападали, как Диана упала на одно колено, прикрываясь браслетами от ударов усиленной зелёными таблетками Стефани. Касс ждала момента, когда Диана откроется, чтоб обездвижить её. У них был план, у них была подготовка, они были дочерями Бэтмена, в конце концов! У них был шанс. У них должен был быть шанс. У кого, если не у них? Диане надоело играться, и она встала в полный рост, хватая скользящую словно тень Касс, хватая так сильно, что сломала предплечье. Они дали ей отпор, достойный уважения и восхищения отпор — и из уважения и восхищения перед их наглостью, перед их преданностью, перед их храбростью, Диана не подумала даже сдерживаться. Самый сильный и умелый боец Бэт-семьи пала. Дэмиен задёргался, чувствуя, как к мышцам возвращалась чувствительность. Он не знал, что он собирался сделать. Но не успел сделать ничего. Стефани, придавленная сапогом к полу, смотрела на его потуги. Широкие губы в беззвучном крике боли, полные слёз большие глаза. Они знали, как неотвратимо то, что произойдёт сейчас. Стефани отвела взгляд в сторону. Диана надавила сапогом, послушался влажный хруст, тело Стефани дёрнулась и обмякло. Шумная, гениальная, красивая, весёлая и трогательная, Стефани Браун перестала быть. Дэмиен бросился на Диану, а она не стала отбиваться, позволила ему оттеснить себя, пока он не понял, что она просто увела его из коридора, где лежали тела его девочек. Она сжала его в медвежьих объятиях. — Прости, птичка, — ласково сказала она, — я знаю, как тебе больно. Поверь, я знаю. А ты знаешь, что так надо. Они погибли как настоящие амазонки, в бою. Мой дорогой, ты же знаешь, я никогда бы специально не сделала тебе больно. Он плакал в её объятиях, как плакал несколько дней после несчастного случая с Грейсоном. У него никого не было, его семья отвергла его, а Кал Эл и Диана никогда не осуждали, приняли, забрали с собой. Диана сидела с ним днём и ночью, повторяя, что это ужасная трагедия, но это не его вина, что виноват во всём только его упёртый отец, поставивший всех под угрозу. Она всегда была рядом с ним, она любила его, и он нуждался в её любви и одобрении как воздухе. Он простил Диану тогда, раз и за всё. Что-то скрипнуло, и Дэмиен, поняв, что начал бредить от потери крови, встрепенулся, готовый встретить врага. Врагом оказалась девочка лет семи, уставившаяся на него из окна напротив пожарной лестницы. Получив от него реакцию, девочка широко улыбнулась, показывая недостающий передний зуб. Она поставила на подоконник стакан молока и тарелочку с печеньем, пододвинула к нему. Когда Дэмиен приблизился к окну, она чуть вздрогнула, но любопытство в ней пересилило осторожность. Он взял одно печеньице и надкусил — слегка чёрствое. — Спасибо, — тихо поблагодарил он, — молоко я не пью, я вегетарианец. Девчачий рот сложился в маленькую восторженную «о». Дэмиен встал, не собираясь истечь кровью при маленькой девочке. — А я знала, — по-заговорщицки прошептала она, — что вы не умерли на самом деле. Злодеи сейчас расслабятся, думая, что вас нет, но злодеи глупые. Все хорошие люди знают, что вы живы. Но я никому не скажу. Честное слово! Зацепившись за соседнюю крышу кошкой, Дэмиен спрыгнул с лестницы и взмыл в воздух.