Terra

      Маленькая Кайни неслась во всю прыть по обледенелому склону холма, норовя обогнать своих друзей – и ей удалось: ребята остались далеко позади, их голоса безутешно обрывали её имя. Им не тягаться с той, что не уступала в скорости более взрослым сёстрам и смогла обогнать самого Рытхэу – лучшего бегуна среди сверстников. Быстрые ноги малышки Кайни держали в руках великие Духи, они же наполняли её крошечное сердце невероятной силой, могущей свернуть горы. Так она себя чувствовала.       С тревогой она перемахнула через большой валун и сделала передышку. Большая тень легла на её тонкую фигурку в короткой кухлянке. Кайни поднимает взор к небесам и застывает в страхе и волнении перед небесным зверем. Он столь огромен, что заслоняет и бледный солнечный диск, низко опущенный над горизонтом, и рваные розоватые облака, быстро плывущие прочь, и куски серо-голубого неба, зовущего к вечному свету. Что бы сказала ей матвэ* (наставник по духу, мудрый друг), когда бы увидела её дрожащую от ужаса? Где же та решимость, которой она похвалялась? Смотри, трусливая Кайни, твои ноги могут унести тебя от беды, помогут спрятаться в норе, что укроет от любой напасти. Надо бежать прочь от грозного зверя, но дочь великого Духа упряма и чуточку безрассудна, совсем как её матвэ.       С самой вершины холма открывается вид на селение: высокие юрты раньше представлялись Кайни могучими чудищами из историй о предках – нагыр-ва, с оголёнными торчащими рёбрами и жёсткой кожей. Их сразили Духи и люди, а какая же сила нужна для победы над «заслоняющим небо»? Так малы жилища людей в сравнении с новой угрозой!       Горячие слёзы душили Кайни, отчаяние всё сильнее охватывало детское сердце, когда она пронеслась мимо загонов для юки, чуть не сбила с ног компанию пяти молодых женщин, спешащих к тёплым садам за поздним урожаем, и перепуганной птицей влетела в знакомую юрту.       - Ами, матвэ! – Крикнула она, размазав слёзы по лицу.       Едэйне вздрогнула и отпрянула, бросив своё занятие: она смешивала мамонтовый жир с травами, готовя разогревающие ритуальные мази. Видя свою любимую Кайни в таком расстройстве, она заключила её в объятья и не выпускала до тех пор, пока не утихли всхлипы.       Как ни старалась дочь великого Духа, слова не складывались в понятную речь, а силы покинули её слабое тельце. Прав Рэтхэу – она глупа, как тукет* (морской баклан)! Она так беспомощна! Она не может сказать об опасности и только указывает маленьким пальчиком в сторону выхода, повторяя: «мигат-мигат!»* (злой дух, демон, иногда, темнота). Будто в подтверждение её нелепых объяснений, слышатся возгласы подоспевших ребят, которые взволнованно говорили о чудище, что больше самого большого мамонта, о его медлительном полёте в сторону голубых полей.       Сбитая с толку Едэйне отодвигает тяжёлую шкуру и выглядывает наружу, да так и застывает в оцепенении. Её окружают подруги с пылающими от волнения щеками, ещё не успевшие распрощаться с горячей юностью, как и она сама. Глаза всех лихорадочно блестят, одна сокровенно шепчет приветствие великим Духам. Едэйне знает – Духи здесь только помощники, но не главные герои. Не менее сокровенно она шепчет: «Ма-ат! Кейт!».       В селении началась суета: крепкие задорные юноши подстёгивали друг друга боевыми криками, их смелому веселью вторили юки и гаэ* (близкий сородич юки, эндемик острова); мудрые же матери прятались в юртах, но вскоре их выгнало оттуда общее любопытство. Поддавшись былой силе духа, они встали рядом с дочерями и сыновьями, загоревшись пламенем отваги.       Новость о небесных пришельцах разошлась так быстро, что Едэйне едва успела оказаться в первых рядах многочисленного отряда, шедшего навстречу кораблю, скрывшемуся за низкой грядой. В селении остались немногие пожилые нянчить маленьких детей и несколько мужчин для охраны, остальные жители острова ступили на тропу, рассекающую море голубой травы с цветами испиранэхет; низко склонялись фиолетовые головы, полные сока.       Широкоплечий мужчина, шедший впереди и немного в стороне, поднял руку для сигнала. Юноши одобрительно загалдели, звонко воскликнули женские голоса, когда затрубили костяные рога, зовя с пастбищ добрых гигантов. Их поступь на удивление мягка. Величественно подходили древние слоны к людям, доверчиво тянули хоботы, прося угощений, словно дети, но получали неодобрительные восклицания за короткие стычки. Самцы угрожающе выставляли вперёд длинные бивни, хотя сейчас не время для гона, значит, и для свирепости.       Один за другим люди дают команду, позволяя хоботам крепко обвить их, поднимая на пушистые спины и шеи; женщины, дети, мужчины – все оказываются вознесены на косматых мамонтов.       Едэйне издала резкий гортанный звук, похожий на рык, когда хобот потянулся к ней, чем отпугнула зверя, при этом, чуть не устроив панику в рядах. Сидевший сверху молодой воин не без усилий успокоил слона. Он пригрозил нахалке, а та только расхохоталась, обнажив ряд ровных белых зубов. Воин смутился как мальчишка и сделал знак рукой, значащий преклонение перед могущественным соперником. Едэйне бросила на него многозначительный взгляд. Щебечущие подруги отвлекли её: неуёмные в своих желаниях, они, как и все молодые спутницы, не любили лениво восседать рядом с мужчинами, а предпочитали идти впереди, наслаждаясь всеобщим вниманием. Их уверенная открытая красота сливалась в единой связи с природой.       Сжав горячую руку Едэйне, одна из девушек указала на плавный изгиб замерзшего русла реки, скрывающегося за большим уступом скалы. Там дальше людей ждёт озеро Иглы, там, вероятно, ждёт их встреча с гостями. В новом свете открылись для них красные скалы, запорошенные снегом, прозрачный голубой лёд на реке с сетью мелких трещин и мягкие лучи заходящего солнца позади длинных полос облаков. Розовые отсветы краснели, и беспокойство вдруг захватило племя. Что ждет их теперь – радость приобретения или горечь утраты? Не идут ли они на гибель? Не заставит ли их страдать искренняя доверчивость?       Лицо Едэйне стало серьёзным. Сердце шептало ей о Кейт, и она верила: вот-вот ясный образ дорогой подруги возникнет перед ней как в сладостном сне. Она так часто представляла их встречу, теплоту объятий, что сомнения казались необоснованными. Сами Духи пропустили воздушный ковчег на остров! Духи не могут ошибаться в своём выборе!       Тихо женщины затянули песню о встрече Духов на пороге сотворения мира, о любви луны и солнца, сливающихся в танце. Протяжное эхо отскакивало от скал, подгоняя нарастающий темп. Едэйне не была хорошей певуньей, потому лишь изредка вступала на низких нотах, чувствуя как быстрая ходьба, нетерпение, ритм ярар разогревают её тело. Её спутницы уже поскидывали с себя тяжёлые подпоясанные парки и остались в одних тонких шкурках, также запахнутых и перевязанных полосками кожи на талии, но оголяющих руки и ноги. Холод был не страшен девушкам: высокогрудые и крутобёдрые они шагали широко и быстро. Заплетённые в толстые косы чёрные волосы раскачивались в такт. Едэйне не сдержалась – решительно скинула парку, отдав её матери малышки Кайни, и почти сразу перешла на бег, утянув за собой верных подруг.       «Едэйне-Едэйне, калик-нок! Вану-вану! Мига-ба!» - радостно кричали они.       Бегуньи быстро преодолели остаток пути и замерли перед развернувшимся пространством долины, где среди вечернего сумрака и зимнего уныния таинственно сверкал лёд на озере. В середине безмолвно застыл воздушный ковчег. Далёкие звуки песни – единственное, что нарушало тишину. Племя ещё не успело выйти из-за поворота, даруя девушкам минуты наслаждения опасной близостью к пришельцам.       Едэйне подалась вперёд, но подруги остановили её. Их трусость была обоснована их же беззащитностью. Завязался спор, из которого никто бы не вышел победителем, если бы не лёгкий скрип открывающейся двери.       Бегуньи вздрогнули, как птицы, прижались друг к другу. В тёмном проёме обозначился силуэт. Едэйне затаила дыхание и слушала бешеный стук своего сердца, которое пропустило удар, когда на зеркало озера ступил незнакомец – не Кейт. Тут же вновь затрубили рога, на сей раз тревожно, а подруги тянули безрассудную дочь Духа назад, но где там! – она призывала их к молчанию и вросла ногами в землю, как алая ежевика. Она не могла признать свою ошибку, находясь в замешательстве перед загадочным пришельцем, чей тёмный абрис против света не позволял различить детали лица.       Закатный свет мазнул лучом по корпусу громадного ковчега и ярким бликом осветил вытянутую вперёд руку незнакомца. Едэйне содрогнулась: он знал их приветственный жест, кем бы он ни был, он приветствует жителей острова на их языке.       «Ами!», - раздалось ёмкое восклицание Кайни.       Мужчины с сединой в жёстких волосах не разделяли её восторга. Они не спешили выводить мамонтов на скользкий неокрепший лёд, опасаясь возможного нападения. Не вставали они и на сторону бравых юнцов, чья горячая кровь закипала в предчувствии боя. Коротко пожилой наездник отдал приказ увести любопытных девиц и посадить на мамонтов. Едэйне нежно высвободилась из объятий подруг, не сводя взгляда с недвижимой фигуры небесного гостя. Он стоит как изваяние с поднятой рукой немыслимо долго. Ждёт их или зовёт. Сердцем – не разумом Едэйне чувствовала, как родственная ей душа пытается дотянуться до неё. Медлить нельзя: дочь великого Духа слышит шаги молодого воина за спиной, который хочет защитить её. Она резко оборачивается и кладёт ладони на широкую грудь мужчины, чем сметает его решимость. В его глазах вспыхивает сладостный огонь, однако замешательство стоило ему дорого – Едэйне бросилась на лёд прямо к неизвестному кораблю.       Догнать беглянку не представлялось возможным. Ей не было равных, как и малышке Кайни.       Воины спешились, попутно вооружившись. Сильные спутницы не отставали от них, призывая поторопиться вслед за Едэйне. Та уже преодолела больше половины расстояния и сейчас осторожно подступала к странному человеку, чьё лицо было спрятано от неё за маской. Ей почудилось – это Ганс, который был облачён в столь же замысловатый костюм, но лицо доброго друга Кейт не было скрыто. Она засомневалась в себе, сделав неуверенный шаг назад. Пришелец опустил руку.       - Кунукват-тут», - прозвучало его приветствие на юкольском, - Бик нок испира-тук, Кейт. Тук-тут.       Едэйне оглянулась на бегущих за ней соплеменников.       - Тук-тут, - произнесла она твёрдо, согласившись проследовать внутрь небесного ковчега, где, по словам загадочного человека, ждала её Кейт.       Полумрак окутал дочь великого Духа. Жадно она ловила незнакомые запахи, разглядывала силуэты предметов, плавные изгибы стен, лестницы, оконных и дверных проёмов, сетуя на себя за излишнюю увлечённость. Откуда-то сверху тянуло слабым сквозняком; Едэйне ощущала тонкие струйки воздуха на своей коже, дивясь, отчего её дорогая подруга предпочла остаться внутри столь мрачного сооружения и не встретила её лично. Возможно, ей не хватило для того сил, но неужто Духи оказались так требовательны к ней? Со всей строгостью они могли отнестись к людям корыстным, чья Ва-а не отличалась силой – едва ли это можно сказать о равной ей сестре из далёкого мира.       Загадочный незнакомец распахнул перед ней внутренние двери, выпуская тяжёлые запахи сырого дерева и травы. Каюта носила шрамы тяжёлой бури: сквозь выбитые стёкла и раскуроченный выход на балкон свободно проходил ветер, колышущий жалкие обрывки занавесей; пучки трав, недавно жжёных, метались по углам. Недвижимой и безучастной оставалась молодая женщина, сидящая к ним вполоборота и смотрящая куда-то в пустоту. Спокойное умиротворённое лицо сбивало с толку, Едэйне не могла понять её состояния, пока не подошла вплотную и не сжала в руках холодную ладонь.       - Ткам-бэк! – Обречённо выдохнула дочь великого Духа юкольское выражение тяжёлой досады.       Горечь потери исказила гримасой лицо Едэйне, а все её старания, причитания, мольбы уходили в пустоту, вместе с надеждой, которую терял Оскар. До последнего он верил в чудесное исцеление мисс Уолкер, впавшей в состояние ко всему равнодушное, пусть и бодрствующее. Между сном и явью она стала прекрасным автоматом с чертежей Тео. Ужас от того, что она останется такой, ужас от собственного бессилия, заклинивал механизмы в его сердце; ужас, что он неверно понимал её натуру и не мог себе представить, как сильно её внутренний блок «душа» влияет на него, на изобретателя, вообще на всё окружение – на мир. Как он мог предположить, что её уверенное рвение прямо пропорционально её самопожертвованию. Тео обвинял его в малодушии. Разве глупые обещания не становится для мисс Уолкер «подушкой безопасности» значат хоть малую толику, когда вопрос стоит о жизни последней. Изобретатель не скупился на оскорбления, будучи охвачен болезненной горячкой. Оскар сносил все его упрёки с невероятной стойкостью, но, услышав быстрые шаги на лестнице, подумал, что не сможет сдержаться в этот раз.       Тео диким зверем ворвался в комнату, напугав разбитую Едэйне. Его била крупная дрожь, глаза бегали, дыхание тяжело и хрипло вырывалось из груди. Если болезнь Кейт внешне почти никак на ней не отразилась, то недуг изобретателя отнял у него цветущую юность: вместо здорового цвета лица – бледность и лихорадочный румянец, вместо сильного тела – слабость и немощь, вместо светлого ума – грань безумства.       Произнеся сухими губами нечленораздельные звуки, он в новом приступе отчаяния рухнул на колени рядом с американкой, принявшись то обнимать её ноги, то тянуться к ней руками, словно прося очнуться. Кейт не смотрела в его сторону. Её дыхание в отличие от изобретателя оставалось ровным.       Наконец, Оскар не вытерпел и оттащил Тео, хотя тот неумело брыкался, злобно скалился в его сторону, произнося в основном французские ругательства. Даже одной рукой, сохранившейся после бури, автомат без особых усилий сдерживал порывы молодого мужчины. Едэйне прервала их перепалку. Невольно автомат замер под строгим неодобрительным взором тёмных глаз. Пока Тео оседал на пол, растратив все силы, автомат задал главный вопрос: сможет ли шаман племени возвратить мисс Уолкер в реальность? Дочь великого духа нежно касается пальцами щеки драгоценной подруги и говорит на юкольском, что душа Кейт с Духами, но сердце с ними!       На палубе раздаются крики – племя пришло.       Едэйне целует Кейт в левую щёку, трепетно и чувственно.              Сверх ожидания жители острова радушно приняли небесных гостей после пламенной речи Едэйне. Смысл её слов остался недосягаем для команды воздушных мореплавателей кому из-за незнания языка, кому из-за болезни, пусть общий смысл Оскар уловил. Настороженность во взгляде дочери великого Духа уступила место дружескому доверию: она смотрела на автомата как когда-то Кейт во Валадилене, отчего бывший машинист ощутил очередной укол совести и сбой в работе механизмов. Его высшее предназначение – вести по выбранному пути через любые препятствия, а он не справился с этой простой задачей. Может быть, Тео прав в припадочных высказываниях – обоюдная привязанность его и мисс Уолкер погубит обоих. Права была и Айаваска…       Горький стыд охватил автомата, когда он вспомнил, как обещал КейтУолкер составить ей то общество, которое она заслуживает, предлагал свою компанию для ментального удовольствия. Он дал ей столько надежд и в результате не оправдал их. Ещё горше становилось от того, что он до сих пор был уверен в собственных силах – он способен стать для мисс Уолкер опорой, но не в качестве «поддерживающего костюма». Негодование обрушивалось на него, стоило подумать о глупом юнце, чей разум не выдержал испытания бурей, или о предательстве мужчины за океаном. Как они невежественны! И как он на них становится похож!       Пальцы сжались в кулак от досады до противного скрежета. Едэйне подняла на автомата обеспокоенный взгляд. Она заканчивала хлопотать около лежащего Тео: облегчала его лихорадку с помощью чудодейственных трав. Тщательно подобрав слова, она сказала, что знает причину состояния Кейт, но сказать пока не может. Она просит его пойти со всеми в селение для помощи, и, разумеется, он соглашается, оставляя безопасные, пусть и потрёпанные, стены дирижабля.       Небо погрузилось в прозрачную синеву северной ночи, когда племя возвращалось домой, объятое тревожными думами. Духи дали дурной знак – болезнь мужчины и женщины, изначально сильных душой и телом. Люди молчали; понурили головы грозные звери, плавно двигаясь в звенящей тьме. Всё замерло вплоть до красных огней вдалеке и предчувствия скорого тепла.       Быстро развеялось общее угнетённое настроение, послышался девичий смех, пошла праздная суета. Обеспокоенными оставались немногие лица тех, кто хлопотал над больными и судьбой всего народа.       Спасаясь от холода, люди попряталась по тёплым юртам, трапезничая и обсуждая последние новости, на свой лад пересказывая события дня. Редкие жители выходили на улицу и в свете факелов рассматривали удивительного не-человека – автомата, которому такое внимание только мешало. Оскар поблагодарил морозную ночь – единственное препятствие любопытству народа.       Скоро всё стихло.       В звёздный небосклон, трещащий от мороза, поднимался дым из жарких огней юрт. Слабое свечение за плоскими вершинами ближних скал обозначилось, но так и осталось аморфным белым облаком – ночь обещала быть тёмной.       Едэйне в тяжёлой длинной парке, утонув в меховом капюшоне, нашла автомата на краю поселения рядом с загоном для юки и гаэ. Оскар поднял на неё взгляд, изучая чёрные слегка раскосые глаза, в которых играли блики от замысловатого светильника в её руках. Свет от дрожащей свечи внутри костяного цилиндра, чуть сплюснутого в середине, проникал через прорези узора и мягко обнимал молодое лицо. Оскару стала понятна дружба мисс Уолкер и этой островитянки – обе они воплощали особую человеческую энергию, какая рушила все преграды на пути Ганса Форальберга. Этой стойкостью автомат не переставал восхищаться.       Молодая женщина положила ладонь на сердце и склонила голову в благодарственном жесте. Оскар не мог взять в толк, за что она благодарила его. За то, что он привёз дорогого ей человека в болезни? – за то, что оказался совершенно беспомощен без мисс Уолкер? – или за то, что недооценил опасность всей затеи возвращения на Сибирию? Она должна обвинять его, а не смотреть так сердечно, тогда бы он продолжил держать маску непонимания, оправдывая себя издержками автоматики.       Предаваясь тяжёлым мыслям, он отмахнулся, едва удержавшись от злой иронии, когда Едэйне заявила, что мисс Уолкер общается с Духами и именно они не дают ей очнуться. Последнюю неделю их долгого пути авантюристка окончательно утратила связь с мистическим потусторонним миром, пытаясь отчаянно вернуться к ней, снова и снова терпя неудачи. В самый неподходящий момент могущественные Духи решили забрать её, вместо того, чтобы продолжить забавляться с Тео – несправедливо! Чем тогда оправдано их существование? Ранее, на их первом пути, все было легче, понятнее: КейтУолкер верила в логику механики, он верил в торжество её разума, Ганс Форальберг верил в мамонтов – все на своих местах. А год назад перед ним предстала другая мисс Уолкер, расширившая границы своего мира и верящая в его душу, заставляя его поверить в “живость” собственной натуры, в нерациональность некоторых вещей. Возможно, если бы он не потакал ей и не проявил слабость, она бы осталась верной разуму, а не чувствам. Впрочем, она погрязла в этом намного раньше, чем ему казалось.       В этом контексте жест Едэйне означал не благодарность, а просьбу о помощи — надлежало разорвать общение с миром Духов. Сомнение в целесообразности своей персоны чуть не вылились в отказ участвовать в лечении аванюристки: Оскар остановился у входа в юрту, предполагая, какие методы будут использованы для врачевания. Едэйне сверкнула глазами, отбросила с головы капюшон, потушив светильник — это погрузило женщину и автоматона в дрожащую от мороза полутьму. В зеленоватом лунном свете лицо островитянки выглядело зловещие. Она стянула варежку и надела перчатку и тонкой выделанной кожи, чтобы без опаски обжечься, протянуть руку Оскару.       О, он знал этот приём! КейтУолкер испробовала его на нем сполна, расшатывая тонкую балансировку его убеждений о себе, о ней, о законах мироздания. Подумав, что не купится на дешёвый фокус, автомат убрал руку за спину. Едэйне хищно улыбнулась, обнажая белый оскал.       Батурват-кут-тука, - сказала она вкрадчиво, надевая варежку обратно.       Смысл этого юкольского выражения не был знаком Оскару, но он внезапно подумал, что не может стоять здесь и думать, что все проблемы решаться без его участия, ведь кому-то же надо “вести поезд”.       Едэйне отодвинула шкуру, закрывающую вход, и автомат нырнул в оранжевый свет трепещущего костра, сразу заметив острый взгляд на себе. Пять женщин среднего возраста, немногим старше американки, недоверчиво изучали его с головы до пят, побросав свои дела и замолкнув на полуслове. Только после емких объяснений Едэйне они вернулись к прежнему занятию: уходу за двумя больными и приготовлениями всех надлежащих процедур. Оба они – Тео и мисс Уолкер – лежали на спине в полном покое по разные стороны от очага, испускающего прозрачные клубы дыма, улетающие в круглое отверстие под самым потолком. Скоро юношу переложили на самодельные носилки, накрыли несколькими слоями шкур, чтобы двое мужчин унесли его в неизвестном направлении, очевидно, для избежания нежелательных последствий обряда.       Оскар все ждал, когда появится шаман, и немногим позже понял, что никого не будет; пять женщин и Едэйне – замена одной Айаваски. Такой расклад пришёлся автомату по нраву: его не боялись, не высмеивали, не притесняли, во всяком случае, пока, а быстрые, но неспешные действия жительниц острова уверяли его в их профессионализме.       Закончив втирать неизвестные мази в кожу авантюристки на лбу, груди, руках и ногах, они переключили свое внимание на Едэйне: ловко расплели тугие косы, раздели донага и смазали её лицо тем же странным составом, одновременно разжигая травы в похожих на светильник сосудах. Юрта быстро наполнилась едким дымом, наверняка сильно пахучим, хотя судить об этом – не прерогатива автоматов. Он подавил сильное желание пожаловаться на загрязнение воздуха и сбежать.       Ему указали на место в ногах мисс Уолкер и он послушно сел, отмечая барохление во внутренних механизмах.       Американка казалась безмятежно спящей, ничто не выдавало её душевного состояния – физически она осталась все той же сильной молодой женщиной, пышущей жизнью и красотой. Она могла бы сравниться с великолепием юных девиц острова, пусть её телосложение было ближе тонким дикаркам Карака-Дагала.       Едэйне села у изголовья. За завесой сгущающегося дыма она приобрела вид столь же отрешенный, какой был в минуты глубокого погружения в себя у КейтУолкер. Осмысленный взгляд чёрных глаз стал пустым – островитянка была уже не здесь, не в этой юрте среди живых людей и одного функционирующего автомата. Надо признать – подумал Оскар непривычно медленно – американка никогда не позволяла себе потерять рассудок в своих ритуалах. Внезапно он поймал себя на мысли, что слышит ритмичные удары в ярар, но не помнит, как давно они начались и как долго длятся. Механика его движений,отточенная до мельчайшей моторики – адски точная! – игнорировалаприказы его главного блока и подстроилась под медленный однообразный ритм барабанов. Отвратительно думать о себе, как о часах, но более подходящего сравнения у него не нашлось. Все движения замедлились из-за резонанса, он усилием мог наклонять голову и шевелить пальцами на руке. «Это все едкий дым»–сказал он самому себе и тут же засомневался, не сказал ли он это вслух.       Незаметно одна из женщин положила на грудь мисс Уолкердлинный костяной нож с тонкой резьбой на рукояте, очень похожей на тот, что хранила американка в своей сокровищнице в трюме. Едэйне, коротко вздохнув, закатила глаза и выгнулась назад, напрягая сильное тело в судорожном экстазе. Под тонкой кожей надулись пучки мышц – свидетельство суровой жизни, каждодневной борьбы за выживание в дикой природе, первобытной мощи. С выдохом, оначуть ослабила напряжение, оставшись тугой, как натянутый лук. На ощупь она нашла нож, обхватила рукоять двумя руками, завела руки за голову, ещё сильнее прогибаясь в пояснице.       Оскар заподозрил неладное. Поза женщины напоминала замах для удара, а острие ножа опасно смотрело в грудь мисс Уолкер.       Едэйне сотрясло очередной судорогой; тяжёлый воздух заставлял её дышать часто и мелко, приоткрыв губы. Ресницы подрагивали, по лицу и спине тонкими струйками стекал пот, острые груди торчали почти вертикально вверх, на шее вздулись синие вены.       Хриплый стон вырвался из её уст, ещё мгновение, - и Оскар едва успевает остановить её движение, подавшись резко вперёд и сжав тонкие запястья молодой женщины единственной рукой. Кто бы знал, сколько усилий он вложил в это движение, со скрежетом приказывая непослушным шестеренкам и поршням активно работать. Впервые он пожалел об отсутствии конечности: вторая рука добавила бы ему равновесия и силы. Силы? – поразился он, с удивлением смотря на равноценность давления с его стороны и со стороны Едэйне. Недавно он оттаскивал взбешенного крепкого юношу, как тряпичную куклу, а теперь с трудом удерживает женские руки. Либо его механизмы подводят его, либо островитянка была фантастически сильна. Автомат скорее был готов поверить в существование Духов, помогающих ей, чем в физическом превосходстве над ним юной девице.       Константа сил сохранялась, Оскар злился на себя, на КейтУолкер, на весь чёртов остров, на странные шаманские обряды, наконец, на глупость Духов, которые почему-то решили погубить свою самую верную сторонницу, если, конечно, они виновны в действиях Едэйне. Последняя начала что-то быстро говорить на языке Сибирии, не обращаясь ни к кому в юрте. Её речь была очень эмоциональна – все, что понял автомат; с особенным остервенением выплевывала она слова, посылая в пустоту гневные звериные взгляды.       Барабаны резко смолкли. Навалилась тишина.       Пока не случилось непоправимое, Оскар решил форсировать события: он надавил сильнее,чувствуя опасную неустойчивость своего положения, и когда ему показалось, что усталость Едэйне берет над ней верх, внезапная тьма рухнула на него обухом. Секундного замешательства и сильного толчка в грудь хватило, чтобы он ослабил хватку. Отчаянный страх, какого не было даже в момент нападения Бородина, злоба, паника – все смешалось в едином котле.       - КейтУолкер! – крикнул он так яростно и оглушительно, что перепугался своего же прорыва души.       В следующий миг, с его головы сдернули кожаный мешок, позволяя увидеть результаты своей оплошности. Женщины продолжали крепко держать его, всем весом удерживая на месте; руки Едэйне были в прежнем положении, им теперь противостояли руки очнувшейся американки. Она без видимого труда отвела костяное лезвие в сторону, и то с глухим звуком вошло в соломенную подстилку на полу под шкурой.       ИзнеможденнаяЕдэйне свалилась без чувств.       Женщины отпустили автомата и как ни в чем ни бывало приступили к своим прежним обязанностям: укутали Едэйне, потушили все горящие травы, выгнали остатки дыма в ночь, начинали сами готовятся ко сну. КейтУолкер, крайне растерянной, они предложили воду и какой-то питательный бульон, призванный восстановить ей силы. Оскару они не предложили ничего, бесцеремонно вытолкав бедолагу на улицу, не дав обмолвится с исцеленной и словом. Бывший машинист был так обескуражен произошедшим, что не смог им противостоять, а когда набрался смелости, уже было поздно –звезды над его головой лили холодный свет.       В смятении и новой для него опустошенности он вернулся к загону с юки, чтобы там же встретить рассвет.       Розовое солнце выглянуло поздно и нехотя, разгоняя сумеречную синеву, слилось с мерцанием снега, ледяной корки на скалах. Громкий треск, будто выстрел сотряс округу – это намерзший лёд в расщелинах ломал камни. Ещё не пришло лунное время, не простились ещё люди с лучами солнца, но осталось недолго. Близился праздник Варна-эгэйх– проводы светлых небес - энергии женской плодоносящей силы; приходило время темных небес – энергии мужской стойкой силы. С каждым днем нарастало предчувствие важного события.       Когда утренняя суета в селении тихонько перетекла в полуденную, малышка Кайнинабралась смелости для разговора с «не-человеком» и с запинками пролепетала Оскару, что его ждёт друг в юрте. На удивление девочка отвела его не в юрту, где происходил ночной ритуал, а в соседнюю. Оказалось Тео пришёл в сознание.       Молодой изобретатель качнул головой, слабо подняв немощную руку. Он с интересом проводил взглядом девушку, которая поправила ему постель и принесла еду, и удостоил автомата вниманием.       - Кейт? – спросил он коротко и тихо.       - Всё в порядке, - успокоил его Оскар; лицо Тео посветлело как по волшебству.       Он попытался приподняться на постели, но слабость уложила его обратно.       - Мне так стыдно перед тобою за свое поведение! Я вёл себя неподобающе! – скривился юноша.       - Вы были больны, - ответил автомат.       - Я сделаю тебе руку, как только смогу держать инструменты. Я думаю, скоро мы сможем продолжить путь. Мне снилась земля, полная цветов и зверей, счастливые люди, а ещё море, очень хочу увидеть море. Да, благодарная земля и богатое море –это виделись мне так ясно! Представь, как хорошо будет узнать такое место. Я уже люблю этих людей: смотри, как восхитительны их женщины! Как я мог бы обогатить их ещё больше, подарив в помощники автоматов. Мне так радостно и спокойно… Передай мадам мои извинения…       Длинная речь далась Тео с трудом. Он закрыл глаза и погрузился в сладостную дрему.