По словам британских ученых, все американцы слепы, а русские глухи.

Когда он открывает глаза снова, мир над ним меняет форму. Очередная волна, накрывшая его чёрной тенью, забирает остатки воздуха ближе к берегу, мешая с беспокойной пеной, дарит море пузырей из сгоревшего горла. Язык соленым угрем становится вмиг, как и всё нутро, начиная с носа, и он выныривает вверх с оглушающим, больше, громче наступающей грозы и морского шума, кашлем. Или смехом, сдавленным болью. — Ух-гх, прохладно здесь, правда? — улыбается Штаты, облизывая горячим языком солёные губы и звуча ужасно. Он рукой зачесывает прилипшие ко лбу волосы, заметно дрожа и с мурашками на бледной, серой в пасмурном свете вечера, плотных дождевых облаков, коже. От лица, к шее и под мокрую красную рубашку с дурацким рисунком катятся крупные капли воды, что холоднее поцелуя старой девы самой. Играется с ними ветер торопливый, меняя направления. — Вода ледяная, — отзывается Союз с закатанными до локтей рукавами, руками до них же в воде, словно ищет что-то в чёрной глубине. Лицо его также залито водой, а шея пурпурно-алым румянцем. Вокруг него море идёт рябью, как лужа, и небо злится чуть сильнее. — Правда? Даже не заметил, списал на виски, — забавляется Америка, оставляя на виду только голову, а подбородком цепляясь за воду. Они не очень далеко друг от друга, поэтому Штаты дразнит одну из бунтующих рук СССР легкими касаниями тупых ногтей, как рыбка-прилипала толстый слой акулы. Хочет отвлечь, внимание обратить и обращает, — Знаешь, мне в детстве рассказывали, — заговорщическим полушепотом, — Что на самой глубине Всемирного океана хранятся сокровища, — он жмётся к податливому плечу Союза, шевеля губами почти на его груди, — И тот, кто сможет их отыскать, никогда больше не будет беден и несчастен, — Штаты молчит, пока чужая рука удерживает его за спину, чтобы он не утонул. Нет, обнимает, пока слышится раскат и ресницы от соли дрожат, а зубы смеются, — Забавно, да? — бровь дергается, вопрошая, — Груда какого-то прогнившего барахла из позабытого века может сделать жизнь любого сказкой наяву... Вот он, никогда нераскрытый подарок величественной Атлантиды. Такая чертовка была. Или чёрт. Не знаю, но думаю, мы бы сдружились. — Ты и мёртвого заколебешь. Приходится немного отплыть друг от друга, чтобы не угодить под волну, слышится хлопок небес. Непонятно теперь, заходило ли солнце или просто решило переодеться во что побелей? Они выползают из моря на берег, подобно медузам. Уставшие, мокрые и желейные от сочетания алкоголя с играми волн. Когда Штаты уже хочет что-то сказать, Союз нежданно хлопает его по плечу, останавливая на полушаге до холодного песка без ниточной белой пены, — Не подарок Атлантиды, конечно, но тоже прямиком со дна, — он вкладывает в ладонь непонимающего Америки изогнутую ракушку с розовым нутром и чуть изломанным завитком, блестящим серебром, пятнышками тёмными и такими разными, а потом уходит дальше. Оставляет его одного. Мявши губы про себя.