По словам британских ученых, все американцы слепы, а русские глухи.

Краснющим чертом проникла осень в сердца, забрызгала всё слякотью, обругала птиц. Те же, обидевшись, улетели прочь, а те, что поскромней, — только пушисто нахохлись и попрятались поглубже в кроны леденеющих деревьев. Солнце светит сквозь мелкие дождевые капли, устало переливается радугой и слепит глаза, если бесстыже всматриваться. Негустые облака смешиваются с тёмно-голубым небом, напоминая растаявшее масло на губчатом хлебе. Птицы прижимаются вниз, всё ближе к земле. Начинается первая гроза, искрит закат. Веет сыростью и остатками тепла. Небо начинает жечь сотнями вспышек из звездного крошева, заменяющих догорающую подругу этой ночью и сотнями ночами впереди. Вечные слушательницы, скоротечные наблюдатели, — точки-звёзды дрожат в облаках. Слушательницы эти, на самом деле, никогда и не умевшие слушать людские мольбы, ведь ушей у них со времён гравитационного коллапса не водилось. А глаза их съел сам космос, навечно оставив в темной тишине и пыли. Звёздам, наблюдающим через грустнеющие облака, всегда будет немного больше, чем всё равно на земные мечты и беды, бессмысленные разговоры, извечные споры без ответов. Такова их суть — быть там, наверху, а падая, — умирать. Обругаешь за это густой небосвод, ведь до космоса не достать, — и дождь побежит уже обиженно, поцарапает пальто, осядет холодом на воротниках. Заблестит чистой водой и спустится в глубокие лужи, утонет в них. Большие капли проломят потопом заброшенный паутинный домик, сплетённый тонкой ниткой на ножке шаткой скамейки в малолюдном парке. Промокнут земля, волосы и листья. Влажный смех, поскрипев, поднимется вверх, так и застынет. Золотом заблестят на коже уходящие лучи, брызги от лужиц похожи на разлитый океан. Воды столько утечёт, что даже самый большой зонтик не спасёт. — Пхах, хорошо, но-о-о, — тянет США, крутя одним из таких над их головами, словно юлой, и явно не имея понятия, для чего зонтики вообще нужны. СССР не видит точно, но убеждён, что синие глаза немного закатываются назад под чёрным забрызганным влагой стеклом, когда американец меняет положение головы. Всё теснее, намеренно, прижимаясь щекой к его предплечью, — Чем займёшься после? — Америка вяло пожимает плечами, с полуулыбкой наступая в очередную лужу, разлитую красным и синим. Брызги попадают на чужую штанину, но Штаты этого не замечает. Только ухмылка становится чуть шире. — Поеду в отель и приму наконец ванну, — отвечает ему Союз; шаг его тяжелый, а голова – холодная. Осенняя сырость уже успела забраться ему под пальто, вместе с загребущими ладонями американца в перчатках, всего моментом ранее, — Пока кожа не слезет, из неё не выйду, — если СССР и брызгает на штанину Штатов в ответ при следующем шаге, то исключительно специально. — Звучит круто, — хмыкает США и закусывает губу, когда несколько капель с очков снова падают ему на лицо, катятся вниз, — «Круто» про ванну, а не кожу. Хотя тебе бы пошло, — Америка поворачивается лицом к Союзу на этих словах, ожидая реакции. — Иди ты, Америка, — и не ошибается. — Не-не, ты представь только, — загоревшийся Штаты улыбается, но теперь его улыбка получается немного сглаженной, пьяной и мягкой от легкой усталости, — Саммит в самом разгаре, все такие «бла-бла-бла» и «но-но-но», — здесь Штаты насмешливо трясет указательным пальцем в пародии на кого-то определенного, снова заставив зонт качаться, а СССР лишь угрюмо покачать головой, — И ты такой внезапно заходишь, из мышц да сухожилий состоящий, красный, как сама смерть, и молния на фоне бьет, — Америка пытается подавить смешки, рвущие горло, но когда вдали слышится гром — хохот обретает форму его звучного голоса. США сжимает, слегка потряхивая пальцами, плечо скептически смотрящего на него Союза с закусанной нижней губой, чтобы тот, не дай небо, не отвлекся от гениальности мысли, — Пха-х, большая половина – просто в ауте, у других психологические травмы. Ха, а потом все, дружно взявшись за руки, внесут корректировку того, как появляться нельзя! Помнишь, как с кофеваркой было? — на согласное мычание Штаты продолжает, — Вот же умора была бы! Надо на Хэллоуин так сделать, сможешь? — На твой бесовский праздник? — СССР цыкает, не обращая внимания на возмущенное возражение Штатов по поводу сказанного, и с наигранной грубостью скидывает его ладонь с плеча, — Да и с чего это вообще праздником-то стало, трупов трупами пугать?... — Да как ты!... — глухой вскрик совпадает с первым раскатом молнии. Их нарастающий спор шаг за шагом начинает заглушать ливень, солнце уже спряталось от грозы, закрывшись тёмной пеленой, а гром вновь зацеловывает небо.