Чужак — Каменное Сердце

      Когда он пришел, врата Одинокой горы распахнулись перед ним, словно он был единоличным властителем гномьего королевства. Он был тонок, как эльфийский подросток, и его наготу прикрывала лишь серебристая мантия, оставляющая открытыми босые ступни. У него не было при себе ни копья, ни меча, и в беззащитном теле никто не углядел бы угрозы.       Нынешний хозяин горы почуял бы любое вторжение, будь это хитрый вор, пахнущий страхом, или же твердолобые гномы, пришедшие отстаивать королевство, вооруженные громким железом; всякий стремился к сокровищнице, но вместо этого чужак долго плутал по длинным залам, любуясь былым величием дома наугрим, низкорослого народа. Ни золото дракона, ни волшебный камень Аркенстоун его совсем не интересовали.       Смауг проснулся под эхо тихих шагов над своей головой. Его пламенные глаза были закрыты, погребённые под холмом золотых изделий, но острые чувства рамалока* не обмануть даже самым сильным чарам — чужак же и вовсе не скрывался. Шествуя по тонкой тропинке, протянувшейся над сокровищницей, он источал запах любопытства. Остановившись, незнакомое создание зашелестело тканью, накинутой ему на плечи, и вдруг спрыгнуло.       Высота в несколько десятков ярдов совсем не беспокоила вторженца. Легко приземлившись на самую высокую гору драгоценностей, он прокатился по золотому склону и поднялся. Тотчас сокровища пришли в движение, как неспокойное море под рукою майара Оссэ, повелителя шторма, и из недр волн желтого металла вынырнула голова. Зверь, прячущийся в сокровищнице, был велик и статен, рогами, венчавшими голову, он подпирал свод, а чешуя его сверкала как яркие каменья. Он был так же красив и ужасен, как его имя.       Смауг, Смауг Золотой.       Маленький пришелец глядел на него, и в его зеленых глазах не было человеческих эмоций. Давнее, странное, иное существо предстало перед драконом, и одним своим взглядом прожгло его толстую шкуру — ибо никакая чешуя не была способна спасти от тьмы, глубоко проникающей в плоть. Лишь один за всю историю Арды был столь же противен миру земному; уже много сотен лет Смауг ни перед кем не ощущал подобный трепет. Он не осмелился произнести имени, которое больше не называли, имени, одним своим звучанием способным заставить монстра склониться в рабском поклоне.       — Хозяин…       Похожее на человека существо повернуло голову и уподобилось волку, слушающему шаги своей добычи. Не то соглашаясь с рамалоком, не то принимая какое-то собственное решение, он кивнул. На миг пустое лицо озарилось мыслью, и странный человек-не-человек, тьма-обревшая-плоть, повелительно вздёрнул подбородок.       Смауг склонился, покоренный, и не было в нём больше ничего, кроме страха. Первобытный инстинкт служения, закованный глубоко в его кости, был рождён вместе со Смаугом — и ни перед кем, кроме своего Создателя, дракон не опускал головы. Не было ошибки.       Долгого владычества Морготу, Врагу-Что-Вернулся.