Чужак — Каменное Сердце

      Небольшой озёрный городок казался вымершим и припорошенным золой. В самый разгар базарного дня не было слыхать ни шума торговцев, перекрикивающих друг друга, ни ругани покупателей, ожесточенно сбивающих до неприличия огромные цены. Тих и угрюм был Эсгарот, стоящий на Долгом озере, недружелюбный к своим и подозрительный к чужим. Такой порядок царил уже больше ста пятидесяти лет, с тех пор, как в доме Траина и Трора поселился дракон. Гнетущее спокойствие нависало над этим местом, тревожное и гулкое, пока однажды нечто странное не разбередило устоявшуюся жизнь.       Одним зимним днём посреди города появился чужак. Рыбаки, хмуро дожидавшиеся осмотра ладей, неожиданно увидели мальчишку — не было никого, и вдруг он появился, как призрак, за спинами стражей, и вместе с ним за миг потяжелел и сгустился воздух. Переполнились страхом сердца людей, и все — что стражи, что лодочники, бросились в ужасе, и долго ещё стоял перед ними всевидящий взор демонических глаз.       Юноша не шелохнул мускулами лица, словно не заметив людей, и шел вперед, бесцельно плутая деревянными мостиками, провожаемый шлейфом непонимающих глаз. Неприязненные шепотки слоились в воздухе, и недолго бродил незнакомец Эсгаротом. Первый же патруль схватил чужака, повязав без сопротивления, и отвели его к Бургомистру на суд.       Правитель речного города не пожелал принимать незнакомца, и пришлось юноше всю ночь просидеть в темнице. Темно, влажно и гадко было в тех помещениях, но отворив дверцу поутру, солдаты переполнились удивлением. Лишь тонкая мантия из серебряной ткани была накинута на мальчишку, однако несмотря на сырость и холод, пленник ни разу не шелохнулся за несколько часов и даже не взглянул на прибывших. Так и выволокли его пред очи правящей длани Эсгарота, а тот, осмотрев мальчишку, выплюнул в изумлении:       — Эльфийский мальчишка!       Ахнул собравшийся на публичном суде люд. Всяких нелюдей в городе не ожидало ни тепла, ни гостеприимства, и сразу же переполнились ненавистью сердца горожан.       — Ты явился без приглашения, и тебе здесь не рады. Зачем ты здесь? Шпионить для своего лесного короля? А может, ты хотел ограбить этих честных людей? — громко увещевал Бургомистр, много размахивая руками и сотрясая мясистым подбородком. Люди принялись роптать, выкрикивая гневные слова.       — Выдворить его! Сбросить в озеро!       Однако чужак остался глух. В его тёмных глазницах загорелись два ярко-зелёных огня, сфокусировавшись на правителе Эсгарота, и тот задохнулся, задрожав всем своим толстомясым телом. Точно ледяное дыхание смерти в затылке, взгляд мальчишки уничтожал его изнутри, без малейшего труда разбирая его гнилую душонку на осколки. Страшная власть подчинила его жалкое естество, и ни один мускул Бургомистра не мог пошевелиться.       Через несколько мгновений, показавшихся вечностью, юноша отвёл глаза, точно ему опротивело смотреть и он больше не мог выносить того, что видел. Это был лишь крошечный сдвиг его зрачков, но правитель речного города враз ощутил, что существо — кем бы ни был этот демон — больше не интересовалось им. Волны смертельного хлада, сдавившие оплывшую шею, растворились, и показалось, что это был всего лишь речной ветер. Хватаясь за взмокшую одежду на груди, Бургомистр отшатнулся и упал на ступени, в ужасе завизжав.       — Убить его!       Скрутили юношу в шесть рук, словно бешеного зверя, и проволокли по всему Эсгароту, дотащив до северного края, где сваи города кончались, да там и бросили в воду, привязанного к камню — а сами кинулись бежать, всё оглядываясь в страхе. Говорят, до конца жизни их руки были обожжены от прикосновения к коже демона.       Следил в то время за бесправным судом юноша, спрятавшийся на крыше дома. Он только-только поступил на службу стражником и ещё не пользовался уважением людей. По правде, он и доброй славой не пользовался, торча среди них как чёрный дрозд среди кукушек, и звали того юнца Бард. Внешностью он удался в своих предков — черноволосым и зоркоглазым, а нравом он был упрям и своеволен, за что и снискал подозрительное отношение Бургомистра. Но в двух вещах не было ему равных среди сверстников: стрельбе из лука и следованию собственным убеждениям, когда они расходились с установленным порядком.       Бледнолицый мальчишка, странным образом очутившийся в Эсгароте, показался Барду осуждённым крайне несправедливо. И он, тайно прокравшись за солдатами, спрятался за углом, а когда услышал всплеск утонувшего тела, рыбкой нырнул в воду, не пошевелив озёрной глади даже звуком. В мутной воде он быстро отыскал тонущего и отрезал наспех привязанный камень — да только показалось ему, что утопленник и вовсе не беспокоился о своём положении — ни пузырька отчаянного вздоха не сорвалось с его расслабленных уст, ни пальцем не шевельнули связанные руки. Странным это показалось, но Бард не стал долго раздумывать, вытащив утопленника на поверхность.       На Барда уставились самые зелёные в мире глаза. Нечеловечным и пробирающим показался этот взгляд, но не опасным. Впервые на неподвижном лице эльфа появилось чувство, и было то чувство любопытством.       Так в доме потомков Гириона появился странный гость.       Отец Барда, Гарон, без одобрения отнёсся к поступку сына, однако и без осуждения. Позволив чужаку остаться до восхода луны, Гарон повелел Барду немедля вывести эльфа прочь из города, и порешили так.       Эльф, как и прежде, казался холодным и лишённым чувств, и лишь необыкновенная сила его взгляда не позволяла сомневаться, что в этом теле живёт дух. Молчаливый, подвижный, лишь когда его двигали насильно, он застыл посреди дома странным изваянием, заполняя своим присутствием целое помещение — и хоть сидел он в углу всего лишь на крошечном табурете, хлипкая мебель под ним казалась каменным троном. Так Бард остался с чужаком наедине, и странный трепет наполнял его душу.       — Как тебя звать?       Гость не ответил.       — Ты умеешь говорить?       И вновь ничего. Тогда Бард подал голос в третий раз, и его самого удивили сорвавшиеся слова.       — Ты так прекрасен.       И вновь удивительное лицо незнакомца словно ожило. Зелёные глаза замерцали, как изумруды, подарив свой взгляд человеческому юноше, и Бард задохнулся. Дивная, неземная власть струилась из молчаливого пришельца, но не убивала человека, как прежде, а охватывала его, разворачивая его душу, как книгу, а затем, изучив до последнего знака, медленно отпустила, но не ушла насовсем. И потерялся бедный Бард в этой силе, ослеплённый красотой чужака. Он не помнил, когда упал перед эльфом на колени, как потянулось его тело в страстном обожании. Одно он запомнил отчётливо — как нахмурились чёрные эльфийские брови, и очарование, охватившее Барда, вмиг отпустило его. Несколько минут стоял лучник коленопреклоненный, хватая воздух ртом. А когда опомнился, подхватился и сбежал.       С приходом ночи Бард вывел эльфа из Эсгарота, высадив вдалеке от охраняемого моста между речным городом и землёй. Едва очутившись на берегу, странный незнакомец вновь пошел, не выбирая дороги и не оборачивался назад. И хоть неземное очарование больше не владело Бардом, он как страшную тайну глубоко спрятал в своём сердце это обожание и притяжение, поклявшись забыть их — но зная, что не забудет. Долго ещё парень сидел в лодке и смотрел вслед серебристой фигуре, ровными шагами уходящей в сторону Эребора, Одинокой горы.