Here stands a man At the bottom of a hole he's made Still sweating from the rush His body tense His hands, they shake Oh this, this is a man, girl
Эджан-Клосс выглядит лишь жалкой пародией себя — на месте бывшей базы Сопротивления сотни трупов — бойцы генерала Леи Органы перемешены с воинами её сына — нового Верховного Лидера. Рей больно видеть почти уничтоженный регион планеты — сбитые спидеры, опалённые деревья, бластеры, выскользнувшие из ослабевших рук людей, сражавшихся за свои идеалы, потемневшая, засохшая кровь. Тот же самый хаос, который медленно охватывает Галактику, пожирает её с помощью своего лучшего оружия — войны. Битва закончилась час, может два назад. Первый орден, в полной уверенности, что база уничтожена, покинул планету. Сопротивление, славясь своей тараканьей живучестью, сбежало, продолжая нести в Галактику надежду. Вопрос лишь заключался в истинности намерений. Чем стало Сопротивление за все годы своей борьбы? Но Рей верила, осваивала джедайское мастерство, работая на износ, чтобы оправдать надежды, чтобы спасти, чтобы помочь, чтобы исправить. Лея почти заменила ей мать — холод всё ещё был в их отношениях, но Рей и не замечала, это единственная иллюзия родительских отношений, которая была ей доступна, которую она могла попробовать. Рей медленно шла через поле боя к своему месту тренировок — её кожа покрывалась липким потом от жара, она не знала — или ей так плохо от этого вида или же это жар поля битвы, смешавшийся с естественным жаром этой тропической планеты. Она собиралась немного помедитировать, там, в своём маленьком убежище, которое находилось далеко-далеко от этого ужаса. В своём доме, если она могла назвать так это место. После чего Рей бы улетела — присоединилась к Сопротивлению, чтобы вновь бороться за эфемерную надежду. Ей казалось, что она покидает своё место — небольшая хижина в месте тренировок почти стала родной, но она лишь упрямо качала головой, удивляясь своей глупости, её дом с Сопротивлением, это простая истина, которую уже пора было бы давно запомнить! Она прошла главное место сражения и вновь смогла вдохнуть полной грудью, однако совсем скоро оказалась на новой локации военных действий — несколько трупов и спидер Первого Ордена, у открытого трапа которого лежал солдат Первого Ордена. Офицер, если быть более точным, — она поняла это по пыльной, почти заляпанной кровью нашивке. И что самое главное — он был жив. Прижимая руку к боку, в который вероятнее всего выстрелили, он тяжело кашлял, поднимая глаза к небу — скорее всего был готов принять свою смерть. Его ярко рыжие волосы подчёркивали неестественную, присущую мёртвым бледность, вызванную ранением. Неизвестная сила, стремление к жизни поддерживали его, не позволяя потерять сознание, умереть, однако, как она могла видеть, он уже определённо бредил, но продолжал бороться — зачем? Вероятнее всего, он должен был осознавать, что спасения ждать неоткуда. Без страха она бросилась к нему — что мог ей, форсъюзеру, сделать умирающий офицер? Но бросить его, несмотря на всю ненависть, которая должна была закипать в стороннике Сопротивления, но почему-то отсутствовала в ней, не могла. — Держись, — неожиданно для самой себя шепнула она, пытаясь аккуратно помочь ему встать, чтобы он смог опереться на неё. Она действовала быстро, почти неосознанно. Собранность, точность, аккуратность — присутствовали в её движениях, однако совершала она их почти автоматически, на миг испугавшись — что же она делает? Когда «наваждение» прошло, она почувствовала тяжёлое мужское тело, которое почти полностью распласталось на ней, после чего она услышала несвязанное бормотание, которое с определённой периодичностью сменялось нецензурной бранью. Путь к её небольшой хижине показался ей мучительной вечностью — маленькой, хотя и сильной джедайке, всё же пришлось тяжеловато с высоким и достаточно тяжёлым офицерским телом, сыплющим ругательства. Потом шли часы попыток спасти его жизнь: попытки дезинфекции, обработка раны бактой, перевязки. Её руки к концу дня немного тряслись — она отвечала за жизнь. И в этом была вся Рей — готова помогать даже врагу. Теперь дело оставалось за рыжеволосым офицером — Рей всё что могла сделала. Оставалась лишь его воля к жизни, которая могла вытащить его. И так вытащила — джедайка была поражена тому, что с таким ранением он всё же остался жив.—
Удобно скрестив ноги, она подняла себя в воздух с помощью Силы. Солнце медленно садилось. В этой части планеты, за сотней деревьев, нельзя было сказать, что там, где-то там, чуть подальше в первой половине дня происходило кровопролитное сражение. С её губ сорвался рваный вздох. Хоть одну жизнь она сможет — попытается — спасти. Она вернулась в хижину после того как солнце зашло. Свернулась клубочком на кресле, которое привёз ей По. За это она почувствовала острый укол благодарности и тоски по отношению к пилоту. Он практически стал ей братом. Яркий, смешной, ворчливый и неизменно харизматичный — её По, который относился к ней на удивление хорошо, бережно — лучше чем практически все в Сопротивлении. Она до сих пор слышала недоверчивый шёпот за своей спиной — даже несмотря на подвиг Люка доверие к джедаям со стороны Сопротивления было подорвано из-за рыцарей Рен. Но Рей мирилась с этим несправедливым отношением, да, она ещё ни разу не давала повода усомниться в себе, почему и не заслуживала это, однако она полностью понимала этих людей, продолжая ласково и скромно улыбаться им, прощая всё это. Они — её новая семья. По крайней мере она твердила это себе каждый вечер. Почти всю ночь она не могла уснуть — слушала прерывистое дыхание офицера, и её сердце сжималось от страха, что оно прекратится. Она бы не винила себя в этом, да и он был всего лишь её врагом. Но ей хотелось спасти жизнь — не важно чьей она была — каждый заслуживал помощи.—
Следующие три дня тянулись медленно, она не могла сосредоточиться ни на тренировках, ни на медитации — бегала проверять офицера. Он всё ещё не очнулся с того момента, как она принесла его сюда и он почувствовал себя, как ей неуверенно показалось, в относительном подобии безопасности, что заставило её почувствовать ещё большую ответственность. Его рана не особо быстро заживала — в её рюкзачке было совсем немного бакты, которую она израсходовала в первый же день, что впрочем и позволило ему остаться в живых — после этого рана значительно затянулась, уже не являясь очень близкой к летальной, хотя и продолжая представлять опасность жизни её офицера. Её офицера… Когда она впервые так назвала его, то её щеки неожиданно покраснели, а она попыталась поскорее отбросить эту ужасную формулировку. Он был вражеским офицером! А потом она вспомнила удушающую тяжесть его тела — никогда посторонний мужчина не был к ней так близко. Объятия с По и Финном не считались — они носили сугубо дружеский, почти братский характер. А тут — абсолютно постороннее, вражеское тело! Она в очередной раз вздрогнула, стараясь очистить свои мысли. Скорее бы он очнулся и она могла избавиться от этого одиночества, которое похоже воистину сводило её с ума. Иногда она думала о Сопротивлении — ищут ли они её? Задаются ли вопросом где она? Хотя, она предупреждала Лею, что немного задержится. Но не настолько же?.. Рей надеялась, что они не будут искать её и она не заставит переживать их. Ей не хотелось становиться очередной проблемой, обузой Сопротивления.—
На четвёртый день он очнулся. Она стояла рядом с его плащом, внимательно осматривая его. Дорогая, хорошая ткань, та же нашивка, которая сказала ей в первый раз, что он офицер. Сейчас, рассматривая её вблизи, она понимала, что он был куда выше — может быть служил непосредственно генералу Хаксу, о котором она слышала от Финна — один из самых властных и жестоких людей, второй после Сноука наравне с Кайло. Но теперь, когда Сноука не стало, кем же он стал? Боковым зрением она заметила как он резко попытался подняться, морщась от невыносимой боли. Она почти сразу же подскочила к нему, пытаясь аккуратно уложить обратно. — Спокойно, ты в безопасности, — мягко сказала она, сжимая его руку и устраивая его удобнее, — Мы всё ещё на Эджан-Клосс. Я нашла тебя, раненного, у одного из спидеров Первого Ордена, после чего принесла тебя сюда — в своё небольшое убежище. Тут никого кроме нас нет, а Первый Орден с Сопротивлением давно покинули планету, посчитав, что сражение закончено. Она попыталась ответить на всё, чтобы он не тратил свои силы на вопросы, после чего вернула ему мягкую, добрую улыбку, пытаясь поддержать. — Спасибо, — его голос хриплый, он произносит это быстро, практически выплёвывая такое непривычное для себя слово, после чего продолжает, — Зачем? — Не знаю, — честно отвечает джедайка, — Я не могла оставить умирающего человека. Каждый из нас заслуживает спасения, помощи, любви, потому что каждый из нас способен на искупление. Даже если и не собирается — в первую очередь он живое существо, а так небрежно относиться к жизни, чьей бы она не была, нельзя. Поэтому. Но мы можем поговорить об этом позже, я вижу, что тебе плохо. Отдыхай пока. После чего успокаивающе поглаживает его рыжие локоны, надеясь подарить ему хоть часть спокойствия. Она видит, как напрягается его челюсть, как он пытается сдержать боль, не дать ей увидеть. И от этого её сердце болит ещё больше.—
Here stands a man With a bullet in his clenched right hand Don't push him daughter For he's got the power to crush this land Oh hear, hear him cry, girl
Он просыпается посреди ночи. Опять оглядывает небольшую хижину, в которой провёл чуть больше недели. Он видит её — ту девчонку, которая спасла его. Ту самую Рей, за которой так долго гонялся его Верховный Лидер. На губах расцветает ухмылка полная горечи. Он должен был стать новым Верховным Лидером. Первый орден — олицетворение порядка, Кайло — живой хаос. Несмотря на боль, пронизывающую тело, он медленно вспоминает, думает, анализирует. Бластер адепт-генерала, который выстрелом в спину решил избавиться сразу от двух проблем — соперника в виде Хакса, мощной, необузданной силы, способной помешать ему, и «шпиона» — Хакс видел как Прайд вил свою паутину вокруг, как ловко создал «шпиона» и поставил это клеймо на него. Быстрая казнь — без суда, без приговора. Энрик Прайд был сильным человеком старой имперской закалки, обладающим острым, аналитическим умом, за что, конечно, заслуживал уважения. Хакс не боролся за место, не боролся за звание и уважение — ему это уже было не надо. Оставались последние штрихи и он мог совершить саботаж. Воссоздать орден вместе со своими людьми, которые оставались преданными ему, которые видели олицетворение Первого Ордена, порядка и настоящей силы, которая могла принести покой Галактике, в Армитаже. Недосмотрел, не рассчитал, ему показалось, что Прайд не сможет. Нанесёт последний удар позже, смотря ему в глаза. Заблуждался. Теперь он расплачивался за свои ошибки. Челюсть непроизвольно сжалась, а полумесяцы ногтей впились в ладони. Цена его ошибок была слишком высока. Когда он практически погрузился в сон, то на периферии сознания мелькнуло совсем недавнее воспоминание — жесткие, привыкшие к грубой работе, но всё ещё маленькие, аккуратные пальцы джедайки, которые с такой нежностью перебирали его волосы. В последний раз к нему так же прикасалась мать — кухарка, рабыня, которая ценила сына больше всего. Хакса учили ненавидеть, отец быстро избавился от неё, пытаясь восстановить репутацию и решить дальнейшие действия в отношении бастарда. Армитаж рос в жестокости, ненависти и боли. Отец старался сделать из маленького, щуплого, болезненного рыжего мальчика, чьи волосы были постоянным напоминанием о той хрупкой девушке, которая смогла впервые заставить имперского офицера познать любовь, сталь. Иногда он срывался просто так — не мог видеть живое напоминание о потерянной любви. Или же о своей ошибке, по крайней мере именно это он твердил себе каждый день словно мантру. Любви быть не могло, разрушающее и глупое чувство, мешающее на пути к истинным благим целям. Но в душе Хакса всё ещё теплилась любовь к ней, иногда он вспоминал её ласковую улыбку, мягкие, шелковистые волосы и грубые от постоянной работы руки. Он старался отгонять эти воспоминания. В Империи не было плохо — если бы его мать не решилась бороться за любовь, не решилась вступить в отношения с видным военным, комендантом Галактической Империи, то её судьба не сложилось бы так печально. Хакс злился, когда думал об этом. Зачем она поставила на кон всё в своей игре, обречённой на провал? Сон его был беспокоен. Он опять чувствовал нежные прикосновения, но теперь различить не мог — кто так благоговейно гладил его — мать или та девчонка?—
Рей устроилась на огромной куче камней у дома. Она наблюдала за заходом, а душа её была полна светлой печали. Офицер шёл на поправку. Что следовало за этим? Что будет дальше? Он вновь сухо поблагодарит её, после чего они разбегутся: она к Сопротивлению, он — на службу Первому Ордену. Она не замечает как он приближается — играет совокупность факторов: она, полностью погружённая в свои мысли, не обращающая внимания на окружающий мир, позволившая себе расслабиться, чувствуя себя в безопасности, здесь, дома, и он, несмотря на ранение, не утративший своей почти кошачьей, тихой походки. Ей кажется, что прошла вечность — так она привыкла к своему уединению с больным, практически всегда находящимся в состоянии сна офицером. Перемен определённо точно не хотелось. Он молча садится рядом. — Ты ещё слаб, тебе не стоило вставать — тихо произносит Рей, вздрагивая, но не предпринимает попыток вернуть его обратно в постель. — И не с таким справлялся, — его хриплый смешок заставляет покрыться её мурашками. Звучит зловеще обреченно. После чего они замолкают. Молча наблюдают за таинством природы, неизменным и вечным закатом. Они научились уничтожать планеты, но отделять, убирать отдельные элементы, — нет. Природа всё ещё была могучей, необъятной силой, которую ни одно разумное существо покорить не могло — лишь приблизиться к ней на ту дистанцию, которую она позволяла. Природа была одним из воплощений Силы. Шустрая живность планеты, мягкое множество красок зелени, уходящие, но ещё дарящие тепло лучи — всё это давало причудливое умиротворение. Странное чувство спокойствия даже рядом со своим соперником. Но были ли они врагами здесь? На этой уже брошенной планете, где им не обязательно было сражаться, где никто не видел их, где больше не существовало вражды между ними в представлении Рей. Уходит он также тихо.—
Со временем молчаливое наблюдение за закатом становится традицией. Они редко разговаривают, если и случается — только по делу. Он медленно, но уверенно идёт на поправку. Умиротворение, которое разливается внутри Рей рядом с ним, остаётся. — Пошли со мной, — неожиданно даже для самой себя произносит Рей, сердце предательски ускоряет темп, заставляя ладони потеть, — Зачем тебе возвращаться в этот ядовитый клубок змей? Я видела, что тебя ранил твой же соратник — в первые дни, когда ты бредил я случайно словила видение, единственное, в нём я увидела сцену твоего ранения. Тебя не тронут в Сопротивлении, я поручусь за тебя. Он смеется долго, заливистым почти детским смехом. Внутри Рей холодеет от страха и стыда. Зачем только начала? — Спасибо, конечно, за приглашение, — хмыкает он, — Однако, откажусь. Я допустил оплошность, был неосторожен, за что и получил выстрел. Я не собираюсь бежать, прятаться в крысиных рядах Сопротивления. Если мне суждено погибнуть за порядок — я приму свою смерть с достоинством, но я сделаю всё возможное, чтобы послужить своим идеалам, послужить Первому Ордену, спасти Галактику. — Спасти Галактику? — удивлённо восклицает она, поворачиваясь к нему лицом и возмущённо приподнимая брови, — Первый Орден приносит лишь разрушения, хаос, войну. Вы воруете детей для ваших армий, убиваете тысячи невиновных, мирных жителей — это ты называешь спасением?! Смерть, боль, ужас, зверская тирания, диктаторство, которое вы несёте — это не спасение. Внутри закипает ярость, а на глазах выступают слёзы. Она вспоминает мягкую руку Леи, которую та положила на плечо Рей, когда говорила роковые слова для неё: «Твои родители были храбрыми соратниками Сопротивления, они погибли вместе с десятком других отважных мужчин и женщин, стараясь задержать войска Первого Ордена, после одной из битв, когда нам надо было скрыться. Это был их выбор, их решение. Они настоящие герои, Сопротивление никогда не забудет их.» И её единственная мечта, которую она хранила с самого детства, разрушилась. Она всегда смотрела в небо, мечтая однажды сбежать с этой удушающей планеты, чтобы найти их там, далеко-далеко, в безопасности и уюте. Чтобы они радостно встретили её, со слезами на глазах и нежностью в сердце прижали к себе свою потерянную дочь, которую по каким-то безумным причинам считали мёртвой. Чтобы это глупое недоразумение исчезло, она бы узнала, что всё это время они надеялись, искали её и ждали. Остаток дней она бы провела рядом с ними — в их уютном доме, почувствовала любовь, которую у неё безжалостно отняла война в детстве. Теперь пепелище в её сердце разжечь вновь уже не могло ничего — Рей утратила последний огонёк надежды, которая грела её сердце. Она вновь училась любить — нарекла Сопротивление своей семьей, пыталась помочь им, считая это единственно верным и нужным в её жизни, но ту дыру, которая осталась в ней после того, как надежду о семье забрали, — было больше не залатать. Сломанная, чужая джедайка с пустынной планеты, которой всю жизнь приходилось выживать, выгрызать своё место в мире, сохранившая наивную доброту, которая часто была смешной для остальных, — могла ли она стать частью семьи Сопротивления? Лея говорила, что да. Рей не признавалась себе, но ответ всегда был с ней — нет, она была там чужой. — Тысячи брошенных детей, которые должны погибнуть из-за того, что их родителей убили ваши солдаты, — её голос дрогнул, — Хотя мы не хотим ничего, кроме мира. Мы лишь хотим отвоевать нашу свободу, наши жизни, любовь и справедливость. Мы несём добро, вы — беспощадная машина смерти. Чего лишь стоит тот факт, что вы безжалостно уничтожили целую звёздную систему? Она вновь замолкает, делая глубокий вдох, тема для неё — животрепещущая, болезненная. С людьми из Сопротивления они редко о таком говорили, предпочитали отмалчиваться, перекидываясь шутками — у каждого свой груз боли, разделить чужой, тем более потенциальной угрозы и чужачки, — никакого желания не было. Она никого не хотела подпускать к себе, никто подавно и не хотел приближаться к ней. Действительно узнать её. Он терпеливо ждёт, молчит, давая ей высказаться, слушает. — Я не понимаю, почему так должно происходить, — тихо заканчивает она, обхватывая себя руками, — Я не хочу этой войны, не хочу этой крови и страданий. И я верю, что вы тоже не хотите. Но ваше руководство — запутавшийся, озлобленный Рен, который нуждается в сострадании, и Хакс, хотя насчёт него я не уверена — осталось ли в нём хоть что-то человеческое? — они обманывают вас, делая в своих руках лишь пешками, которые должны продолжать этот бесконечный круговорот войны. Вырвись, спаси себя. — Диктаторство может быть ответом, Рей, — тихо произносит он. Она вздрагивает от того, как он произносит её имя. Он начинает тихо — потом его голос становится сильнее, увереннее. Словно дикий ручей, полный первозданной природной мощи, который уносит её с собой. «Годы тренировок в пропаганде», — решает она. Но его глаза блестят так, словно он сам верит. И голос его полон спокойствия и сдерживаемой страсти, наполненный истинной верой за которую люди складывают головы на поле битвы. — Крепкая централизованная власть помогла бы Галактике, мы бы избавились от ловушек бюрократии, которые на самом деле выгодны вышестоящим. Сопротивление борется за всю ту же систему так называемой «свободы», в которой она является фальшивкой. Всё тот же голод, все те же бедняки — ничего не меняется, становится легальным и привычным, а элита продолжает жить за их счёт. Первый Орден несет отнюдь не то, что в ваши головы вкладывает их пропаганда. И они несут не то, за что цепляются ваши молодые, горячие сердца, жаждущие справедливости. Он криво улыбается ей. — Я бы мог долго говорить об этом — но зачем? Разве может поменяться что-то в мировосприятии ученицы Скайуокера, которая резко получила избранническое клеймо? Из мусорщицы в герои Сопротивления — если ты не знала, то такой карьерный рост доступен не каждому. Мы не воруем детей, не убиваем невинных. Большая часть наших рекрутов — дети, которые должны были погибнуть. Мы предоставили им дом, отмыли, накормили и, что является самым важным, — дали цель. Они вновь почувствовали себя частью чего-то важного, обрели семью, обрели смысл. Он отвернулся от неё, в то время как Рей продолжала в оцепенении слушать его: — Я тот, кто приказал уничтожить систему Хосниан. Тот самый бесчеловечный генерал Хакс. Теперь ты жалеешь, что спасла меня? — но он и не ожидал ответа, продолжая, — Впрочем, буду рад если ты исправишь свою небольшую ошибку. После прихода Кайло на место Верховного Лидера мы потеряли нашу истинную цель. Потому что его не заботит благо Ордена, благо Галактики — он эгоистично думает лишь о себе, мечась как раненый пёс, как внутри себя, так теперь и во главе Ордена. Большой избалованный ребенок, который получил новую игрушку. Который продолжает ожидать, что все вокруг будут крутиться вокруг него, словно он криффов центр Вселенной. Его голос тухнет, становится тяжёлым, словно это то, о чём ему действительно сложно говорить. То, что мучает его. — Мы делаем плохие, ужасные, бесчеловечные вещи, но то же самое делает и Сопротивление. Потому что это настоящая война. Моё решение было вполне обдуманным и взвешенным — это то, что мы должны были сделать. Система Хосниан уже давно была активной участницей этой войны, которая поддерживала сброд Сопротивления, чтобы хаос мог продолжаться. Хаос, который помогает наживаться на чужих страданиях. Один чёткий, спланированный удар может спасти тысячи жизней наших солдат, приблизить настоящее процветание. На войне всегда есть жертвы. Это — одна из них. Та жертва, которую надо было принести для победы настоящей справедливости. Он замолкает. Рей не может ничего ответить. Ей кажется, что прошла вечность, когда она поворачивается, чтобы взглянуть на него, однако его место пустует. Ушёл он также тихо.—
Don't you ever leave me alone Be my shelter from the storm My war is over I am a sad girl
Последующие дни удушающие. Рей не поднимает на него взгляд, он и не пытается завести диалог. Она пытается принять услышанное, пытается осознать, что сделала, что он сказал, что происходило. Привычный мир пошатнулся и она никак не хотела отпускать его. Это была единственная опора в её жизни, за которую она цеплялась всем своим естеством. Но стоило ли это того? Сегодня что-то опять в ней сломалось — буря в её душе утихла. И, перематывая его уже почти зажившую рану, она подняла голову. Взглянула в глаза человека, которого считала убийцей, монстром. Которого отчаянно не хотела оправдывать, которому отчаянно не хотела верить, но не могла. Нежная зелень его глаз успокаивала. Она не знала как долго длился момент — она замерла с бинтом в руках, рассматривая его. Вновь видя то, что так старательно отметала, считая, что если оправдает, поймёт, примет — сама станет монстром. Но это была ложь, это было то, что ей могли сказать в Сопротивлении, но не то, что являлось истиной. Рей не верила, что последний месяц с лишним провела в компании генерала Первого Ордена по своей собственной вине. Ей захотелось усмехнуться — но её словно парализовало, она продолжала смотреть ему в глаза, понимая, что скоро ей придётся отпустить. Оправдала, поняла, приняла — но это ничего не меняло. Она глубоко ошибалась, думая что здесь они могут не быть врагами. Всё вернётся, но теперь ей никогда не избавиться от непрошенных мыслей, которые будут, обязательно будут копиться в её голове. Рей вновь будет вспоминать его слова, зелень его глаз и теряться от тревоги и беспомощности, которую он принёс ей. Правда и знание не освобождали — лишь делали хуже. Она определённо не ожидала, хотя и смела надеяться где-то в глубине души, — но он наклоняется к ней и его губы касаются её, сухих и искусанных. И ей кажется, что в этот момент мир рушится. Так не должно быть. Генерал Первого Ордена, которого она считала убийцей, которого спасла, ненависть к которому пыталась вернуть, но не смогла, не должен сейчас целовать её — так мягко и нежно. Словно она не была мусорщицей, девчонкой с пустынной планеты, которая не заслуживала ничего, кроме побоев, ненависти и неприятия. Словно она не была джедайкой, соратницей Сопротивления, которая клялась быть на их стороне, помочь сокрушить Первый Орден. Она углубляет поцелуй, хватается за его плечи так, словно он единственное, что удержит её в мире, убережёт от падения. Или она уже падает? Если так и должно быть, то почему она чувствует такую горечь? На глазах появляются слёзы, которые ей бы безумно хотелось скрыть. Он делает только хуже — несмотря на её резкий, странный напор, он отвечает нежностью, аккуратно проводит по её спине, талии, поглаживает и мягко притягивает ближе. Рей почти чувствует отчаянье. Словно он не знает, что раз приласкав дикого, затравленного зверя, ты навечно привязываешь его к себе. Рей не знает, что это относится не только к ней. Девочка с пустынной планеты прижимается ближе к генералу, осознавая, что впервые в жизни она обрела что-то ценное. Рей впервые клянётся — она не отпустит.