Потери и приобретения

      В двухэтажном доме на окраине Парижа было неспокойно. Яркий солнечный тёплый день уже с самого утра ознаменовался грохотом от падения чего-то тяжёлого, детскими криками и запахом горелого. — Это твоя вина, что мы проспали! — мальчик лет двенадцати, растрёпанный и явно только что проснувшийся, пытался одновременно натянуть на себя штаны, которые, почему-то, были на него малы, влезть в футболку и причесать руками неряшливо торчащие во все стороны тёмно-каштановые волосы. — Вообще-то, Арамис, сегодня твоя очередь была ставить будильник! — обиженно отозвался мальчик лет десяти и хмуро насупился, глядя на старшего. Подошёл к нему и резким движением вырвал из его рук свои школьные штаны.       Арамис, который как раз встал, дабы наконец-то впихнуть себя в несчастный предмет гардероба, не удержал равновесие и с грохотом свалился на пол. — Тише! — из коридора раздался властный, но приглушённый голос, и в то же время его обладатель, парень лет пятнадцати, показался в дверном проёме комнаты. — Арамис, д’Артаньян, почему вы ещё не одеты? — Из-за д’Артаньяна мы проспали, — обиженно зыркнув на младшего и потирая ушибленную пятую точку, проворчал Арамис, поднимаясь на ноги. — Мы проспали из-за тебя! — вновь праведно возмутился д’Артаньян и, в силу своего склочного характера, намеревался кинуться на обидчика с кулаками, но дорогу ему преградил самый старший юноша. — Теперь это уже не имеет значения, — спокойно отозвался он. — Одевайтесь скорее. И желательно тише: отец лишь пару часов назад вернулся с дежурства. — Дежурства или встречи со своим «кардиналом»? — хитро ухмыльнулся Арамис. — Молчу-молчу, а то Атос меня сейчас живьём съест, — поймав на себе предупреждающий взгляд Атоса, поднял руки в примирительном жесте мальчишка. — Кстати, о еде… — голос подал д’Артаньян, который к чему-то принюхивался, застёгивая пуговицы на рубашке. — Мне кажется, или что-то горит? — Арамис переглянулся с Атосом, и старший, вздрогнув, резко сорвался с места, выбегая в коридор. — Кажется, сегодня мы снова идём в школу голодными, — Арамис пожал плечами и вместе с д’Артаньяном проследовал за братом.       Выйдя из комнаты и направляясь на кухню, оба брата думали увидеть там тушащего сгоревшие тосты Атоса и лихорадочно проветривающего помещение Портоса — их второго по старшинству брата, который был всего на год старше Арамиса и очень этим гордился. Впрочем, Атоса и Портоса они действительно увидели, но стыдливо топчущимися на пороге кухни. Пока возле плиты, устало глядя на павший смертью храбрых завтрак, стоял их отец. — А вот и младшие подошли, — заметив мальчишек, улыбнулся уголками губ мужчина, выбрасывая сгоревшие тосты и подходя к окну, распахивая его настежь. Лёгкие занавески тут же взметнулись от тёплого ветерка, а в кухню ворвался свежий уличный воздух. — Папа? Но Атос сказал, что ты спишь, — увидев отца, удивился д’Артаньян, на что тот иронично хмыкнул. — Вы бы ещё громче собирались, тогда бы я точно не проснулся, — мальчик стыдливо опустил глаза в пол, и отец, заметив это, потрепал его по черноволосой макушке. — Кто ещё не был в ванной, советую с этим не затягивать, а остальные садитесь, будете завтракать, — Атос и Портос послушно сели за стол, в то время как д’Артаньян с Арамисом скрылись в ванной.       После недлительной войны за первенство у раковины и принятия всех водных процедур, мальчишки присоединились к своим старшим братьям, которые как раз начали завтракать. Когда младшенькие уселись, рядом с ними опустился и их отец, комиссар полиции Тревиль, размешивая кофе в кружке с надписью «Отец года» (это был шутливый подарок от одного давнего и очень вредного друга Тревиля, подаренный ему после того, как в и без того многодетной семье комиссара появился четвёртый ребёнок).       Взглянув на кружку отца, Арамис, как самый языкатый и непоседливый ребёнок в семье, ухмыльнулся, однако в силу того, что его рот был занят тостом, ничего сказать не смог. Поймав на себе строгий взгляд Атоса, наоборот, самого спокойного и рассудительного ребёнка в семье, он и вовсе подавил желание как-либо комментировать родительскую кружку. — Как прошло дежурство? — не обращая на игру в гляделки между старшими братьями внимания, меж тем поинтересовался д’Артаньян. Как самый младший член семьи, от профессии отца он был в самом большом восторге.       Тревиль усмехнулся. — Нормально, — лаконично отозвался он, бросая беглый взгляд на часы. — Поторапливайтесь, парни, иначе опять опоздаете в школу. А я не думаю, что мадам де Гарси придёт в неописуемый восторг, если ей придётся лицезреть меня в пятый раз за эту неделю, — Арамис тихо прыснул, вспоминая перекошенное лицо директрисы.       Их семью мадам де Гарси, почему-то, не любила особенно и за малейшую оплошность со стороны кого-нибудь из мальчишек тут же вызывала в школу их отца, тем самым отрывая его от службы. Каждый раз, при этом, сопровождался угрозами исключения, и Тревилю не оставалось ничего другого, как приезжать, выслушивая очередную гневную писклявую тираду директора. — Это всё потому, что папа когда-то отверг мадам де Гарси, — со знанием дела авторитетно как-то раз заявил Арамис, когда вместе с братьями в очередной раз стоял под дверью кабинета директора. — Вот она ему и мстит так. Ну, и нам заодно. — Либо она просто хочет, чтобы кое-кто, — взгляд Атоса, который стоял, скрестив руки на груди и опираясь спиной о стену, проскользил по Портосу и д’Артаньяну, — меньше вёлся на всякие провокации и затевал драки, — мальчишки на это тогда лишь синхронно фыркнули, отворачиваясь, и Арамис, наблюдая за ними, ухмыльнулся, с ещё большим авторитетом резюмируя: — Нет, всё же она мстит отцу за то, что он её отверг…       Воспоминания о вечно недовольном лице мадам Гарси всё-таки подействовали как надо, и мальчишки тут же засуетились, спешно запихивая остатки тостов в рот, подрываясь с места и выбегая в коридор, где стояли сложенные ещё с вечера портфели. Закинув их себе за спину, синхронно кинув «пока, пап», они вместе выбежали во двор к припаркованным велосипедам. Наблюдающий за ними в окно Тревиль тепло улыбнулся, глядя как лихо парни оседлали своих «коней» и как обычно наперегонки погнали в школу.       Когда детские фигуры скрылись за поворотом, комиссар устало выдохнул. Допив свой кофе, он отставил кружку на стол. Отвернулся от окна, намереваясь вернуться в комнату и ещё хоть немного поспать, однако все надежды на небольшой отдых были разрушены телефонным звонком.       Увидев высветившийся номер, Тревиль обречённо закатил глаза. Подумал о том, чтобы вообще не снимать трубку, однако тут же эту мысль отмёл, прекрасно зная, чем чревато игнорирование этого человека: прошлый раз, когда комиссар случайно забыл телефон дома и не отвечал на звонки, закончился тем, что дом с детьми взял в оцепление спецназ, а спецслужбы были мобилизованы на поиск пропавшего по всему городу.       Вздрогнув от нахлынувших воспоминаний, Тревиль мотнул головой и всё-таки принял вызов. — Доброе утро, Жан, — в холодном голосе по ту сторону провода явно сквозила лёгкая насмешка, — надеюсь, я не разбудил тебя? — Тревилю очень хотелось ответить наглому собеседнику парой крепких слов, но в самый последний момент он всё-таки взял себя в руки. — И не надейся, Арман, — фыркнул вместо этого с ответным сарказмом, — пока в моём доме живёт четверо мальчишек-подростков, ты лишён этой привилегии, — мужчина на том конце раздражённо цыкнул, и от удавшейся шпильки Тревиль удовлетворённо усмехнулся. — Чего звонишь? — отбросив шутки в сторону, как всегда перешёл к делу комиссар. — Соскучился очень, — раздался мгновенный ответ, и Тревиль закатил глаза. — Ты и соскучился вещи несовместимые, — он насмешливо вскинул бровь, не сомневаясь, что за столько лет собеседник научился видеть его реакцию, даже не видя Тревиля воочию. — Тебе точно что-то нужно. Говори. — Нет в тебе ощущения тонкости момента, — Арман абсолютно точно высокомерно вздёрнул подбородок, всем своим видом демонстрируя тонкую задетую натуру. — Впрочем, ты прав, — голос его мгновенно стал привычно серьёзным и надменно-холодным. — Я слышал, сегодня во время дежурства ты встретился с неким Бельгардом… — Всё ещё шпионишь за мной? — угрюмо отозвался Тревиль, в миллионный раз проклиная свою рассеянность и тот злосчастный день. Кто ж знал, что обычное дежурство, в итоге, закончится погоней, ранением и месяцем в больничке?! — … И вы договорились встретиться сегодня вечером, — игнорируя чужое возмущение, продолжил Арман, и комиссар с удивлением обнаружил в его голосе нотки… ревности? — Ты что, ревнуешь, что ли? — переспросил удивлённо и, судя по повисшему на пару мгновений напряжённому молчанию, оказался прав. — Кто он? — в чужом голосе просквозила мимолётная уязвлённость. — Ты будешь выпытывать у меня информацию про каждый фонарный столб? — вскинув бровь, вопросом на вопрос отозвался Тревиль. Нет, Арман всегда был ревнивым собственником, но это, вообще-то, уже переходило всякие границы! — Мне доложили, что вы как-то подозрительно тесно общались! — с упрямым ревнивым нажимом продолжил собеседник, и комиссар устало вздохнул, потирая глаза. — Поменьше слушай миледи, — проворчал он, мысленно желая самой верной и лучшей шпионке Армана долгих лет жизни, чуть менее богатой фантазии и меньшей любви к подначкам. В конце концов, о собственнической натуре сенатора Ришелье не говорил только ленивый, точно так же как только ленивый не обсуждал его роман с комиссаром Тревилем. — Бельгард — мой старый друг, мы не виделись с ним тринадцать лет. Уверяю тебя, ничего такого, что могло бы вызвать твою ревность, между нами не было.       Почти на минуту повисло тяжёлое молчание. Тревиль мог поклясться, что в этот момент его друг и любовник недовольно, а самое главное недоверчиво хмурился. — Ладно, — в конце концов, нехотя протянул он. — Я заберу тебя вечером. Расскажешь мне о своём друге, — последнее слово было произнесено подчёркнуто небрежным, почти презрительным тоном, и Тревиль снова закатил глаза.       Ришелье отключился как всегда внезапно, и когда комиссар убедился, что разговор окончен, он свёл брови на переносице. Напоминание о Бельгарде подняло в душе ворох не самых приятных воспоминаний, отчего Тревиль тяжело вздохнул.       Это будет непростая встреча.