Чёрным по белому

Это не может происходить со мной. Не буду лгать, я представляла подобное в своей голове, но мои фантазии были куда более милостивы ко мне. Реальность же, напротив, сразу же фокусирует моё внимание на предисловии, которым меня запутал Чаглар перед тем, как ударил по голове огромным чугунным... признанием. - Ты... Нет, не так. - Я... И не так. Я потерянно хлопаю глазами и смотрю на него, он - на меня. Начинаю думать, что он проиграл спор и теперь расплачивается за это. Нет, вряд ли, он слишком "джентльмен" для такого. - Что же в этом плохого? - выдыхаю эти слова, словно это даже не я сама произнесла их, а кто-то за меня. Его выражение лица меняется за секунду. Я не могу его прочесть, не могу заглянуть в его мозг и прочесть мысли. Кажется, он сам в этом не преуспел – он выглядит смущённым, сметённым, потерянным даже. Почему он вдруг решил сказать мне те слова? Почему сейчас? Почему таким образом? Ещё ни один мужчина не признавался мне в любви вот так. Поверьте, у меня есть опыт, но все его сухие остатки улетучились в тот момент, когда Чаглар произнёс то, что произнёс. - Не думай об этом, - меня в реальность возвращает его тёплый, пронизанный какой-то ироничной снисходительностью голос. - Скоро финал, - вдруг добавляет он как будто между делом, - и я решил... - Решил, значит, - не могу сдержать горькой усмешки. Он чуть хмурится, недоумевая, почти боясь моей предстоящей реакции. - Решил, мол, так уж и быть, скажу ей, да? - Бурджу, я не хотел путать тебе мысли этим. Я никогда раньше... Я никогда раньше через такое не проходил. Ни с одной из девушек, с которыми снимался, понимаешь? Для меня отношения с партнёршей никогда не были каким-то табу, нет. Просто раньше ни к одной я... - он вздыхает, явно пытаясь осторожно подобрать свои следующие слова. - Отношения с Кайлой длились долгое время, - просто превосходно, думаю я, а я как раз собиралась спросить о ней. - То, что я сказал тебе... Я бы не сказал, я бы держал это в себе до последнего, ждал бы, пока пройдёт, но, Бурджу... Я с замиранием сердца (буквально, чёрт) слушаю, впитываю своим больным мозгом каждое его слово, смотрю на него так, будто мысленно прожигаю дыру в его черепной коробке, невольно задерживаю дыхание. "Но, Бурджу...". - Не проходит... - шепчет он. Выдыхаю. "Не проходит". - Ты никак не обязана реагировать на это. Я тебя ни к чему, абсолютно ни к чему не обязываю. Я знаю, что поздно это говорить, но я не хочу, чтобы твои мысли путались, чтобы ты думала, что стала причиной чего-то... - Причиной чего? - почему-то именно этот вопрос вдруг появился в моей голове среди всего остального хаоса. Я, кажется, знаю ответ, но хочу услышать это от него. - Причиной того, что я разбил сердце своей бывшей девушки, - после затянувшейся паузы произносит Чаглар. Я опускаю глаза. Как отреагировать? Что сказать, не показавшись при этом ехидной сукой, для которой такой расклад дел - просто предел мечтаний? Я бы не хотела оказаться на её месте, это точно. Женская солидарность - это такая штука, что будь то даже невыносимая бабёха мужчины, которого ты обожаешь, так или иначе ты найдёшь способ посочувствовать ей. Три года отношений насмарку... Что ж, это жизнь. - Это жизнь, - механически произношу эту часть своих мыслей вслух. Чувствую, что только это подходит под ситуацию. Под любую. - Это жизнь, - эхом отзывается его голос надо мной. Я поднимаю глаза. - Ты тоже мне нравишься, знаешь? - говорю это, глядя ему в лицо, не позволяя себе опустить взгляд ни на секунду. Вижу, как глаза Чаглара округляются, а рот приоткрывается в немом изумлении. - В последнее время я вела себя с тобой так странно как раз по этой причине. Я очень плохо справляюсь в таких ситуациях. Ты заметил, я думаю. Я не могла даже предположить, что ты... - делаю глубокий вдох. - В общем, я не стану врать. Не в этот раз, во всяком случае. Скажу честно, что не особо расстроилась из-за разбитого сердца Кайлы, но я не злорадствую, не праздную свою победу, ничего подобного. Мне жаль, что я стала причиной чьего-то разочарования, но... Я не знала, что такое может произойти, ладно? То, что ты в меня... Чёрт, - я сдаюсь, опускаю, наконец, глаза, чувствую, как идут слёзы, но не планирую оставлять свою речь без должного заключения. - Мне жаль, что ты считаешь себя плохим человеком из-за того, что ты влюбился в меня. Мне жаль. - Бурджу, нет! - впервые с того момента, что мы пришли сюда, он прикасается ко мне - ловит за руку, когда я вот-вот собиралась было убежать прочь и оставить его наедине с его джентльменскими помыслами, которые когда-то подсказали ему никогда не говорить мне о своих чувствах и перешагнуть через них с завидным хладнокровием. - Бурджу, нет, - повторяет он, - я не жалею о том, что... - Бурджу! Чаглар! Я вздрагиваю и одергиваю руку, освобождаясь от его стесняющего прикосновения. Чаглар оборачивается на оклик, я же просто смотрю в пол. Это Эмре, помощник нашего режиссёра. - Мы вас везде ищем, друзья, а вы тут, - разводит руками мужчина. - Пора работать, хватит болтать, давайте, за дело. Чаглар переводит взгляд на меня, я не решаюсь ответить тем же. Заявись Эмре чуть раньше, когда я так отчаянно хотела уйти, вот тогда, может быть, я не возненавидела бы ничего не подозревающего помощника режиссёра. "Я не жалею о том, что...". О чём он не жалеет? ~ Оставшиеся часы я провожу целиком и полностью в работе, на съёмочной площадке, в перерывах между примеркой новых порций спонсорской одежды и повторением выученного наизусть сценария. Я стараюсь не взаимодействовать с Чагларом вне съёмочной площадки, если нет особой нужды. Под "особой нуждой" я имею в виду быструю репетицию какой-то рандомной сцены. Он замечает мою холодность, но не повторяет мой манёвр и не закрывается в себе на все замки, как это предпочла сделать я. Чёрт возьми, у меня есть веская причина, и он знает её. Несколько раз он пытается подойти ко мне, но я ловко лишаю его такой возможности, начав судорожно искать своего стилиста, который, между прочим, теперь разрывается между мной и Чагларом. Кайла поспешно уволилась ввиду очевидных причин, как оказалось. На монотонные причитания Джана, моего стилиста, по этому поводу я отвечаю ровным "вот, значит, как". Ощущаю себя невольно втянутой в какую-то грязную историю, в которой ещё несколько часов назад мне не было места. То выражение лица, с которым Чаглар произнёс те слова, всё ещё чётко стоит перед моими глазами. Он чувствовал себя виноватым. Виноватым в том, что разрушил трёхлетние отношения из-за какого-то глупого наваждения, у которого, оказывается, моё имя. Виноватым в том, что увидел во мне что-то большее, чем хорошего друга, партнёра, близкого товарища. Я замираю с чашкой горячего кофе в руках. Джан вертится вокруг меня, но всё, о чём я теперь могу думать, это... - Чаглар у себя? - спрашиваю суматошного стилиста, поднимаясь с места. - Ага, - отвечает тот, и я мчу к бело-синему фургончику, отложив чашку на ближайшую поверхность. Вхожу без стука и расплачиваюсь за это – Чаглар стоит в одних джинсах, а его ничем не прикрытый торс буквально приковывает взгляд. - Прости, - выдавливаю наконец и заставляю себя отвернуться. - Джан должен был принести мне мою рубашку, - сообщает мне голос за моей спиной. - Ты не похожа на Джана. - Мне сейчас посмеяться нужно? - Было бы неплохо для моего эго. - Я пришла спросить о кое-чём. - Слушаю. Ты можешь повернуться, кстати. Это не первый раз, когда ты видишь мой прекрасный живот. Действительно, не первый, но сейчас всё видится по-другому, Чаглар бей. Вместо того, чтобы произнести это вслух, я пожимаю плечами и, взяв себя в руки, поворачиваюсь. Голый торс на том же месте, ничего не изменилось, рубашка чудесным образом не появилась. Что ж, я просто задам вопрос и свалю прочь. - Кайла знает, что это я? - Нет, - сразу же отвечает Чаглар. Он, словно и был готов к подобному вопросу, не выглядит раздражённым или расстроенным из-за того, что я вернулась к теме, явно не приводящей его в восторг. - Что... Что ты ей сказал? - позволяю себе ещё один, дополнительный вопрос. - Просто объяснил, что чувств больше нет, что всё... - он сглатывает, опускает глаза лишь на мгновение. - Всё происходило уже механически. Я не стремлюсь к таким отношениям. Гадкая, ехидная моя часть так и норовит спросить "А к каким отношениям ты стремишься?", но я мысленно щёлкаю себя по лбу и проглатываю этот вопрос. - Понятно. Чаглар улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Это не ехидство, не подлое торжество, не радость. Два человека улыбаются друг другу, и этого достаточно. В этот момент приходит Джан с долгожданной рубашкой в одной руке и моим недопитым кофе в другой. - Дорогая, ты не против? - спрашивает он, явно подразумевая сразу две вещи: "Ты не против дать парню переодеться?" и "Ты не против дать мне допить этот кофе?". Я коротко киваю и, бросив последний взгляд на Чаглара, ухожу. ~ Чаглар, как оказалось, был дезинформирован насчёт скорого финала сериала. Прошло два месяца с вышеописанных событий, и только теперь можно свободно и уверенно сказать, что до окончания сериала остаются считанные дни. Все эти два месяца мы (и это можно сказать без преувеличения) старались не перейти негласные границы, которые своими же руками расчертили по очевидной причине. Когда я остыла и начала соображать более ясно и твёрдо, то поняла, о чём именно не жалел Чаглар и почему выглядел таким виноватым, когда признавался мне в любви. Он не жалеет о том, что влюбился в меня, нет. Хотя бы в этом я твёрдо уверена, и этого мне достаточно для того, чтобы не чувствовать тупую боль в груди каждый раз, когда вижу его. Два месяца - достаточный срок для проветривания головы и ментальной уборки. К своему огромному удивлению, я не потеряла надежду, не потеряла острое желание, граничащую с одержимостью мечту, томное волнение при мысли о том, что может быть, захоти я этого, захоти он этого всем своим сердцем. ~ Съёмки одной из сцен финальной серии проходят в привычном месте - локации "Модаму". По сценарию Керем встаёт на одно колено, "окольцовывает" Айше, они целуются. Последний поцелуй, который мы снимаем. Может быть, это наш самый последний поцелуй. Последний поцелуй Керема и Айше, последний поцелуй Чаглара и Бурджу. - Вы готовы? - спрашивает Сердар. Я смотрю на своего партнёра, он - на меня, и мы киваем в унисон. Так, словно говорим друг с другом, а не с режиссёром. Я откладываю папку со сценарием куда-то в сторону и встаю на нужное место. Чаглар делает то же самое. Боже, как же он чертовски красив. Сегодня как-то по-особенному. Эта синяя рубашка с закатанными рукавами, его глаза, руки, пальцы, губы... Мой мозг всегда славился тем, что заставлял думать о самых непристойных вещах в самые неподходящие для этого моменты. Как сейчас. Что будет, если я положу свою голову на его грудь? Что будет, если я обниму его, крепко прижмусь к его телу, так, будто хочу навсегда запомнить его рельеф? Что будет, если я поцелую его? Глубоко, пылко, не отрываясь ни на секунду, растворяясь в нём, отдавшись полностью, позволив делать со мной всё, что только придёт ему в голову. Что будет? - Итак! Раз, два, три! Поехали! Чаглар начинает, я подхватываю. Всё идёт так, как надо. Всё идёт так хорошо, что мне вдруг хочется нарочно испортить дубль, чтобы переснять его, затем снова и снова проделать то же самое. Только для того, чтобы растянуть это, растянуть это удовольствие - играть с ним. Когда он хватает меня и прижимает к себе, мне приходит в голову то, что тогда, почти год назад, когда я, мокрая из-за дождя и запыхавшаяся из-за судорожного бега, стала объектом беспощадных шуток своего новоиспечённого партнёра, я и подумать не могла о том, что когда-нибудь посмотрю на него другими глазами. Сначала он стал моим официальным партнёром, ничего личного. Я видела его как очередного мужчину, любовь к которому мне нужно будет сыграть перед камерами. Затем, он стал мне другом. Другом, рядом с которым было невозможно находиться в плохом настроении, даже если ты поспала всего три часа из трёх возможных и похожа на человека только благодаря литру кофе. Я никогда не смеялась так, как смеялась с ним. И я не заметила, как вдруг стала смотреть на него совершенно другими глазами. Я не знаю, в какой именно день, в какой именно момент я влюбилась в него, в его мальчишескую улыбку, ясные глаза, чистое сердце, открытое далеко не для всех, кто хотел бы в нём оказаться. Я всегда думала, что и мне суждено было остаться одной из тех несчастных. -Ты и на съёмки так будешь опаздывать? Мужчина улыбается и протягивает мне руку. Так, будто только что не съязвил в мой адрес. - Чаглар Эртугрул. Чаглар. - Бурджу. - Бурджу, - он хмыкает, кивает, оглядывает меня. - Ты промокла насквозь. Позволь. Не дожидаясь моего ответа, он снимает с себя пиджак и набрасывает его на мои плечи. Я вздрагиваю, когда его уверенные пальцы касаются моих плеч, и это почти заводит. - Не самый комфортный вариант, но лучше так, не то простынешь, а у нас съёмки на носу. Я киваю. - Спасибо, спасибо. - Спорим на сто лир, что Эмре сейчас споткнётся? - Откуда такая уверенность? - Я споткнулся в том месте. - Просто ты неуклюжий. - Так спорим? - Спорим. Мы внимательно наблюдаем за Эмре, и спустя пару секунд он не просто спотыкается, а полностью теряет равновесие и падает на землю. Чаглар гогочет, и я смеюсь от души, не думая о том, что только что так бездарно потеряла сто лир. - Кайла, сфотографируй нас. Простывшая я и полный энтузиазма Чаглар позируем для всех и сразу, но несколько фотографий мой партнёр захотел сделать на свой телефон. Я послушно смотрю в камеру, которой оперирует Кайла, и улыбаюсь. Девушка делает несколько кадров, а затем бесцеремонно кладёт мобильный любимого в свою сумочку. Я мысленно удивляюсь уровню доверия. - Я подвезу тебя до дома, - вдруг в утвердительном ключе сообщает Чаглар. - Не стоит, - говорю, - я с друзьями. Он заметно мрачнеет. - Ты уверена? Ты вообще должна была остаться дома. Простуда - не шутки, Бурджу. Тебе почти тридцать, а ведёшь себя... - Если ещё раз напомнишь мне о моём возрасте, я тебя так покалечу, что родная мама не узнает. Чаглар смеётся. - Ладно, извиняюсь, - отвечает он. - Я не могла не прийти. Тем более, я должна была поздравить тебя лично. Не каждый день исполняется тридцать два, - говорю я и легонько толкаю его в бок. - Ты победила, - смеясь произносит Эртугрул. Он встаёт на одно колено, и остальное - в замедленной съёмке. Кольцо оказывается на моём пальце, мы смотрим друг на друга, он медленно поднимается, и я подаюсь вперёд. Я целовала его десятки раз до этого. Каждый поцелуй был по-своему интересен, в чём-то механичен, нежен, нетороплив. Я целовала его десятки раз до этого, но в этот раз мне почему-то так сильно хочется разрыдаться, не отрываясь при этом от его губ ни на мгновение. Я пытаюсь выгнать несвоевременные мысли из головы, стараюсь сфокусировать внимание на настоящем моменте, напомнить себе о камерах и людях, окружающих нас сейчас, и у меня получается. Поцелуй получается затянувшимся, впрочем, как и во все предыдущие разы. Ничего, думаю я, вырежут что надо, как обычно. Одна моя рука обнимает Чаглара, другая - на его лице. Я улыбаюсь сквозь поцелуй и чувствую, как он улыбается в ответ. Этот сравнительно невинный поцелуй заканчивается лишь несколько секунд после того, как режиссёр громогласно сообщает о том, что всё снято. Когда я оглядываюсь, то замечаю пару-тройку странных взглядов. Решаю не переживать из-за того, что подумают остальные. Смотрю на Чаглара. Тот с блаженной улыбкой глядит на меня в ответ, всё ещё такой по-особенному красивый. - Бурджу, смена костюма! Чаглар, ты пока остаёшься в том же. Джан возвращает нас обоих с небес на землю. Спасибо, Джан. Я закатываю глаза и раздражённо вздыхаю, хоть и не могу всерьёз злиться на своего дурачка-стилиста. Когда мы с ним остаёмся наедине в моём фургоне, Джан протягивает мне одежду, в которую я должна влезть, и вместе с тем говорит как бы невзначай: - Прекрасно, что вы так сблизились. Я замираю с коробкой обуви в руках. - Ты о чём? - О тебе и Чагларе, конечно же. - Да, мы... Мы нашли общий язык. - Да, вы нашли общий язык. Там, пару минут назад, - хмыкает мой стилист, и до меня вдруг доходит его игра слов. - Ты что! Нет, не было никакого языка! Мои щёки горят. Я откладываю коробку на столик и скрещиваю руки на груди – настолько я возмущена. - Я шучу, дорогая, шучу, - Джан только заливается смехом. - Прекрасно ведь, когда партнёры не грызутся друг с другом, как две овчарки. Ты не пойми меня неправильно, но без сексуального влечения в той или иной степени между актёрами не сложится идеальной химии на экране. Это факт, - он пожимает плечами, мол, и как ты могла этого не знать? Я всегда знала, что для того, чтобы на экране слепилось нечто, похожее на настоящую любовь, между актёрами должна быть гармония, уважение, да симпатия, в конце концов. Но... сексуальное влечение? Мои щёки всё ещё пылают. - Я не первый раз работаю на съёмочной площадке, Бурджу, - продолжает мой стилист. - Я видел многое, слышал многое, делал вид, что не слышал и не видел многое. То, что у вас сложилось с Чагларом, по-настоящему большая редкость. Вам повезло, вашим зрителям повезло, вашим фанатом повезло. Сердару, конечно, тоже. Он сам мне сказал. - Что? Что сказал Сердар? - меня вдруг приводит в чувство вероятность того, что режиссёр что-то прочуял. Впрочем, чуять было нечего, если на то пошло. Если между мной и Чагларом что-то и есть, то это взаимная симпатия друг к другу, влечение... Чёрт, Джан прав. - Сердар просто заметил, что с вами очень легко работается. И по отдельности, и вместе особенно. Он называет это "идеальной гармонией". Прекрасно же, девочка, - стилист издаёт смешной звук, что-то между смешком и фырканьем. Я нерешительно киваю. - Вот, надень это, это и это, - он указывает на все необходимые юниты, а мне остаётся лишь послушно кивать на каждое его слово. - Я приду через десять минут и проверю, как всё сидит. Окей? - Окей. Джан уходит, а я остаюсь наедине с хаосом, который он посеял. Если уж на то пошло, то этот хаос посеял вовсе не мой наблюдательный стилист, а я. Я и Чаглар. Мы сами ввязались в нечто, чему я даже не могу дать названия, но это нечто я не считаю чем-то скандальным, чем-то плохим и в корне неправильным. Эта ситуация запутала нас обоих, поменяла наши жизни, повлияла на нашу работу, но повлияла, к счастью, благотворно. Когда Джан упомянул сексуальное влечение, меня словно шандарахнуло током. Я вдруг постыдилась собственных мыслей и скрытых желаний. Хочу ли я переспать с Чагларом, к примеру? Жутко хочу. Влечёт ли меня к нему? Жутко, дико влечёт. Хочу ли я снова поцеловать его? Хочу ли я ворваться в его фургон, наброситься на него с поцелуями, прижаться к нему и никогда не отпускать? Очень, очень, очень хочу. - Хочу, - говорю я себе под нос, и это становится рычагом, призывом к действию. Я вдруг наполнена решимостью, и мне плевать, кто что подумает. Я делаю шаг вперёд, но тут же замираю на месте, потому что дверь моего фургона внезапно открывается, а в маленьком проёме вырастает Чаглар. - Я... - начинает он, но я не позволяю ему закончить. Я хватаю его за руку и тяну к себе. Он охотно поддаётся моему жесту, и мы целуемся. Он прижимает меня к себе, я обнимаю его обеими руками, затем запускаю одну в его волосы и открываю рот, позволяя ему хозяйничать в нём. Он не упускает возможности и начинает скользить в нём своим языком. Мне вдруг катастрофически хочется раздеть его и прильнуть губами к горячей груди, но я решаю оставить самое интересное на другое время. Чаглар припечатывает меня к ближайшей ровной поверхности, коей оказывается стена фургона, и я издаю тихий стон. Это только раззадоривает его, и он начинает терзать мои губы своими в новом порыве. Мокрые звуки поцелуев эхом отдаются в моих ушах, и мне на секунду начинает казаться, что их могут услышать все в радиусе километра. Что ж, даже если бы это было правдой, мне было бы всё равно. Я сжимаю в ладони волосы на его затылке и улыбаюсь, когда он рычит в ответ на это. Мы целуемся, отрываясь друг от друга лишь на секунды, чтобы вдохнуть как можно больше воздуха и вернуться к занятию. Я чувствую его чуть выше живота, чувствую через слой его брюк. Его рука ловко прошмыгивает под моё платье и касается моего бедра. Я знаю, что отныне всегда буду чувствовать его там, всегда буду вспоминать эти прикосновения, воссоздавать их в голове и отчаянно держаться за них, за это обволакивающее ощущение принадлежности ему, его рукам, его губам. Он чуть сжимает моё бедро и звучно отстраняется от моего рта. Он смотрит мне в глаза, тяжело дыша, словно пытаясь раз и навсегда запечатлеть в памяти то, что видит сейчас. Я понимаю, что мы проделали одно и то же. Мы оба на подсознательном уровне боимся больше не оказаться в похожих обстоятельствах, поэтому лихорадочно пытаемся выгравировать один и тот же момент в своих умах. Он всё ещё смотрит мне в глаза, его грудь всё ещё судорожно вздымается и опускается, зрачки расширены до физического предела. - Джан вот-вот придёт, - вдруг вспоминаю я. - Мы встретимся после съёмок? В его голосе столько надежды, столько желания, что даже вероятность отказа, кажется, может просто сломать его. - Да, было бы неплохо, - меня пробивает на улыбку. - Было бы неплохо, - вторит он с той же улыбкой. Я чувствую, как он убирает руку с моего бедра и отстраняется. Словно по расписанию, в эту минуту входит Джан. - Я даже не буду спрашивать, - усмехается стилист. ~ Прощание со всей командой после долгих месяцев интенсивной работы даётся мне нелегко. Я так привыкла к этим людям, к этим лицам, что мысль о том, что отныне я не буду видеть их каждый день, приводит в уныние. Я проходила через подобное не один раз, и каждый последний день для меня всё так же тяжёл. Гюзиде берёт с меня обещание, что мы будем видеться хотя бы раз в две недели, а то и раз в неделю, и я охотно соглашаюсь, смеясь. Серкай обнимает меня несколько раз за весь день, показывает фотографии с весёлого уикенда со своей девушкой, расспрашивает меня о моём племяннике Джане (в этот момент появляется Джан-стилист и интересуется, не о нём ли идёт речь). Кюбрасу настаивает на том, что сделает мне кофе, и мы болтаем о разном, в основном об её отношениях и моих планах на ближайшие месяцы. Среди всего этого сентиментального бардака я не успеваю так же поговорить с человеком, который на протяжении всего этого времени был, по сути, ближе мне всех остальных. Чаглара так же, как и меня, все тянут в разные стороны, буквально разрывая на части, пытаясь провести с ним хотя бы немного из оставшегося времени. Лишь пару раз нам удаётся переглянуться, пожать плечами от безысходности и улыбнуться друг другу так, что всё становится понятно без лишних слов. Сама мысль о том, что мы встретимся и побудем вдвоём после всей этой суматохи, придаёт мне сил. - Я рад, что вы разобрались со всем, - говорит Серкай во время очередного перерыва. - "Вы"? - спрашиваю. - Ты прекрасно поняла. - Да, поняла. Я улыбаюсь. Отрицать бесполезно. ~ Когда всё заканчивается, на часах двенадцать. Странно, но я даже не чувствую усталости, которая обычно в такое время просто валит меня с ног. Я долго прощаюсь со всеми в последний раз, рассыпаю направо и налево обещания встретиться и поболтать в самое ближайшее время. Все уезжают. Я остаюсь. Жду. Жду недолго, потому что уже через пару минут ко мне подъезжает внушительный мерс, а из водительского окна показывается знакомое лицо, расплывшееся в безмятежной улыбке. - Госпожа Бурджу? - Господин Чаглар? Я, смеясь, залезаю на переднее сидение машины. - Рад, что избавился от своей надоедливой партнёрши? - Не скажу, что рад, - произносит он, нажимая на газ, - но факт есть факт. Партнёрши у меня больше нет. Кто знает, кто появится вместо неё. Я внимательно слежу за его лицом. - Кто может появиться вместо неё? - спрашиваю не своим голосом. Чаглар не сводит взгляда с дороги. Я, конечно, благодарна ему за то, что он заботится о нашей безопасности, но прямо сейчас я очень хочу посмотреть ему в глаза, прочесть в них всё то, что он вслух говорит загадками. - А это уже ей решать, - отвечает он спустя несколько секунд. - Я готов на всё. - Она тоже. Он резко поворачивает куда-то, в темноте я успеваю заметить лишь то, что мы съезжаем на обочину. В следующий момент я уже чувствую его ладонь на своей скуле, его горячее дыхание - на шее. Мириады мурашек табуном пробегают по всем конечностям, и я рефлекторно подаюсь вперёд, закрываю глаза. - Не здесь, - шепчу. - Просто поцелуй. Мне не приходится повторять - Чаглар с животным рыком припадает к моим губам, сминая их в жадном, хищном поцелуе. Я беру его лицо в ладони и отвечаю с таким же желанием. - Не здесь, - повторяет мои слова Эртугрул, неохотно отстраняясь. ~ Мне тридцать лет, я современная, молодая женщина, и было бы странно, если бы в моей жизни никогда не было спонтанного секса без обязательств. Он был, но в умеренном количестве, и его самая насыщенная волна пришлась на период между двадцатью и двадцатью пятью годами. Тогда передо мной открывались все двери, и я хотела делать то, чем занимались все молодые и уверенные в себе люди. Я хотела попробовать всё, до чего мои руки могли дотянуться, и порой я просыпалась рядом с мужчиной, имени которого не вспомнила бы даже под дулом пистолета. Сейчас, когда мне уже тридцать, я понимаю, что отношения на одну ночь – не моё. Самый зажигательный период был позади, и я многому научилась. Например, в последнее время я хотела найти надёжного человека, с которым я чувствовала бы себя по-настоящему любимой. Я так отчаянно искала свою любовь, что в один момент опустила руки и сдалась. Именно в это время в мою жизнь вошёл он. Он научил меня тому, что бегая за чем-то, мы лишь преуменьшаем наши шансы на получение желаемого. Когда он так бесцеремонно поселился в моих мыслях и в моём сердце, я вдруг ясно осознала то, что любовь приходит в наши жизни точно так же: она не спрашивает, удобно ли нам, вовремя ли она, не побеспокоит ли; она по-хозяйски обосновывается глубоко внутри и даже не думает покидать занятый пьедестал. Сейчас, когда я чувствую его руки повсюду, я думаю о том, что происходящее в этот момент – это то, о чём я никогда не пожалею. Я жалела о многих ночах, но об этой я никогда не вспомню с горечью, и я так уверена в этом. Это не случайные отношения на одну ночь, это даже не спонтанные отношения на неделю. То, что я чувствую сейчас, и то, что сейчас ощущает он, – это одно целое. - Ты уверена? - спрашивает он снова, и я снова улыбаюсь, снова говорю своё решительное "да", а дальше... Невольно задумываюсь о том, как я раньше могла жить без этого. Как я могла жить без его рук на моих бёдрах, на моей груди, без его пальцев на моих губах, без взгляда этих потемневших глаз, без этого обволакивающего тепла? Я прижимаюсь к нему так, насколько это физически возможно сейчас. Он целует меня за ухом, и я растворяюсь в нём. Мы двигаемся в унисон, и я не хочу, чтобы это когда-либо кончалось. Кажется, я произнесла это вслух, потому что он вдруг шепчет: - Не кончится.