Последний удар колокола

Эсмеральда так и осталась безучастна ко всему, лишь изредка на ее лице появлялась та самая странная загадочная улыбка. Чему она улыбалась? Даже Клод не мог понять. Спустя неделю он с горечью осознал, что от ужаса и беспросветной тоски, от безнадежности, от осознания скорой неизбежной смерти, его красавица, его богиня, его чаровница, его прекрасная волшебница просто сошла с ума. Чего только Клод не делал, к каким средствам не прибегал, чтобы вернуть прежнюю Эсмеральду — все было напрасно. Бог жестоко наказал его и отобрал у него самое дорогое. Спустя несколько месяцев Эсмеральда родила сына. Радости Клода не было предела, и на какое-то время ему даже показалось, что цыганка пришла в себя, что теперь ребенок будет своеобразным толчком к новой жизни… Но нет. Иногда Эсмеральда пела странные печальные песни и не замечала никого рядом с собой, укачивая свое дитя; иногда льнула к Клоду, а потом отталкивала его и плакала, разражаясь проклятиями. В эти минуты ему казалось, что еще немного - и его сердце, не выдержав муки, разорвется на части. Прошло полгода. Была поздняя осень. Дни были холодными и промозглыми, совсем как тогда, когда Клод впервые привел Эсмеральду в свой дом. Однажды, в один из таких темных и холодных вечеров, Клод вернулся раньше обычного, как будто что-то торопило его. Нехорошее предчувствие и волнение закрались в его душу. Добравшись до дома, он открывал входную дверь, торопливо поворачивая ключом в замочной скважине. Он не заметил сидящего у входа Квазимодо, молчаливо чего-то ожидавшего. Звонарь, как это часто бывало, держал на руках сына Клода и Эсмеральды. Глаза горбуна были какими-то грустными и в тоже время излучали странное тепло. Священник лишь мельком окинул Квазимодо затравленным нетерпеливым взглядом и ринулся наверх. Клод буквально взлетел на второй этаж дома, в спальню, где у окна сидела Эсмеральда, всматриваясь в вечернюю темноту.  — Эсмеральда, — тихо позвал ее Клод. Ответа не было. Он подскочил к ней и упал перед ней на колени, целуя ее холодные руки. Это показалось Клоду странным, ведь камин горел, и в комнате было очень тепло, даже жарко, но руки Эсмеральды оставались холодными. Клод поднял глаза и посмотрел на ее лицо. Оно казалось спокойным, словно просветлевшим. Странная улыбка застыла на ее губах, а темные большие глаза были неподвижны, они блестели и смотрели куда-то вдаль.  — Эсмеральда, счастье мое, Эсмеральда… — Клод осекся, когда попытался погладить цыганку по щеке. При первом же прикосновении к ее нежному личику она упала ему на руки и больше не двигалась. Свободные птицы не живут в клетках, они не поют взаперти, их век становится слишком коротким и обрывается тогда, когда им ломают крылья, а позади с лязгом и шумом закрывается решетка. *** Прошло семнадцать лет...  — Я так решил, отец, — четкий и громкий голос юноши с блеском в больших тёмных глазах отвечал на вопрос.  — Если тебе все еще интересно мое мнение — я бы не хотел, чтобы ты становился священником, а потом, чтобы шел на службу в кардинальскую свиту, сын мой. У тебя живой острый ум, ты бы мог направить его в другое русло. И потом, это случится не раньше, чем через два года. И лишь благодаря мне и моему специальному разрешению ты сможешь стать священником. Ты еще слишком молод… Еще есть время подумать и отказаться. — голос Фролло, низкий, уверенный и такой же четкий, как и прежде, нарушил воцарившуюся паузу.  — Почему же, отец? До моего рукоположения еще есть время — это так, но я не изменю своего решения. — темные глаза его поблескивали, и решительная интонация голоса отметала всякие сомнения.  — Я могу наложить запрет. В противном случае... - Клод осёкся. - Ты не представляешь себе, насколько это бывает невыносимо. И кем ты будешь? Ты не понимаешь, чего лишаешь себя. Ты отдалишься от радостей жизни и всех привязанностей. Подумай, на что ты себя обрекаешь! — Клод заметно нервничал, глядя на своего единственного сына. Его решение падало тяжёлым камнем на сердце Фролло. — Ты еще сам не ведаешь, чего желаешь, сын мой, прошу тебя всем сердцем, подумай!  — Я знаю, чего хочу, — так же твердо продолжал молодой послушник, надменно вскинув свою голову и сверкнув темными глазами — на сей раз это был ответ на все просьбы и мольбы отца.  — И чего ты хочешь? — тихо спросил Клод, глядя на сына.  — Стать кардиналом Франции. Меня не раз принимали при дворе благодаря твоим заслугам. Король благоволит мне. — прозвучал ответ. Железный голос и надменное выражение лица, а самое главное — сытая уверенность, сквозившая в его глазах, окончательно раздавили все попытки Фролло отговорить сына от опрометчивого поступка. Клод провел рукой по лбу и хотел что-то ответить, но его мысли и речи прервал удар колокола собора Парижской Богоматери, возвещавший час тушения огней. Этот звон будто достал до самой глубины его заблудшей души и пронизывал все его тело. Клод побледнел и вздрогнул, невольно припомнив все то, что предшествовало этому моменту. Всё то, что толкнуло его на путь греха, всё то, ради чего он отказался от Бога, всё то, ради чего он страдал и всё то, что он любил и уничтожил. Последний удар колокола прозвучал и растворился в тишине.