Храни его город

— Я посижу еще. Ливень, — Саша говорит как можно непринужденнее. Хоть он и планирует уезжать на такси, которое под самый подъезд подают, да и в зонте вряд ли откажут, но не хочется. Причина сомнительная, ливни в октябре за час-два не успокаиваются, но, наверное, все итак до невозможности очевидно. Билан, может, и пьян половину времени, но продолжительные взгляды, которые Саша даже не пытается скрывать, замечает. Чувствует, что приоритеты явно расходятся, в глубине души чувствует даже грусть, но на деле лишь доливает еще какого-то пойла. — Сиди, можешь даже прилечь, — полуулыбка, а взгляд куда-то сквозь. — Меня и стул устраивает. — Ммм, разнообразие? Серьезный взгляд, шумный вздох, и Билан намек понимает прекрасно, пожимая плечами, мол шутка. Изначально его этот трепет, что ли, и привлекал, а сейчас… Самому от себя тошно, и не ясно, почему Сашеньке не тошно или почему не скажет просто об этом. Неужели сам осознанно именно на это и подписывался, не рассчитывая на нормальное отношение. Билан же сам понимает, что по пизде идет все, а пизды в их тандеме не предполагается по умолчанию. — Все хорошо? — Дима умеет находить время для вопросов. — Да, такси ночью ходят, Москва же, — а Рыбак умеет от вопросов уходить. — Вот и хорошо, что хорошо. Привычка сидеть на кухне — нечто родом из детства, нечто, что не требует никаких пояснений, хоть в гостиной комфортней бесспорно. В некотором роде одно детство на двоих. Хоть что-то. А еще в детстве деревянная рама не могла никак заглушить шум и капли о подоконник, будто в самой квартире. А теперь только монотонный фон шуршанием и редкие раскаты грома где-то вдали: опустить жалюзи — и ни намека на бушующую стихию. Не осталось никакой романтики. Тишина угнетает тихо и безапелляционно. Решил остаться, зная, что сегодня очередной неудачный случай, но обстоятельства не дают такой роскоши, как выбор. Сидит теперь напротив, смотрит на характерно расслабленное лицо, постоянно выискивающие что-то глаза и ни о чем не думает. Думать — себе дороже, слишком много проблем всплывает, которые решать в одиночку не получится, а говорить слишком сложно, так что приходится отдаваться ощущениям. Билан опять это видит, понимает и зажимает зубами кофейное зерно. Не его вина: Сашенька — мальчик большой и в тридцать с лишним лет сам несет ответственность за свои решения, даже если решение само осознает, что оно так себе, мягко говоря, если не сказать — говно. Или в говно. Будет скоро, подождать час или два только. — Может чаю хоть, а то сидишь, как голубь побитый. Куда ж творческому человеку без образности и метафор. — Я сделаю, да, помню где. Саша сам встает, ноги уже затекли, и приходится незаметно разминать за те пару метров до стола с электрочайником. Вода даже есть, хотя в дозах кофеина сомневаться и не приходится. Саша отмечает, что в дозах в целом можно и без сомнений, но он точно так же верит в осознанность, если не самого Димы, так хотя бы Рудковской, в чьих интересах, чтобы он с очередного прыжка насмерть не наебнулся. Билан отмечает, что сейчас ощущается уют. Да, не за его счет, да, самому Рыбаку, кажется, даже неловко местами, хотя все эти места не раз видел и со всех ракурсов, но вот он, дом. Вставать через семь часов, ливень все так же где-то на периферии, звуки шуршащих упаковок, пока Саша ищет заварку. Давно руки до чая не доходили и, наверное, доходят исключительно руки норвежца раз в те три-четыре месяца, что он тут бывает. Как говорится, срок годности — стереотип навязанный обществом, хотя надо бы как-то заменить. Или обнаглеть в край и попросить Рыбака с собой привезти. — У тебя тут хлопья с того года, кажется. — Сувенир на память. — Я выкину? — Не ценишь ты мелочи. Наверное, это просто сарказм, но Саша думать устал, потому просто оставляет пачку на ее месте, надеясь, что она не состоит целиком из плесени. Для здоровья вредно, а тут и так факторов риска, хоть с методичкой по ОБЖ сверяй. Вода шумит на улице, вода шумит в чайнике. Все еще нет никакой логики и рациональных причин, почему следует тут оставаться, ведь даже психологическим комфортом пахнет весьма отдаленно. Но Саша возвращается к столу с чашкой, удовлетворенный даже таким исходом, А Билан переносит будильник на два часа вперед: отправлять гостя в ночь — дурной тон, пусть нарушать тишину для согласования планов он и не собирается.