Уроборос

      Всё имеет своё начало и конец. Подобно укусившему свой хвост Уроборосу, события повторяются раз за разом. День сменяет ночь, листья опадают, становясь пищей для новых, которые так же однажды опадут. Каждый идущий ляжет, каждый взлетевший — приземлится. Ничто не вечно, кроме циклов.       Смерть Валки больно ударила по жителям острова Олух. Десять лет назад они были искренне рады её возвращению, воспринимая его как чудо. Чудо, которому, к сожалению, не было суждено повториться. Болезнь пожирала её изнутри, кожа тускнела изо дня в день. Некогда здоровые и крепкие волосы оставались на гребне, подаренном давным-давно ныне покойным мужем. А точные ловкие движения остались в прошлом.       Женщина никуда не могла выходить без поддержки. Грозокрыл не отходил ни на шаг от матери вождя, стараясь помочь всем, чем только может. Но вскоре Валка не могла даже дотянуться до легкого стакана с водой, стоящего рядом, не то что встать. Готти разводила руками, попросив готовиться к худшему.       Валка скончалась в ночь месяца Локи*. Лёд с вод океана сошёл к тому времени. Постройка ладьи дала небольшую отсрочку перед прощанием. Балдер и Руна, понимая состояние отца, старались уходить из дома, коротая время у кого-то из друзей. Они знали, что их бабушка больше не проснется, но детский разум постепенно брал своё. Весёлые игры со сверстниками и большие сугробы хорошо отвлекали от горя.       Иккинг же был подавлен. Десять лет назад он обрёл мать и потерял отца. Теперь же лишился и её. Он не был готов отпустить. Прошедшее время казалось теперь слишком коротким, будто они провели вместе лишь миг. Вождь корил себя за её болезнь — он не знал, где она заразилась, но предполагал все места, где они были: от кораблей охотников и какого-то нового яда до медленно убивающего газом неизвестного дракона. За последнее время они встретили множество новых видов. Кто знает, кто из них стал причиной болезни?       Когда Астрид зашла в их спальню ранним утром, Иккинг всё понял без слов. Броня из чешуи Беззубика сменилась на более простую, из кожи, а верный меч остался на кровати. Меховой плащ непривычно тяжело лёг на плечи, заставив Иккинга сглотнуть.       Кивнув детям и жене, стоявшим рядом со входом, вождь взял в руки факел, лежавший на столе. Помедлив секунду, решаясь, Иккинг распахнул дверь. В двух шагах от входа стояла чаша с огнем внутри. Иккинг опустил в неё факел, дожидаясь, пока он загорится, после чего пошёл вниз, к причалу, высоко подняв его над головой.       Жители деревни, стоящие на всём протяжении пути, шли за вождем, едва тот проходил мимо них. У каждого, кто пришёл на прощание, было что-то в руках. Астрид, по просьбе Валки, несла её посох и броню из драконьей чешуи. Балдер нес кувшин с медом, а Руна — лежавший на блюде свежий хлеб. Драконы молча наблюдали за процессией с крыш домов и скал, не вмешиваясь.       У причала на волнах покачивалась погребальная лодка. Плевака, последний из жителей, стоял возле трапа вместе с корзиной, полной рыбы. Иккинг остановился рядом с ним, кивая жене. Астрид зашла на ладью, вкладывая посох в холодные ладони и оставляя броню в ногах. Следом взошёл Балдер, ставя кувшин по левую руку от бабушки, после — Руна, оставляя блюдо по правую. Каждый из принесших дары обходил Иккинга по одну сторону, оставляя подарок умершему на палубе ладьи, и уходил по другую. После Плеваки, чувствуя молчаливую поддержку старого наставника, настал черёд самого Иккинга.       Ладья тихо поскрипывала под ногами, когда вождь шёл к телу, стараясь не наступить ни на одно подношение. Посмотрев на белое, спокойное лицо матери, Иккинг мягко коснулся факелом её груди. Когда пламя занялось, викинг покинул ладью. Плевака и стоявшие со стороны кормы пятеро крепких мужчин с силой толкнули конструкцию. Корабль отчалил от берегов живых, неся душу к берегам мертвых.       Викинги не прощались с женщинами вслух. Каждый сказал всё в своих мыслях, когда оставлял дар на корабле. Сейчас же они смотрели, как сгорает дотла тот, кто был одним из них. И кто никогда не вернётся.       Небо было затянуто густыми тучами, и с горизонта медленно приближались тёмные облака. — Будет буря, — заговорил первым Иккинг, словно сбрасывая мутную сеть, укрывшую причал тишиной, — захлопните ставни.       Под негромкие перешёптывания жители начали расходиться. — Пап, — Руна слабо дернула за рукав, привлекая внимание, — а что будет с Грозокрылом? Он же не сможет последовать за бабушкой.       Иккинг повернул голову в сторону деревни. На крыше одного из домов четко виднелся шторморез, глядя в то место, где, догорев, затонула ладья. — Я не знаю, доченька, здесь он решает. Может, уйдет к другому викингу, как Крушиголов, а может, вовсе улетит. Он сам решит, где ему будет лучше.       Девочка молча кивнула. — Нам пора домой. Не хватало, чтобы кто-то из нас промок из-за бури, — подхватив Руну на руки, Иккинг вместе с Астрид двинулись вверх по скале.       Где-то вдалеке пророкотал гром.

***

      Буря была ужасной. Боги словно ополчились против них. Дождь, лившийся с неба, смывал землю, подтачивал фундаменты домов. Молнии, словно науськанные, били в их остров, вызывая пожары. — Иккинг! — Громгильда едва удерживалась на ветру, то и дело теряя равновесие из-за сильных порывов. — Хватай! — вождь перебросил Балдера с крыши в руки жены. Та, поймав, крепко прижала его к себе, словив после и дочь. — Прыгай! — она протянула одну руку, готовясь схватить его. Второй же держала крепко вцепившихся в неё и седло детей. — Улетай! Я за Беззубиком! — вождь, взмахнув рукой, скрылся в горящем доме. Его брат оказался заперт на первом этаже частично обвалившейся лестницей. Пробить стену они не могли, иначе весь дом рухнул бы прямо на них. — Я здесь, братец, — Иккинг влетел в седло, ставя протез в крепление. Искусственный элерон тут же ожил, расправляясь. — Попробуй… — громкий треск не дал озвучить идею. Дом, накренившись, поплыл по волнам грязи, стекая в море. Иккинг успел услышать панический взмах крыльев Беззубика прежде, чем дом, ударившись о воду, раскололся пополам. Вокруг всё потемнело, Иккинг, менее крепкий, чем дракон, потерял сознание, непроизвольно глотая воду.       Когда Иккинг очнулся, то испугался совсем не по-викинговски. Напротив него был огромный глаз. Зрачок был размером с его отца, а само око и вовсе в три его роста. Цвет же отчасти завораживал — темно-зелёный, с толстыми чёрными и белыми прожилками. Веко, опустившееся и поднявшееся, было почти полностью чешуйчатым, цвета моря.       Через миг Иккинг осознал, что глаз смотрит прямо на него. — Моё имя — Уроборос. Твои предки же звали меня Ёрмунганд, морской змей. Я благодарен тебе, Иккинг. Ты прекратил войну и убийство моих детей, — голос гиганта был тяжелым и гулким, словно давя на мозг. При этом Иккинг не видел его рта, и, казалось, что змей говорил с ним напрямую через голову.       «Его детей? Он о драконах?» — Верно, — Иккинг вздрогнул. Он не ожидал, что змей умеет читать его мысли. — И в благодарность я изменю твой цикл. Ты не должен был умереть сегодня, Иккинг. И ты будешь жить. Соверши своё деяние вновь, и тогда ты сможешь обрести покой на душе.       Глаз ушёл куда-то назад, мимо быстро мелькала чешуя. Иккинга стал окутывать зеленоватый дым, раздражающий легкие. Ему стало трудно дышать (хотя он не понимал, как он до этого, будучи под водой, вообще мог дышать), и мир снова потемнел.